Не поддавайся нужде, обязательно учись! И береги свое здоровье. Выберитесь вы куда-нибудь из этого проклятого подвала. Как жалко, что мне здесь негде заработать копейки.
Ходят слухи, что ссыльных стали забирать в солдаты. Неважны, значит, дела у Николки, если от нас защиты ждет. Мы ему, конечно, поможем - как же! С винтовкой в руках легче разговаривать.
Не унывай, дочка, держись, скоро увидимся!"
- Хорошо, отец, - вслух сказала Катя, - буду такой же, как ты. Я дождусь тебя!
Только две недели молчал гудок Путиловского завода. И вот рано утром вновь загудел, призывая рабочих к стапелям, печам, станкам, верстакам и горнам.
- Слава тебе, господи! - перекрестилась Степанида Игнатьевна и принялась тормошить внука: - Вставай, Васек, вставай! Наш гудит!
Пока Вася мылся, бабушка поставила на стол стакан дымящегося чаю и положила рядом кусок белой солдатской галеты и сбереженный для такого торжественного утра осколочек сахару.
- Другие хоть отдохнули за эти дни, - наблюдая, как внук пьет чай "вприкуску", сказала Игнатьевна. - А ведь тебя с Демой дома не удержишь. Люди спят, а вы до утра колобродите.
- Мы же не по гулянкам ходим.
- Да лучше бы веселились, чем с посадскими связываться. А то лежишь здесь и тревожишься, как бы ножом кто не пырнул.
Вася налил второй стакан чаю, но допить не успел: с улицы послышался знакомый стук в стену.
- Вон дружку твоему не терпится! Хоть бы поесть-то спокойно дал.
Вася не стал слушать воркотню бабушки. Отодвинув недопитый чай, он схватил шапку, куртку и, на ходу одеваясь, выскочил на улицу.
Дема ждал его с хмурым видом.
- С отцом поругался, - сказал он. - В драку лезет. Не смей, говорит, против Ваньки Быка. Еще чего доброго дом из-за тебя спалят.
- И бабка моя ворчит. Не обращай внимания.
- Она у тебя по-иному. А ему церковники в уши жужжат. Если отец узнает, что я в партию вступил - изувечит. Видно, мне придется, как Фильке, из дому уходить.
В мастерской было холодно и неуютно. Савелий Матвеевич сидел на корточках у наковальни и подсчитывал заготовки.
- Раздувайте горн, - велел он парням. - Живые деньги валяются. Старый заказ еще не сдан, восьми поковок не хватает. До обеда закончим.
Дема с Васей принесли древесного угля, коксу и принялись раздувать горн. Вскоре железные болванки, уложенные полукругом, стали нагреваться.
Большинство рабочих слонялись по цеху без дела. Работу им мог дать лишь мастер, а он почему-то не появлялся.
- Вот ведь шкура, - сказал пожилой кузнец. - Простому человеку никогда не сочувствует. О своей корысти только думает. На работу нанимаешься - взятку давай. Заказ хочешь выгодней получить - тоже сунь. И в именины подарок неси, иначе настрадаешься, рублевки в день не заработаешь.
- На тачке вывезти такого! Нечего на него смотреть!
Когда появился мастер, возмущенные рабочие вылили на взяточника ведро мазута, толкнули в тачку и вывезли за ворота.
Мастера в старокузнечном цеху заменил шестидесятилетний Никифор Белолед. Ему взялся помогать Савелий Матвеевич. Они оба прошли в конторку и не спеша вместе с учетчиком стали разбираться в накопившихся бумагах.
Минут через двадцать-тридцать к парням, заканчивавшим заказ, подбежал мальчишка-разносчик и крикнул:
- Кокорева в конторку!
Полагая, что Савелий Матвеевич сейчас заставит писать какие-нибудь наряды, Вася снял рукавицы и нехотя поплелся.
В конторке Савелий Матвеевич, взяв со стола конверт, строго взглянул поверх очков на Кокорева и спросил:
- Кто же это тебе на завод пишет?
- Не знаю… никогда не писали.
Неумело распечатав конверт, юноша развернул письмо и, увидев на нем Катину подпись, смущенно покраснел.
- Это с Выборгской, - сказал он. - Мы на митинге у них выступали.
- Благодарят, что ли? - поинтересовался Савелий Матвеевич. - А ну, покажи.
Вася еще больше смутился.
- Да нет, одна девушка… она нас на конфетную фабрику водила.
Савелий Матвеевич укоризненно покачал головой.
- Хороши! Едут по серьезному делу, а в голове только свое: как бы девушек захороводить.
Вечером парни поехали на Выборгскую сторону. Кокорев быстро отыскал Катин дом; вдвоем они вошли во двор, но постучать в подвальное окно не решались.
- А вдруг не она здесь живет? - высказал сомнение Дема.
- Как не она? Я хорошо помню, - возразил Вася.
- Ну, если помнишь, стучи.
- А может, действительно не она? - стал сомневаться и Кокорев. - Давай лучше войдем в квартиру, будто по делу, и письмо оставим.
- Ну что ж, пиши.
Пристроившись у высокой поленницы березовых плах, Вася принялся писать записку, а Дема со скучающим видом разглядывал двор.
За этим занятием их и застала Катя Алешина. Узнав парней, она растерянно остановилась и почувствовала, как жарко запылали щеки.
- Вы?! Вы как здесь очутились? - спросила она.
Парни тоже смутились.
- Мы пригласить вас хотели, - смущенно сказал Дема. - У нас в воскресенье клуб открывается. Придете?
- Спасибо, - поблагодарила девушка. - Но вы, может, подождете минутку? Я только с завода. вымыться не успела. Побудьте здесь; мы вместе к Наташе сходим.
Она сбежала по ступенькам вниз и скрылась за дверью.
Бросив на кровать пальто, Катя помчалась на кухню и, вернувшись с застрявшими бусинками воды на волосах, стала торопливо переодеваться.
- Куда ты, шальная? - спросила бабушка. - Все-то у вас спешка. Супу хоть поешь.
- Некогда, бабуля; потом.
Проворно натянув на себя праздничное шерстяное платье, хорошие чулки и туфли, Катя подбежала к зеркалу.
- Что-то ты посвежела нынче, разрумянилась. Лектриса прямо! - любуясь внучкой, заметила бабушка. - Чего без нужды глазки в зеркало, совать, женихов-то ведь нет?
- Найдутся, - весело заявила девушка. - Сами придут!
На бегу она чмокнула бабушку в щеку.
- Шальная… впрямь шальная!..
На улице Катя подхватила Васю и Дему под руки и зашагала с ними к райкому.
В другой день она, наверное, оставила бы парней у входа, а сама пошла бы к Наташе, но сегодня она осмелела и предложила:
- Идите первыми и официально пригласите на вечер. Ее величают Натальей Федоровной.
Вася и Дема прошли в комнату, где сидела Ершина. На столе у нее была груда брошюр, увязанных в пачки. Девушка писала на пакетах адреса.
- Вам кого? - спросила она, не узнавая путиловцев.
- Мы к вам, - поклонившись, сказал Рыкунов. - Пришли пригласить вас на открытие Нарвского клуба.
- Это, наверное, не меня, вы ошиблись... Вам Женю Егорову?
- Нет, в точности вас, Наталия Федоровна.
- Ой, узнала! Думаю, где же я их видела? Вы ведь Катины знакомые?
Минут через десять Наташа освободилась. Запирая ящики стола и машинку, она сказала:
- Подождите меня у входа. Я мигом.
Вечер был мягким, безветренным. Падали редкие сухие снежинки. В сиянии уличного фонаря они роились, как ночные бабочки.
Вскоре на улицу выбежала Наташа. Несмотря на то, что девушка была в ботинках с высокими каблуками, она оказалась Деме по плечо. Васе подумалось, что Ершина не понравится его рослому другу. Но он ошибся, - резвость Наташи была по душе Рыкунову. Заспорив о чем-то, Наташа запустила в Дему снежком и бросилась бежать. Он помчался вдогонку, пытаясь поймать ее, но Ершина так ловко увертывалась, что он то и дело попадал в сугробы.
Вася с Катей молча шагали рядом.
- Если бы я не написала письма, вы бы сами не собрались прийти? - вдруг спросила девушка. - Да?
- Нет, я очень хотел, - возразил Вася. - Но с того воскресенья такое качалось, что мы даже выспаться не успевали.
- А потом?
- Одному неудобно, а Дему насильно не потащишь.
- Почему же без него неудобно?
- Мы привыкли всюду бывать вместе.
- Но не всю жизнь вы будете только с Демой ходить! Впрочем, я вам завидую, - призналась Катя. - У меня не было такой подруги. Всем приходилось делиться только с отцом, потому что мать хоть и любит меня, но не понимает, а он был как товарищ, самый близкий... Мы даже уроки вместе готовили…
Она вспомнила, как помогала отцу учиться, как арестовали его.
- Вчера я получила радостную весть: отец уже на свободе. Правда, он попал на фронт, рискует в окопах жизнью, но может в любой день приехать.
- А я своего отца едва помню, - глядя во тьму, сказал юноша. - Лишь недавно узнал, что он был в боевой дружине. После пятого года отца поставили на тропе охранять маевку. Какой-то подлец выдал их. Конные городовые и казаки, побросав коней на шоссе, начали оцеплять лес. Отец их заметил, но поздно. Чтобы задержать казаков и предупредить своих об опасности, он укрылся за валуном и стал стрелять из "смитвессона". Наши заводские, услышав стрельбу, сразу же по кустам, по болоту - и домой. Думали, и он уйдет. А отец отстреливался до последнего патрона. Казаки так обозлились, что засекли его шашками. Полиция даже мертвого не отдала матери. Товарищи отца собрались на тропе и провели траурный митинг. Валун тот у них как бы памятником стал: каждый день на нем то цветы, то красные ленты появлялись. И полиция ничего не могла сделать. Посбрасывает, потопчет цветы, а они через день опять рдеют.
- И вы даже не знаете, где он похоронен?
- Нет. И валуна лесного мы с Демой в позапрошлом году не нашли. Его, видно, взорвали или разбили: вокруг валялись обломки. Мы их собрали в одно место, поставили шест с красным флажком и поклялись не оставлять друг друга в беде.
- А третий может к вам присоединиться? - спросила Катя.
- Смотря кто будет этот третий.
- Если это буду я?
- Да, - стиснув ее руку, ответил Вася. - Вас примем.
Девушка вдруг смутилась.
- Идем догонять их! - предложила она и побе-жала.
Они настигли Наташу с Демой и вчетвером дошли по Петроградской стороне до Троицкого моста. Там Ершина остановилась.
- На сегодня довольно, - сказала она. - Завтра всем рано вставать. Где же вы нас в воскресенье встретите?
- Ну, хотя бы у Нарвских ворот, - предложил Дема.
- Хорошо. Ждите в восемь. Вася и Дема хотели проводить девушек домой, но те запротестовали.
- Вам и так далеко. Мы сами доберемся, вдвоем нам не страшно.
Глава четырнадцатая. ДОЛОЙ С ГОРИЗОНТА ЖИЗНИ
В "Красном кабачке" гулял Ванька Бык со своей шатией. Вскоре сюда ввалилась новая ватага. Чумазый босяк в длинной кавалерийской шинели, выпив прямо у стойки стакан самогона, сдернул с головы шапку и обратился ко всем:
- Граждане, братишечки! Житья не стало, дыхнуть невозможно. Да что ж это за жизнь распроклятущая! - Босяк хлопнул шапкой об пол и каким-то слезливым, бабьим голосом начал жаловаться: - С Огородного турнули, с Ушаковской гонят… и на Нарвскую не сунься! Какая ж это свобода? Для того мы городовых били, чтобы новые появились? Сегодня опять на нас напали. Чуваков чинно-благородно в ихний клуб хотел пройти, а ему у дверей говорят: "Стоп, пьяным нельзя". А какой он пьяный? Даже не выпимши - каких-то два - три стакана. Я, конечно, заступаться. Так нас обоих схватили под руки, довели до угла, а там - коленкой под зад и грозятся: "Если еще явитесь, - в кутузку запрем". Да что ж это деется! Куда ты, Ваня, смотришь? Почему забижать своих даешь? Как городовых бить, и босяки гожи! А гулять без нас?..
Из-за стола поднялся кряжистый Ванька Бык. Маленькие глаза его налились кровью и на толстой, сливающейся с плечами шее надулись жилы.
- Кто тебя не пустил? - грозно спросил он и так рванул ворот, что отскочившие пуговицы запрыгали по полу. - Кто такие?
- Да все те же, которые добычу на Огородном отняли.
- А ты пугнуть не мог? Сказал бы, что я велю.
- Говорено. А им хоть бы хны, - не боятся тебя. Мы, говорят, и Ваньку Быка утихомирим.
- Врешь!
- Вот те крест. Чувакова спроси.
- Верно, - отозвался тот. - Турнуть грозились.
- Ладно, будет языком трепать, - оборвал его Ванька Бык. - А ну, кто со мной в клуб догуливать?
Поднялось человек восемь. Роняя стулья, они ушли во двор к оседланным коням. В трактире остались только очень пьяные.
В Нарвский клуб молодежи съезжались гости. От обилия света и грохота духового оркестра входящие сразу веселели. Сдав пальто в гардероб, одни шли к буфету, а другие - в верхний зал занимать места.
Рыкунова и Кокорева часто вызывали к выходу. Там появлялись то скандальные безбилетники, то пьяные, которых нужно было утихомирить или выпроводить. Катя с Наташей скучали одни.
- Неудобно как-то получается, - сказал Вася. - Пригласили девушек, а сами бегаем.
- Верно, - согласился Дема. - Давай вот что сделаем: ты занимай их, а я буду с нашими ребятами. А потом сменимся.
Они так и решили: Дема вышел со своими парнями на улицу, а Вася провел девушек наверх и усадил.
Торжественное заседание было коротким. Ораторы поздравили нарвцев с новым клубом, оркестр сыграл туш, и сразу же начался концерт.
Черноглазая курсистка с чувством декламировала отрывки из поэм Пушкина, Некрасова, а под конец прочла стихотворение путиловского поэта Георгия Шкапина, написанное им в тюрьме.
Шкапина знали многие путиловцы; он работал на заводе котельным разметчиком, поэтому курсистке долго хлопали.
Потом выступили две певицы из хора Екатерингофского сада. Они дуэтом спели "Чайку" и "Умер бедняга в больнице военной". Песня вызвала у солдаток слезы.
Вася заметил, что и у Кати глаза повлажнели: "Вспомнила отца". Он сочувственно сжал девушке руку. Она не отняла ее, а доверчиво оставила в его ладони.
После концерта начались танцы и игры. Пожилые люди стали расходиться.
- Где же ваш Дема? - поинтересовалась Наташа. - Пригласил, а сам исчез.
- Он дежурит сегодня. Но я его сейчас пришлю, - пообещал Вася. - Потанцуйте пока без нас.
Он спустился вниз и, разыскав Рыкунова, сказал:
- Наташа там скучает. Иди, я подежурю.
Дема хотел уже было передать ему красную нарукавную повязку, но, сообразив, что теперь Катя останется одна, передумал.
- А может, вместе погуляем? - спросил он. - Наверное, уже никто ломиться не будет. А если случится что, ребята и без нас управятся.
- Конечно, - с готовностью согласился Вася. Отдав Демину тужурку и шапку в гардеробную, юноши поднялись в верхний зал. Оркестр играл "тустеп". Катя танцевала с Наташей.
После "тустепа" затеяли игру "два мало - три много". Наташа, догоняя замешкавшегося Дему, с таким усердием хлестала по его широким плечам, что юноща невольно подумал: "Не сердится ли она на меня?" Позже, когда они оказались в одной паре, он спросил:
- Наташа, за что вы меня так отстегали? Девушка лукаво ответила:
- Чтобы не пропадали надолго.
Начался новый, веселый и шумный танец "ойра-ойра". Дема с Васей не раз видели, как танцуют его, поэтому они пригласили девушек. Танец оказался не трудным, они быстро с ним освоились.
И вот в самый разгар веселья снизу вдруг послышался женский визг.
Вскоре на лестнице показался растерянный дежурный и жестами подозвал Дему и Васю.
- Там Ванька Бык… Лютикова по голове ударили и ворвались сюда, - сообщил он. - Сейчас они уселись в буфете и требуют лимонаду. Видно, водку с собой принесли.
- Сколько их?
- Семеро.
- Справимся, - сказал Дема. - Надо только как-нибудь девчат выпустить на улицу.
Наверх поднялся и встревоженный Борис Тулупин.
- Надо без скандала закрыть вечер, - сказал он. - А то наш клуб с первого дня дурную славу получит. Потом сюда и калачом людей не заманишь. Пусть дежурный скажет в буфете, чтобы им лимонад подали. А я прощальный вальс закажу. Начнем выпускать гостей с черного хода. Вы только парней предупредите.
- Ладно, - согласился Дема. - Я сейчас пойду ребят собирать, а ты, Вася, проводи Наташу с Катей до трамвая и быстрей назад.
Они так и сделали. Оркестр заиграл "Осенний сон". Пары закружились в плавном вальсе.
Вася Кокорев сходил в гардеробную, оделся и принес девушкам пальто. Через запасный ход они спустились во двор, прошли под арку ворот и очутились в темном переулке.
Чтобы не провалиться в яму и не наткнуться на что-нибудь в темноте, они шли, держась за руки. Впереди у забора девушки вдруг заметили какие-то колышущиеся тени.
- Что это там? - придерживая Васю, испуганно спросила Наташа. Катя тоже остановилась и прижалась к нему.
Напрягая зрение, Кокорев стал вглядываться во мглу. Уловив едва слышное позвякивание уздечки и характерное пофыркивание, он сказал:
- Не бойтесь, это лошади к забору привязаны. Проводив девушек до трамвайного кольца, Вася спросил:
- Когда мы скова увидимся?
- Приходите с Демой в субботу прямо ко мне, - предложила Катя.
- А я постараюсь билеты куда-нибудь добыть, - пообещала Наташа, проходя в вагон.
Катя на секунду задержалась на площадке и шепнула:
- Если Дема не сможет, приезжай один.
- Приеду, - ответил он.
Когда Кокорев вернулся в клуб, в гардеробной уже одевались последние пары. И здруг Ванька Бык это заметил. Он вскочил, откинул стул в сторону и, подойдя к двери, спросил:
- А куда это все барышни уходют? Мне танцевать желательно. А ну, где там оркестр?! Играй "барыню", я за все заплачу!
К Ваньке подошел Дема Рыкунов и твердо сказал:
- Клуб уже закрывается… оркестр играть кончил. Вам тоже пора уходить.
- Чего? А ты здесь кто такой?! - уставив пьяные глаза на путиловца, заорал громила. - Нынешний городовой, да?! Так мы били вас и будем бить. Чуваков! Этот тебя не пустил? Дай ему по зубам.
Клуб уже покидали музыканты. Оттолкнув Рыкунова, Ванька Бык ринулся к двери и преградил им путь:
- Стой, не пущу! Играйте по моему заказу! Скидывай пальтухи, говорю, и струмент вытаскивай. А ну, принимай по одйому! - крикнул он своим босякам и, хватая музыкантов, начал швырять их в другой конец зала.
Дема Рыкунов подал сигнал ребятам, желая прекратить безобразие, но Тулупин остановил его:
- Погоди, пусть девчата уйдут, - сказал он. - С Ванькой Быком надо раз и навсегда кончить.
Выпустив оставшихся гостей через черный ход, путиловцы сошлись наверху и стали обдумывать, как обезвредить громил.
- Я бы их разделил, - предложил Кокорев. - За углом стоят оседланные лошади. Если кто-нибудь крикнет, что коней угоняют, громилы повыскакивают на улицу. Их там по одному схватить можно.
- Верно, молодец, - похвалил комендант. - Иди расставь ребят на улице, а мы здесь навалимся. Надо сделать так, чтобы они оружие не успели вытащить.
Вася Кокорев, отобрав нужных ему ребят, вывел их черным ходом на улицу и спросил:
- Кто умеет верхом ездить?
- Я… Я, - отозвалось несколько голосов.
- Мне двух хватит. Вот ты... и ты, - указал он на самых ловких парней. - Отвяжите коней и во весь опор гоните мимо клуба. - Ты, - ткнул он пальцем в низкорослого паренька, - вбежишь в клуб и крикнешь: "Коней угоняют, скорей на улицу!" Когда они побегут, - ножку подставляй, пусть кубарем вылетают. А вы, - обратился Кокорев к остальным, - глушите чем попало и руки скручивайте..
Из клуба на улицу стали доноситься нестройные звуки оркестра и грохот тяжелых сапог. Пьяная ватага принудила музыкантов играть "барыню".