8
Дверь открывают по-разному. И в этом тоже проявляется характер человека.
Даша не открывает, а отворяет, иначе это не назовешь. Дверь совершает полутур вальса, и за ней, напевая, размахивая сумочкой и тоже вальсируя, в комнату входит Даша и произносит свое неизменное, веселое и широко всем подаренное: "Здравствуйте".
"Здра-а-авствуйте!" - как конферансье со сцены, входя, произносит улыбающийся Юра Белогрудкин, и дверь вроде бы радостно похохатывает вместе с ним: "Ха-ха-ха! Чуть было не опоздал!" И он поплыл, вальяжный, свежевыбритый, в лакированных ботинках, с портфелем "дипломат". В институт проходит с портфелями только крупное начальство - директор, главный инженер, главбух да вот Юра. Как это ему удается - непонятно. Охрана его никогда не задерживает. А в портфеле у него мыло, мочалка да белье: Юра собрался после работы сбегать в финскую баню - во-первых, это гигиенично, во-вторых, модно, ха-ха-ха.
А вот Сережа Маврин входит в комнату, кажется, не открывая двери. Шмыг! - и он уже на месте, будто просочился в замочную скважину. Сидит у верстака на своей высоченной табуретке. Более того, все приборы уже включены.
Вот и сейчас дверь не скрипнула, она вроде бы даже не шевельнулась, а Сережа уже тычет горячим жалом паяльника в канифоль, побалтывая короткими ножками.
- Шеф вчера приехал.
- Ну да? - все поворачиваются к Сереже.
- Как он вчера мог приехать, если в конце дня разговаривал с Инной по телефону?
- А вот так и приехал.
С Сережей не спорят. Потому что Сережа знает все. Любую новость он узнает первым.
Табурет, на котором сидит Сережа, особый. Он сварен из железных уголков, очень высокий, и Сережа вскакивает на него с разбега, как джигиты в цирке на коня.
- Что-то он задерживается, - сказал кто-то.
- Дело серьезное, - откликается Сережа. - Весьма. - И все поняли, что наверняка серьезное.
Инна нервничала.
"Наплевать мне на него", - думала Инна, пытаясь себя успокоить, взять в руки, и то, что не могла успокоиться, еще больше раздражало ее. Ей было любопытно, как он войдет, как взглянет на нее, хотя прекрасно знала, что не поднимет головы, даже не повернется к двери, когда он появится. Еще чего не хватало! Машинально глянув в сторону, она заметила, как, притихнув, сидит Даша. Задумчиво опустив ресницы, будто всматривается в себя.
Смешная, чудаковатая, наивная Даша. "Боже мой! Да ведь она влюблена в него! - вдруг догадалась Инна. - Как это я раньше не видела?"
Даша была на десять лет моложе ее. Инна всегда относилась к ней снисходительно, как к маленькому ребенку, почти так же, как к своему Мишке. Было смешно смотреть, как Даша искренне возмущалась, когда Юра Белогрудкин разговаривал по телефону со своей очередной "любимой". Облокотись левой рукой о стол, этак небрежно откинувшись на спинку стула. Правая нога лежит щиколоткой на колене левой.
- Милочка, ты мышек не ловишь! Ха-ха-ха! - говорил кому-то Юра.
И Дашу взрывало.
- Как вы можете! - вспыхивала она. - Как вы можете каждую девушку называть "милочка"? Как вам не стыдно!
- А чего здесь такого? - кренделем уткнув руку в бок, вскидывал брови Белогрудкин.
- Но ведь это же возмутительно!
- Ты ко мне невозможно строга! Погладь меня по головке и скажи, что я самый лучший.
- Ужас! Слушайте, вам никто не говорил, что вы - чудовище?
- Я? - вроде бы удивлялся Юра. - Нет, золотце, никто. Золотце, ты ко мне несправедлива. Ха-ха-ха!
На Дашу, как на ребенка, никто не обнимался. А "ребенок", оказывается, влюблен. Хорошенькое дело!
- Я вижу, ты влюблена, - сказала Инна. Но сказала так тихо, чтобы не мог слышать больше никто, кроме Даши, с которой она сидела рядом.
- Я? - вспыхнула Даша и тем окончательно выдала себя.
"Какая же ты еще дура", - усмехнулась про себя Инна.
- Вы не имеете права… Это нечестно, - произнесла Даша шепотом.
"Только бы не вошел сейчас он, - подумала Инна. - От этой ненормальной всего можно ожидать". И чтобы больше не терзать Дашу, она отвернулась, будто ей нужно набрать в рейсфедер тушь.
9
Тем временем в кабинете у Пекки Оттовича действительно состоялся серьезный разговор. Буркаев подробно передал все, что удалось узнать про новую трубку. Изложил пришедшую ему идею. Пекка Оттович задымил сигаретой. Он поднялся и заходил позади стола. Издали смотрел на листок, на котором только что рисовал Буркаев.
- То, что надо.
- Так что здесь было на техсовете? - спросил Буркаев.
- А что было? Шум был! Кричали, метали громы и молнии. Сам представляешь. Но главное: объявили конкурс на лучшее построение быстродействующего коммутаторного устройства.
- Конкурс?!
Так вот что не сказал Пекка Оттович Олегу по телефону, приберег до его приезда. Чтобы по построению какого-то отдельного прибора объявили конкурс - такое случилось впервые.
Потребовалось срочно создать коммутатор со скоростью действия на два порядка большей, чем у тех, что используют в существующих изделиях. И такой коммутатор можно попытаться построить на новой трубке!..
- Вот я и говорю, что это как раз то, что надо, - наблюдая за Олегом, сказал Пекка Оттович.
- Да, но у нас и другие работы! Например, по изделию "Гроздь". Через месяц-другой по нему начнутся натурные испытания. С нас этих работ ведь тоже никто не снимет! - сказал Олег.
- Само собой.
- Нам все не потянуть. Когда я говорил с Прищепковым, исходил из того, что все будет делаться на свободных мощностях. Мы и так две недели работали по вечерам. Куда ж еще!
- У всех так. Поэтому и конкурс.
- Не знаю, как у всех, не берусь судить! Но нам вздохнуть некогда! - раздраженно сказал Олег.
- Так можно и не участвовать, - сказал Пекка Оттович.
Олег начал злиться. Хотелось скорее приняться за новое, интересное дело, но было еще старое, которое будто связывало руки. И никуда не деться.
Понимал все и Пекка Оттович. Но чем он мог помочь Олегу? Ведь запланированную работу с лаборатории не снимешь.
- Ладно, - сказал Пекка Оттович. - Не будем участвовать в конкурсе. Действительно, загрузка такая, что не участвовать разумнее. О трубке пока не надо никому говорить. Вернемся к этому, когда будем свободнее.
"Да никогда не будем! Ведь ты и сам это прекрасно знаешь!" - хотелось крикнуть Олегу.
- А листочек этот ты оставь мне.
Олег вышел в коридор. "Шут знает, что такое! - с досадой думал он. - Превращаемся в какую-то примусную мастерскую. Ни минуты свободного времени. А называется, занимаемся наукой!"
10
Еще готовилось "Положение об условиях проведения конкурса", его только начали прорабатывать в техническом отделе, не успели даже отпечатать решение техсовета, а Сережа Маврин уже знал все. И неудивительно: это касалось его лично.
Дело в том, что Сережа стоял на очереди в жилищно-строительном кооперативе. В семье у него было пять человек. Кроме них с женой и престарелой, часто болеющей матери, - двое взрослых детей: сын Гришка учился на втором курсе в институте, дочь заканчивала школу. Следовало подумать об улучшении жилищных условий. Требовались деньги. Сережа первым отреагировал, услышав про конкурс. Представляется отличный случай!
Сережа помчался по институту в разведку. И тут же выяснил, что, уходя с техсовета, Лара Николаевна Субботина, дымя сигаретой, сказала в кругу начальства: "А у нас уже есть кое-что. Небольшой задел".
Сережа очень зримо себе представил, как это было сказано, словно присутствовал при этом. Компания уставших от длительного заседания мужчин остановилась на лестничной площадке возле урны. Стоят, жадно затягиваясь сигаретами. Единственная женщина среди них - Лара Николаевна. Она подносит мундштук к крупным, ярким, выпуклым губам, чуть касается их, а затем приоткрывает рот, будто желает произнести "о", выпускает дым. "У нас уже есть кое-что", - многозначительно, громким голосом говорит Лара Николаевна. У нее большие антрацитовые глаза, черная челочка, а ресницы как бы нарисованы мультипликатором, и на этом рисунке загустела капельками, но еще не засохла тушь. От прикосновения капелек остались пятнышки на веках. Лара Николаевна высокая, по узкой талии туго перетянута широким ремнем.
Сережа знал, что Лара Николаевна не бросает слов на ветер. Умеет подать свою работу. Этого у нее не отнимешь. Умеет использовать каждую мелочь.
Казалось бы, такая пустяковая, ничего не значащая вещь: в лаборатории у нее работали самые модные и, пожалуй, самые красивые девочки, случайно попавшие к ней по распределению после техникума. Велико ли дело! Но как ловко Лара Николаевна использовала и это обстоятельство!
Когда на секции техсовета обсуждалась какая-нибудь работа их лаборатории, за маленьким столиком, выполняя секретарские обязанности и отмечая присутствующих, обычно сидела пара очаровательных герлз. А все члены техсовета - мужики. Представьте себе: некто на рысях вбегает в зал и вдруг будто спотыкается, ослепленный очаровательной улыбкой. Даже такой замшелый специалист, как Антон Иваныч Басов, который обычно дремал на любом совещании, вдруг преображался, войдя, многозначительно крякал, покашливал в кулак и, со страшным грохотом пролезая между рядами плотно составленных стульев, одним глазом косил на торчащие из-под стола коленки…
Услышанная новость очень взволновала Сережу. А может, пока не поздно, перескочить из одного трамвая в другой? Не упустить момент! Как бы узнать обо всем поточнее?
11
На следующий день всем отделом ездили в подшефный совхоз на прополку свеклы. До станции Любань добрались электричкой, а оттуда до поля - еще километров семь - их везли совхозным автобусом.
Инна взяла с собой и Мишку. В вагон они пришли самыми первыми, сели у окна, заняв места на остальных. Втайне ей хотелось, чтобы Буркаев сел рядом. Но как только это случилось, она поднялась и перешла на другую скамейку. Слышала, как у нее за спиной он разговаривает с Мишкой. Сын несколько раз звал ее: "Мама, мама!" - "Тебя Мишка зовет", - говорили ей сидящие рядом. "Пускай. Сам придет, если нужно!" - отвечала она, ни разу не обернувшись. Еще здесь, в электричке, она приметила, что Даша хочет о чем-то с ней поговорить.
Даша села чуть ли не в другой конец вагона, чтобы находиться подальше от Буркаева. Она его стеснялась. "Бедный ребенок!" - подумала о ней Инна. И по перехваченному взгляду, по тому, как Даша сразу потупилась, встретившись с ней глазами, она поняла, что Даша хочет что-то ей сказать.
Поле, на которое их привезли, находилось далеко от деревни. Оно полого спускалось к реке. По ту сторону ее - такое же поле, будто зеркальное отражение этого, с трех сторон окаймленное светлым березовым лесочком. Пересекала поле узкая дорожка, такая трогательно-романтичная, какая-то уж очень деревенская, будто протоптанная босыми ногами.
И как только их высадили на этой дорожке из автобуса, они побросали в общую кучу сумки, куртки, на всякий случай взятые плащи. День выдался солнечный, на небе ни облачка, а жаворонки поднялись в такую высь, что их никто не мог разглядеть. Мишка то мчался за бабочкой, то за шуршащей слюдяными крыльями стрекозой. Крикнув на бегу: "Ма, я в лес!", - припустил к березняку.
Они разбились на бригады по лабораториям. Представитель совхоза выделил им "урок": прополоть каждому по две борозды от дороги до леса. А когда кончат - могут идти домой. Тотчас все принялись за дело. Но не успели прополоть и пяти метров, как заметили, что от деревни кто-то идет. Вскоре узнали Лару Николаевну.
- Лара Николаевна, Лара Николаевна! - дружно закричали женщины из ее лаборатории, замахали руками. Она тащила рюкзак.
- Мужчины, нахалы! Неужели среди вас нет ни одного джентльмена! - Лара Николаевна скинула рюкзак на землю. Но к ней уже бежали, подхватили рюкзак и понесли. И здесь впереди всех оказался Сережа Маврин.
- А я опоздала на электричку! Перед самым носом захлопнулись двери, такая обида! Хорошо, подвез какой-то дядечка! - гремела Лара Николаевна. Голос у нее был зычный. Да она, кажется, специально подчеркивала это. - Я так давно не была за городом. Какая прелесть! Землей пахнет. Ах!..
Лара Николаевна была, пожалуй, единственным начальником лаборатории, кто хоть изредка, но ездил в совхоз. Остальные обычно ссылались на занятость. Этим она тоже выделялась среди всех и завоевала особый авторитет среди подчиненных. "Она не такая, как все, она ездит! Начальник, кандидат технических наук, и вот - вместе с нами!"
Инна считала, что это показуха. "Умеет пускать пыль в глаза!" - подумала она и сейчас, с усмешкой взглянув на Лару Николаевну.
И здесь, как и везде, работали по-разному. Некоторые заметно вырвались, другие поотстали. Среди отстающих оказался и Белогрудкин.
- Юрочка, ты мышей не ловишь! - кричали ему.
- Кисонька, да ведь я выдергиваю только сорняки, а не все подряд, как ты. Посмотри, сколько у меня остается свеклы и сколько у тебя.
И действительно, на бороздках у Белогрудкина ботва была гораздо гуще и зеленее, чем на всех остальных. Он работал раздетый до пояса, в белых вязаных перчатках, в серебряных, с большими стеклами пляжных очках, на голове - яркая с длинным козырьком фуражка спортсмена-конника.
Инна же, в отличие от Белогрудкина, ушла вперед. Все время с ней рядом находилась Даша. Она старалась изо всех сил, чтобы не отстать. Инна видела ее раскрасневшееся лицо, спиральки рассыпавшихся волос, бисеринки пота вокруг глаз.
Буркаев работал в основной группе с Инной и Белогрудкиным. Ему пришлось пропалывать три борозды. Он оказался с краю, дальше поле было засеяно льном, - не оставлять же непрополотой одну борозду! "Конечно, тебе больше всех надо", - раздраженно думала Инна. Никому не досталось, а именно ему.
А вот Сережа Маврин успевал поработать со всеми рядом, и с теми, кто были впереди, и с тем, кто остался последним. Он забегал вперед метра на два, а затем возвращался закончить то, что оставил. Это у него называлось "челночным методом обработки".
Когда прошли уже половину поля, решили немного отдохнуть. Все потянулись к дорожке. Некоторые развалились на траве, другие пили из привезенных с собою термосов, жевали бутерброды. Вокруг Юры Белогрудкина чирикала веселая девчоночья стайка. Юра угощал всех черным арабским кофе с коньячком "для запаха". Достав из "дипломата" плоскую бутылку с отвинчивающейся пробкой, он наливал всем в эту пробку по капельке, и когда его спрашивали, какой коньяк, сколько звездочек, отвечал: "Самый лучший, золотце, молодой прапорщик". И, откинувшись, он так заливисто хохотал, что, глядя на него, и самому хотелось посмеяться. А хохотал он потому, что в бутылке у него был ликер, разбавленный крепким чаем.
Но всех поразила Лара Николаевна. Она развязала свой рюкзак и вытряхнула всевозможные технические справочники. А сверху в нем лежала портативная счетная машинка.
- Вы извините, товарищи, у меня совершенно нет времени, - сказала Лара Николаевна.
Она установила машинку на траве и тотчас принялась считать, дымя папиросой. Два техника из ее лаборатории листали справочники, помогая отыскивать нужные числовые коэффициенты.
- А где же Мишка? - поднялась Инна. - Куда убежал? - Она пошла к лесу, взглянув на Дашу, приглашая ее с собой.
Даша поднялась.
Они шли и не разговаривали. Только когда оказались далеко от всех и никто их не мог услышать, Даша, потупясь, как провинившийся ребенок, очень волнуясь, сказала:
- Я вас прошу, пожалуйста, никому не говорите о том, что вы вчера узнали. Я вас просто умоляю! Понимаю, что все это глупо. Даже смешно. Но я люблю его. И всегда буду любить. Я прошу у вас пощады.
- Да что ты болтаешь? - воскликнула Инна.
- Послушайте, - после долгой паузы произнесла Даша. - Вы извините меня, но мне кажется, что вы очень несчастный человек.
- Почему?
- Не знаю. Но мне почему-то так кажется. Ведь это так? Вы всегда сдержанны. Как человек в мундире, застегнутом на все пуговицы.
- А ты-то откуда знаешь? - недоуменно смотрела на нее Инна. Нет, она не обиделась, скорее удивилась.
- Извините.
12
Буркаев выносил на межу охапку выполотой травы и увидел Мишку. Прячась за ракитником, тот заговорщицки манил его к себе.
- Что? - спросил Буркаев.
Мишка приложил палец к губам. Олег подбежал к нему.
- Тихо, - прошептал Мишка, схватив его за руку, потащил за собой. Пригибаясь, они пробежали несколько метров, присели на корточки.
- Вы верите в существование зеленых человечков? - спросил Мишка. Олег на мгновение растерялся от такого вопроса.
- А что? Все может быть, - после некоторой паузы ответил Олег.
- Честное пионерское?
- Конечно.
- Я их только что видел. Там, в траве, у реки, - шепотом произнес Мишка. - Идемте, покажу. А в существование "черной дыры" верите? Верно, есть же, правда? - Теперь они крались на носках, все дальше и дальше уходя в лес. Забрались в густую осоку, под ногами захлюпало.
- Куда ты? - попробовал остановиться Олег.
- Испугались, да? - презрительно глянул на него Мишка.
Они забрались в непролазный бурелом.
Травы здесь не было вовсе, наверное, после дождей ракитник заливало водой, он стоял теперь в темной, как солярка, густой жиже. Но и это Мишку не остановило.
- Скорее, скорее!
Сам он был измазан почти по уши. Олег тоже измазался. К счастью, болото кончилось. Но Мишка тут же свернул в густой ельник.
- А теперь куда? - удивился Олег. - Ведь речка не в ту сторону.
- Так надо.
Ельник был сумрачен и глух. В рост человека на деревьях ни одной лапки, а выше они переплетались так густо, что почти не пропускали свет. Казалось, идешь под какой-то низкой кровлей. Вся земля засыпана хвоей, кое-где торчат трухлявые замшелые пеньки - если наступить на них, они разваливаются, будто сделанные из песка куличи.
- Похоже на тайгу, правда? - спросил Мишка, присев и осматриваясь.
- Немножко похоже.
- Вы были когда-нибудь в тайге?
- Нет, не был, - признался Олег. - Только по телевизору видел.
- А за Полярным кругом?
- Тоже не был.
- И в Африке?
- Тем более.
- А на Турухтанных островах?
- Нет.
- Эх вы! Туда трамвай ходит. Останавливается недалеко от нашего дома. Неужели вам не интересно туда съездить?
Олег пожал плечами. "Действительно, где они, эти Турухтанные острова? Всю жизнь прожил в Ленинграде - и не представляю. Хотя название сто раз слышал. Что за острова?"
Они выбрались на поляну, за которой протекала река. Это была веселая, ярко-зеленая поляна, поросшая сочной, высокой травой, светлая, радостная. Над ней порхали голубые мотыльки, очень заметные на фоне темного ельника. В траве трещали кузнечики.
- Теперь смотрите, - сказал Мишка, став на колени. - Вот здесь они. Слышите, трещат? Это они проверяют свои мотоциклы.
Где-то за ельником послышалось: "Ми-иш-ка-а!"
Звала Инна. И сразу же еще несколько голосов:
- Мишка!! Мы уезжаем! Иди сюда! Ау-у!
- Эх, - вздохнул Мишка, - ничего не выйдет. Они испугались и все попрятались.