- Ходили, тетя Шура. - Никитка торопливо рассказал, как они с Гошкой целое утро сидели в очереди, как доктор вскрыл дохлого поросенка, как дал им крысиного яду. - И зачем вы Гошку обманули? - с обидой упрекнул он Александру.
Александра молчала. Опустив на колени руки, она оцепенело смотрела на веселую, в крупных цветах, клеенку на столе.
Никитка осторожно тронул Александру за рукав:
- Тетя Шура, пойду я. Гошку поищу.
- Да-да, - очнулась Александра. - Зови его. Домой пора ехать.
ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР
Никитка разыскал своего дружка около саней. Гошка прилаживал к валенкам лыжи. Лицо его было хмуро, на лоб набежали морщины, ноздри все еще сердито раздувались.
В такие минуты ребята обычно звали Гошку "еж колючий" или "петух-хорохор".
- Ну, чего ты убежал как ошпаренный? - заговорил Никитка. - Мать-то как разобиделась.
Гошка резко вскинул голову:
- А зачем она так...
- Подумаешь, беда, - усмехнулся Никитка. - Ну, приврала немного. Все они, матери, такие. Я вчера спросил у своей рубль на кино. "Нету", - говорит. А я знаю, в сундуке под бельем у нее девятьсот рублей лежат. И даже нафталином пропахли.
- То рубль на кино, а тут такое дело.
- Или еще вот, - продолжал Никитка. - Тятька из-города в воскресенье приедет, так мамка охает, стонет. И тут у нее болит, и там свербит. Тятька, как заведенный, крутится. А уедет - у мамки все хвори как рукой снимет...
- Так что ж, и нам с тобой тоже привирать да обманывать? - перебил его Гошка.
Он наконец затянул ремни на валенках и взялся за лыжные палки.
- Ты куда? - удивился Никитка. - Там же щи стынут и котлеты.
- Уминай за двоих, а я пошел, - отмахнулся Гошка и, высоко поднимая лыжи, выбрался на обочину дороги.
Но снег, прогретый за день солнцем, стал рыхлым и липким, и лыжи никак не хотели скользить.
Гошка с силой оттолкнулся палками и порвал на левой ноге крепление. Чертыхнувшись, он вскинул лыжи на плечо и зашагал по черной от вытаявшего навоза мостовой.
"Вожжа под хвост попала. Теперь не остановишь", - подумал Никитка. Он взял из саней свои лыжи и бросился догонять приятеля.
- Тоже мне "нравный"... - с досадой заговорил Никитка. - Не хочешь - не разговаривай с матерью, а зачем же от подводы отказываться? Теперь вот хлебай киселя восемнадцать километров.
- А мы с попутной машиной доедем. - Гошка остановился и стал "голосовать" проходящим грузовикам. Потом вдруг вспомнил про пакетики с крысиным ядом.
- Зачем они теперь? - удивился Никитка. - Все равно шпитомцев-то нет.
- Надо. Кузяеву покажем. Пусть он не наговаривает на нас, - сказал Гошка и попросил Никитку сходить за пакетиками. Сам же он за это время поищет попутную подводу или машину.
Никитка согласился и отправился в чайную.
Но едва он только вошел туда, как заметил, что за столиком рядом с Гошкиной матерью сидит Ефим Кузяев.
Они сидели спиной к Никитке и о чем-то вполголоса разговаривали.
"Ага, и Кузяев здесь", - подумал Никитка, придвинулся ближе и, прижавшись к стене, невольно прислушался.
Официантка принесла Кузяеву графинчик с водкой и закуску. Тот разлил водку по стаканам и потянулся к Александре чокнуться.
- С удачной тебя распродажей, сестрица!
Александра пить отказалась и отодвинула стакан в сторону. Кузяев выпил один.
- Ну-ну, как знаешь. А я ведь в соседнем зале сидел. Давно хотел к тебе перебраться, а ты тут с ребятами лясы точишь. И откуда их принесла нелегкая?
- Они сами по себе, по своим делам приехали, - уклончиво ответила Александра.
- Вот и ладно, - усмехнулся Кузяев. - Сама понимаешь, ребятишки в нашем деле лишняя обуза. - И, придвинувшись ближе, он деловито осведомился: - Значит, расторговалась, сестрица? Из своих никто тебя не приметил? В цене не продешевила?
Александра молча полезла в карман кожушка за деньгами.
- Ладно, потом отдашь, - остановил ее Кузяев и заглянул ей в лицо. - Да что ты как в воду опущенная сидишь?
- Будешь тут в воду опущенная. - Александра провела ладонью по лицу, словно сняла липкую паутину. - Обманул ты меня, Ефим, запутал. Ну и я через тебя почем зря врать стала.
Кузяев насторожился:
- Что это за слова такие?
- А вот такие. Шпитомцы-то ребячьи здоровехоньки были, а ты их в больные зачислил да торговать меня ими послал.
Кузяев исподлобья посмотрел на сестру и сделал вид, что обиделся.
- Это уж ты зря, Александра. Вспомни, как дело-то было. Мы как в город приехали, ты по магазинам пошла, за покупками, а я поросят в лечебницу повез. И мне там сам главный доктор сказал сразу: "Никак нельзя такую хворобу на ферму допускать". Ну как было не продать их?
- Ладно, Ефим. Хоть сейчас-то не ври, - устало махнула рукой Александра и, показав Кузяеву пакетик с крысиным ядом, обо всем рассказала.
Кузяев нахмурился:
- Это что ж получается? Следят за нами ребятишки, улики подбирают?
- Да нет. Они тебя сегодня вроде не видели. Но обидели мы их крепко - сначала ты их от поросят отстранил, теперь базар этот.
- А взрослым кому мальчишки о базаре не сболтнули?
- Не должно вроде.
- А где они сейчас? - продолжал допытываться Кузяев.
Александра призналась, что Гошка поссорился с ней, убежал из чайной, а Никитка пошел его разыскивать.
- Эх ты, голова, уши холодные, - с досадой сказал Кузяев. - Раз такое дело, надо бы парня при себе держать, глаз с него не спускать. - Он оглянулся, чтобы позвать официантку, и вдруг осекся. За его спиной, у стены, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял Никитка.
- Это что за невидаль? - удивился Кузяев. - Ты зачем здесь?
- Я... Мы... - забормотал Никитка. - Мне Гошка пакетики велел взять. С ядом с этим.
- Ох, господи, - вздохнула Александра, передавая Никитке пакетики. - И зачем они вам теперь? Где Гошка-то?
- А он там, на улице. Подводу попутную ищет.
- Вот упрямый-поперечный! - рассердилась Александра. - Иди скажи ему: сейчас вместе поедем. - И она обратилась к брату: - Пора трогаться, Ефим.
- Да-да, уже время, - согласился Кузяев.
Он искоса оглядел Никитку, потом поднялся из-за стола и взял его за плечо.
- Ну-ка, выйдем!
Они вышли в коридор, Кузяев затолкал Никитку в дальний полутемный угол и, держа за плечо, угрожающе шепнул:
- Кайся, как на духу. Чего-нибудь слышал?
- Слышал, дядя Ефим, - так же шепотом признался Никитка, чувствуя, как рука Кузяева больно сжимает его плечо.
- Ну?
- Вы тетю Шуру поросят заставили продать.
- Та-ак... Очень даже красиво, - протянул Кузяев - Ну вот что, стрючок, ты меня сегодня в городе не видел, с Александрой я ни о чем не разговаривал и о продаже поросят знать ничего не знаю. Все запомнил?
- Как же это, дядя Ефим... - начал было Никитка.
- Ты моего Митьку знаешь? - перебил его Кузяев.
- Как не знать...
- Вот и заруби себе на носу. О том, что здесь слышал-видел, помалкивай. Ни Гошке, никому ни слова. А будешь болтать - Митька тебе пропишет ижицу. Знаешь, поди, какие у него кулаки справные. Ну, иди себе. - Кузяев слегка щелкнул Никитку по затылку, потом сунул ему в руку десятирублевку. - Возьми. Гостинец себе купишь.
Он подтолкнул Никитку к выходу, проследил, куда тот пошел, и вернулся обратно в чайную.
- Что у тебя за секреты с Никиткой-то? - спросила Александра.
- Не было печали, так черти накачали! - поморщился Кузяев. - И надо же было ребятишкам в наши дела втереться. Вот и пыхти теперь.
Он быстро допил водку, расплатился с официанткой и встал.
- Вот что, Александра! Надо нам эту заваруху зараз прикончить. Иди сейчас по магазинам, купи ребятам подарков побольше и поезжай домой. Подарки вручишь Гошке с Никиткой. Еще скажи им что-нибудь, успокой, чтобы они шума не поднимали.
- Эх, Ефим, Ефим! - покачала головой Александра. - И зачем ты с этими поросятами связался?
- Не от хорошей жизни, конечно. Беда подходит. Новый председатель ферму проверяет, а у меня недостача большая. Деньги срочно нужны. А откуда их взять? Вот шпитомцы и выручат.
- А может, по-честному, Ефим? - подняла голову Александра. - Пойти да и признаться новому-то хозяину: так, мол, и так. Жадность попутала, на колхозное добро польстились. Ну и деньги, конечно, вернуть.
Кузяев оглянулся по сторонам.
- Ты глупости не городи. Шпитомцы эти нигде не записаны, не учтены. Колхозу до них и дела нет. Тут главное - ребятишек умаслить, подарки им сделать.
- Какие подарки? За что? - удивилась Александра. - Зачем еще в это дело ребятишек впутывать...
- А ты слушай меня, слушай. Мальчишки - они на подарки падкие, как мухи на патоку. Завязнут и лапок не вытащат. Пойдем-ка вот, купим кое-чего. Денег у нас хватит.
ПОДАРКИ
Покупка подарков заняла довольно много времени, и Александра вернулась домой только к вечеру.
Гошки дома не было. Ничего не знали о брате и Клава с Мишкой.
Не на шутку встревоженная, мать отправилась на колодец за водой. Здесь ее встретила Ульяна Краюхина и опросила, почему это Гошка сидит у них в избе и не идет домой.
- Видать, припугнула за что-нибудь. То-то он как побитый. Да и мой не в себе чего-то.
Оставив ведра у колодца, Александра пошла к Краюхиным. Гошка с Никиткой молча отогревались на печке.
- И что ж ты делаешь, негодный! - возмутилась мать. - Убежал, не дождался меня, домой не пришел. Я уж думала, невесть что стряслось. - Она с трудам перевела дыхание и принялась торопить сына. - Одевайся скорее, домой пойдем. Там такое тебя ждет, такое ждет... Вот и Никитку зови, оба довольны будете... Да и что же ты у людей-то сидишь? Что у тебя, дома, что ли, нет?
- Не пойду, - отказался Никитка, мрачно уставившись в потолок. - Продрог я сильно.
Гошке пришлось пойти домой.
Александра выпроводила на улицу Клаву с Мишкой и принялась доставать из мешка подарки. И чего тут только не было!
Портфели из желтой кожи со светлыми металлическими замочками, голубые авторучки, коробки с цветными карандашами и акварельными красками, розовые, будто пастилки, ластики, стопки тетрадей с язычками промокашек, цветастые, в крупную клетку, рубахи-ковбойки и даже ботинки на толстой рубчатой резиновой подошве.
И все это, как успел приметить Гошка, было в двух комплектах.
В довершение ко всему мать вытащила из мешка и положила на стол желтый, как луна в полнолуние, футбольный мяч.
Он был такой тугой и упругий, что, казалось, помани его пальцем, и мяч сам скатится со стола и запрыгает по избе.
Пораженный всем этим великолепием, Гошка только ахнул и вытянул шею.
- Мама, кому это все?
- Да вам с Никиткой, вам, - натянуто улыбнулась Александра. - Вроде как премия за поросят, за труды ваши, за усердие. - Она подтолкнула сына к столу. - Забирай свою половину. Тут вам с Никиткой каждому по штуке куплено, без обиды. Вот только мячик один на двоих. Ну, бери же, сынок, бери!
- Премия, значит? - хрипло переспросил Гошка. - А за что? Чтоб мы про шпитомцев молчали, как ты на базаре их загнала?
- Ох, Гоша, опять ты за свое. Ну, случилось такое дело. Так все ж равно поросята списанные были, безучетные. Вы их с Никиткой растили - вот вам и награда.
- Не одни мы с Никиткой. И другие ребята помогали.
- Им тоже что-нибудь подарим.
- А Кузяев что скажет? А председатель новый? Где, спросят, поросята?
- Так председатель о них знать ничего не знает. А Ефим что?.. Попросим, он и смолчит, пожалеет нас. - Александра устало опустилась на лавку. - Глупый ты... Разве ж я для себя все это? Для вас же, ребятишек, стараюсь...
- Ты что? Ты чего говоришь-то? - задохнувшись, выкрикнул Гошка. - Сама всех обманула, а теперь нас на обман толкаешь. Чтоб мы тоже врали да изворачивались!
- Да не кричи ты на весь белый свет! - Мать испуганно замахала на сына руками, чувствуя, как несуразна вся эта затея с подарками. И зачем она опять послушалась Ефима! - Сейчас вот Клавка с Мишкой вернутся.
- Пусть и они узнают, какая ты у нас...
- Что мне теперь, в правление бежать да каяться? - в отчаянии спросила мать, торопливо засовывая подарки в мешок. - Мол, я такая-сякая.
- Вот и покайся, - вырвалось у Гошки.
- Ты... ты понимаешь, что говоришь? - опешила Александра. - Да меня засудить могут, под стражу заберут. Вот и сиди один дома, корми малых, ухаживай за ними. Этого ты хочешь?
Гошка обессиленно прислонился к стене и беззвучно заплакал. Потом ринулся было к двери. Но мать удержала его.
- Ладно, сынок. Может, все и поправим. Куплю завтра на базаре других поросят и пущу их в ваш закуток. Никто ничего и не узнает.
Уложив детей спать, Александра поздно вечером отправилась к брату.
Семья Кузяевых заканчивала ужинать.
- Вот хорошо, что зашла. Ждал я тебя, - поднимаясь навстречу сестре, заговорил Ефим и провел ее в соседнюю комнату. - Ну, что там?
Александра торопливо рассказала, что из затеи с подарками ничего не вышло. Надо, видно, пока не поздно, купить поросят и пустить их в закуток.
- Неподкупный, значит, Гошка, передовой, - раздраженно фыркнул Кузяев. - Вот же дите навязалось на нашу шею. Да и ты хороша! Родного сына не могла приструнить. Всыпала бы ему пару горячих - шелковым бы стал, покладистым.
- Куда там! Чуть на ремень глянешь, а он грозится: "В интернат сбегу!" - пожаловалась Александра. - Вот и думай тут. Давай-ка деньги-то, Ефим. Завтра на базар поеду. А не купим поросят - нам же с тобой хуже будет. Гошка - он такой: от своего нипочем не отступится.
- Поздно уже покупать, Александра, - помолчав, сказал Кузяев. - Засекли нас.
- Как это засекли?
- А вот так. Сегодня ко мне новый председатель заходил, про ребячьих поросят спрашивал. Как, мол, их здоровье. Ему, оказывается, дочка с Борькой Покатиловым обо всем доложили. А завтра Карасев смотреть шпитомцев придет.
- Это кого же смотреть-то? - ахнула Александра. - Одного Черныша в пустом закутке. Что ж делать-то, Ефим?
Кузяев поскреб в затылке, задумался.
- Вот и смекай, сестрица. Залезли мы как рыба в мотню - назад не подашься. Придется, как видно, твоего совета держаться - виниться надо.
- И впрямь, Ефим. Ну, взыщут с нас, наказание понесем, а все на душе легче будет.
- Только, чур, с условием, - заметил Кузяев. - Виниться тебе одной придется, а меня не замай.
- Это как же одной? - оторопев, поднялась Александра. - Что-то я в толк не возьму. Поросят же ты надумал продавать, а не я. Да еще обманул меня, сказал, что они больные.
- Тихо ты, не шуми! - остановил ее Кузяев и покосился на окна. - Садись вот и слушай. Кто ты есть такая? Женщина вдовая, многодетная, рядовая колхозница. Покаешься, слезу пустишь, скажешь, что бес попутал, бедность заела - с тебя и взятки гладки. Пожурят, поругают, а потом пожалеют и простят. А ежли до меня дело коснется... Начнут, скажем, с ребячьих поросят, а докопаются до такого, что Кузяеву несдобровать.
- А ты бы, Ефим, темнил да хапал поменьше, - в сердцах вырвалось у Александры. - Да и Митьку не приучал бы к этому...
- Эк, слова-то какие, - поморщился Кузяев, - Да если хочешь знать, от этого темнения и тебе немало перепадало. Кто тебя с ребятишками подкармливал? Кто тебе деньги давал взаймы, кто корма для коровы подбрасывал? На свои кровные трудодни ты не очень бы разжилась.
Александра сидела опустив голову. Что можно было возразить? Все это так: Ефим уже давно помогал ей, опекал ее семью. Вначале ей казалось, что он делал это от доброго сердца, из своих личных сбережений, и только за последнее время Александра стала понимать, что Ефим не стеснялся запускать руку в колхозный карман и вел себя под стать Калугину.
- Ты не молчи, не молчи! - прикрикнул на сестру Кузяев. - Я ж дело говорю. Лучше одной тебе пострадать, чем нам обоим вляпаться. Да если хочешь знать, я от этих шпитомцев и отказаться могу. Поросятами я не торговал, на базаре меня никто не видел.
- А Никитка в чайной.
- Это не в счет. Он и пикнуть не посмеет, - отмахнулся Кузяев. - Словом, я Карасеву так и могу сказать: знать, мол, ничего не знаю, все это дело рук одной Шараповой.
- Вон ты какой, братец, - подняв голову, шепнула пораженная Александра.
- Да уж такой, - ухмыльнулся Кузяев. - Ладить так ладить, а супротив меня не становись.
Но потом он спохватился и принялся убеждать Александру, чтобы она особо не тревожилась. Он ведь ей человек не чужой и всегда сумеет выручить ее из беды.
- Помоги и ты родному брату, не пихай меня в яму, - умоляюще зашептал Кузяев. - Сама знаешь, надоело мне во вдовцах ходить, женился я, хочу семьей пожить, чтоб все по-хорошему было. А если меня в суд потянут, как вот Калугина, что молодая жена скажет? Повернется да уйдет. А с Митькой что будет?
- А сможешь ли по хорошему-то, Ефим? - недоверчиво спросила Александра.
- Вот как сестре родной обещаю... Ради нашей покойной матушки... Кончил я с калугинскими замашками. Слова худого обо мне не услышишь...
Александра тяжело вздохнула. Кузяев достал пачку денег и осторожно сунул сестре в руку.
- Возьми. Отдашь Карасеву. Недостачу я тут пополнил. А подарки, пожалуй, поделим - половину твоим малышам, половину моему Митьке. Не пропадать же добру.
- Ну уж нет, - отказалась Александра, вспомнив гневную вспышку Гошки. - Это не подарки, а не знаю что... обман какой-то. Забирай все себе.
ПУСТОЙ ЗАКУТОК
Утром Гошку растолкала мать. Она сказала, что уходит, и объяснила, чем кормить на завтрак и в обед Мишку и Клавку.
Гошке смертельно хотелось спать, и он очень смутно уловил, что ему надо достать из печки и что принести из погреба.
- Ага, накормлю, - бормотнул он и, с трудом продрав глаза, взглянул на мать.
Мать была, как обычно, в своем лоснящемся кожушке, в широких кирзовых сапогах, в темном, туго затянутом на шее платке.
- Ты куда? - сонным голосом спросил Гошка. - На базар? Поросят покупать?
- Спи, спи... все уладится, - неопределенно кивнула мать и, неслышно приоткрыв дверь, вышла из избы.
"Вот то-то, уладится... А мамка у нас понятливая, считается со мной", - довольно улыбнулся Гошка и, повернувшись на другой бок, вновь погрузился в сон.
Второй раз он проснулся от чьих-то голосов и топота ног в сенях. Потом дверь распахнулась.