В этой книге многое на первый взгляд может показаться преувеличенным для занимательности: военные летчики, о которых рассказывается в ней, часто попадают в крайне опасные положения, но из любой обстановки выходят победителями. Вместе с тем все эпизоды достоверны и большинство героев названы их настоящими именами. Они и сегодня служат в армии, свято храня боевые традиции своих отцов и дедов.
В недавнем прошлом автор книги сам был военным летчиком, летал на многих современных самолетах. Он рассказывает о людях, с которыми вместе летал, совершал подвиги, встречался во время творческих командировок.
Содержание:
ЛЕТЧИК И МОРЕ - ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ 1
САМОЛЕТ НЕ ВЕРНУЛСЯ НА АЭРОДРОМ 1
АВАРИЯ В СТРАТОСФЕРЕ 5
"А ГДЕ НАШ ПАПА?" 8
ШТОРМ В СТО БАЛЛОВ 10
"ВСЕ РАВНО ПРИДЕТ!" 13
НА БЕЗЫМЯННОМ ОСТРОВЕ 15
ЧЕЛОВЕК ДОРОЖЕ ВСЕГО 17
САМЫЙ СТРОГИЙ ПРИКАЗ 19
СИГНАЛЫ В ТУМАНЕ 23
НАГРАДА 25
"ЦЕЛЬ ВИЖУ!" 27
ОРЛЯТА УЧАТСЯ ЛЕТАТЬ - РАССКАЗЫ 29
ПОЛЕТ НА ЗАРЕ 29
МЛАДШИЙ БРАТ 34
ПЕСНЯ НАД ОБЛАКАМИ 37
КОЛОКОЛЬЧИКИ НА АЭРОДРОМЕ 39
ПРАВО НА РИСК 43
"СВОЙ?" - "ЧУЖОЙ?" 46
ВСТРЕЧА 49
СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ КАШИРИН
ПОЛЕТ НА ЗАРЕ
Документальная повесть и рассказы
Здесь нужно, чтоб душа была тверда. Здесь страх не должен подавать совета.
Данте
ЛЕТЧИК И МОРЕ
ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ
САМОЛЕТ НЕ ВЕРНУЛСЯ НА АЭРОДРОМ
Военный аэродром, зажатый со всех сторон высокими, поросшими лесом сопками, напоминал собой огромный, с покатыми спусками котлован. Над ним тяжело нависали по-осеннему темные, рыхлые тучи.
Снизу серая облачная завеса была похожа на толстое покрывало с небрежно разлохмаченным начесом ватина. Казалось, кто-то предусмотрительно натянул от вершины к вершине необычно большой полог, чтобы сохранить в котловане тепло. Однако где-то, наверно, осталась прореха, и оттуда ощутимо тянуло холодным ветром.
Погода была промозглой. Стоял ноябрь, но уже повсюду лежал снег. Он выпал совсем недавно и ярко белел даже в сумеречном свете короткого северного дня.
Просторное летное поле из конца в конец разрезала бетонированная взлетно-посадочная полоса. Почти черная от сырости, она резко выделялась среди заснеженной поверхности аэродрома.
У начала этой длинной и прямой как стрела дороги возвышалось двухэтажное здание, выкрашенное в черно-белую клетку. Дворец не дворец, терем не терем, а что-то сказочно-бутафорское. Стены - ни дать ни взять - увеличенные шахматные доски. Над крышей - четырехугольная башня с деревянным балконом и широкими окнами. Посмотришь сбоку - так и подмывает любопытство: а что там внутри?
Такое причудливое сооружение можно встретить лишь на отдаленных, малоизвестных, если не сказать глухих, аэродромах. В нем располагается стартовый командный пункт. Проще - СКП. Контрастная раскраска помогает летчикам быстрее заметить его с воздуха при полете над однообразной, безориентирной местностью.
На мачте СКП колыхался на ветру голубой, пересеченный золотистыми лучами флаг Военно-Воздушных Сил. Это означало, что аэродром принимает и выпускает в небо самолеты.
Летный день был в разгаре. На стоянках, на рулежных дорожках, на взлетно-посадочной полосе да и в облаках все гудело. Гудела и вибрировала под ногами сама земля.
От одной из стоянок неторопливо шагал капитан Николай Костюченко. Его худощавое, обветренное лицо с крупным носом, казалось, пламенело. Ему действительно было жарко: он только что вернулся из учебного полета на перехват воздушной цели. Встав лицом к ветру - так легче спрятать в ладонях огонек спички, - Костюченко закурил, с удовольствием затянувшись ароматным дымом "Беломора".
Николаю все здесь было давно привычным, но снежный покров своей белизной сделал окружающие предметы как бы новыми. Четче рисовалась высокая, с косыми металлическими растяжками, мачта радиостанции. Словно вагоны поезда, оставленного на зиму в тупике, уныло жались друг к другу типовые служебные домики. Вулканическими воронками выглядели заброшенные, с оползшими валами насыпи. Мрачно темнело нутро ангара технико-эксплуатационной части, в котором были настежь распахнуты раздвижные ворота.
На рулежной дорожке прямо под открытым небом крылом к крылу выстроились серебристые остроносые истребители. Рядом с громоздким темно-зеленым транспортником реактивные самолеты выглядели настоящими красавцами. В изящно откинутых назад стреловидных плоскостях, в элегантных, прямо-таки прилизанных обводах фюзеляжей и килей - во всем их облике сквозило что-то необычайно легкое, птичье. И стояли они на тонких упругих амортизационных стойках шасси настороженно, как птицы, почуявшие приближение человека. Сделай еще шаг - вся стая разом взметнется в небо.
Дозаправленные топливом, снаряженные заботливыми руками техников и механиков к повторному вылету, машины выруливали к линии старта. За их хвостами ярко полыхали языки пламени, сизым дымком струились выхлопные газы. С той стороны ветер нес запахи керосина и масла. Иногда от самолета с работающим двигателем теплой волной проходил разогретый воздух.
Летчик окинул взглядом знакомую до мелочей картину, и его охватило чувство радостного удовлетворения. В гуле и грохоте турбин, под холодным, пронизывающим до костей ветром авиаторы спокойно делали свое дело. Но вдруг динамики громкоговорящей связи разнесли по аэродрому неожиданное распоряжение:
- Двигатели выключить! Работу прекращаем.
А в эфир полетела другая команда:
- Всем немедленная посадка!
"Вот так штука! С чего бы это?" Костюченко недоуменно посмотрел вокруг себя, на пасмурное небо. Голос руководителя полетов полковника Горничева, даже искаженный и усиленный репродукторами, звучал, как всегда, спокойно, ровно. Значит, можно надеяться, что ничего страшного не случилось. Но чем же вызвана необходимость столь срочно, в середине дня прервать выполнение полетных заданий?
Чаще всего команду о прекращении полетов отдают по радио в тот момент, когда ожидается внезапное и резкое ухудшение погоды. И тут уж не мешкай, как бы далеко ни находился, торопись вернуться на аэродром. Ну а тем, кто на земле, вылет, естественно, придется отложить.
Летчиков называют хозяевами высот. Даже в песне поется, что небо - их родимый дом. Но при всей смелости, увлеченности избранным делом и некоторой веселой бесшабашности, в какой-то мере свойственной этим людям, им порой бывает неуютно и трудно в горячо любимой стихии. Так трудно, что они подчас не знают, удастся ли после очередной передряги невредимыми вернуться на землю.
За десять лет службы в авиации капитан Костюченко убедился в этом на собственном опыте. Один случай на всю жизнь в память врезался.
Он летал тогда по незнакомому маршруту. Спокойно прошел один отрезок пути, второй. Взял новый курс.
Вдруг вот так же ни с того ни с сего на борт поступила радиограмма:
- Немедленно возвращайтесь! Как поняли? Немедленно!..
- Понял, понял, - недовольно отозвался Николай, не понимая, в чем дело. Откуда он мог знать, что к аэродрому, перерезая ему путь, стремительная лавина свирепых туч несла снежный буран!
Успех в поединке циклона с человеком решала скорость. Циклон опередил. Летчик заставил машину нырнуть под тучи, но там уже разыгралась метель.
В том положении не мудрено было сдрейфить и более подготовленному пилоту. Вокруг не видно ни зги. Белое небо, белая земля - границы нет. На минуту стало трудно дышать, на лбу и ладонях выступила испарина…
В таких случаях, когда летчик попадает в сложные условия и не может посадить машину без риска для жизни, ему предоставляется право выброситься с парашютом. На это Костюченко не пошел. Он уже имел навыки в пилотировании по приборам и решился произвести заход по системе слепой посадки.
Ему разрешили, и он начал снижение. Однако снегопад не прекращался. Пришлось снова уходить в облака. Как говорят авиаторы, на второй круг.
Потом была еще одна попытка пробиться, и еще одна. Бесполезно. Николай сделал тогда ни много ни мало шесть заходов к посадочной полосе, но так и не увидел земли. А снижаться ниже пятидесяти метров ему строго-настрого запретили: можно было угробить и машину, и себя. Между тем горючее в баках кончалось, и все острее вставал вопрос: что же дальше?
Казалось, остается одно - катапультироваться. Однако тяжело решиться на это: жалко истребитель. И вообще наши летчики идут на такой шаг лишь в самом критическом положении, исчерпав все возможности, и только при том условии, если знают, что падающий самолет не рухнет на какой-нибудь населенный пункт.
Вот и Костюченко не торопился покидать машину. Он кружил и кружил в небе, поднимаясь все выше и осматриваясь по сторонам. Неужели не найти никакого выхода из ловушки, в какую загнала его непогода?! И вдруг летчик увидел, что тучи под самолетом не были сплошными. Они наглухо, словно густая дымовая завеса, закрыли огромное пространство, но вдали разделялись на две гряды. Там в них образовалось большое "окно" шириной в добрую сотню километров, а то и побольше. На аэродроме, конечно, об этом и не подозревали, зато отсюда, с высоты, была хорошо видна освещенная солнцем земля.
- Дыра! - воскликнул Костюченко. - Прореха!
- Где дыра? Какая прореха? - всполошились на стартовом командном пункте. - Доложите как следует!
Николай запнулся. Действительно, что он выкрикивает! Надо объяснить обстановку членораздельно.
Он четко, обстоятельно радировал обо всем увиденном и, получив разрешение руководителя полетов, повел машину сквозь "окно" вниз. Во избежание аварии шасси не выпускал.
Метров триста, если не все пятьсот, истребитель полз на "животе", скрежеща корпусом о камни, и наконец остановился. Стало тихо. Замедляя вращение, еле слышно, успокаивающе ласково жужжал гироскоп застопоренного авиагоризонта, а Николай долго еще сидел в кабине. По лицу его ползли капли пота.
Когда к месту посадки прибыла аварийная команда, Костюченко стоял, прислонясь спиной к выходному соплу двигателя. Он еле держался на ногах от усталости и пережитого нервного напряжения.
- Ты чего? - спросил инженер.
- Греюсь, - ответил Николай. - Движок еще теплый.
Ему не хотелось рассказывать о том, что он испытал. Главное - самолет спасен. Правда, немного помята обшивка фюзеляжа, но могло быть хуже, гораздо хуже…
Да, тогда все обошлось благополучно, но вообще со стихией шутки плохи. И если руководитель полетов подал команду следовать на аэродром, то выполнять ее надо точно и без промедления. Это - закон. Тем более что здесь, на Севере, от погоды можно ожидать в любой момент самого гнусного подвоха, а посадочных площадок во всей округе, что называется, раз-два - и обчелся. Вот и летаешь весь день настороже. Иначе нельзя. То с утра, смотришь, солнце выглянет, потом вдруг со стороны холодного моря, срезая вершины сопок, поползут гнилые тучи, хлынет дождь или снег валом повалит.
Как-никак на дворе ноябрь. В эту пору за погодой следи да следи. И не случайно дежурный синоптик неотлучно находится на стартовом командном пункте, через каждый час вызывая по телефону метеостанцию. А иной раз и чаще звонит, чтобы своевременно информировать руководителя полетов о состоянии погоды по всему району, над которым бороздят небо истребители-перехватчики. Там, в небе, пилоты могут летать при любых условиях "вслепую", пилотируя самолеты по показаниям приборов. Но рано или поздно им придется возвращаться и снижаться к аэродрому по "коридору" между высоких сопок. Закроют внезапно этот "коридор" облака - беда!..
Словно спеша избежать опасности, самолеты, один за другим выныривая из туч, быстро снижались к посадочной полосе, приземлялись и рулили к стоянкам. Одного не понимал Костюченко: что же могло помешать полетам, если ухудшения метеообстановки не наблюдалось?
Николая догнал капитан Юрий Ашаев. Он, видимо, только что вернулся из полета. На его свежем, почти мальчишеском лице горел румянец.
- Юра, в чем дело? - обратился к товарищу Костюченко. - Ни с того ни с сего полеты отбивают. Не знаешь почему?
- Не знаю, - пожал плечами Ашаев, и было видно, что его тоже занимал этот вопрос.
К домику, раскрашенному в черно-белую клетку, направлялись и другие летчики. Лица их были озабоченными.
По-своему расценив хмурое молчание сослуживцев, Костюченко с возмущением сказал:
- Так что же все-таки случилось? Не иначе, опять метеорологи мудрят. Поднимут панику: шторм! Их только послушай… А потом, смотришь, извиняются: ошиблись. Вот уж перестраховщики. Летчики понимали Николая. Ему на сегодня был запланирован еще один вылет, а подняться в воздух больше не придется, вот и кипятится. Да и вообще он такой: чуть что - вспылит, начнет руками размахивать. Горячий парень, резкий.
- Не петушись, Николай, - негромко произнес Ашаев. - Вон идет Железников. Он сейчас все объяснит. Ведь два самолета еще не сели.
- В чем дело, товарищ майор? - заспешил навстречу Железникову Костюченко. - Летать надо, а тут…
Командир эскадрильи майор Железников поднял руку:
- Тихо, товарищи…
В это время со стороны дальней приводной радиостанции донесся гул работающего на малых оборотах реактивного двигателя. Оттуда, пробив облака, заходил на посадку еще один истребитель.
- Это Кривцов, - пояснил Железников. - Вот он сейчас все подробно расскажет. Там, в воздухе, что-то случилось с самолетом Кушщына. Куницын катапультировался…
- Кто? - будто не расслышав, подался вперед Костюченко. - Кто катапультировался? Иван?
- Да, Куницын, - хрипло сказал майор. - Полковник Горничев уже распорядился начать поиски. Я с Буяновым сейчас вылетаю туда на спарке…
Полковник Горничев, находясь у пульта руководителя полетов, вначале и не понял, о чем радировал ему капитан Куницын. Его индекс - тридцать восьмой. Он отрабатывал упражнение по перехвату скоростной высотной цели. За цель ему подыгрывал капитан Кривцов. Его позывной - пятьдесят первый. Все шло у них как положено, и вдруг - сигнал бедствия.
- Я - тридцать восьмой, самолет неуправляем… Горничев недоуменно взглянул на динамик, не веря самому себе. Уж не почудилось ли?
- Повторите, тридцать восьмой. Повторите… Молчание. Все замерли в напряженном ожидании, тихо стало на командном пункте. Что там в воздухе?
Наконец сквозь легкий шорох атмосферных помех в радиоприемнике послышалось что-то невнятное:
-..лет неупр… Пытаюсь…
- Пятьдесят первый, - вызвал полковник на связь капитана Кривцова, - вы видите тридцать восьмого? Продублируйте.
- Понял, дублирую, - взволнованно отозвался Кривцов. - "Самолет неуправляем, пытаюсь вывести…"
- Тридцать восьмой, ваша высота? Снова сдавленный, прерывающийся голос:
- Вы…та девять…
"Придет беда - отворяй ворота: одна идет - и другую ведет". Мало того что с самолетом что-то не в порядке, так еще и рация закапризничала. Или, скорее всего, Куницына сейчас так мотает, что он и говорить не может. Догадываясь, что это именно так, Горничев радировал:
- Тридцать восьмому разрешаю катапультироваться. Пятьдесят первый, продублируйте!
Как ни сдерживал себя полковник, стараясь хотя бы внешне оставаться спокойным, но, когда он отдавал Куницыну приказание покинуть самолет, голос его дрогнул. Он знал: истребитель находится сейчас над морем. Упасть в такую погоду в холодные волны - да от одной этой мысли мороз по коже продирает. Но что делать, как поступить иначе? Каждую секунду неуправляемый самолет теряет по нескольку сот метров высоты, машина и летчик неизбежно рухнут в морскую пучину. Правильнее будет все же катапультироваться. Только теперь надо срочно распорядиться о поиске.
- Высота три, катапультируюсь…
Это голос Кривцова. Он дублирует доклад Куницына и, наверно, еще видит падающий самолет. Пусть наблюдает, чтобы знать место аварии.
- Пятьдесят первый, проследите! - распорядился руководитель полетов. - Разрешаю пробить облака вниз.
Теперь полковником владели уже совсем иные заботы. Искать, срочно искать! Принять все меры к тому, чтобы как можно быстрее найти летчика в морских волнах.
Не выпуская из рук микрофона, Горничев резко повернулся к своему помощнику:
- В район приводнения Куницына пошлем спарку. Пойдут Железников и Буянов. Да, и вот еще что - срочно вызовите экипаж вертолета.
Вертолетов в истребительной части нет. Но случилось так, что на аэродром накануне прибыла с грузом одна из винтокрылых машин из эскадрильи вспомогательной авиации. Помощник руководителя полетов вопросительно взглянул на Горничева. "А имеем ли мы право распоряжаться чужим экипажем без согласования с начальством?" - можно было прочесть в глазах офицера.
Поняв его сомнения, Горничев сказал:
- Объясним потом. Сейчас нельзя терять время…
В динамике опять послышался голос Кривцова. Капитан сообщил, что место приводнения Куницына засечь ему не удалось.
Что ж, вполне понятно. Сверхзвуковой истребитель предназначен для стремительного полета на перехват воздушного противника и скоротечного боя. С него почти невозможно разглядеть человека, затерявшегося в бескрайнем море: слишком велика скорость. Спарка - учебнотренировочный самолет - тоже, конечно, не тихоход, но это машина двухместная. Один летчик будет пилотировать, второй - осматривать местность.
Разрешив капитану Кривцову возвращаться, полковник задумался. Точку, куда опустился на парашюте Куницын, на карте нельзя определить даже приблизительно. Радиус (разворота скоростной машины велик. К тому же надо учесть ветер. Не исключено, что летчика отнесло к побережью. Это было бы лучше. Но не менее вероятно, что на высоте ветер дует от берега. Тогда…
- Пошлем следом за спаркой Ли-2, - помолчав, угрюмо сказал Горничев.
Не забыть бы чего-нибудь, не упустить какой-либо существенной мелочи. Транспортный самолет Ли-2, на борту которого может находиться целая группа людей, обследует район более детально. Заметит Куницына - наведет вертолет. Но спустится ли вертолет к самой воде? Вряд ли. Несущий винт поднимет тучу брызг. Значит, нужен катер или хотя бы моторная лодка.