"Неужто мамка вернулась?" - подумал Гошка и прильнул глазом к дырочке в ситцевой занавеске, отделяющей кровать от комнаты.
У порога стояли новый председатель и его дочка. Невысокий, худощавый, аккуратно выбритый, Николай Иванович был в своем легком бобриковом пальто, в кепке с пуговичкой. Из-под ворота пальто выглядывала белая рубашка. Шея у Николая Ивановича была розовая, нос шелушился, как картошка, - председатель еще не привык к горячему колхозному солнышку.
"И чего он такой дотошный, все ему надо", - подумал Гошка.
- Александра Степановна, а мы к вам, - заговорил председатель. - Как тут ребячьи питомцы поживают? Показывайте.
Гошка похолодел и замер.
"Опоздала мамка с поросятами, - мелькнуло у него. - Что же теперь будет?"
И он не нашел ничего лучшего, как вновь закрыться одеялом.
- Александра Степановна! - еще раз позвал Николай Иванович и развел руками. - Ну вот. Опоздали мы, Елька. Хозяйка, поди, уже на работе.
- А нам Гошка покажет. Он у нас за самого главного, - отозвалась Елька. Она бросилась к кровати, отдернула занавеску и принялась будить мальчишку.
Делая вид, что никак не может проснуться, Гошка мычал, отбивался ногами, натягивал на себя одеяло.
- Я вот тебя водой оболью, - погрозила Елька.
- Зачем же так? - остановил ее отец. - Пусть отсыпается.
Но Елька уже набрала из кружки полон рот воды и, приподняв одеяло, брызнула на Гошку. Тот вскочил лохматый, в одних трусах и, прикрывая голые ноги одеялом, бросился на девочку.
- Если хочешь быть здоров - водой холодной обливайся, - прячась за спину отца, пропела Елька. Потом попросила мальчика показать-отцу поросят.
- Да-да, - сказал Николай Иванович, - очень интересно взглянуть.
Гошка мучительно раздумывал, как бы ему протянуть время.
- Я ж не знаю... - буркнул он. - У меня ключа нет.
- А я знаю, где ключ, знаю! - Елька бросилась к полке над зеркалом. - Тетя Шура его всегда здесь кладет.
Но не успела она дотянуться до полки, как Гошка, отбросив одеяло, оттолкнул девочку в сторону, вскочил на табуретку и сам принялся шарить по полке. Нащупав ключ, мальчик вздрогнул, затолкал его в щель в стене и спрыгнул с табуретки.
- Нет ничего. Верно, мамка с собой взяла.
- Ну что ж... На нет и суда нет, - сказал Николай Иванович и, кивнув Ельке, предложил пойти за хозяйкой на ферму.
- Папа, а ты наших поросят через дверь послушай... - посоветовала Елька. Она схватила отца за руку и потащила во двор.
"И чего лезет куда не надо!" - озлился Гошка на неугомонную девчонку. Он наспех оделся и тоже выскочил во двор.
Елька с отцом уже стояла перед поросячьим закутком, стучала кулаками в дверь и ласковым голосом звала поросят.
За дверью сначала было тихо, но потом донесся сильный, с хрипотцой поросячий визг.
- Это Черныш, - догадалась Елька. - Ой, лапочка, он же голодный! Гоша, их кормить пора.
- Без тебя знаю. Зачем ты их дразнишь? - сердито прикрикнул Гошка на девочку и пребольно наступил ей на ногу.
Елька отскочила в сторону.
Неожиданно во двор вошла Гошкина мать. Она, видно, торопилась: кожушок на груди был распахнут. Вслед за Александрой появился Кузяев с Митькой.
Гошка кинулся к матери и заглянул ей в глаза.
- Привезла? Купила? - шепнул он.
Мать жалостливо усмехнулась и, слегка отстранив сына, обратилась к Николаю Ивановичу:
- А я вас повсюду ищу. И домой заходила, и в правление, а вы вон где.
- Решил своими глазами ребячьих питомцев посмотреть, - сказал председатель. - Как-то они тут?
- Опоздали, Николай Иванович, - вполголоса призналась Александра. - Нет здесь больше поросят.
- Не понимаю, - удивился председатель. - А в закутке кто же? Визжат, хрюкают. Вот только Гоша ключа не мог найти.
Александра с недоумением покосилась на сына.
- А ключ теперь ни к чему. Запирать нечего.
Она подошла к закутку, вытащила из пробоя незапертый замок и распахнула дверь.
В закутке вьюном крутился лишь один худой, остромордый Черныш.
- Вот и все поросята, - глухо выговорила Александра. - А остальных я на базаре продала. Двенадцать штук. Каюсь. Теперь что хотите со мной делайте.
Она достала из-за пазухи газетный сверток и сунула председателю в руки.
- И деньги возьмите. Они все здесь, до копеечки, целехонькие, не траченные...
- Постойте, Александра Степановна, - заговорил озадаченный Николай Иванович, не зная, что делать со свертком. - Как же все это случилось? Объясните толком.
Отведя глаза в сторону, Александра молчала.
- Да какой уж с нее спрос, Николай Иваныч, - выступил вперед Кузяев. - Совсем она не в себе, полное затемнение ума. Поди, и сама не ведает, что натворила.
Втянув голову в плечи, Гошка стоял, прислонившись к стене закутка. У него не было сил поднять глаза и взглянуть ни на Николая Ивановича, ни на Ельку. Он даже собрался юркнуть куда-нибудь, чтобы никого не видеть, но только глубже втянул голову в воротник пиджака.
А Кузяев все говорил и говорил. По его словам выходило, что мамка у Гошки темная, отсталая и суеверная женщина, что после смерти мужа она совсем опустилась, потеряла всякий интерес к колхозной жизни.
"Чего это он мамку, как покойницу, отпевает?.. - насторожился Гошка. - И совсем она не отсталая, и в церковь никогда не ходит, и работать умеет".
- Дядя, а чего вы все на мамку наговариваете? - упрямо спросил он. - А может, она не по своей воле на базар ездила. Вы же сами наших поросят забраковали.
- Как ты говоришь, Гоша? - обернувшись, спросил Николай Иванович. - Забраковали?
- Ага, - подтвердил Гошка. - Дядя Ефим сказал, что они больные, заразные, нельзя их на колхозную ферму пускать. А только мы не поверили. В лечебницу с Никиткой ходили.
Председатель вопросительно посмотрел на Кузяева.
- Было такое дело, - сказал Ефим. - Усумнился я в ребятишках, отстранил их от работы, Александре поручил за поросятами присматривать. А она вон что надумала.
- Мой грех, мой, - вялым, безучастным голосом подтвердила Александра. - Бес попутал, на колхозное добро польстилась.
- Вот-вот, - подхватил Кузяев. - Вдовая жизнь, дети малые, заработки в колхозе никуда - вот и споткнулась женщина. Но я так думаю, мы должны войти в ее положение, наказать, конечно, но по-божески. Ведь свой же человек, не потерянный...
- А никто Александру Степановну не судит пока, - перебил Кузяева Николай Иванович. - К чему такая защитительная речь? - Он обернулся к Гошкиной матери, протянул ей сверток с деньгами и попросил сдать деньги в колхозную кассу.
- А мне... мне самой куда же? - растерянно спросила Александра. - Дома, что ли, сидеть... милиционера ждать?
- Да нет, зачем же? Успокойтесь пока, придите в себя. И продолжайте работать на ферме. А там подумаем, разберемся.
И Николай Иванович вышел со двора. Елька, кинув на Гошку встревоженный взгляд, побежала вслед за отцом.
Александра опустилась на перевернутое вверх дном ведро и, притянув к себе сына, вдруг заплакала.
- Эх, недотепа! - с досадой сказал Кузяев. - При хозяине надо было слезу пускать, а не сейчас. - Потом, строго поглядев на Гошку, добавил: - А этому стрючку втолкуй. Пусть он в разговоры взрослых не лезет...
- Мама, о чем это он? - недоумевая, спросил Гошка, когда Кузяев вышел за ворота.
- Ой, сынок, - заговорила мать, тычась сыну в плечо и продолжая всхлипывать. - Не тронь ты дядю. Одна я во всем виноватая. И куда только несет меня, куда прибивает?
Гошка освободился от рук матери.
- Хватит тебе! Задожжила... Раньше надо было думать.
ПОКВИТАЛИСЬ
Через полутемные сени Гошка направился в избу и сразу же столкнулся с Никиткой.
Растерянный, виноватый, тот стоял, прижавшись к стенке.
- Гош, а Гош! - вполголоса заговорил Никитка. - А я ведь слышал. Я здесь стоял, в сенях.
- Что ты слышал?
- Про мамку твою, про все. Только ты не думай... Может, она и не виновата совсем... Может, тут другие кто...
- Чего ты плетешь? Какие другие? - с досадой перебил его Гошка. - Мамка же сама во всем призналась.
- Так-то оно так. А все равно не думай чего плохого. Давай лучше в школу собираться, пора уже.
Мальчики вошли в избу, и Гошка, достав свой видавший виды дерматиновый портфель, принялся засовывать в него тетрадки и учебники.
Где-то в глубине сознания у мальчика слабым родничком пробивалась мысль, что это, пожалуй, хорошо, что мамка больше не хитрила, а честно, без утайки призналась в своей вине.
Но эта мысль сразу же забивалась другой.
Гошка понимал, что теперь у них в доме все пойдет кувырком. Сегодня или завтра появится милиционер, такой молоденький, с усиками, в щегольских начищенных сапожках и ласково пригласит мать в сельсовет: "Пройдемте, гражданочка!"
А там на "гражданочку" составят протокол, потом вызовут в суд, и, может быть, она долго-долго не вернется домой.
Гошка с "маломощной командой" - Мишкой и Клавой останется в Клинцах, и ему придется вести все хозяйство.
Колхозники будут обходить дом Шараповых стороной, словно в нем живут какие-то зачумленные, и Гошка, наверное, не раз услышит о себе недобрые слова. "А это сынок Шараповой, что на чужое польстилась".
И все же Гошка многого не понимал. Что стало с матерью? Как она могла решиться продать ребячьих поросят?
- Ну, что ты пихаешь, что пихаешь? - с досадой прикрикнул на приятеля Никитка, заметив, как тот торопливо и беспорядочно засовывает в портфель тетрадки и учебники. - У нас же арифметика сегодня, ботаника да русский, а ты чего нахватал...
Он перебрал Гошкины учебники и тетради, отложил в сторону все ненужное для сегодняшних занятий, закрыл портфель и сунул его в руки приятелю.
Всю дорогу до школы Гошка упрямо молчал. Никитка забегал то сбоку, то спереди, заводил разговор об уроках, об учительнице, которая, по его расчетам, обязательно должна сегодня вызвать их к доске.
- Да помолчи, и так тошно!.. - оборвал его Гошка. Он вдруг свернул с шоссейной дороги в сторону и, цепляясь за ветки кустов, стал спускаться по оледеневшей тропинке на дно оврага.
Одна из веток с треском обломилась, Гошка упал, шагов десять прокатился плашмя, потом вновь вскочил на ноги и погрозил Никитке кулаком:
- Не ходи за мной!
Никитка только пожал плечами - он и в хорошую-то погоду не очень любит спускаться в Шарагин овраг, а тут еще по ледяной дорожке. Пусть Гошка храбрится, а ему еще дорога голова на плечах. И он торопливо зашагал по шоссейке.
А Гошка тем временем достал из кустов свой портфель, пересек овраг, потом молодую дубовую рощицу и вышел к пришкольному участку.
Сейчас он перелезет через знакомый лаз в изгороди, войдет в школу с черного хода, незаметно проберется в класс и сядет за свою парту. Весь день он будет сидеть тихо, ни к кому не подойдет, ни с кем не заговорит, а после уроков так же незаметно, через овраг, ускользнет домой.
Но что это? Едва только Гошка подобрался к черному ходу, как у поленницы дров натолкнулся на Митьку Кузяева, Ельку, Никитку, Таню и Борьку Покатиловых. Кажется, здесь собралось все третье звено.
- А-а, сам Шарап пожаловал, - ухмыльнулся Митька, постукивая о полено суковатой палкой с загогулиной. - Вот и кстати. Тебе не икалось?
- Ты почему окольным путем в школу пробираешься? - спросил Борька Покатилов.
- Где хочу, там и хожу, - насупился Гошка. - Дорожка не заказана.
Он дернулся и хотел было проскользнуть в школу, но Борька его задержал.
- Это правда? - растерянно спросил он. - Наших поросят продали? Твоя мамка?
Гошка молчал. Засунув руки в карманы и глядя в сторону, он только прислонился к поленнице дров.
- У него от переживаний, видать, память отшибло. Тогда я могу напомнить, - вызвался Митяй и с прищуром оглядел Гошку - теперь уж он сведет с ним старые счеты, за все расквитается!
Привстав с березового чурбака, Митяй принялся рассказывать о том, что он слышал сегодня утром во дворе у Шараповых. Сейчас в колхозе, наверное, уже все знают, что натворила Гошкина мать. Ей, конечно, даром это не пройдет. Но с теткой Александрой пусть разбираются взрослые, а они, пионеры, должны поговорить о Гошке Шарапове. Как же он смел так обмануть своих товарищей?
Знал, что мать собирается продать пионерских поросят, и никому об этом даже не заикнулся. И не только не заикнулся, а сам тайно поехал с матерью на базар и помогал ей сбывать поросят. Это ли не скандал? И все это происходит в третьем звене, которое готовило колхозу такой замечательный первомайский подарок.
Гошка почувствовал, как у него похолодели руки.
Что угодно, но этого он не ожидал!
И такое говорит Митька Кузяев, первый пройдоха в деревне.
- Ско... скотина ты! - процедил Гошка, подаваясь вперед. - Да я... я тебя!
Митька на всякий случай отступил назад и выставил вперед суковатую палку.
- Ну-ну, не расходись - напорешься! - предупредил он и пожаловался ребятам: - Видали! Как бешеный бросается. Ясно, что совесть нечиста.
- Погодите, ребята, погодите, - замахала руками Таня. - Тут что-то не так. Ничего Гошка не продавал, ничего он не знает. Он и в город-то ездил только в лечебницу. Поросенка доктору показать.
- Это все для отвода глаз придумано, - сказал Митька. - Он же хитрюга, Шарап... под стать мамаше своей.
- С ним и Никитка в городе был... - напомнила Елька. - Пусть он скажет.
- Да не так все это, не так! - закричал подоспевший Никитка. - Вы слушайте, чего я скажу, я все знаю.
- Давай-давай, - фыркнул Митька. - Говорят, ты тоже видел, как Гошка с матерью поросят продавал.
- И ты на базаре был? - удивился Борька. - А почему молчал до сих пор?
- Ну, был. Только я не о том хочу... - начал было сбитый с толку Никитка, но тут в коридоре прогремел звонок, и ребята побежали в школу.
Только Митяй задержал Никитку и затолкал его в дальний угол раздевалки.
- Чего ты, Кузяй, чего? На урок же опоздаем, - чуя недоброе, взмолился Никитка.
- Успеется, - ухмыльнулся Митяй. - Ты мне вот что скажи: тебе батька десять рублей дал?
- Дал. Так вот они, целехоньки. - Покраснев, Никитка принялся шарить в карманах и, достав десятирублевку, протянул Митяю. - Нужны они мне... Бери их обратно.
- Нет уж, трать на здоровье, - остановил его Митяй. - Ты батьке за эти деньги что обещал?
- Ничего я не обещал, - возмутился Никитка. - Он мне силком деньги сунул. А я не хочу.
- Нет, обещал! - упрямо твердил Митяй. - Если запамятовал, так я напомню.
Он схватил Никитку за шею и прижал лицом к чьей-то пушистой овчинной шубе. Кисловатый мех забил мальчишке рот и нос, дышать стало трудно.
- Ну вот, теперь, поди, все вспомнил, - ухмыльнулся Митяй, отпуская Никитку. - А могу сделать, что и на улицу не покажешься и в школу ходить не будешь! Теперь пошли на урок.
В перемену Елька бросилась было к Никитке, чтобы расспросить его, но Митяй, обхватив Никитку за плечи, увел его с собой в коридор.
- Не о чем ему с девчонками секретничать. У нас свои дела есть.
ДРУЗЬЯ-ПРИЯТЕЛИ
Прошло несколько дней. Никакой милиционер к Шараповым не приходил. Александру никуда не вызывали, и она продолжала работать на ферме.
Но Гошка все ждал и мучился, что мать вот-вот позовут на колхозное собрание и устроят ей строгий допрос. А там уж решат, как с ней поступить.
Он даже представил себе, как мать будет стоять перед колхозниками и рассказывать... А потом, наверное, будут расспрашивать и его, Гошку. И он должен все припомнить: и как они с Никиткой застали мать на базаре, и как та пыталась обмануть их в чайной, и как соблазняла всякими подарками.
"Ничего я не буду говорить. Убегу лучше, а не пойду на это судилище", - со страхом думал Гошка.
Все эти дни он не находил себе места.
В класс являлся к самому началу уроков, после занятий сразу же исчезал из школы и домой возвращался один, через, дубовую рощу, чтобы только не встречаться с ребятами.
Но как ни было тяжело у него на душе, Гошка не мог не радоваться наступающей весне.
В роще, прогретой солнцем, уже гомонили воробьи и синицы, горласто кричали прилетевшие грачи. Снегу становилось все меньше, вокруг деревьев чернела вытаявшая земля.
Крутой склон оврага на солнцепеке тоже вытаял, обнажив рыжую глину. И только на противоположной стороне оврага лежал еще рыхлый, ноздреватый снег, исполосованный синими тенями.
Извилистый ручеек на дне Шарагина оврага набух, потемнел, потом вода, порвав водяной панцирь, забурлила, заклокотала, и овраг наполнился веселым весенним шумом, словно где-то вблизи заработала водяная мельница.
Сначала Гошка перебирался через ручей по узким снежным мостикам, но с каждым днем их становилось все меньше и меньше.
И вот сегодня, спустившись к ручью, он не нашел ни одного перехода: ручей, мутный и пенистый, мчался как взмыленный конь, закручивался воронками, подмывал нависшие снежные карнизы, и те с тяжелым уханьем обрушивались в воду.
"Вот это расходился ручей гремучий, затопил овраг", - невольно залюбовался Гошка, вспомнив, что летом через него свободно может перепрыгнуть любой мальчишка.
Но как сейчас перебраться через ручей? Неужели возвращаться обратно, а потом идти домой по шоссейке, через мост?
Гошка отыскал несколько жердей и перебросил их через ручей. Но они были коротки и не доставали до противоположного берега.
Зато шагах в десяти у самого ручья стояла накренившаяся к воде сухая, мертвая береза. Корни ее оттаяли, и береза, казалось, вот-вот упадет поперек разлившегося ручья.
Гошка нажал плечом на комель дерева - береза не подалась. Он забрался на ствол повыше, попрыгал: береза зашелестела ветками, заскрипела, но ниже не наклонилась.
"Сюда бы ребят наших", - подумал Гошка и с сожалением вздохнул.
Вчера он заглянул к Краюхиным - надо было взять у Никитки книжку для чтения. В избе никого не было, и Гошка через сени направился во двор, откуда доносились стук топора и пофыркивание пилы.
Приоткрыв дверцу во двор, Гошка увидел тетю Ульяну, Никитку и Борьку Покатилова: они мастерили хлев для поросенка и о чем-то разговаривали.
В разговоре то и дело упоминалось имя Гошкиной матери, Кузяева и Николая Ивановича.
Гошка прикрыл дверцу и невольно прислушался.
Ульяна рассказывала ребятам, что новый председатель правления всерьез занялся проверкой хозяйства колхоза. Целые дни проводит на фермах, подолгу беседует с колхозниками, затребовал в конторе бухгалтерские документы и по вечерам со счетами в руках просматривает все бумажки. Не иначе, ищет кончик ниточки, чтобы распутать весь клубок беспорядков и хищений в колхозе.
А на свиноферме этот кончик, как видно, начинается с Кузяева и Александры Шараповой.
- Я знаю, вы дружите с Гошкой, - наставляла ребят Ульяна. - Так вот, особо-то с ним не якшайтесь. Держитесь подальше. А то, как говорят, с кем поведешься, от того и наберешься. Дружка надо выбирать с толком да разумением.