- Я знаю, - твердо сказал заведующий. - Пива у нас нет, а квас вы делать не умеете. Компот как раз. Есть малиновый, клубничный, смородиновый. Импортный и наш. Наша смородина в этом случае предпочтительней.
И он скрылся в лабиринте из ящиков.
- Вот Полинг считает, - сказал, вернувшись, заведующий, - вы знаете Полинга?
- Я его не знаю, не знаком.
- Еще! Он физик и химик, дважды лауреат Нобелевской премии. Так вот он считает, что в группу витаминоносителей-рекордсменов кроме сладкого перца и капусты "брокколи" входит смородина, черная смородина. Полингу можно верить. Утром убедитесь. - И он улыбнулся.
Варя тоже застенчиво улыбнулся.
Они вернулись в магазин, заведующий пощелкал счетами, Варфоломей заплатил и, взвалив рюкзак, пошел домой.
Глава шестая
Надо отвинтить у шприца обе крышки и протереть цилиндр тряпочкой, смоченной спиртом. После просушки внутреннюю часть цилиндра смазать густым вазелином. Затем вдвинуть в цилиндр поршень с инерционным капсюлем и навинтить крышку со стабилизатором. Теперь можно в цилиндр налить доверху раствор с наркотиком, а потом уже навинтить переднюю крышку с иглой и надеть направляющий полиэтиленовый колпачок. Наркотика всего-то нужно два с половиной миллилитра да добавить один миллилитр этилового спирта, чтобы раствор не замерзал на морозе.
Чернов приготовил пять шприцев - летающие шприцы для обездвиживания медведей. "Пять на завтра хватит, - думал он. - Одного и то хватит, если попасть точно".
Много шприцев заготавливать впрок не имеет смысла, потому что раствор все равно медленно вытекает, да и препарат при длительном хранении портится, вот почему все операции делались в ночь накануне или непосредственно в день работы.
Варфоломей внимательно следил за манипуляциями Чернова.
- Что это за раствор? - спросил он.
- Лекарство, - ответил Чернов.
- А что это?
- Ну, проще наркотик.
- Понятно, - усмехнулся Варфоломей.
- Одного этого шприца достаточно, чтобы медведица полтора часа не шевелилась.
- Из того ружья стрелять?
- Да. Это "кеп-чур", американская система, шестнадцатый калибр.
- Это надежно?
- Да, конечно… Надо только точно попасть. В мышцу шеи или в жевательную мышцу, когда медведица выглянет из берлоги. Если в лоб или скользящим - дело бесполезное. Главное - ее выманить…
- Не боитесь?
- Всегда есть страховщик с карабином. Да не волнуйся, Варя, нападают только подранки, понял? Подранки, голодные, пуганые и шатающиеся. Остальные не нападают.
- Понял. Остальные в зоопарке.
- Ага. У тебя-то все готово?
- Давно.
Варе была отведена роль фотографа - это-то дело он знал в совершенстве, запасся пленкой и двумя камерами - с узкой и широкой пленкой. Только сетовал, что не мог достать слайдов. В те годы достать обратимую пленку было почти невозможно. Но у Чернова слайды были.
- Меходежду примерял?
- Как раз.
- Нанука?
- Брюки и торбаса Нанука, а кухлянку Ноэ свою дала. Нижняя кухлянка тоже ее.
- Не замерзнешь, одежда у Нюры что надо.
- Это ее русское имя?
- Так мы у себя зовем, удобней.
- Она чукчанка?
- Нет. Ни чукчанка, ни эскимоска. Из племени ситыгьюк. Что-то родственное ихалмютам, кто их разберет… Понравилась?
- Ну… как сказать… полновата… глаза красивые…
- Лукавые! - засмеялся Чернов. - Ты ее еще не знаешь! Умница!
- Так уж… - самоуверенно бросил Варя. - Умные они нынче перевелись. Им это не идет, время не то…
- Заговори-ил! - засмеялся Чернов.
Варфоломей замолчал.
- Я пойду, - сказал он. - Надо выспаться…
- Давай. Завтра рано подниматься. Отдохни. Ребята поди спят уже.
- Христофор точно спит, а Ояр - не знаю.
- Кристобаль эту работу любит, - непонятно почему опять засмеялся Чернов.
Варфоломей ушел.
Все так и оказалось. Кучин сладко похрапывал, Ояр разбирал спальный мешок.
- Чаю хочешь? - спросил Винтер.
- Только что пил у Чернова.
- Тогда спи. Завтра выйдем рано.
- Я знаю.
Варфоломей расстилал спальный мешок, а Винтер краем глаза с улыбкой за ним следил.
Ояр заметил на лице Варфоломея брезгливую гримасу, когда тот развернул мех в изголовье. Варфоломей застелил изголовье чистым полотенцем, чтобы не касаться меха щекой.
- Мда-а, - вздохнул Ояр и вместо улыбки вдруг обнаружил у себя где-то внутри возникавшее раздражение.
- Если бы у тебя была жена, - сказал вдруг Ояр, - она бы от тебя обежала.
Варфоломей молчал, раздеваясь.
- Отсюда далеко не убежишь, - сказал Христофор. Оказывается, он не спал, а только дремал, закрыв глаза. - Здесь нет микробов. Варя. Спи спокойно в этом спальном мешке. На севере нет микробов и гадов. Север стерилен. Варя, - сказал он, зевнул и снова закрыл глаза.
- Очки, Кристобаль, - подсказал Ояр.
Христофор всегда спал в очках, и если ему не напомнить, не снимал их. Вот и сейчас из спального мешка торчали очки, нос и борода.
Христофор снял очки и аккуратно положил их рядом с пепельницей на табуретку.
- Сейчас я на ночь подшаманю. - И Ояр пошел на кухню, включил кран на полную мощность - горючка заполыхала, загудела печь.
- Чай в постель или ну его? - спросил он. - Чай перед сном помогает.
- От чего? - спросил Варфоломей.
- От всего. И ночью и днем. Правда, Кристобаль?
Христофор перестал храпеть:
- Правда. Спирт с чаем еще лучше помогает.
- Ну, это уж без сомненья.
Варфоломей устроился наконец в мешке, от чая отказался, Ояр принес кружку Христофору.
- Ояр, - спросил Варфоломей, - сколько нормальный человек может выдержать на севере?
- Какой нормальный? Выходит, Ноэ и Нанук ненормальные, они здесь вечно… Так?
- Я не о том… Они родились тут. Им тут все привычно. Скорей, они на материке бы не выдержали.
- А чего хорошего на материке? - спросил полусонный Христофор. - Пивные, музеи да девочки? Ну, еще поезд ходит… Скучно… Ну, пляж. Так и у нас тут можно хоть круглый год купаться!
- Как? - не понял Варя.
- Здесь есть озеро, теплое, бьют горячие ключи, купаемся, когда приезжаем, - пояснил Ояр, - хоть в январе, хоть в июле. Родоновые источники. Целебные, между прочим.
- Вот устроим тут заповедник - не очень-то покупаетесь, - непонятно кому погрозил сонный Христофор.
- А мы искупаемся? - спросил Варя.
- Обязательно… как-нибудь в следующий раз. Вот только закончим работу. Чернову надо помочь. Вот он закончит свое - и двинемся на Ключи.
- Представляю, как это можно будет снять, - сказал Варя. - Женщины в пляжных костюмах на снегу. Да мне никто не поверит.
- Поверят. Зритель нынче всему верит, особенно детективам.
- Тут-то детектива не сделаешь.
- Почему? Граница рядом, пиши - фантазируй. Нет границ полету фантазии, - уверенно сказал Ояр, вспомнив "Окоченевшую любовницу" Фаррера.
Раньше всех на правах хозяина просыпался Ояр. Он вставал, быстро разжигал печь, ставил чай и принимался готовить завтрак.
От шума и возни просыпался Христофор. Он водружал на нос очки. Ояр ставил перед ним рядом с пепельницей кружку дымящегося чая, Христофор выпивал его с сахаром, закуривал первую утреннюю сигарету и долго молча лежал в мешке, ожидая, пока в доме не станет тепло.
Там, раньше, за пределами острова утро у Варфоломея начиналось с зарядки, обтирания и бритья. Здесь он пробовал однажды начать день с зарядки, но тонкий слой копоти с потолка и стен мешал ему делать полный вдох-выдох, а выскакивать на мороз он не осмеливался.
Тогда он перешел на систему йогов. Из всего комплекса йогов он хорошо запомнил упражнение номер один - "сесть на постель, скрестив ноги, закрыть глаза и пять минут подумать о прекрасном".
Варфоломей принимался за бритье. Тут, кстати, можно было вообще не бриться, так даже было лучше, но от привычек ему трудно отказаться, и он старательно брился, хотя при бороде это ни к чему. Бороду он холил, как и тело, посредством зарядки, а себя в зеркале уважал и любил.
Сегодня ребята не умывались.
- Зря ты умываешься, - сказал Винтер.
Варфоломей не понял.
- Целый день будем работать на морозе. А ты снял с лица жировую пленку. Очень быстро обморозишься. Кочевые чукчи и охотники эскимосы перед дежурством в стаде или выходом в море никогда не умываются. Не надо очищать кожу. Лучше потом попаришься в бане, ничего с тобой не случится.
- Верь ему, - сказал Христофор Варе. - Это рекомендации науки, а не байки. Тут все надо изучать, а ты невнимателен. Видел я один фильм, где пастух в белой рубашке и галстуке швыряет на оленя чаат. Как бы в твоем сценарии такого не получилось.
- Учту, спасибо, - вежливо сказал Варя.
- Пожалуйста. Не стоит.
- К столу!
За окном уже тарахтел вездеход. В комнату ввалились Машкин и Чернов.
- Нюрка просилась! - с порога закричал Машкин. - Хочу, говорит, с Варей сфотографироваться!
- Успеет, - махнул рукой Винтер.
…Варфоломей лежал в вездеходе на оленьих шкурах и вспоминал свои дни на острове. "Странные люди, - думал он. - Интересные, но какие-то странные. Без работы их не понять, и фильм о них не сделать. Я бы, во всяком случае, денег под заявку на сценарий об этом не дал. Надо стараться".
До северных отрогов идти далеко, Кучин знает об этом и потихоньку, чтобы не терять даром время, подремливает себе в углу, лежа на шкурах рядом с Варфоломеем.
За рычагами вездехода Машкин, рядом на сиденье справа - Чернов, между ними в проеме, ведущем в грузовой отсек машины, примостился Винтер. Он согнулся в три погибели, закрыл от Кучина и Вари обзор, показывает Машкину направление.
Вездеход свернул с береговой волосы и направился в тундру. Надо пересечь остров почти посередине. Тундра лежит на невысоком плато, перерезанном ручьями, небольшими речками и долинами. Места эти Кучину известны хорошо - вот он и дремлет, не глядит по сторонам. Жалеет только, что Нанук не пошел с ним. Хороший старик, бесхитростный, на него всегда положиться можно. Два года тому назад напились они браги - Христофор и Нанук, обуяла их отвага и желание приносить пользу, ринулись они по берлогам, хорошо что Пальму прихватили, отогнала она рано вылезшую медведицу с медвежатами, а то бы…
Даже сейчас краснеет Кучин, вспоминая свое молодечество, ничем, по сути, не отличавшееся от пижонства. "Арктиксмэн, черт возьми! - думал он. - Стыд! Как сопляк-чечакко… Хоть бы тут никто не вспоминал…"
В Нануке он был уверен - от него словечка не добьешься.
Винтер посторонился, открыл обзор, поманил Шнайдера. Варфоломей встал, пересел к нему. Винтер показал на дорогу. Впереди вездехода метрах в пятидесяти по следу мчались два песца, не сворачивая.
- Эх, телевика нет! - вздохнул Варя. - Далековато… Надо же! Прямо так и бегают!
- Пусть бегают… Дальше капканов не убегут!
Варфоломей снова пристроился на шкурах.
- Что там? - спросил Кучин.
- Песцы…
- А-а-а… - протянул Кучин и закрыл глаза.
"Профессионалы, - подумал Варфоломей, - их не проймешь. А вот если б сейчас бегемот появился из-за сугроба? То-то бы забегали!"
Он поймал себя на том, что мысли его все чаще и чаще возвращаются к недавним дням, к событиям на острове, одним из важнейших среди которых он считал знакомство с Ноэ. Ноэ удивила его - она держалась на равных, с добродушием гостеприимной хозяйки, и ничего наивного, простецкого, "аборигенского" он в ней не нашел. Признаться, ему даже хотелось уединиться с ней в другой комнате, просто так, поговорить ни о чем, о пустяках, без свидетелей, узнать, какие же женщины острова, - Варфоломей никогда не сталкивался с местным населением, и знакомых среди северных коренных людей у него не было. В нем давно укоренилось отношение к Северу как к чему-то временному, временному этапу в биографии, случайному, который надо переждать.
Все в ней поразило его. И удивительные глаза, и цвет кожи, и татуировка. И изящество, благодаря которому незаметной становилась даже ее полнота.
"Чего он к ней прилип?" - думал Машкин.
- Слышь! - крикнул он из-за стола, - не твое, положи на место.
- Что? - не понял Варя.
- Все!
Похоже, нагловатый новичок Антошу раздражал.
А разговор был между тем у них вполне безвинный и вертелся вокруг сугубо материальных вещей.
- И песца здесь можно купить? - спрашивал Варя Ноэ.
- Зачем? - ответила она. - Его можно поймать.
- А клык моржовый достать? - показал он на череп моржа с клыками, валявшийся в углу.
- Можно выколотить. На Длинной Косе с осени полно трупов. Там медведи кормятся. Чернов там будет работать - можно с ним съездить.
- Мне рассказывали, там купаются.
- Я тоже туда поеду, с отцом. Нанук иногда собачек лечит. Лапки им греет.
- Помогает?
- Он сам там от ревматизма вылечился…
- И никто тут из кости ничего не делает?
- Нет… делают на востоке Чукотки… отец мне в детстве вырезал из клыка нерпочку, моржа и медведя. Это мои игрушки, до сих пор храню.
- Клык, он же ценный?
- Почти как слоновая кость…
- Вон у Ояра Гансовича сколько их лежит, а ведь можно из них много ценных вещей сделать, - вздохнул Варя.
- Один приезжий художник сделал композицию "Полет в космос", все удивлялись…
- Хорошо сделал?
- Хорошо-то хорошо, но художник не понял материала. Разве можно в кости выполнять космическую тему? Кость - традиционный национальный материал… Животных можно вырезать… бытовые сценки… сказочные сюжеты… А космос-то тут при чем?
- Форма… материал… содержание… идея… - будто бы про себя проговорил Варя.
- Возможно, так. А для космоса надо - во! - она вытянула руку к потолку, - гранит! Глыбу!
- Вон сколько в доме камней, все красивые, - сказал Варя.
- Винтер сам насобирал…
- Вот из этого, - Варя взял с полки друзу аметистов, - можно кучу брошек, колец, кулонов наделать, а здесь так просто лежит, и все.
- Не просто. Камень красивый, а раз красиво - и глаз отдыхает и настроение улучшается, правда? - сказала она.
- В этом вот одном камне две моих зарплаты, если из него что-нибудь сделать, - упрямо гнул свое Варфоломей.
- Может, даже три, - простодушно согласилась она.
- А они, эти камни, так просто лежат.
- Не просто. Он их сам нашел. Этим они и дороги. Не надо из камня ничего делать - он и так красив. Вот видите - она перевернула образец, - вроде бы булыжник. И вот срез, - она опять его перевернула. - Агат. Полосчатый. Срезать - значит, вскрыть его, обнажить душу. Вон она какая душа красивая! А вы говорите - кольца да сережки! Разве можно эту душу разменивать на мелочи. Он же потеряет свою индивидуальность. Будете в ювелирном магазине, - продолжала она, - обратите внимание, все ювелирные камни похожи друг на друга. Самый некрасивый из них - алмаз, бриллианты. Стекляшки, блестят только, вот все. Одно отличие - цена. А красивого ничего, только оправа. Правда?
И тут Варфоломей обратил внимание, что никаких украшений на Ноэ не было - ни колец, ни брошек, ни цепочек. Он всмотрелся в ее лицо - косметики там не было никакой.
"Откуда она про магазин-то знает?" - подумал он. И спросил:
- А у вас на Севере бывают украшения?
- Конечно! Цветные веревочки, кусочки шкуры.
Кожу хорошо по цвету комбинировать, лоскутки собирать в орнамент. Имаклик это умеет, мама моя, она и меня, научила. Особенно бисер хорошо - хотите, я вам торбаса вышью бисером?
- Конечно! - вырвалось у Вари, - спасибо, что вы!
- Посмотрите в тундре, какие наши пастухи красивые в меховой одежде! Как они сильны и ловки - это ведь тоже от одежды, она помогает. А пригласите пастуха в город, переоденьте его, дайте белую рубашку и галстук - он потеряет себя, будет как все. И не отличишь. Так и с камнем - что лучше? Смотрите, сделать из агата тысячу одинаковых кулонов или пусть он будет один, как есть сейчас, неповторимый? То-то же. Так и человек. Правда?
- Да-а… - медленно протянул Варфоломей, - пожалуй, что-то в этом есть… тиражировать можно только кино… или книгу…
Про себя он подумал, что возникает странная ситуация - эта аборигенка вроде бы его учит, его, цивилизованного человека, родившегося в Риге, изъездившего всю страну… А она-то небось дальше острова никуда и не выезжала.
- А вы где работаете? - спросил он.
- Воспитателем в интернате. У меня славные детишки. Училась я в Ленинграде…
"Ого! - подумал он, - вон все откуда!"
- Университет, - продолжала она, - филологический. Английский преподаю, да тут школа всего четырехклассная, а пятый нулевой, подготовительный к первому - для чукчей и эскимосов. Большая школа за проливом. Там наши взрослые дети, старшеклассники. А я не могу там, мне надо жить с родителями, они просили. Им без меня трудно. Правда?
- Учиться было трудно? - спросил Варфоломей.
- Легко. Я английский выбрала, потому что знала его. Отец хорошо говорит - потолкуйте с Нануком.
- И местные языки знаете?
- Конечно… чукотский, эскимосский, племени ситыгьюк, русский, конечно, - она засмеялась, - английский само собой, это же моя профессия…
- Да-с, - совсем поник Варя. - А я в английском ни бум-бум… да-с… хорошенький остров… "хинди-руси бхай, бхай…"
- Ой, как они шумят, - поморщилась Ноэ, кивнула на компанию за столом. - Заходите как-нибудь в гости, один. У нас хорошо.
- Спасибо…
И вот сейчас, лежа, на шкурах в вездеходе, Варфоломей вспоминает, как провожал ее, как она задержалась, носом о его нос потерлась, вдохнула воздух, чтобы уловить запах. Он не знал еще, что это означает - поцелуй. И сейчас он думал о ней и не мог разобраться в себе, понять, чем она захватила его сердце.
"Надо бы загадать", - подумал он в тот вечер, когда вернулся домой после проводов Ноэ и взял наугад книжку и наугад раскрыл ее. Это был Фаррер. "Окоченевшая любовница", страница шестая.
"Несмотря на явные подмигивания многих мулаток, наше дело не продвинулось вперед ни на йоту", - прочитал Варфоломей.
- Мура, - сказал Ояр. - Читать нечего. Не теряй времени.
Варфоломей отложил книгу.
"Ноэ хотела с нами, зря не взяли", - думал сейчас Варфоломей.
Вездеход остановился. Водитель и пассажиры выпрыгнули из машины размяться.
Чернов показал на юг, на небо. Там чернела точка.
- Самолет. К нам. Больше ему некуда.
Потом Чернов достал карту, показал что-то Машкину, тот кивнул. Дорога Антоше известна была и без карты, но Чернов показал точку.
- Нанук тут видел две берлоги, новые. А отлавливали, мы здесь, - он показал другое место, на востоке. - Тут ничего нет, медведицы уже ушли. Надо сюда.
- Хорошо, - сказал Машкин. - Можно и сюда.
…Солнце слепило, искрилось в каждой снежинке и во льдах торосов. Морозно и ветрено. Варфоломей полностью задиафрагмировал обе камеры - так много было света.