Вася видел в ее глазах слезы. Не зная, как ее утешить, он схватил Катину руку и прижался к ней губами.
- Ишь, антиллигент! - удивился надзиратель. - А ну, марш в камеру!
В камере Иустин спросил: - Видел молоденькую? - Так это же Катя.
- Слушай, не она ли в феврале листовки мне передавала?
- Возможно, она.
- А я этак нахамил. Эх, дурья голова!
Глава двадцать вторая. ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
В августе горели хвойные леса, подступавшие к столице с севера и с юга. Небо все время было мутным. Прогорклый дым проникал в город и усиливал чувство беспокойства и тревоги.
А тревожиться населению Петрограда было из-за чего. Обычно в такую пору рынки ломились от фруктов, овощей, муки и мяса. Сейчас же на столах и прилавках виднелись жалкие кучки молодого картофеля, зеленого лука, редиса, огурцов и северных недозрелых яблок. Все это продавалось по высоким, недоступным простому человеку ценам.
Разруха на транспорте, порожденная войной, усиливалась. В столицу все меньше и меньше завозилось продуктов, угля и промышленного сырья. Чуть ли не каждый день газеты объявляли о закрытии то фабрики, то завода. Армия безработных росла.
Приближались осенние холода и зима. Куда без работы денешься? Даже в деревню невозможно уехать. Не вскарабкаешься же со всем скарбом и семьей на крышу вагона?
- Голодом и бестолочью хотят задушить, - сердито говорил Савелий Матвеевич. - Надо брать власть в свои руки, иначе пропадем.
На обед кузнец принес из дому котелок постных щей, заправленных подсолнечным маслом. Видя, что Дементий с унылым видом жует сухую солдатскую галету, Савелий Матвеевич предложил: - Доставай ложку и подсаживайся. Щи - хоть кишки полощи!
За едой Лемехов вспомнил, как, разбирая в сарае всякий хлам, он наткнулся на рыболовные снасти Филиппа.
- Может, порыбачим в субботу? - спросил он. - Лодку, правда, мне дают для другого дела. Но кто нам помешает одно с другим совместить? И для маскировки лучшего не придумаешь. Только вот как с парусом? Ты умеешь управлять?
- Это Филька у нас мастер!
- А ты бы сходил на Франко-Русский, авось ему увольнительную дадут.
После работы Дементий поехал к Калинкиному мосту. На Франко-русский завод его не пропустила охрана. Но один из матросов взялся вызвать Филиппа с "Авроры".
Минут через сорок в проходной появился Филипп. Он был в рабочих холщовых штанах и такой же рубахе.
- С борта ржавчину счищаем, - сказал он. - Через месяц-два в море выйдем. А ты чего, - соскучился или по делу?
- По делу. Может, к садику пройдем? - предложил Дементий.
Филипп не возражал, Сказав матросам из охраны: "Ребята, я вот тут в шептальнике побуду. В случае чего, - сигнальте", - он прошел с братом в скверик. Там они уселись на скамейку и закурили.
- Ты помнишь моего товарища Васю? - спросил Дема. - Ну, я тебя еще на демонстрации знакомил. Его арестовали. Он сейчас в тюрьме. Аверкинский Мокруха так подстроил, что его будут судить за стрельбу в народ и ограбление. Кто еще из ваших матросов тогда с нами в церкви был?
- Как же, известны. Только не пойму - при чем тут Мокруха?
- Он, видно, следил за нами. В милицию с церковным сторожем пришел. А когда ребят схватили, он им какие-то кресты и чашу подкинул.
- Значит, жив, паскуда, и дел своих не бросил? Мне бы за старое с ним посчитаться. В общем, свидетели будут, не сомневайтесь. В воскресенье я зайду к вам.
- А пораньше... в субботу не можешь? - спросил Дементий. - Савелий Матвеевич на рыбалку собирается. Нам с парусом не управиться.
- Парус-то зачем? Перемет без него ставят.
- Не знаю. Видно, Савелий Матвеевич что-то другое задумал.
- Интересно! На рыбалку я с полным удовольствием, - сказал Филипп. - Постараюсь отпроситься. Ждите часов до четырех.
В субботу Филиппу Рыкунову с обеда дали увольнительную на сутки. Моряк пришел к Савелию Матвеевичу, когда тот еще был на заводе. Вытащив из сарая снасти, Филипп стал осматривать их.
Крючки на переметах несколько поржавели, но шнуры еще были крепкими. Зато бредень, для ловли наживки, оказался во многих местах порванным. Развесив его на стене сарая, Филипп попросил у Семеновны суровых ниток и занялся починкой.
За этим делом и застал его пришедший с работы Савелий Матвеевич.
- Бросай с рухлядью возиться, - сказал он. - Пойдем лучше перекусим на дорогу.
- Спасибо, я на корабле пообедал, - ответил моряк. - А без бредня мы ничего не поймаем. С червячным переметом и возиться долго, и рыба не та. Пока вы закусываете, я хоть стяну петли. Только живей управляйтесь. Перемет до наступления темноты надо поставить.
Вскоре пришел Дементий. Он принес парус, четыре весла и два кубаса. Братья скатали бредень и увязали лотки с переметами.
Надев на себя старые ватники и нагрузившись снастями, они втроем пошли к мутной речке Таракановке. На захламленном берегу к дуплистому дереву цепями были привязаны две рыбачьих лодки с высокими бортами.
- Вот эту, просмоленную, нам дают, - сказал Савелий Матвеевич. - Сгружайте все в нее.
Лодка оказалась большой и вместительной. Часть верха кормового сидения откидывалась. Дементий заглянул в чистый, хорошо проконопаченный ящик и, увидев в днище отверстие, заткнутое деревянной пробкой, удивился:
- Для чего же тут продырявлено?
- Чтоб вода свежая проходила, - объяснил Филипп. - Это садок для мелкой рыбешки. В нем она долго плавает, не засыпает.
Погрузив все снасти в лодку, они по Таракановке на веслах прошли в другую речку - Екатерингофку, а из нее выгребли в устье Невы и по заливу стали огибать Васильевский остров.
День был безветренным. Вода в заливе лениво набегала на отмели, по которым бродили мелкие кулички.
С моря купол неба казался таким высоким, огромным, какого, в городе не увидишь. На горизонте четко выделялись серые форты и остров Котлин, на котором можно было разглядеть трубы пароходного завода, маяки и Кронштадтский собор. От морской шири и свежего, пьянящего воздуха Дементий ощутил такой прилив сил, что готов был грести и грести без конца.
- Хорошо бы поставить перемет за свалкой, - сказал Филипп. - Там рыба всегда толчется. Только где мы живца возьмем? Придется к Лахте идти.
- А почему не подальше? - вставил Савелий Матвеевич. - Нам ночью надо повидаться с сестро-рецкими оружейниками. Они к Лисьему Носу обещали подойти и кое-что передать.
- Ах вот вы за какой рыбкой! - воскликнул моряк. - Тогда придется ветерка ждать. На веслах не скоро туда доберешься.
За Лахтой они пристали к песчаной отмели. До захода солнца еще оставалось часа три. Савелий Матвеевич уселся у большого камня подготовлять переметы: он втыкал крючки в пробковую кромку лотка, а шнур укладывал так, чтобы он не путался при сбрасывании в воду. Парни же, скинув штаны и толкая перед собой лодку, отправились вдоль берега искать наживку.
Вода на отмелях была теплой. Рыбья мелочь у камышей ходила большими стаями, но оцепить ее коротким бреднем было трудно. Плотички и язики, блеснув серебром и взмутив воду, разбегались в разные стороны. В бредень попадала только колюшка да глупые одиночки-пескари.
После долгих скитаний по отмелям братьям лишь у ручья удалось преградить рыбешке путь отступления в море. Здесь они разом подцепили штук четыреста узких трепещущих уклеек. Сделав еще два захода, парни вернулись к Савелию Матвеевичу довольными.
- Наживки хватит на все семьсот крючков и на уху останется, - сказал Филипп.
Они оба подсели к старику разбирать второй перемет, так как надо было спешить. Солнце, окрасившее в золотисто-красный цвет край неба на западе, уже склонилось к воде: Рыбаки вышли в море, когда с берега подул слабый бриз. Отойдя на полмили, они поставили на якорь первый кубас - высокий шест с флажком, поплавком и свинцовой оттяжкой, к которому был привязан конец перемета. Дементий сидел на веслах и подтабанивал, чтобы лодку не сильно гнало ветром, Савелий Матвеевич вытаскивал крючки и передавал их Филиппу, а тот короткими движениями насаживал на них живых уклеек и сбрасывал за борт. Наживленный перемет сажень за саженью уползал в глубины залива…
Они закончили работу в темноте.
- Суши весла! - весело крикнул Филипп и сбросил второй кубас.
Развернув парус, моряк водрузил невысокую мачту в гнездо и, определившись по мигающему маяку, взял курс на Лисий Нос.
Ночной бриз, попахивающий горьковатым дымом, хорошо вздувал парус. Лодка вскоре развила такую скорость, что вода зажурчала у ее борта.
Отдыхая, Дементий закурил и взглянул на небо. Звезд не было видно, крутом стояла глухая мгла, изредка прорываемая светом маяков.
- Как же мы найдем Сестрорецк?
- По кострам на берегу, - ответил Савелий Матвеевич. - Нам надо вооружаться. Близится лихое время. Читали в газетах? Самая крупная буржуазия, генералы да архиереи в Москву съехались. И меньшевички с эсерами там мельтешат. Государственное совещание! А под сурдинку - тайный сговор против нас и революции. Генерал Корнилов германцами пугает и требует введения смертной казни не только на фронте, но и в тылу. В диктаторы метит. И Керенский из кожи лезет, чтоб кадетам и октябристам понравиться...
Минут через пятнадцать Филипп доложил:
- Справа по борту костры!
Вдали колебались два небольших красных огня.
- Давай на них, - предложил старый кузнец, - проверим. Если не наши, махнем дальше.
Выйдя на траверз огней, они свернули парус и к берегу подошли на веслах. Филипп остался в лодке, а Савелий Матвеевич и Дементий направились к ближайшему костру.
В седловине, прикрытой кустами от ветра, у весело потрескивающего огня лежали на песке шесть рыбаков в потрепанных одеждах и о чем-то негромко разговаривали. Услышав скрип песка под ногами пришельцев, они умолкли.
- Можно к вашему огоньку? - спросил Савелий Матвеевич. - Спички подмочили, курить охота.
Рыбаки ничего не ответили, лишь один из них подвинулся и пропустил к костру. Савелий Матвеевич прикурил от уголька и, видя, что знакомых здесь нет, поинтересовался:
- Ну, как рыбка?
- Вечером клевала, - ответил тот, что подвинулся. - А вот утром, видно, на якоре не удержишься. Морянка задует... Закат красноватым был. А вы что, с дорожкой ходите или перемет поставили?
- Перемет, авось судачишко набежит. Вы Володю сестрорецкого не видели?
- Вон их костер. Тоже перемет ставили и на блесну двух судаков подцепили.
- Значит, ходит рыбка! Пойду узнаю, где они ее нащупали.
К другому костру Савелий Матвеевич пошел один. Поджидая его, братья собрали сухой плавник и развели небольшой огонь.
- Давай наскоро рыбешку сварим, - предложил Филипп.
- Хорошо бы! - обрадовался Дементий. - А то живот подвело.
Он сбегал к ручью, наполнил котелок водой и подвесил его над пламенем, а Филипп тем временем принялся потрошить уклеек.
Не успела вскипеть вода, как Савелий Матвеевич вернулся.
- Гасите костер, - сказал он. - Оружейники на уху зовут.
- А нашу рыбешку куда?
- Коту на обед.
Вылив горячую воду на огонь, братья взяли с собой котелок, хлеб, ложки и пошли за Савелием Матвеевичем в гости.
Сестрорецкие рыбаки только что сняли с рогаток закоптелый котел с дымящейся ухой, распространявшей острый запах.
- А ну, ребята, подсаживайся к ухе! - пригласил горбоносый оружейник. - Жаль, для аппетита ничего подходящего не захватили.
- А у нас он и так неплохой… только бы побольше да погуще! - отозвался Филипп…
Уха, заправленная молодым картофелем, лавровым листом и перцем, была ароматной и вкусной.
Съев подчистую все, что было в котле, рыбаки улеглись на рассыпчатый морской песок вокруг костра и закурили.
- Ну, как там у вас, на "Путиловце", - много мастеровой гвардии набирается? - спросил круглолицый, которого все называли Володей.
- Боевого народу хватит, только считай, - ответил Савелий Матвеевич. - Да вот с оружием бедновато: с палками парни обучаться ходят.
- В следующую субботу мы вам еще подкинем, - пообещал оружейник. - Прижимают нас. Вот как-то ночью юнкера налет устроили, с обысками по дворам пошли. Прямо за глотку хватают: "Признавайся, где оружие спрятано!" "Ищите, - говорим, - найдете - ваше будет". До утра они колобродили, обозлились и лаяться давай: "Вот погодите, Корнилов к власти придет, так мы всех бунтовщиков за ноги перевешаем". Так что они к резне готовятся. Нам бы опередить их надо.
Кончив курить, оружейник посмотрел на карманные часы, похожие на большую луковицу, и воскликнул:
- Ого! Время быстро бежит. Поднимайтесь, надо до рассвета сгрузиться.
Они прошли к своим лодкам, столкнули их на воду и на веслах двинулись в глубь залива.
Отойдя от берега на изрядное расстояние, рыбаки сблизились и, став борт к борту, начали перегружать винтовки, обернутые в промасленную ветошь. Филипп их принимал, а Савелий Матвеевич аккуратно укладывал в носовую часть на брезент. Хорошо укрыв и замаскировав винтовки лотками, они еще раз закурили, пожали друг другу руки и на прощание одновременно выкрикнули:
- Ни пуха, ни пера! Тьфу-тьфу...
Ветер переменился, он теперь дул с северо-запада. Филипп вновь установил мачту и, умело управляя парусом, лег курсом на юг, а сестрорецкие оружейники повернули на север.
На востоке высветлилась тоненькая, едва приметная полоска. Она с каждой минутой ширилась, принимая розоватый оттенок, потом неожиданно вспыхнула и пронизала полнеба золотистым светом.
Всходившее солнце зажгло далекий купол Исаа-киевского собора, острые шпили Адмиралтейства, Петропавловской крепости и маковки церквей. Заводские трубы, возникавшие из рассеивающейся мглы, казались черными, только что погашенными свечками.
Подходя к Лахтинскому выступу, Дементий и Филипп стали вглядываться в поверхность, моря, отыскивая свои кубасы. Утренний блеск волн слепил глаза. Приходилось щуриться и напрягать зрение.
Моряк вскоре заметил раскачивающийся над водой флажок. Скатав парус, он перебрался на нос лодки, вытащил нож, воткнул его в скамейку и стал ждать, когда Дементий на веслах подойдет к ку-басу.
Как только флажок очутился у борта, он схватил его, вытащил из воды вместе с грузом, и, передав Савелию Матвеевичу, начал не спеша выбирать шнур перемета.
Это был захватывающий момент рыбной ловли! Все с волнением уставились на вздрагивающий, затянутый зеленой тиной, шнур: что сейчас покажется из глубины? Какая добыча?
Первые крючки были пустыми.
- Начисто объели, хитрая рыба пошла, - бормотал Филипп. Он по напряжению шнура чувствовал, есть ли что на поводке. - Эге, задрыгала… попалась одна!
Шнур чуть повело в сторону, и на поверхности показался взъерошенный крупный окунь. Он сопротивлялся, рвался на глубину, выскакивал… но был выхвачен из воды и брошен в лодку.
Видимо, над этой частью перемета прошла большая стая окуней, они попадались через два - три крючка, все имели одинаковую изумрудно-полосатую окраску и по величине не отличались один от другого.
- Однолетки, - определил Филипп. - А вот и удавленник попался.
Он вытащил какой-то темный ком, покрытый белой слизью. Это был небольшой угорь, который, стремясь освободиться от крючка, так намотал на себя поводок и шнур, что был задушен ими.
Потом пошли крючки с уцелевшей наживкой. Филипп стряхивал мертвых уклеек в воду и приговаривал:
- Судачкам малым и чайкам на обед! Неожиданно он ощутил тяжесть на перемете.
- Никак зацеп... а ну, Дема, притабань! - попросил Филипп. Моряк слегка поддернул шнур и вдруг почувствовал рывок. - О-го! Никак большая попалась… приготовьте сачок!
Вместе с мутью вверх всплывали клочки выдранной травы. На глубине металась какая-то сильная рыба. Боясь порвать ветхий перемет, Филипп вываживал ее с предосторожностями. Наконец на поверхности показался крупный судак с белесым брюхом. Он всплеснул хвостом, желая уйти на глубину… но угодил головой прямо в сачок, подведенный Савелием Матвеевичем.
- Ну и рыбина! - вытащив добычу, воскликнул старик. - Не меньше двенадцати фунтов потянет.
- Вы не возитесь с ним… срезайте с поводком, если далеко заглотнул, - посоветовал Филипп. - А то руки покалечите, - зубы у них цепкие. Эге! Кажется, еще такой же!
Второй судак был поменьше, но тоже доставил немало хлопот: рванувшись под лодку, он потащил за собой перемет. И как-то так получилось, что крючок соседнего поводка зацепился за киль. Пришлось Филиппу погрузить руку по плечо в воду и пустить в ход нож.
В течение получаса рыбаки наполнили садок доверху и с добычей двинулись к дому.
***
Старый церковный сторож, вымаливая себе прощение, часто оставался после богослужения у алтаря, бросался на колени перед распятием, отбивал поклоны и просил:
- Господи, Иисусе Христе, прости мя, грешного, не покарай за подлость и злобу людскую...
Изнывая от страха, он каждый день ждал, что придут с дальней заставы мстители и спросят: "Ты зачем подкинул нам украденное из алтаря?"
- Не по своей воле, - бормотал старик. - Долговязый бес попутал. И кресты-то были старые, из серебра… на чаше позолота стерлась. Без дела они лежали. Не прогневайся, пощади мя...
В воскресенье, после вечерней службы, старик не погасил восковых свечей, а как всегда встал на колени перед изображением распятого на кресте Иисуса Христа и, закрыв глаза, начал повторять свою каждодневную молитву.
В церкви стояла такая тишина, что слышно было, как капает оплывающий воск, слегка потрескивает пламя свечей и попискивают бегающие в просвирной мыши.
Вдруг до слуха молящегося донесся скрип тяжелой двери главного входа. "Кто бы это мог быть? - вздрогнув, подумал сторож. - Не вернулся ли отец Анатолий?" Дряхлый настоятель церкви ушел последним, по рассеянности он мог что-нибудь забыть. "Нет, не он", - определил сторож. По гулким плитам явно шагали несколько человек. Слышно было, как у одного из них цокали подковки.
Боясь оглянуться, старик торопливо стал отбивать поклоны и бормотать молитвы.
Шаги вскоре затихли, но сторож чувствовал, что пришедшие не ушли, а стоят где-то невдалеке и наблюдают за ним. Он лишь чуть скосил глаза и, заметив трех матросов, державших снятые бескозырки, рослого милиционера с красной повязкой на рукаве и сгорбленного отца Анатолия, упал ниц и в голос завопил:
- Матерь божья, великомученица, заступись!
- Ладно, хватит канючить, - сказал грубый голос. - Поднимайся.
Чьи-то сильные руки подхватили обомлевшего старика и подвели к аналою.
- Раб божий Лука, клянись на святом евангелии, что будешь, как перед богом, говорить только правду, - подняв руку с тремя вытянутыми вверх пальцами, произнес отец Анатолий.
- Клянусь, - слабым голосом отозвался сторож, перекрестился и поцеловал край толстой книги с золотым обрезом.
Матрос, усевшийся на приступку алтаря писать протокол, строгим голосом спросил:
- Как тебя зовут?
- Лука Афанасьевич Субботин.
- Где проживаешь? Уроженец какого села, уезда, губернии?
У старика затряслись ноги. Ему вдруг стало холодно, захотелось сесть. Он слышал вопросы, машинально отвечал на них и думал: "В тюрьму посадят… и отец Анатолий разгневается, прогонит меня".