Станислав Мелешин - член Союза Писателей СССР. Родился в 1928 году в Пензенской области в селе Белогорка. В 1930 году семья переехала на строительство г. Магнитогорска. Здесь С. Мелешин начал свой творческий путь. Во время службы в Советской Армии в 1955 г. заочно окончил литературный институт.
С. Мелешин известен читателю по книгам: "Паче, Рума!", "Родные люди", "Трое в тайге", "Таежный выстрел", "Молния в черемухе" и др.
В новую книгу С. Мелешина входят повести - "Это случилось у моря", "Любава" и два рассказа - "Вторая жизнь" и "В северном городе".
Герои повести "Это случилось у моря" - охотские рыбаки. Автор старается доверить читателю раздумье, откуда берутся суровые мужественные люди: четверка солдат, оторванная океаном от берега, первый космонавт Ю. А. Гагарин.
В повести "Любава" автор рассказывает о смелой, гордой степной девушке, о любви, красивой и трагичной, показывает, как в труде крепнет коллектив плотницкой бригады, как начинают грубоватые, суровые люди оберегать первое чувство своего товарища.
В рассказе "Вторая жизнь" С. Мелешин показывает людей, живущих второй жизнью, которые обретают счастье после горечи первых ошибок и неудач.
Сейчас Ст. Мелешин работает над романом о современниках.
Содержание:
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ У МОРЯ - Повесть 1
1. Двое на берегу 1
2. Варька 2
3. Птичий базар 3
4. Встреча 4
5. Варькины вопросы 5
6. Прощание 6
7. Кто остается один 6
8. Встречай, волна! 7
ЛЮБАВА - Повесть 8
ВТОРАЯ ЖИЗНЬ - Рассказ 19
В СЕВЕРНОМ ГОРОДЕ - Рассказ 25
Это случилось у моря
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ У МОРЯ
Повесть
Посвящается Н. В. Никитиной
Это случилось у моря на краю земли, там, где утром от солнца сгорают на скалах холодные тени и рождается новый день.
Зовется море Охотским, а поселок - Охоткой, потому что всяк охоч был поставить свою рыбацкую хибару у тихой голубой бухты, в которой рыбы полным-полно, хоть черпай ведром.
Только тишина там обманчива. Нет ее ни в час прибоя, когда гудят скалы, ни в ветреный вечер, когда чайки устают и им трудно взлетать.
Скалы так крепки и тверды, а море так широко и неспокойно, что даже в знойные несколько дней меж каменных глыб всегда настороже шуршит вереск.
Воды и берега древнее, чем люди, и между ними веками идет глухая борьба.
Борьба земли и воды.
Много в Охотке сложено легенд, и в каждой вода всегда хотела залить и потопить землю, только у нее этого не получалось, потому что и сама вода держится на земле.
За рыбацким поселком, за высоким обрывом глубинные тяжелые воды, и только у берега одинокая ленивая волна доносит шлепки по лбам катышей. Камни обросли мхом, и кажется, когда накатывает на них волна, они ныряют в воду. Чем шире, тем бездоннее небо. Если утром подуют сырые ветра, в воздухе дрожит белая холодная пелена водяной пыли, которая рассеивается вокруг на камни. Они голубеют.
Вода заливает их, обмывает, но камни остаются на берегу, на земле, как люди, о которых сложено много легенд.
Почему-то люди селились по берегам рек, озер и морей - видно, люди так же, как и вода и земля, друг без друга обходиться не могут.
Море любит людей смелых и отважных. Оно широкое и далекое, как степь. Если утром, когда на скалах пищат птичьи выводки: "пиу-пиу", вглядеться вдаль, можно заметить, что море будто захлестнуло горизонт.
То, что случится с рыбаками в море, превращается в целую историю. Одна из таких историй случилась в поселке Охотка в рыболовецкой артели.
1. Двое на берегу
Мария знает, как ночью шумят холодные воды Охотского моря. Она любит, уложив детей спать, Сашку и Наташу, приходить на берег к Отчаянной скале, которая выдалась в море вперед, разрезая острым углом волны при лунном свете. Отсюда, однажды Афанасий - ее муж - отплыл на баркасе на разведку косяка кеты и… не вернулся. Попал, должно быть, в жестокий шторм. В тот страшный день так же висела в небе полная луна, и одинокие волны нехотя накатывались на берег. За день они уставали подмывать Отчаянную скалу.
Мария стояла на берегу, дыша соленым ветром, и задумчиво смотрела вдаль. Где-то там… в седых холодных глубинах погиб Афанасий, ее любый человек.
Сегодня ночью луна светила ярко, словно в насмешку, напоминая ей о том, что было когда-то…
Вдовья печаль повела Марию по берегу. За высокими гранитными глыбами она увидела волны, услышала их шум и ощутила на щеках первые брызги…
Камни тяжелые, свинцовые от лунного света, обкатанные волной, как тюлени, блестели круглыми боками. Волны перемывали песок, гольцы оставались на берегу, и когда накатывала вторая волна - они шевелились и дробно стукались друг о друга.
Небо над морем бездонное и темное, в нем крупные зеленые звезды. Луна отражается на волне, и волна доносит это отражение до берега и разбивает его о скалу. Луна дробится на куски литого серебра, которые, смешиваясь с пеной и брызгами, просверкав, гаснут.
Ветер дул слабый, прохладный, откуда-то из-за горизонта. Он был влажный и приятно освежал лицо Марии, шевелил локоны черных волос, выбившихся из-под платка, и непослушная, начавшая седеть прядка, невесомо трепыхалась у виска.
А море шумит… неумолчное, холодное Охотское море. Сыплется из расщелин песок, выдуваемый ветром. Он шуршит, как пена, когда волна откатывает от берега. В расщелинах всегда от воды отстаивается соль, и чахлый вереск, белый от соли, гибнет.
Иногда Марии на берегу ночью через слезы плохо видно… Сегодня она не плачет, наедине с собой и морем.
В рыбацком поселке ее не обижают. Красивая, белолицая, с большими темными глазами, она героически, с самоотвержением таит свою печаль, ходит по земле уверенно, работает молча в своем рыбном цехе среди счастливых подруг, а если с кем и заговорит спокойным тихим голосом, губы ее всегда в полуулыбке.
Радуют дети. Сейчас у них праздник: лето и каникулы. Школа ремонтируется. Там много известки. Откуда только ее достали? Сашка, стриженый, верткий, пропадает около поселка с ватагой дружков, а вечером рассказывает, что они спугнули птичий базар, жгли костер и - вот вам - достает из-за пазухи печеные яйца: "Мам, они вкусные". А она вспоминает стихи московского поэта, которые они всем гамузом в рыболовецком цехе читали: "…Из них бы птицы быть могли! А птицы… петь бы стали!"
Или целый день он толчется на рыбозаводе. И тогда работницы высовываются из окон: во дворе стоит страшный перезвон-перестук. Это мальчишки стучат палками по пустым бочкам, определяя по звуку, в какой бочке сидит спрятавшийся.
А уж когда рыбаки возвращаются с лова и весь поселок встречает их на берегу, тут начинается игра взрослых и детей.
- Смотри, Саша, не оконфузься.
Мальчишки добираются вплавь до первого баркаса и кричат рыбакам: "Живую рыбку! Живую рыбку!" И если улов богат, рыбаки весело швыряют в мальчишек живыми рыбинами, и тут нужно не оплошать, поймать на лету живую рыбу, первым достичь берега и вручить ее самому старому на берегу. Тогда ты герой и тебе все время до следующего лова верховодить сверстниками. Сашка много раз был героем…
Однажды он заявил:
- Я, мам, рыбаком, как нашенские, не буду. Ловят - и все. Я стану военным рыбаком.
- Што?!
- Ну, понимаешь, чтоб пушки на баркасах. Мы на лове, а тут откуда ни возьмись… фашисты! А мы в них трах-бах, трах-бах-бах! И - белуга!
Вспомнился Афанасий. Это его словцо. Бывало скажет: "Мария! Сегодня лов гулевой. Ставь пол-литра! И - белуга!"
Наташенька, дочка, тише Сашки. Робкая, послушная, работящая. Не заметишь, как все по дому сама и сделает.
Где-то за горизонтом раздался тоскливый, протяжный гудок сейнера. Устало и тяжело рокотали моторы баркасов. Это возвращался с ночного лова Павел Игнатов.
Мария вспомнила, как на свадьбе Таньки Безугловой она и Павел оказались рядом за столом. Он посмотрел на нее пристально сбоку и стал предупредительно ухаживать за ней, поднося рюмочки красного вина. Ей запомнился его ласковый взгляд, когда уходила со свадьбы. А когда рыбак Водовозов старался у нее добиться расположения, запомнила еще и то, что Павел стоял в просвете дверей, ведущих в сени. На его круглом большом лбу дрожали светлые капельки пота, как росинки.
О чем он думал тогда?!
Застонала вспуганная кем-то чайка. Вспорхнула и, засеребрив крылья в лунном свете, прочертила небо и скрылась где-то в камнях…
Волна за волной… Волна за волной… Море, как вечный работник, катит свои волны на берег. Шуршит… шелестит… шумит.
Волны, как секунды, от удара к удару о берега.
Мария прислушивается к этому шуму и думает с болью на сердце: сколько она видела волн, сколько отсчитано секунд, и так незаметно, как волны, ушли ее годы.
Да… От одиночества нужно уходить. А куда? К кому?
Ходят слухи: пойдет ли она к Водовозову? Нет! Стыдно. Жива еще жена его! В рыбацком поселке бабы остры на язык, раззвонят повсюду - от одного сраму постареешь.
За большим щербатым камнем метнулась чья-то тень. Павел? Да… он. Широкоплечий, неуклюжий от рыбацкой брезентовой робы, как жесть, негнущейся. Чешуйки рыбы на ней блестели, точно иней. Резиновые сапоги выше колен терлись один о другой. Они вдавливали песок, но эти следы Павла тотчас же смывало набегавшей волной. Узнав Марию, Павел направился к ней. Он шел вразвалочку, горбясь, как виноватый в чем-то.
- Мария! Ты?.. Здесь опять?!
- Проходи.
- Устал я.
Помолчали.
Она посмотрела на его большую, чуть поникшую голову, грубое неподвижное лицо с раздвоенным подбородком и густыми бровями, стянутыми к переносице, из-под которых не было видно глаз, подумала, что по поселку и по берегу ходит он по-хозяйски, быстро, не обходя камни, и всегда в толпе рыбаков его можно различить по широкой спине и высокому росту. Но почему-то всегда один ходит. Ни родственников, ни жены у него… И ей стало жаль его.
В складках небрежно откинутого за плечи капюшона блестела вода.
- Много рыбы? - спросила Мария.
Надо было о чем-то говорить.
Павел встрепенулся, будто очнувшись, и вдруг рассмеялся, молодецки хлопнул ее по плечу.
- На всю страну хватит!
И тут она увидела его глаза. Они смотрели на нее открыто, большие, веселые, в зрачках метались лунные искорки.
- У Дальнего камня на косяк напали в обхват. Вот вернулись. Чанов и бочек не хватает. Куда рыбу девать? Не успевают ни коптить, ни солить, ни сушить. Заводишко-то наш мал.
В ночи слушались урчание рыбонасоса, гром пустых подкатываемых бочек, крики команд, далекие гудки сейнеров, а здесь рядом - разбойничий свист ветра в расщелинах скал.
"Куда рыбу девать… А долю мою куда денешь? Не спрячешь, не высушишь", - подумала Мария и услышала тихое, нежное:
- Дети дома?
- Спят.
Зашагали по берегу. Она заметила, что он наблюдает за нею сбоку, разглядывая лицо. Покраснела, опустив голову, ждала, что сейчас он скажет ей что-то хорошее.
- Что же ты никогда меня в гости не пригласишь?
У Марии обрадованно застучало сердце.
- А зачем приглашать? Мой дом открыт, не на запоре. Сам зайдешь.
На берегу потемнело, и море тоже стало темным.
Павел и Мария оглядели небо с тяжелыми облаками. Как чугунные, они нависли над морем, закрыли луну, сломали горизонт, и там, вдали, будто выходили, переваливаясь, из воды, и их округлые днища подмывало водой. Мария остановилась, раздумывая, идти ли ей дальше, но Павел шагал вперед, и она, помешкав немного, поравнялась с ним.
- У Водовозова жена умирает, - сказал он прямо.
У Марии екнуло сердце. "Знает о сватовстве".
- Умирает. Рак. Жаль ее.
Павел хмуро и презрительно выкрикнул:
- А человек уже себе новую жену ищет! А?
Мария остановилась и услышала:
- Он, говорят, и к тебе сватался?!
Она ждала, что вот он ее сейчас спросит: "Ну, и что же ты ему ответила?". Но он не спросил, и ей стало обидно, что он не спросил ее об этом. Зябко поежилась.
- Холодно что-то. К себе пора.
Над головой грохнула молния, лучи ее затрещали, вспарывая темноту. Волны будто присели, и шум их уже не так был слышен. Гром прокатился по скалам. Мария испуганно схватила Павла за рукав и прижалась к плечу. Он полуобнял ее, будто защищая.
Опять рассыпалась молния, упала где-то за камнями.
- Завтра принесу тебе чертов палец, - рассмеялся Павел. - Не торопись. - Он поежился. - Промок я. Озяб немножко. Сейчас бы спирту рюмочку.
- Есть у меня, виски натираю, когда голова болит.
- Уважь, поднеси. Я у калитки постою. Спасибо скажу.
- Не опьянеешь?
- Согреюсь. Если много нальешь - опьянею.
Мария засмеялась. Пошла побыстрее. Море с его шумами осталось позади.
Ее дом. Павел задержал Марию за руку, вздохнул:
- Вот смотрю я на тебя, Мария, и не знаю, что бы сделать для тебя хорошее?
- Хорошего на свете много. Сердце ведь свое не вынешь… не отдашь мне…
- Сколько в тебе печали… Знаю ведь, не одна у моря… с мужем разговор ведешь. Хороший был рыбак.
За калиткой звякнула цепью лайка Мушка. Мария устало прислонилась к калитке и доверила:
- Завидую я людям…
И вдруг неожиданно разрыдалась. Павел стал неумело утешать, обхватив ее за плечи, и услышал у самого уха ее прерывистый, горячий шепот:
- Я сейчас… Я сейчас. Забыла, зачем пришла.
- Мария, никогда не плачь! Слышишь?! Ты молодая и красивая, у тебя хорошие дети. Слезы женщине не к лицу. А мужчины ведь редко плачут. Ладно. Угощай, хозяйка. - Павел натянуто засмеялся: - Слыхал, к Водовозову идешь!?
- А тебе что? Выпей спирту и иди домой.
- Расхотелось.
- После работы можно. От простуды.
Ей было приятно смотреть, как Павел, большими руками обхватив стакан так, что его не стало видно, поднес к губам и пил медленно, большими глотками, как чай. Утерся рукавом, крякнул:
- Ну вот… тепло теперь. - И добавил: - Знаешь, не ходи больше ночью к морю. Береги себя.
Этого ей еще никто не говорил. Да и кто мог сказать ей об этом? А Павел - сказал… Но тут же подумала о том, что людям вообще легко говорить жалостливые слова…
Его рука легла на ее плечо, тяжелая и горячая, легла спокойно и нежно. Он кивнул ей, мол, не робей, все впереди - и ушел в ночь.
На побережье ничего нельзя было разглядеть. С берега доносился шум прибоя, и было слышно, как поскрипывает песок под уверенными шагами Павла. Засвистел в расщелинах ветер, скалы загудели - начался шторм.
2. Варька
Варька, тяжело ступая по холодным плитам гранитной скалы, глубоко вздохнула, разбежалась, и когда море ударило синевой воды в глаза, оттолкнулась ногами, выбросила тело в воздух и полетела, раскинув руки, как птица крылья. Ей нравилось стремительное падение со скалы в воду, и когда она считала секунды, приближаясь к воде, сердце захватывало от счастья, от ощущения полета.
Каждое утро она приходила на облюбованную ею скалу и каждое утро прохладные воды моря принимали ее. Она шумно плескалась у берега, долго ныряла и, продрогнув, одевалась, подолгу сидела на камне, уставившись в бесконечную морскую даль, силясь разглядеть: а что там, за горизонтом?!
Там были города и люди. Другая жизнь…
Она была одинокой, свободной. В двенадцать лет убежала из детдома, бродяжничала по берегам Охотского моря, а потом, когда вымахала в здоровую краснощекую девку, на которую стали засматриваться парни, прижилась в рыбацком поселке Охотке, да так и осталась, поступив работать поваром на сейнер.
В поселке о ней шла нехорошая молва как о гулящей. Ей было уже двадцать лет, когда неожиданно посватал ее вдовый рыбак из соседнего поселка Каменки.
Просто пришел он, Буйносов Федор, к ней в хибару и сказал:
- Давно слежу за тобой. Люба ты мне. Давай сойдемся. Я один и ты, вижу, одна. Вместе жить легче, - и почему-то встал на колени.
Варька растерялась тогда: никто еще не сватал ее, и она не знала, что это такое, но подумала, что вот человек, наверное, любит ее, раз пришел звать к себе в жены, и ей стало приятно.
Она подняла его с пола, усадила за стол и захлопотала у печки. Ей было жаль его, скромного, одинокого, намного старше ее; она замечала, как он опускал глаза, когда встречался с нею взглядом, как поправлял розовый вылинявший галстук и старался удерживать дрожь в руках, когда черпал ложкой щербу-уху.
"Пьет много. Ох, ты мой негаданный!" - подумала она о нем, жалеючи его, и еще подумала, что вот и начинается ее настоящая-то жизнь с мужем, в семье. А что?! Ведь выходят женщины замуж и у каждой муж рыбак, и дети! Видно, и ей пора такая настала, что этот мил-человек сам пришел и сам позвал ее к себе, ласково назвав "Варенькой", и все время почему-то прятал руки.
Потом он ушел. Варвара сказала ему, что подумает, и ночью долго не могла уснуть… Много женщин в поселке, много вдов и молодиц, а выбрал Федор только ее…
Много парней любовались ею, многие обхаживали ее, целовали, но никто всерьез не предлагал ей пожениться, а тут почти незнакомый, явился - и вот она должна решить: пойти в Каменку мужней женой или остаться в Охотке.
Нравился ей Павел Игнатов - мастер лова, высокий, русоволосый, но он, казалось, не обращал на нее внимания… Любила она его издали, крепко, до головной боли, и всегда искала встреч с ним. А он, как всегда, сдав рыбу, проходил мимо, и когда от этого щемило в душе, Варвара все ждала, что Павел придет к ней и скажет, как Федор Буйносов: "Давай, выходи за меня замуж - и все. Вот я свое сердце тебе положил на стол".
Но этого не было. И она ушла в Каменку к Буйносову.
Они тогда шли берегом, шли долго. Неспокойное море накатывало волны на берег. Федор, обняв Варвару за плечи, вздыхал о чем-то, а она смотрела в море, и ей хотелось искупаться. Она подумала, что это ее муж, о чем она мечтала!
И потянулись серые скучные дни. Федор, возвращаясь с лова, пил, и Варваре это было противно. Она несколько раз собиралась уходить, но было неудобно, да и жаль Федора, хотя настоящего счастья не видела, а только тоска, безрадостность. Поняла однажды, что живет она у Федора домашней работницей, и еще поняла, что без любви, только на жалости, и что жить так дальше не сможет.