В первую же неделю озорные молотобойцы сговорились подшутить над новичком. Кто-то из них нажег в горне клещи и, кинув их на землю, крикнул:
- Эй, мальчик, а ну живо… подай-ка клещи!
Вася поспешил исполнить просьбу, а озорные молотобойцы следили за ним, ожидая, что парнишка сейчас испуганно взвизгнет и отдернет руки от накаленного железа. Вот будет потеха!
Но забавы не получилось. Схватив в руки клещи, Вася лишь вздрогнул и не выронил их. С бледным лицом он молча окунул руки в стоявший рядом чан с сизой от окалины водой и там с трудом разнял пальцы.
Задыхаясь от обиды, он поднес к губам ладони, надеясь сдуть с них боль, но напрасно: руки саднило, они нестерпимо горели. Чтобы не показывать слез, Вася ушел в дальний угол кузницы, спрятался за кипятильником. Он не слышал, как старый кузнец, которого все в цехе величали Савелием Матвеевичем, изругал озорников.
Старик с сердито распушенными усами раскрыл свой шкафчик, достал с полки небольшой пузырек с подсолнечным маслом и, подойдя к Васе, приказал:
- Показывай, что у тебя с руками. Спекшаяся кожа на ладонях и пальцах мальчика вздулась волдырями. Кузнец сочувственно покачал головой и сказал:
- Вот ведь, мерзавцы, что наделали! Набилось тут всякой шантрапы: маклаки, дворники, приказчики да купчики разные. От войны прячутся. Сунули мастеру взятку и от солдатчины избавились, благо "Путиловец" военные заказы выполняет. Им ведь не работа нужна, а отсрочка от окопной жизни. А тут человека заработка лишили. Нашел перед кем характер показывать! Узнает мастер, что руки пожег, - выгонит из мастерской. Ему здоровые нужны.
Савелий Матвеевич осторожно смазал Васе пальцы и ладони подсолнечным маслом.
- Чуть обсохнет, перевяжешь, - посоветовал он. В лице парнишки ему почудилось что-то знакомое. - Чей будешь-то? - поинтересовался кузнец.
- Кокорев моя фамилия, - ответил Вася.
- Не Степана ли Дмитриевича сын?
- Его.
- Знавал я твоего отца. Первый котельщик был. Наших кровей человек. За рабочий народ пострадал. А мать что делает?
- Умерла недавно, на работе простудилась.
- Та-ак, - протянул Савелий Матвеевич, - полный сирота, выходит. С кем же ты теперь живешь?
- С бабушкой. Она чаеварщица, через ночь работает.
- В школу ходил?
- Начальную кончил.
- Грамотен, значит? Это хорошо, - отметил кузнец, глядя через очки добрыми глазами на Васю; Он помолчал некоторое время, затем предложил: - Вот что мы с тобой сделаем. С такими руками ты, конечно, дней на десять не работник. Давай-ка, чтоб начальство не заметило, перевяжем бинтом да рукавицы натянем. Я тебя в ученики беру. С мастером сам договорюсь. Сперва будешь нагревальщиком, а потом - в подручные поставлю. Только слезы утри и голову держи выше! - ворчливо добавил он.
Савелий Матвеевич помог Васе забинтовать каждый палец по отдельности, отдал ему свои рукавицы и позвал Дему Рыкунова.
- Вместе работать будете.
- Я его знаю, - сказал Вася. - Мы в одном переулке живем, он у нас самый сильный. На рождество, когда волковцы драться полезли, четверых погнал…
Дема сделал угрожающие глаза: молчи, мол; при Савелии Матвеевиче об этом нельзя.
Кузнец не одобрял кулачных увлечений своего молотобойца, но на этот раз лишь усмехнулся в усы и, как бы не заметив сигнализации Демы, добродушно произнес:
- Вот и хорошо, что сильный. Поручаю тебе Кокорева; никому не давай обижать.
- Будьте спокойны, на три шага не подпущу, - ответил Дема.
Савелий Матвеевич в цеху считался виртуозом кузнечного дела. Самые точные и сложные заказы поручались ему. Старший мастер недолюбливал кузнеца за независимый характер и за разговоры, которые он вел с рабочими, но увольнять не решался: "Где еще добудешь такого работника? Кузнец наивысшей категории!"
Мастер старался не замечать своенравия Савелия Матвеевича и не сталкиваться с ним по пустякам. Кокорева он зачислил в ученики без споров и возражений: "Пусть подучит еще одного, - умелых работников немного осталось".
Вася первое время подсыпал уголь в горны и следил за дутьем, чтобы железные болванки нагревались равномерно. Он любил горячие минуты нелегкого кузнечного труда. В цеху поднимался такой перезвон, что вздрагивали черные, закопченные окна и дрожала земля. Савелий Матвеевич своим молотком отбивал мелкую дробь, указывал, куда надо ударить, а молотобойцы, взмахивая тяжелыми кувалдами, ухая, били по вязкому искрящемуся железу. Горячая окалина разлеталась во все стороны… Взмокшие молотобойцы то и дело подходили к баку с водой и утоляли жажду большими жадными глотками. А Савелий Матвеевич, который не любил пить во время работы, говорил Васе:
- Только ты не вздумай водохлебствовать. Сила - она лишь в сухом теле держится.
Работали в кузнечном цехе с рассвета до сумерек. И только в субботу рабочий день заканчивался раньше. В субботу обычно бывала получка. Многие рабочие отправлялись гулять в ближайшие трактиры: кто в "Марьину рощу", кто в "Финский залив", а кто в "Ташкент" или "Россию". Любители выпить за чужой счет не раз зазывали и Васю.
- Эй, новичок, обмыть бы пора работенку. А то имени не получишь и в кузнецы не выйдешь.
Всякого новичка они звали "чудаком" или "пскопским" до тех пор, пока тот не пропивал с ними всю получку, и только после этого его величали по имени, а иногда даже и по отчеству. А если человек скупился на водку, то ему устраивали всякие каверзы: гвоздями прибивали к верстаку рукавицы, прятали инструмент или подсовывали под руки накаленные клещи, зубила. Этого они добивались и у Васи, но однажды Савелий Матвеевич строго предупредил вымогателей:
- Не цепляться к парню! Вам гулять, а он сирота - сам себя одевай, обувай да еще бабку старую корми. И делу не вам его обучать. Ясно?
- Понятно, Савелий Матвеевич, да мы его… мы ничего… - смущенно забормотал один из подручных. - Пускай паренек работает.
Приставалы боялись Савелия Матвеевича, потому что в цеху люди ценились по мастерству, по умению точно и аккуратно работать. Тот, кто работал небрежно, много браку делал, - слыл никчемным человеком и уважением не пользовался. Такому старые рабочие даже рта не давали раскрыть: "Ты сначала инструмент научись держать, - с презрением говорили они, - а потом рассуждай".
Среди вымогателей квалифицированных рабочих было немного. Обычно этим занимались подручные, не получавшие самостоятельной работы. Гнев Савелия Матвеевича для них был опасен: ни совета, ни помощи от него не жди. И другие старики презирать начнут. Поэтому они перестали приставать к Васе.
В субботу после получки Дема с Васей шли в баню, надевали чистую одежду и всякий раз задумывались: куда же пойти? Они знали, что некоторые заводские парни ходят на Огородный переулок играть в орлянку, другие же компаниями отправляются в Екатерингофский парк задевать девушек-копорок и горланить под гармошку песни, а третьи разбредаются по трактирам пьянствовать.
Васе нравились картины про войну, сыщиков и разбойников, которые показывали в кинематографе. Однажды он уговорил Дему съездить на Петроградскую сторону. Там, за Невой, был огромный зверинец, а рядом с ним - Народный дом, с кривыми зеркалами, "чертовым колесом", на котором не удержаться никакими силами, с "комнатой страхов", разными играми на призы, качелями и "американскими горами".
Дема поехал с неохотой. Он не любил ездить в трамвае по городу, тут всякий норовит унизить рабочего парня: "Куда прешься?", "Еще перемажешь кого", "Не видишь - люди сидят?" "Напустят тут всяких, только за карманом поглядывай". Не полезешь же драться с обидчиками, когда городовых полно. И ответить не ответишь, - весь вагон загалдит: "Высадить грубияна заставского! Совсем охамели!"
Они с Васей остались на площадке, доехали до зверинца и там сошли.
Отдав по двугривенному за входные билеты, парни часа два разглядывали диковинных зверей и птиц. Покормили морковкой слониху, посмеялись над бурыми медведями, вытворяющими всякие штуки, чтобы выпросить конфетку, и долго стояли у клетки с обезьянами, похожими на маленьких уродливых человечков.
Съев по горячему бублику у выхода, парни пошли в Народный дом, светившийся разноцветными огнями.
В саду играла музыка, высоко раскачивались качели, кружились на каруселях бумажные фонарики.
- Куда хочешь: на "американские горы" или к кривым зеркалам? - спросил Вася.
- Давай лучше пойдем туда, где призы дают, - предложил Дема.
Призы давались за меткую стрельбу из лука и духового ружья, за набрасывание колец на колышки, за попадание мячом в небольшие отверстия и за удары тяжелым дубовым молотом по клину.
Там, где находилась "стреляющая кузница", было много подвыпивших мужчин и парней, пробовавших свою силу. Они размахивались и с придыхом били молотом по обкованному клину. После каждого удара меж высоких стоек, взлетала железная стрела с пистоном на кончике. Если она касалась железной перекладины наверху, то пистон громко щелкал. Но никому не удавалось разбить пистона. Стрела поднималась на три-четыре метра и падала.
- Не попробовать ли мне? - шепотом спросил Дема у Васи.
- Давай, может, у тебя выйдет. Будем пополам платить, - ответил тот.
Дема уплатил гривенник, взял поудобней в руки длинную рукоятку молота, размахнулся и ударил в центр клина.
Стрела, казалось, долетела до железной перекладины, но выстрела не послышалось.
- Ого! Силен парень! - удивились стоявшие вокруг зеваки. - А ну еще хвати!
- И ударю! Плати, Вася, еще гривенник.
Готовясь ко второму удару, Дема снял куртку, поплевал в ладони, широко расставил ноги и, высоко вскинув молот, ахнул им изо всей силы…
Стрела взвилась к перекладине, и пистон звонко щелкнул.
- Аи да парень! Молодчага! - одобрительно загудели в толпе.
Дема распалился.
- Поставь еще монету! - сказал он Васе. Третий удар был таким же ловким и сильным:
пистон дал об этом знать.
- Вали, парень, еще; все призы заберешь! - хохоча, советовал кто-то из зрителей.
Дема хотел было ударить четвертый раз, но хозяин "стреляющей кузницы" сердито остановил его.
- У нас больше трех раз не полагается, - заявил он. - А призы на выбор: есть портрет наследника в золоченой рамке, колечко с камушком, книжки про разбойников и сыщиков.
- Бери книжки, - посоветовал Вася.
Они взяли книжку о разбойнике Антоне Кречете и три тонких брошюрки с цветными обложками про короля сыщиков Ната Пинкертона.
Дема не решался нести книжки домой.
- Спрячь их у себя, - сказал он Васе. - Отец у меня неграмотный, книжек боится. Он и у брата Фильки все пожег. "В тюрьму, - говорит, - из-за тебя, подлеца, попадешь. Чтоб ни одной книжки в доме не видел!"
Выигранные книжки Кокорев отнес к себе в каморку. Вечерами после работы Дема приходил к нему и спрашивал:
- Почитаем, Васек; а?
Сам он читал с запинками, перевирая слова и ударения, так как в школе учился всего две зимы. Слушать его было скучно и утомительно, поэтому приходилось читать вслух Васе.
Книжки про сыщика оказались занятными, а "Антон Кречет" обрывался на самом интересном месте.
- Надо продолжение Добыть. Поехали в Народный дом, - предложил в субботу Дема. - Теперь-то я приловчусь бить по клину.
В Народном доме они нигде не останавливались, а пошли прямо к "стреляющей кузнице".
Растолкав толпящихся зевак, Дема купил три билета. Дождавшись своей очереди, он снял куртку, бросил ее на руки Васе и не спеша подошел к молоту. Его движения были размеренны, как на работе. Он ударил раз… И стрела, взлетев до перекладины, разбила пистон. Второй удар был таким же успешным. А в третий раз стрела чуть не выбила перекладину.
В толпе от удивления только ахали:
- Вот это мастак!
- Молодой, а силищи сколько!
А хозяин "стреляющей кузницы" вновь обозлился:
- Довольно, будет тебе. Испортишь еще. Я тебе сам двугривенный дам, только отстань, не приходи больше.
- Вы не бойтесь, - сказал ему вполголоса Вася. - Мы у вас других призов не возьмем. Нам только книжки нужны. А когда прочтем, то вернуть можем.
- Вернете? - не поверил тот. - Как бы не так! Знаю я вашего брата. Приловчились, а теперь, верно, на толкучке моими книгами торгуете.
- Вот ей-богу! Сами читаем. честное слово.
- Ой, что-то не верю. Ну, ладно, - как бы нехотя согласился хитроватый хозяин аттракциона. - Берите выигранное, а когда вернете, дам бесплатно четыре билета - два ему и два тебе.
Чтобы получить призы на все четыре билета, Дема в цеху стал показывать Васе, как надо бить кувалдой по клину. Это заметил Савелий Матвеевич.
- В молотобойцы, что ли, дружка готовишь? - спросил он.
- Не-е…
Дема рассказал, как они добывают книги у владельца "стреляющей кузницы". Савелий Матвеевич покачал головой и заключил:
- Этот хитрец вас для обмана публики скоро начнет показывать. Мол, смотрите, есть парни, которые легко призы получают, не жалейте только гривенников. Такие, как он, ловки, - вмиг жуликом сделают. А какие книжки у него?
- "Антон Кречет", "Палач города Берлина", "Антонио Порро", - начал перечислять Вася. - И выпуски про сыщиков.
- Нда-а, начитаетесь вы всякой дребедени о жуликах и шпиках, вам и работа в голову не пойдет, легкой жизни захочется. Вот что, дружки-приятели, бросайте-ка ходить к своему обдувателю, если не желаете со мной поссориться. А книжки мы без него достанем. Я тоже любитель почитать.
На другой день Савелий Матвеевич принес книжку в крепком переплете.
- Александр Сергеевич Пушкин, - сказал он и посоветовал: - Начните читать с Дубровского.
Парни прочли книжку и, вернув ее, попросили:
- Нет ли еще чего-нибудь такого?
- Найдем, - ответил Савелий Матвеевич и дал им "Тараса Бульбу".
Зимой кузнец взял Васю к себе в подручные и стал посвящать его в секреты ремесла. Ему нравился серьезный и быстро соображающий юноша. "Сделаю его мастером, - решил Савелий Матвеевич. - Ум бороды не ждет".
Однажды он позвал Васю к себе домой и там, достав несколько брошюрок из тайничка, сказал:
- Только чтоб никому! Понял? Если схватят, скажи, - нашел. Иначе мне и тебе тюрьма. Разбирайся сам втихомолку. А потом потолкуем, объясню непонятное'
- А с Демой нельзя?
- Ну, с ним, пожалуй, можешь, только осторожней.
По вечерам, когда бабушки не было дома, Вася с Демой запирались в каморке, зажигали пятилинейную лампу и читали книжки, от которых тревожно замирало сердце. Порой они запутывались в мудреных словах и рассуждениях, по нескольку раз перечитывали одни и те же места, стремясь вникнуть в смысл написанного. Но не сдавались, не возвращали недочитанных книжек Савелию Матвеевичу, а упорно одолевали их.
Иногда кузнец давал парням поручения: то пронести на завод листовки и рассовать их по шкафикам, то собрать деньги для передачи путиловцам, попавшим в тюрьму. А в дни забастовок, когда трусы не подчинялись большинству и продолжали работать, он говорил:
- А ну, ребята, шугните их из цеха.
Такие задания Деме больше всего нравились. Набив карманы заклепками, гайками, друзья прятались в каком-нибудь углу цеха и из своего укрытия принимались обстреливать штрейкбрехеров. Те, не понимая, откуда летят в них гайки, злобно ругались, но все же выскакивали из мастерской.
***
"Что же сегодня могло произойти на заводе?" - торопливо шагая, недоумевали Дема с Васей.
У главной проходной "Путиловца" они увидели возбужденную толпу. Ворота были заперты, на завод охрана никого не пропускала. На столбах и заборе белели листки объявлений, вызывавшие ропот и ругань рабочих.
- Это они, проклятые, в отместку локаут объявили. На солдат надеются.
- Никто не ходи за расчетом! Голодом нас не испугаешь. И так ремни на последнюю дырку затянули..
Дема начал протискиваться к воротам и потянул за собой Васю. Добравшись к объявлению, он вслух прочел сообщение дирекции о том, что завод закрывается, что рабочие всех мастерских с 22 февраля получат расчет.
- От ворот поворот, значит? Вон она какая штука этот локаут. Крепко придумали.
- Набастовались на свою голову! - сказал стоявший рядом бородач. - Где теперь работу найдешь? Передохнем с голоду..
- С голоду-то что! Вот на фронт погонят, узнаешь тогда, как прибавку просить, - вторил ему молотобоец, живущий в пригороде. - Подбили смутьяны чертовы! А что нам, если гривенник или четвертак прибавят? За ценами все равно не угонишься.
- Тебе-то что, корову и огород имеешь. А другим-то как? Ребятишки с голоду пухнут.
- Эх вы, путиловцы! - с презрением произнес слесарь из паровозной мастерской. - Прочли листок и струсили. Может, в ноги генералу-директору пойдете кланяться? Сходите, он это любит.
- Не выйдет им, - злобно сказал рабочий в замасленной кепке. - Нас тридцать тысяч; заставим завод открыть, не позволим издеваться над собой!
- Ломай ворота!
- Стой, товарищи!.. Стой!
У ворот появилась группа старых путиловцев. Они сдерживали толпу. Среди них Дема с Васей заметили и Савелия Матвеевича.
На скамейку поднялся высокий клепальщик из лафетно-штамповочной мастерской.
- Товарищи! Не галдеть… Спокойно! - выкрикнул он в толпу. - Нас не запугают локаутом. Мы по всем заводам пойдем, весь город поднимем. Но действовать надо организованно. Первым долгом выберем стачечный комитет. Есть предложение - от каждой мастерской по человеку. От паровозостроительной выдвигаю Васильева.
- Правильно, подходящий человек, - согласились паровозники. - Давай Васильева! - и дружно подняли руки.
- От меднокотельной кого?..
Котельщики назвали фамилию своего представителя и проголосовали за него.
Когда очередь дошла до старокузнечной, Дема с Васей в один голос выкрикнули:
- Лемехова! Савелия Матвеевича!
Им никто не возражал. Кузнецы знали, что Савелий Матвеевич сумеет постоять за них, и с готовностью подняли руки.
После голосования Лемехов подозвал к себе Васю и Дему.
- Никуда не отлучайтесь, понадобитесь мне, - сказал он.
Выбранные в стачечный комитет ушли в здание больничной кассы. Совещались они часа полтора. Потом на улице появился Савелий Матвеевич и кого-то стал искать глазами.
- Нас, наверное, - сказал Вася.
Они поспешили к Лемехову. Тот отвел их в сторону и сказал:
- Слушайте внимательно. Решение стачечного комитета такое: остановить все предприятия за Нарвской заставой и разослать гонцов во все стороны. Пусть весь город бастует. На Выборгскую сторону человек десять поедет. И вы с ними. Расскажите там про наши дела и призывайте поддерживать стачку. Только не теряйтесь, держитесь смело, как положено путиловцам; помните, что вы делегаты самого большого завода,
Савелий Матвеевич помог парням разыскать едущих на Выборгскую сторону котельщиков и еще раз предупредил:
- Только не дурить! Не забывайте, кем вы посланы.