- Сказал же, не за ради денег!..
Никакие уговоры не помогли.
- Спасибо! Ты настоящий парень, только не знаю, как будешь жить дальше?
- Сам не знаю… В коммуну не пойду!
- Давай так: сперва покончим с буржуйскими сынками, потом подумаем, - может, работу настоящую подберём тебе или учиться куда устроим. Нужен буду - письмо напишешь и бросишь в ящик. Адрес такой: Чека, Силину.
- Ладно!
Телёнок не спеша направился к выходу.
В последующие дни, кроме основной работы, на меня навалилось ещё много хлопот с арестованными меньшевиками, эсерами, дашнаками. Челноков дал мне список и поручил вызвать каждого в отдельности, поговорить с ними и предложить подписать декларацию о выходе из партии. Сделавших это тут же освободить.
Разные люди прошли передо мной. Бородатые, очкастые, старые и молодые. И вели они себя тоже по-разному - одни тут же соглашались, подписывали Декларацию и, радостные, уходили домой. Другие для пущей важности просили дать им время для обдумывания и в конце концов ставили свою подпись? Были и "идейные", - они отказывались. Их было мало.
Страницы газет запестрели заявлениями и декларациями о ликвидации, самороспуске различных политических партий, о выходе из них.
Очередь дошла и до Ольги Шульц. Я попросил привести её ко мне. Шульц села без приглашения, закинула ногу на ногу, закурила.
- Не надоело сидеть? - начал я издалека.
- Ничего!.. В камере довольно уютно, в еде я не особенно прихотлива. Не будете же вы меня держать вечно - рано или поздно выпустите!
- Это как сказать. Впрочем, всё зависит от вас.
Как всегда, она говорила мне дерзости, издевалась надо мной. Памятуя о наказе Челнокова, я сдерживал себя. Наконец, решив кончить эту игру в прятки, протянул ей декларацию и сказал:
- Надеюсь, вы понимаете, что партии эсеров больше нечего делать. Она изжила себя. Власть рабочих и крестьян установилась окончательно и бесповоротно, - какой смысл вам утешать себя несбыточными надеждами? Подпишите декларацию о выходе из партии, и я вас освобожу. Очень советую вам это сделать, вы ведь остались в одиночестве: ваши руководители объявили о самороспуске партии эсеров.
Ольга Шульц смертельно побледнела. Она смотрела на меня, как бы не понимая, что от неё требуют.
- Вы… вы понимаете, что осмеливаетесь предлагать мне? - проговорила она наконец, задыхаясь. - Мальчишка, мерзавец!.. Я покажу тебе декларацию! - Она плюнула мне в лицо и, вскочив со стула, как кошка вцепилась мне в волосы.
Я схватил её за плечи и оттолкнул от себя. Падая, она задела маленький столик, на котором стоял графин с водой. Графин упал на пол, разбился вдребезги. Шульц сидела в луже воды, продолжая ругать меня.
Двери моего кабинета раскрылись. На пороге стоял Челноков. Должно быть, он услышал шум и пришёл.
- Что здесь происходит?
- Она плюнула мне в лицо, вцепилась в волосы… Я вынужден был её оттолкнуть и…
- Увести арестованную! - приказал Челноков, не дослушав меня до конца. А когда её увели, укоризненно покачал головой и перешёл на официальный тон. - Не ожидал я этого от вас, товарищ Силин!
Он повернулся и вышел. Я долго сидел за своим столом и ругал себя последними словами: какой из тебя чекист, когда не можешь справиться даже с истеричной бабой? Позор!.. Уж лучше бы Челноков обругал, а так…
Мои размышления прервал телефонный звонок. Помощник председателя просил срочно явиться к товарищу Амирджанову.
У него в кабинете я застал Челнокова. Оба они молча курили.
- Где это ты научился бить арестованных? - не глядя на меня, спросил председатель.
Я объяснил, как было дело.
- Это не меняет положения. Здесь у нас не жандармское управление, а Чрезвычайная комиссия для охраны революции и революционного порядка. Ты это понимаешь?
- Понимаю…
- Ты можешь требовать для арестованного самого сурового наказания, если, конечно, он заслужил. Даже в карцер можешь сажать, но не имеешь права и пальцем тронуть его!
Я молчал.
- Парень сообразительный, грамотный, а делаешь глупости. Что будем делать с ним? - обратился Амирджанов к Челнокову.
- На первый раз можно простить. Силин хорошо работает, старается, учтёт на будущее, - ответил мой начальник.
- Нет, оставить совсем без наказания нельзя - плохой пример для других. Учитывая неопытность товарища Силина, ограничимся арестом на трое суток. Можешь идти. Скажи старшему коменданту Бархударяну, что я тебя арестовал на трое суток. Днём работать, а ночью сидеть в камере под замком.
Ничего не ответив, я повернулся и направился к выходу.
- Постой-ка, Силин! - остановил меня Амирджанов. - Скажи, пожалуйста, чем ты занимаешься по вечерам?
- У меня свободных вечеров почти не бывает…
- А всё-таки?
- Сижу дома, иногда читаю…
- Романы?
- Да.
- Тебе обязательно нужно читать политическую литературу, Ленина читать нужно, а лучше всего записаться в кружок. Иди!
И я пошёл докладывать старшему коменданту о своём аресте.
Важное задание
Было около одиннадцати часов вечера. Устав за день от разных дел, я уже лежал в постели и при свете керосиновой лампы читал "Утраченные иллюзии" Бальзака.
Вдруг постучали в окно. Достав наган из-под подушки, встал, подошёл к двери.
- Кто там?
- Товарищ Силин, это я!.. Приказано немедленно явиться к товарищу Челнокову. - По голосу я узнал нашего связного Сашу.
- Ты приехал или пришёл?
- Фаэтон в переулке дожидается.
Быстренько оделся, разбудил тётушку Майрам, чтобы она заперла за мной дверь, и вышел. Сели в фаэтон, поехали.
Ночь была тихая. Светила луна. Где-то в садах пели соловьи, пахло влажной землёй, цветами.
В кабинете Челнокова уже сидели Левон и бывший матрос Михайлов, которого я знал мало.
- Все в сборе, можно начинать, - сказал Челноков. - Задание, которое вам предстоит выполнить, очень важное. Слушайте внимательно. Вчера ночью двое неизвестных нарушили государственную границу вот в этом пункте, - Челноков показал на карте, лежавшей перед ним на столе. - Они направились в деревню X. Один парень, местный комсомолец, видел, как двое крадучись вошли в дом зажиточного крестьянина Акберова. Парень немедленно дал знать погранотряду. Начальник отряда Киселёв оказался человеком сообразительным и нарушителей не взял. Установив за домом Акберова наблюдение, он связался с нами и сообщил о происшествии. Товарищ Амирджанов одобрил действия Киселёва и дал ему команду усилить наблюдение и, если нарушители покинут деревню X., установить, куда они направляются…
Далее Челноков сообщил нам, что только что получены новые сведения. Вечером, когда стемнело, в дом Акберова пришли трое неизвестных, в их числе одна женщина. Они пробыли там минут пятнадцать - двадцать и ушли. По-видимому, о чём-то совещались с нарушителями. Личность женщины удалось установить: это была дочь крупного виноторговца, член националистской организации молодёжи - Белла. С некоторых пор она живёт у своего дяди, недалеко от деревни X. Судя по всему, нарушители затевают что-то важное. А что именно, мы и должны выяснить.
Нам поручалось немедленно отправиться к начальнику погранотряда Киселёву, куда прибудет и наш районный уполномоченный. Челноков предложил следующий план действий: нарушителей задержать только в том случае, если они попытаются переправиться обратно; следовать за ними, куда бы они ни направились, не обнаруживая при этом своего присутствия, - пусть действуют свободно. Комсомольца, который увидел нарушителей, под каким-нибудь благовидным предлогом отослать куда-нибудь из деревни на время операции, чтобы он не проболтался…
- Старшим по группе назначается Силин, - сказал в заключение Челноков. - Райуполномоченный со своими людьми тоже поступает в его распоряжение. Действовать осторожно, незваные гости могут оказать вооружённое сопротивление. Зря голову под пули не подставлять! Информация через каждый час по телефону. Вопросы есть?
Вопросов не было.
- В таком случае действуйте! - Челноков встал. - Желаю удачи.
Мы вышли. Настроение у меня было приподнятое: наконец-то поручили настоящее дело! То, что назначили старшим по группе, тоже льстило самолюбию, - значит, доверяют мне, значит, история с трёхсуточным арестом забыта!..
В конюшне лошадей не оказалось. Фаэтона, на котором я приехал с Сашей, тоже не было. Тащиться семнадцать километров пешком не имело смысла, - мы пришли бы на место не раньше рассвета.
Позвонил из комендатуры Челнокову, объяснил положение и попросил совета.
- Достань хоть из-под земли лошадь, фаэтон, телегу, автомобиль - всё, что угодно! Но чтобы через час вы были на месте, - закричал он в трубку.
Пошли на центральную улицу - стали ждать, не появится ли какой-нибудь транспорт. Удача!.. Вдали показался яркий свет фар, а через минуту и автомобиль.
Я встал посреди дороги, поднял руку. Шофёр резко затормозил, и автомобиль со скрежетом остановился в двух шагах от меня. Пассажир, немолодой грузный человек, высунул голову в окно и недовольным голосом спросил:
- В чём дело?
- Извините, но для выполнения срочного и важного задания нам нужен ваш автомобиль! - Я показал ему мандат.
- Что, другого транспорта нет у вас?
- Если б был, не стали бы вас беспокоить.
- Безобразие! Не имеете права. Я комиссар рабоче-крестьянской инспекции и автомобиля своего вам не дам. - Он протянул мне красную книжку. - Можете удостовериться!
- Товарищ комиссар, мы не на прогулке! Если хотите, отвезём вас домой или куда вам нужно. Садитесь, ребята! - крикнул я своим товарищам.
Они проворно открыли дверцы, влезли в автомобиль.
- Это произвол, анархия! - возмущался комиссар.
- Ничего, товарищ комиссар, после разберёмся!.. Для нас интересы дела прежде всего, - сказал Михайлов. Левон молчал.
- Другого выхода у нас нет, - снова, начал я уговаривать комиссара. - Хотите, поезжайте с нами. Доставите нас на место и вернётесь обратно.
- Далеко ехать? - уже мягче спросил он.
- Всего семнадцать километров.
Вмешался шофёр.
- У меня бензина не хватит, - сказал он.
Я ему не поверил.
- Повезёте, на сколько хватит!
- А потом под луной загорать?
- Прекратите разговоры! - строго сказал я шофёру. - Ну, как вы решили, товарищ комиссар?
Он ворча, что не оставит так это дело, вылез из машины. Я сел рядом с шофёром и сказал ему, куда ехать.
Левон нагнулся ко мне, зашептал на ухо:
- Ваня, он и вправду комиссар и старый большевик! Я знаю его… Теперь неприятностей не оберёшься!
- Ничего, - если он старый большевик, то поймёт!
Доехали до погранотряда в час ночи. Киселёв с папироской в зубах сидел у полевого телефона.
- Пока ничего нового, - сказал он.
Минут через двадцать пришёл райуполномоченный, молодой, цветущий здоровяк, с двумя своими сотрудниками. Время тянулось медленно. Все немного нервничали, никому не хотелось разговаривать.
- Друзья, может, поспите? В казарме есть свободные койки. В случае чего разбудим, - предложил Киселёв.
Никто не двинулся с места.
В два часа с минутами позвонил телефон. Киселёв несколько раз покрутил ручку, поднял трубку. Мы напряжённо следили за выражением его лица…
- …Непонятно, что именно?.. Я спрашиваю, какая возня? Если попытаются перейти к нам, препятствий не чините! Продолжайте наблюдение, скоро буду сам…
- Что случилось? - в один голос спросили сразу несколько человек.
- Докладывает командир отделения из пункта пять. На той стороне Аракса наблюдается какая-то возня. Видимо, персы что-то затевают.
- Персы? - удивился Михайлов.
- Вернее, не сами персы, а орудующие там англичане, - уточнил Киселёв. - Предлагаю пойти на место.
Я позвонил к себе, чтобы передать информацию. К телефону подошёл Челноков.
- Правильно, - сказал он, выслушав меня. - К нам - пожалуйста, сколько угодно, милости просим! Обратно - никого. Сопротивляться будут - откройте огонь, расстреливайте на месте, но чтобы никто не ушёл!..
В командном пункте погранотряда оставили Михайлова для связи. Чтобы не привлекать внимания, разбились на две группы и направились к границе.
На каменистом берегу тихого Аракса пограничники соорудили хорошо замаскированные наблюдательные пункты. Обзор был великолепный - противоположный берег как на ладони.
Тишина, покой. Только изредка кричала какая-то ночная птица да ветер с лёгким шелестом раскачивал камыши в низине.
Ждать пришлось недолго.
- Кажется, начинается, - сказал стоявший рядом со мной Киселёв. - Вот бандиты!.. Орудуют, как у себя дома… Смотрите, спускают лодку, - он протянул мне полевой бинокль.
На том берегу двое возились около спущенной на воду лодки. Я хорошо видел, как они положили в лодку четыре ящика и отчалили.
- Сейчас главное - не обнаружить себя, не спугнуть их, - прошептал начальник погранотряда.
Признаюсь, у меня сильнее обычного билось сердце. Надо же - в такую светлую ночь так нахально орудовать у чужой границы!.. Лодка бесшумно скользила по серебристой ленте реки. Вот она причалила к нашему берегу. Сидевшие в ней выпрыгнули, привязали лодку. Вытащив ящики, спрятали их в зарослях камыша и отправились обратно.
- Они же уйдут! - заволновался я.
- Не беспокойтесь - ещё приедут! - Киселёв был совершенно спокоен.
- Контрабанда?
- Вряд ли, скорей оружие…
Лодка дважды пересекала реку, и ещё восемь ящиков были спрятаны в камышах. Мы видели, как после этого лодку вытащили на берег. Подошли ещё двое и, подняв её, унесли.
- Ушли, - сказал я.
- Они нам не нужны, - ответил Киселёв. - Первое действие кончилось! Скоро начнётся самое интересное. Работают, подлецы, как по нотам - всё у них рассчитано!
И действительно, вскоре началось "второе действие".
На дороге, в километре от границы, появился фургон, запряжённый тройкой лошадей. Кони ступали бесшумно, - должно быть, копыта были обёрнуты чем-то мягким.
Фургон остановился в тополевой роще. Из неё вышли четверо здоровенных парней. Озираясь по сторонам, они крадучись вошли в камыши. Скоро появились снова, неся на спине по ящику.
К рассвету всё было кончено: ящики нагружены, фургон тронулся по направлению к городу.
На границе больше делать было нечего. Мы вернулись на командный пункт. Узнали, что двое нарушителей поехали с фургоном, а правит лошадьми Акберов.
Послав двух сотрудников райотделения проследить за фургоном и передав очередную информацию, я, Левон и Михайлов попрощались с Киселёвым, райуполномоченным, взяли у них лошадей и поехали.
Фургон догнали недалеко от города и не поверили глазам: он вёз гору овощей! Ящиков не было видно, - их надёжно укрывали пучки редиски, лука, петрушки, салата.
- Ловко! - воскликнул Левон, когда мы, не обращая никакого внимания на фургон, миновали его. - Люди едут на базар торговать овощами!
- Наторгуются они у нас! - проворчал Михайлов.
Левон сошёл у городского сада - он остался для связи с управлением. Сам я, прихватив его лошадь, поскакал вместе с Михайловым к себе.
Через час явился Левон и сообщил:
- Ящики разгрузили во дворе винного подвала и убрали. Фургон с овощами отправили на базар. Нарушители зашли в дом пекаря Зурабова - отца Жоржа.
- Какие они из себя? - поинтересовался я.
- Один пожилой, но ещё крепкий. Одет бедно, по виду - армянин. Второй - высокий, голубоглазый блондин. На нём опрятный серый костюм. Его можно принять и за русского и за англичанина.
Скоро меня позвали к председателю. Состоялось короткое совещание. Решили готовиться к разгрому националистской контрреволюционной организации молодёжи.
Амирджанов приказал нам не спускать глаз с винного подвала и дома Зурабова. Челнокову было поручено ещё раз проверить список членов организации и уточнить их адреса.
- Силин назначается вашим помощником, - сказал Амирджанов.
- Пижона, Гасана Мансари, тоже будем брать? - спросил Челноков.
- Да, пора с ними покончить! Погуляли - и хватит… После такого провала английская разведка всё равно сменит Мансари.
Вечером поступили новые сведения: Гасан Мансари долго крутился на базаре, беседовал со своими клиентами и, улучив удобный момент, юркнул в дом Зурабова. Оттуда вышел часа через полтора и пошёл в ресторан "Европа". За обедом беседовал с журналистом Погосом. В винном подвале всё спокойно. Через верного человека - рабочего винного подвала - установлено, что в ящиках пистолеты и патроны. Один ящик длиннее других, можно предполагать, что в нём винтовки. Хозяин подвала в отъезде, - действует его сын, член организации. Наблюдение продолжается…
В полночь меня отпустили домой немного поспать. Утром, только я пришёл на работу, как позвонил дежурный комендант.
- Силин, тут какой-то гражданин Погос хочет видеть кого-нибудь, - говорит, по важному делу.
- Выдай пропуск, пусть придёт!
Что могло привести этого болтуна к нам?
Робко открыв дверь, вошёл господин Погос в сером, хорошо выглаженном костюме, в соломенной шляпе с чёрной ленточкой, с галстуком-бабочкой.
- Садитесь, - предложил я ему, - чем могу быть вам полезен?
- Лично мне ничего не нужно. Но… понимаете, возникли странные обстоятельства. Всю ночь глаз не сомкнул, - начал он. - Вот и решил прийти к вам. - Он снял пенсне и долго, старательно протирал стёкла платком.
- Очень правильно сделали!
- Несколько слов о себе. - Я журналист, печатался в крупных газетах. По характеру я человек независимый… Скажу вам прямо, не всё мне нравится, что делает ваша власть. В частности, не согласен с тем, что образованных людей оттирают на задний план, а на высокие посты назначают заведомо малограмотных. Конечно, всё это мелочи! Главное в том, что в тысяча девятьсот двадцатом году, когда турки взяли нас за горло, большевики, Советская Россия поспешила на помощь и спасли мой народ от окончательного физического уничтожения… Что греха таить, может быть, иногда я болтаю лишнее, и это, по всей вероятности, дало основание какому-то иностранному торгашу сделать мне гнусное предложение.
- Простите, какому торгашу? - перебил я его.