Дни ожиданий - Альберт Мифтахутдинов 14 стр.


Через час вездеход остановился у подножия небольшой солки с пологим спуском. Обычно медведицы устраиваются на крутых склонах, но Чернов показал в сторону: метрах в пятидесяти на ровной снежной поверхности темнел выброс. Медведица взломала потолок. Возможно, выходила. Возможно, сейчас лежит там, в берлоге.

На разведку пошли Машкин с карабином, Винтер - он прихватил щуп, лопату и закидушку, к палке на длинной веревке был привязан ком из тряпок и шкурья. Варфоломей шел последним с фотокамерами. Чернов, как всегда, первым - с "кеп-чуром".

Машкин слепил снежок и бросил в отверстие. Дыра была примерно метр в диаметре.

Винтер забросил закидушку. Подергал ее. В это время он напоминал рыболова. В ответ ни звука.

Чернов подошел ближе. Винтер тоже. Потыкал щупом.

- Она пустая, - сказал Чернов. И заглянул внутрь. - Так и есть.

Винтер аккуратно вскрыл берлогу. Чернов зарисовал расположение камеры, сделал обмеры, Варфоломей сфотографировал.

Машкин пошел к вездеходу.

- Ну вот, - сказал Чернов, - поехали дальше.

Вездеход медленно тронулся по склону. Наст был очень тверд, ветер тут так цементировал снег, что машина почти не оставляла следа.

Чернов открыл дверцу, высунулся и на ходу осматривал местность в бинокль. Вездеход шел медленно.

- Так, так… - непонятно приговаривал он, - так, так…

- А ну-ка, останови! - закричал он вдруг Машкину.

Чернов влез на капот. Он лихорадочно наводил бинокль на резкость, смотрел и вздыхал. Затем быстро юркнул в кабину.

- Вон! По распадку! - он показал Машкину. - Уходит! Медведица с двумя! Гони, отрезай путь к морю! Она во льды уходит!

Вездеход взревел, и понесся наперерез к распадку. План у Чернова был простой - настигнуть медведицу, она повернет в горы, на сопку, и тут он ее догонит выстрелом.

Экипаж вездехода был взбудоражен. Чернов уже достал "кеп-чур". Винтер расчехлил карабин. Варфоломей все пытался протиснуться и посмотреть, что же там, впереди, и в сотый раз проверял фотоаппараты, так ли поставлена выдержка, хотя давно поставил ее точно. И даже Христофор проснулся.

Медведица уходила не спеша. Она, казалось, совсем не боялась вездехода. Только останавливалась чаше обычного и подзывала к себе малышей.

Когда до нее осталось метров пятьдесят, машина остановилась, и на снег спрыгнули Винтер и Чернов. Они торопливо направились к зверям, те уходили, медведица постоянно оглядывалась.

Винтер и Чернов побежали, вездеход шел за ними. Как и полагал Чернов, медведица свернула к сопке.

Винтер и Чернов взобрались на вездеход, и на полной скорости машина пошла прямо на зверей.

Медведица развернулась, зашипела, казалось, готова была броситься на железное чудовище. К ней подбежали, ища защиты, медвежата.

- Стой! - закричал Чернов.

Он боялся, как бы зверь не прыгнул на капот или не попал бы под гусеницы.

Медведи быстро уходили по склону.

- Пошел! - скомандовал Чернов.

Вездеход догнал зверей, и тогда медведица повернулась и пошла на машину.

- Закрывай дверцы! - закричал Чернов. Машкин остановил машину.

Медведица металась в нескольких метрах от вездехода, шипела и рычала, а малыши уходили к торосам. Она успевала следить за ними и за своими преследователями.

Когда медвежата удалились метров на сто, она повернулась и помчалась их догонять, но в это время Чернов успел открыть дверцу кабины и метров с двадцати выстрелить в нее. По красному хвосту стабилизатора было хорошо видно, что шприц попал в зверя.

- Стой! Теперь не торопись, - успокоил Чернов Машкина. - Уфф!

Все вылезли из машины и смотрели, а зверь медленно, как пьяный, уходил по склону. Движения были неуверенны, заторможены.

Медведица была не так далеко, и все увидели, как она покачнулась, упала на передние лапы и завалилась на бок.

- Давай потихоньку, - сказал Чернов Машкину.

Все побросали сигареты и полезли в вездеход.

- Место неудобное, - сказал Чернов, когда они подошли к зверю.

Винтер понял сразу, сел вместо Машкина за рычаги и развернул машину так, чтобы она заслоняла медведицу от сильного морозного ветра.

- Ты! - махнул Чернов Варфоломею.

- Что? - не понял тот.

- Фиксируй как есть, пока мы ее не трогаем!

Люди отошли от медведицы. Варфоломей с нескольких точек быстро, даже как-то суетливо сфотографировал ее.

- Не торопись, - успокоил его Христофор, - никуда она не денется. - Повтори на веяний случай еще раз, продублируй, а потом можешь снимать за работой. На нас не обращай внимания, позировать никто не будет.

- Побольше голову зверя крупным планом, - подсказал Винтер.

Медведица неровно дышала. Изо рта обильно шла слюна. Иногда по всему телу проходила конвульсивная дрожь.

Чернов передал Христофору регистрационную тетрадь, и тот делал записи под диктовку. Винтер обмерял зверя, диктовал цифры Христофору. Чернов измерил температуру, взял пробу крови, прикрепил ушную метку. Достал из чемоданчика щипцы - это были специальные татуировочные щипцы. Он поставил метку на внутренней стороне верхней губы медведя, в подмышках и пахах.

- Помоги, Варя! - позвал он Варфоломея.

Тот подошел.

- Подержи голову.

Варфоломей сел рядом, положил голову медведя на колени, внутренне прощаясь с жизнью и втайне удивляясь своему мужеству.

Чернов раскрыл пасть медведя и сказал;

- Вот так и держи, чтобы не закрывалась. Все будет как в стоматологическом кабинете.

Он достал другие щипцы, побольше. Внимательно оглядел пасть медведя, Варфоломей закрыл глаза.

- Держи крепче!

Чернов напрягся, и вот в щипцах мелькнуло что-то белое.

- Есть!

Он аккуратно завернул зуб в ватку, затем в бумажный пакет. Отдал пакет Христофору, и тот стал писать на нем номер зверя и число.

- Зуб пригодится для определения возраста, - объяснил Чернов Варфоломею. - Холодно?

- Скорее жарко, - улыбнулся Варфоломей.

- Молодец! В первый раз оно всегда так. Не бойся - я тоже боюсь! - засмеялся он. Чернов был в явно хорошем настроении, и его деловитость и спокойствие передались всем.

- Вроде бы все. Теперь давайте взвешивать.

Христофор направился к вездеходу за весами-треногой, а Винтер успел уже выстричь на боку номер - такой же как на ушной метке - и накладывал на выстриг несмываемую оранжево-красную краску.

Варфоломей снова занялся фотоаппаратами.

Голова медведицы покоилась на снегу, изо рта тонкой струйкой текла кровь - след от операции. Чернов вытер кровь, погладил зверя:

- Скоро пройдет… - и почему-то вздохнул.

Треногу-динамометр укрепили над медведицей, завели под нее брезент, все четыре кольца на углах брезента закрепили одним карабином, и Чернов начал вращать ручку весов, следя за шкалой.

- Сколько? - спросил Христофор.

Медведицу оторвали от наста.

- Сто девяносто семь… восемь… Пиши - двести килограммов.

- Хороша… - сказал Винтер.

- Нормальная.

Медведицу опустили на снег. Чернов отстегнул карабин. Винтер вытащил из-под нее брезент, свернул его, взял треногу и отнес все оборудование в вездеход.

Чернов передал Христофору чемоданчик, тот положил в него щипцы и тетрадь и тоже отнес в машину.

- Прогрей вездеход, - сказал Чернов Машкину.

Все полезли в машину.

- Вот теперь покурим.

- Как она себя чувствует? - спросил Винтер.

Чернов пожал плечами.

- Транквилизатор будешь вводить?

- Посмотрим.

Им надлежало быть у медведицы, пока она не отойдет, не очухается от действия наркотика. Иногда препарат дает побочные эффекты, и в этих случаях - для предотвращения конвульсий - вводят другой препарат, выполняющий роль транквилизатора.

- Время засечена? - спросил Чернов у Христофора, хотя знал, что засечено, все обязанности давно были распределены еще накануне.

- Конечно, - ответил тот.

Слюнотечения и конвульсий у зверя не было, и Чернов решил, что вводить транквилизатор нет надобности.

Прошло примерно полтора часа с момента обездвиживания. Медведица свободно двигала головой, шеей, встала на нош. Снова легла.

- Оживает красавица, - улыбался Чернов.

Прошло еще немного времени, и Чернов скомандовал:

- Ну все. Поехали.

Варфоломей с вездехода сделал последние снимки.

- Куда? - спросил Машкин.

- Хорошего понемножку, - ответил Чернов. - Домой!

Глава седьмая

В поселке на здании клуба уже висело объявление: "Сегодня в клубе - развозторг. Все, чего нет в нашем магазине. Приглашаем посетить. Начало в 18.00".

- Лорка приехала, - заулыбался Чернов. - Верно!

- На том самолете, что мы видели на берлогах, - догадался Христофор.

- Давай к дому!

Вездеход помчался к избушке. Наскоро был сооружен ужин, торопливый чай - и вот все засобирались.

- Галстук необязателен, - наставлял Варю Машкин, - лекции и танцев не будет. Просто торговля, понимаешь?

…В зрительном зале расставлены столы, стулья вынесены в коридор и кладовку. В зале просторно. Столы стоят вдоль стен, образуя букву "п". Левое меньшее крыло отведено продуктам - торты, колбаса, оленьи языки, печень, рыба, печенье и пирожное, мороженое и желе, зеленый лук, редис, зеленый салат. Зелень среди зимы - не зря приехала Глория к островитянам!

На сцене - буфет. Можно тут же отведать кушанья, выпить горячего чаю из самовара. Кто хочет - вина, но самую малость, бутылку на двоих. Кому доза мала - иди домой и там бражничай, а тут на людях не моги. Все понимали это, пьяных не было, да и кому захочется быть на сцене пьяным? Чтобы потом полгода вспоминали и называли "артистом"?

Председатель сельсовета Акулов за порядок не волновался. Он степенно разгуливал по клубу, иногда подходил к тому или иному покупателю, советовал. Как правило, этими покупателями были чукчи и эскимосы, люди с побережья, где нет торговых лавок. Им нравились все товары, и тут надо было направлять их желания, чтобы не брали вещей ненужных, хоть и красивых. Иногда совет был как нельзя кстати.

Ояр Винтер и Христофор Кучин не нуждались в дефицитах. Они сразу облюбовали столик на сцене, сделали заказ и почувствовали себя совсем на материке - не хватало только тихой музыки и нарядных девушек.

К ним пробирался Чернов с только что купленным песцовым малахаем. Он размахивал им, стараясь привлечь внимание Ояра и Христофора, чтобы они оставили ему местечко.

У прилавка с одеждой и обувью командовала Глория. Она весело щебетала что-то Варфоломею, тот стоял рядом зардевшийся, а в стороне наблюдал за ними Машкин, пораженный броской, ослепительной красотой женщины.

Глория заметила его. Вернее, его настороженный взгляд. Настороженность не могла скрыть восхищения, расплывшегося по лицу Машкина, и Глория это заметила.

- Ваш приятель? - спросила Глория.

- Да… - кивнул Варя, - гидробазовец.

- Пусть идет сюда, почему он стесняется?

Варя позвал Машкина.

Машкин, смущаясь и краснея, все-таки подошел к ним.

- Антоша, - представил его Варя. - А это королева северной торговли - Глория.

Она согласно кивнула и протянула руку.

Машкин осторожно пожал ее длинные тонкие пальцы, она посмотрела ему в глаза, он еще более смутился.

- Вот… - помялся он… - а табаку у вас нет? Трубочного?

- У нас все есть, - успокоила его Глория. - Даже нюхательный, моршанская мятная нюхательная махорка двадцатипятипроцентной влажности. - И гордо посмотрела на него: мол, знай наших, не зря ездим на край света.

- Мы будем там, - показал Варя на сцену, - приглашаем.

- Спасибо. Как только наши девочки подойдут, я освобожусь.

- Мы вас будем ждать, - сказал Машкин и первым направился к сцене.

…Она пришла спустя полчаса. Сдвинули два столика, чтобы стало просторней. К чаевничающим присоединился Нанук. И Ноэ подошла, стала убирать - подавать вместо официантки, та только рада была - разве за всем углядишь, да еще не имея опыта.

Ноэ знала Глорию еще по тем прилетам, они обрадовались друг другу.

Винтера и Христофора эта красивая женщина не задевала, во всяком случае, по их лицам незаметно было, чтобы они волновались. Два суровых северянина, скорей всего, умели себя вести. Но Машкин-то совсем потерял голову.

- Что-то ты красный, - заметил ему Чернов, - с мороза что ли, еще не отошел?

- Продрог, видно… колотит…

- А ты вина выпей… поможет. Ребята, налейте Глории. Кто не знаком - за знакомство!

- За самую красивую блондинку советского Северо-Востока, - скромно предложил Христофор, чокнулся со всеми, и тут же они с Винтером первыми и опрокинули стаканы.

Потом встали.

- Извините, - сказал Ояр, - у нас дела. Продолжайте без нас. Всего доброго.

И они с Кучиным ушли.

У них действительно были дела. Надо привести в порядок записи сегодняшнего дня, потому что завтра опять будет работа, новый день, и нельзя откладывать. Глория держалась спокойно, непринужденно, и в какое-то мгновение Варфоломей понял, что у него путей к ней нет и не будет и вообще надо выбросить ее из головы. За все время она ни словом, ни жестом, ни улыбкой не выделила Варфоломея, будто его не было, вернее, будто он есть, но есть как все вокруг, как этот стол, этот самовар, эти лавки.

Варфоломей встал и пошел помогать Ноэ приносить блюдца, тарелочки, стаканы, закуски. Он резал хлеб, раздавал печенье, аккуратно разделил торт. И пожалел, что нет цветов.

Ноэ сияла, как на празднике, и Варя еще раз удивился, какие у нее удивительно выразительные глаза. Черные, как полярная ночь, и даже еще чернее.

"И блестят как белый снег под белым ослепительным солнцем, странно", - подумал он.

- А потом куда? - опросил Чернов Глорию.

- По бригадам. К оленеводам и охотникам. До них добраться - ой, ой, ой…

- Известное дело… Вертолет бы…

- Вертолет сейчас надолго не дадут. Вертолеты в Центральной тундре - отел скоро, а там весновка, а там и к летовке все надо, вот и завозят к пастухам все, что не успели, да чтоб хватило до осени. А наша торговля - лишь для личных нужд… Мы народ маленький, - она засмеялась, - СБ, служба быта, одним словом, о нас любят фельетоны писать.

- На собаках-то неудобно? - спросил Машкин.

- На собаках не выйдет. Акулов трактор обещал. И домик на прицепе.

- А если вездеход? - спросил Машкин и посмотрел на Чернова.

Чернов понял его.

- А что? Это идея! - воспрянул он. - У Винтера есть второй. Им, охотоведам, все равно с нами работать. Народу мне и без тебя хватит. А ты пойдешь водителем к Лорке, а?

- Ладно… - радостно ответил Машкин и покраснел.

- За неделю справишься?

- Еще бы!

- Вертолет лучше, - вдруг как-то сердито обронил Нанук.

- Лучше, а что делать? - ответил Чернов.

- Вертолет лучше, - снова повторил Нанук.

- Он боится за тундру, - объяснил гостям Чернов. - Сейчас, правда, зима, но все равно, если колесить по острову на оголенных бесснежных пастбищах, выдутых ветром, выбьем ягель. Летом след заполнится водой, и ничего на нем не будет расти, эрозия почвы опять же. Да и песцы не любят, когда вторгается в их владения вездеход, шум, запах солярки… Они уходят, где тише. Они уйдут во льды вместе с медведями. Или в глубь тундры, разве сейчас можно предсказать?

- Не ахти какой вред… - сказал Варя.

- Ты не понимаешь, - отмахнулся от него Чернов. - А в прошлом году Нанук участвовал в облете острова. Он все видел сверху.

Нанук кивнул.

Дело было осенью, и старик с болью смотрел на родную тундру с высоты птичьего полета. Тундра загажена бочками, изрезана тракторными и вездеходными следами. В некоторых местах на постоянной, устоявшейся колее возникли болота. Тундра напоминала изборожденное морщинами лицо старика.

- На материке, в тундре, если поставить избушку с трактором, завезти ее на санях на место, - сказал Машкин, - то через неделю в радиусе пяти километров от нее не будет ничего живого, кроме птиц. Зверь это место будет обходить стороной. Я знаю.

- А с острова зверю куда деваться? - ни к кому не обращаясь, опросил Чернов.

"Для них остров - их дом, их земля, - отчужденно и как-то зло подумал Варфоломей. - И для Ноэ, и для Чернова с Машкиным, не говоря уже о Нануке… И Глория вот не может без Севера… а что я? Эх, махнуть бы сейчас в Ригу, рассказать, как сидел я в берлоге, как пасть медведицы держал… не поверят…"

Он молчал, молча дирижировал застольем и вдруг с ужасом подумал, что рассказывать-то там, в Риге, некому. Отцу? Матери? Им эти рассказы не нужны…

Друзей-приятелей он давно растерял… да и не было их-то, настоящих. А тут на Севере друзей он не обрел. Да и обретет ли?

"Можно ли прожить без друзей?" - подумал он, глядя на счастливые лица Глории, Машкина, Чернова, Нанука, Ноэ… - "Их всех что-то объединяет, - думал он, - что-то одно их объединяет… но что?"

Чернов рассказывал о Нануке, о его конфликте с авиацией. Старик молча кивал, иногда улыбался.

Прошлой осенью на Длинной Косе, как обычно, обосновалась лежбище моржей. На низкой высоте над лежбищем прошел самолет ледовой разведки в нарушение инструкции, запрещающей самолетам и вертолетам всех видов и назначений опускаться над лежбищем ниже тысячи метров.

Моржи испугались, бросились в море, давя друг друга. На Косе остались десятки трупов.

Нанук видел самолет. Зарисовал его. И даже запомнил бортовой номер.

Самолет принадлежал соседнему авиационному подразделению.

Винтер по данным Нанука и собственному обследованию составил акт и возбудил дело в суде.

Подразделение было оштрафовано на крупную сумму, экипаж самолета тоже - персонально все, кто был на борту. С тех пор самолеты спецназначений обходили остров стороной, но летчики соседней области поклялись никогда и ни при каких обстоятельствах не брать на борт Винтера и Нанука, людей довольно известных в Арктике, не брать на борт - и все!

Нанук улыбался. А Винтер летал на суд, и летчики возили его, таким образом сразу же нарушив слово.

- Ничего! - угрожал командир злосчастного экипажа, - как-нибудь сбросим вас в: низ без парашюта.

"Все они связаны с Севером, - думал Варфоломей. - Они свои тут, вот в чем дело. Они очень любят свою работу. Отмени сейчас все северные надбавки, они все равно будут работать тут. Они, должно быть, счастливы".

От встречи этих разных людей исходило тепло. Варфоломей сидел тихо и молча грелся у чужого костра.

Назад Дальше