Зеленый шум - Алексей Мусатов 8 стр.


"Неужто мамка вернулась?" - подумал Гошка и прильнул глазом к дырочке в ситцевой занавеске, отделяющей кровать от комнаты.

У порога стояли новый председатель и его дочка. Невысокий, худощавый, аккуратно выбритый, Николай Иванович был в своем легком бобриковом пальто, в кепке с пуговичкой. Из-под ворота пальто выглядывала белая рубашка. Шея у Николая Ивановича была розовая, нос шелушился, как картошка, - председатель еще не привык к горячему колхозному солнышку.

"И чего он такой дотошный, все ему надо", - подумал Гошка.

- Александра Степановна, а мы к вам, - заговорил председатель. - Как тут ребячьи питомцы поживают? Показывайте.

Гошка похолодел и замер.

"Опоздала мамка с поросятами, - мелькнуло у него. - Что же теперь будет?"

И он не нашел ничего лучшего, как вновь закрыться одеялом.

- Александра Степановна! - еще раз позвал Николай Иванович и развел руками. - Ну вот. Опоздали мы, Елька. Хозяйка, поди, уже на работе.

- А нам Гошка покажет. Он у нас за самого главного, - отозвалась Елька. Она бросилась к кровати, отдернула занавеску и принялась будить мальчишку.

Делая вид, что никак не может проснуться, Гошка мычал, отбивался ногами, натягивал на себя одеяло.

- Я вот тебя водой оболью, - погрозила Елька.

- Зачем же так? - остановил ее отец. - Пусть отсыпается.

Но Елька уже набрала из кружки полон рот воды и, приподняв одеяло, брызнула на Гошку. Тот вскочил лохматый, в одних трусах и, прикрывая голые ноги одеялом, бросился на девочку.

- Если хочешь быть здоров - водой холодной обливайся, - прячась за спину отца, пропела Елька. Потом попросила мальчика показать-отцу поросят.

- Да-да, - сказал Николай Иванович, - очень интересно взглянуть.

Гошка мучительно раздумывал, как бы ему протянуть время.

- Я ж не знаю... - буркнул он. - У меня ключа нет.

- А я знаю, где ключ, знаю! - Елька бросилась к полке над зеркалом. - Тетя Шура его всегда здесь кладет.

Но не успела она дотянуться до полки, как Гошка, отбросив одеяло, оттолкнул девочку в сторону, вскочил на табуретку и сам принялся шарить по полке. Нащупав ключ, мальчик вздрогнул, затолкал его в щель в стене и спрыгнул с табуретки.

- Нет ничего. Верно, мамка с собой взяла.

- Ну что ж... На нет и суда нет, - сказал Николай Иванович и, кивнув Ельке, предложил пойти за хозяйкой на ферму.

- Папа, а ты наших поросят через дверь послушай... - посоветовала Елька. Она схватила отца за руку и потащила во двор.

"И чего лезет куда не надо!" - озлился Гошка на неугомонную девчонку. Он наспех оделся и тоже выскочил во двор.

Елька с отцом уже стояла перед поросячьим закутком, стучала кулаками в дверь и ласковым голосом звала поросят.

За дверью сначала было тихо, но потом донесся сильный, с хрипотцой поросячий визг.

- Это Черныш, - догадалась Елька. - Ой, лапочка, он же голодный! Гоша, их кормить пора.

- Без тебя знаю. Зачем ты их дразнишь? - сердито прикрикнул Гошка на девочку и пребольно наступил ей на ногу.

Елька отскочила в сторону.

Неожиданно во двор вошла Гошкина мать. Она, видно, торопилась: кожушок на груди был распахнут. Вслед за Александрой появился Кузяев с Митькой.

Гошка кинулся к матери и заглянул ей в глаза.

- Привезла? Купила? - шепнул он.

Мать жалостливо усмехнулась и, слегка отстранив сына, обратилась к Николаю Ивановичу:

- А я вас повсюду ищу. И домой заходила, и в правление, а вы вон где.

- Решил своими глазами ребячьих питомцев посмотреть, - сказал председатель. - Как-то они тут?

- Опоздали, Николай Иванович, - вполголоса призналась Александра. - Нет здесь больше поросят.

- Не понимаю, - удивился председатель. - А в закутке кто же? Визжат, хрюкают. Вот только Гоша ключа не мог найти.

Александра с недоумением покосилась на сына.

- А ключ теперь ни к чему. Запирать нечего.

Она подошла к закутку, вытащила из пробоя незапертый замок и распахнула дверь.

В закутке вьюном крутился лишь один худой, остромордый Черныш.

- Вот и все поросята, - глухо выговорила Александра. - А остальных я на базаре продала. Двенадцать штук. Каюсь. Теперь что хотите со мной делайте.

Она достала из-за пазухи газетный сверток и сунула председателю в руки.

- И деньги возьмите. Они все здесь, до копеечки, целехонькие, не траченные...

- Постойте, Александра Степановна, - заговорил озадаченный Николай Иванович, не зная, что делать со свертком. - Как же все это случилось? Объясните толком.

Отведя глаза в сторону, Александра молчала.

- Да какой уж с нее спрос, Николай Иваныч, - выступил вперед Кузяев. - Совсем она не в себе, полное затемнение ума. Поди, и сама не ведает, что натворила.

Втянув голову в плечи, Гошка стоял, прислонившись к стене закутка. У него не было сил поднять глаза и взглянуть ни на Николая Ивановича, ни на Ельку. Он даже собрался юркнуть куда-нибудь, чтобы никого не видеть, но только глубже втянул голову в воротник пиджака.

А Кузяев все говорил и говорил. По его словам выходило, что мамка у Гошки темная, отсталая и суеверная женщина, что после смерти мужа она совсем опустилась, потеряла всякий интерес к колхозной жизни.

"Чего это он мамку, как покойницу, отпевает?.. - насторожился Гошка. - И совсем она не отсталая, и в церковь никогда не ходит, и работать умеет".

- Дядя, а чего вы все на мамку наговариваете? - упрямо спросил он. - А может, она не по своей воле на базар ездила. Вы же сами наших поросят забраковали.

- Как ты говоришь, Гоша? - обернувшись, спросил Николай Иванович. - Забраковали?

- Ага, - подтвердил Гошка. - Дядя Ефим сказал, что они больные, заразные, нельзя их на колхозную ферму пускать. А только мы не поверили. В лечебницу с Никиткой ходили.

Председатель вопросительно посмотрел на Кузяева.

- Было такое дело, - сказал Ефим. - Усумнился я в ребятишках, отстранил их от работы, Александре поручил за поросятами присматривать. А она вон что надумала.

- Мой грех, мой, - вялым, безучастным голосом подтвердила Александра. - Бес попутал, на колхозное добро польстилась.

- Вот-вот, - подхватил Кузяев. - Вдовая жизнь, дети малые, заработки в колхозе никуда - вот и споткнулась женщина. Но я так думаю, мы должны войти в ее положение, наказать, конечно, но по-божески. Ведь свой же человек, не потерянный...

- А никто Александру Степановну не судит пока, - перебил Кузяева Николай Иванович. - К чему такая защитительная речь? - Он обернулся к Гошкиной матери, протянул ей сверток с деньгами и попросил сдать деньги в колхозную кассу.

- А мне... мне самой куда же? - растерянно спросила Александра. - Дома, что ли, сидеть... милиционера ждать?

- Да нет, зачем же? Успокойтесь пока, придите в себя. И продолжайте работать на ферме. А там подумаем, разберемся.

И Николай Иванович вышел со двора. Елька, кинув на Гошку встревоженный взгляд, побежала вслед за отцом.

Александра опустилась на перевернутое вверх дном ведро и, притянув к себе сына, вдруг заплакала.

- Эх, недотепа! - с досадой сказал Кузяев. - При хозяине надо было слезу пускать, а не сейчас. - Потом, строго поглядев на Гошку, добавил: - А этому стрючку втолкуй. Пусть он в разговоры взрослых не лезет...

- Мама, о чем это он? - недоумевая, спросил Гошка, когда Кузяев вышел за ворота.

- Ой, сынок, - заговорила мать, тычась сыну в плечо и продолжая всхлипывать. - Не тронь ты дядю. Одна я во всем виноватая. И куда только несет меня, куда прибивает?

Гошка освободился от рук матери.

- Хватит тебе! Задожжила... Раньше надо было думать.

ПОКВИТАЛИСЬ

Через полутемные сени Гошка направился в избу и сразу же столкнулся с Никиткой.

Растерянный, виноватый, тот стоял, прижавшись к стенке.

- Гош, а Гош! - вполголоса заговорил Никитка. - А я ведь слышал. Я здесь стоял, в сенях.

- Что ты слышал?

- Про мамку твою, про все. Только ты не думай... Может, она и не виновата совсем... Может, тут другие кто...

- Чего ты плетешь? Какие другие? - с досадой перебил его Гошка. - Мамка же сама во всем призналась.

- Так-то оно так. А все равно не думай чего плохого. Давай лучше в школу собираться, пора уже.

Мальчики вошли в избу, и Гошка, достав свой видавший виды дерматиновый портфель, принялся засовывать в него тетрадки и учебники.

Где-то в глубине сознания у мальчика слабым родничком пробивалась мысль, что это, пожалуй, хорошо, что мамка больше не хитрила, а честно, без утайки призналась в своей вине.

Но эта мысль сразу же забивалась другой.

Гошка понимал, что теперь у них в доме все пойдет кувырком. Сегодня или завтра появится милиционер, такой молоденький, с усиками, в щегольских начищенных сапожках и ласково пригласит мать в сельсовет: "Пройдемте, гражданочка!"

А там на "гражданочку" составят протокол, потом вызовут в суд, и, может быть, она долго-долго не вернется домой.

Гошка с "маломощной командой" - Мишкой и Клавой останется в Клинцах, и ему придется вести все хозяйство.

Колхозники будут обходить дом Шараповых стороной, словно в нем живут какие-то зачумленные, и Гошка, наверное, не раз услышит о себе недобрые слова. "А это сынок Шараповой, что на чужое польстилась".

И все же Гошка многого не понимал. Что стало с матерью? Как она могла решиться продать ребячьих поросят?

- Ну, что ты пихаешь, что пихаешь? - с досадой прикрикнул на приятеля Никитка, заметив, как тот торопливо и беспорядочно засовывает в портфель тетрадки и учебники. - У нас же арифметика сегодня, ботаника да русский, а ты чего нахватал...

Он перебрал Гошкины учебники и тетради, отложил в сторону все ненужное для сегодняшних занятий, закрыл портфель и сунул его в руки приятелю.

Всю дорогу до школы Гошка упрямо молчал. Никитка забегал то сбоку, то спереди, заводил разговор об уроках, об учительнице, которая, по его расчетам, обязательно должна сегодня вызвать их к доске.

- Да помолчи, и так тошно!.. - оборвал его Гошка. Он вдруг свернул с шоссейной дороги в сторону и, цепляясь за ветки кустов, стал спускаться по оледеневшей тропинке на дно оврага.

Одна из веток с треском обломилась, Гошка упал, шагов десять прокатился плашмя, потом вновь вскочил на ноги и погрозил Никитке кулаком:

- Не ходи за мной!

Никитка только пожал плечами - он и в хорошую-то погоду не очень любит спускаться в Шарагин овраг, а тут еще по ледяной дорожке. Пусть Гошка храбрится, а ему еще дорога голова на плечах. И он торопливо зашагал по шоссейке.

А Гошка тем временем достал из кустов свой портфель, пересек овраг, потом молодую дубовую рощицу и вышел к пришкольному участку.

Сейчас он перелезет через знакомый лаз в изгороди, войдет в школу с черного хода, незаметно проберется в класс и сядет за свою парту. Весь день он будет сидеть тихо, ни к кому не подойдет, ни с кем не заговорит, а после уроков так же незаметно, через овраг, ускользнет домой.

Но что это? Едва только Гошка подобрался к черному ходу, как у поленницы дров натолкнулся на Митьку Кузяева, Ельку, Никитку, Таню и Борьку Покатиловых. Кажется, здесь собралось все третье звено.

- А-а, сам Шарап пожаловал, - ухмыльнулся Митька, постукивая о полено суковатой палкой с загогулиной. - Вот и кстати. Тебе не икалось?

- Ты почему окольным путем в школу пробираешься? - спросил Борька Покатилов.

- Где хочу, там и хожу, - насупился Гошка. - Дорожка не заказана.

Он дернулся и хотел было проскользнуть в школу, но Борька его задержал.

- Это правда? - растерянно спросил он. - Наших поросят продали? Твоя мамка?

Гошка молчал. Засунув руки в карманы и глядя в сторону, он только прислонился к поленнице дров.

- У него от переживаний, видать, память отшибло. Тогда я могу напомнить, - вызвался Митяй и с прищуром оглядел Гошку - теперь уж он сведет с ним старые счеты, за все расквитается!

Привстав с березового чурбака, Митяй принялся рассказывать о том, что он слышал сегодня утром во дворе у Шараповых. Сейчас в колхозе, наверное, уже все знают, что натворила Гошкина мать. Ей, конечно, даром это не пройдет. Но с теткой Александрой пусть разбираются взрослые, а они, пионеры, должны поговорить о Гошке Шарапове. Как же он смел так обмануть своих товарищей?

Знал, что мать собирается продать пионерских поросят, и никому об этом даже не заикнулся. И не только не заикнулся, а сам тайно поехал с матерью на базар и помогал ей сбывать поросят. Это ли не скандал? И все это происходит в третьем звене, которое готовило колхозу такой замечательный первомайский подарок.

Гошка почувствовал, как у него похолодели руки.

Что угодно, но этого он не ожидал!

И такое говорит Митька Кузяев, первый пройдоха в деревне.

- Ско... скотина ты! - процедил Гошка, подаваясь вперед. - Да я... я тебя!

Митька на всякий случай отступил назад и выставил вперед суковатую палку.

- Ну-ну, не расходись - напорешься! - предупредил он и пожаловался ребятам: - Видали! Как бешеный бросается. Ясно, что совесть нечиста.

- Погодите, ребята, погодите, - замахала руками Таня. - Тут что-то не так. Ничего Гошка не продавал, ничего он не знает. Он и в город-то ездил только в лечебницу. Поросенка доктору показать.

- Это все для отвода глаз придумано, - сказал Митька. - Он же хитрюга, Шарап... под стать мамаше своей.

- С ним и Никитка в городе был... - напомнила Елька. - Пусть он скажет.

- Да не так все это, не так! - закричал подоспевший Никитка. - Вы слушайте, чего я скажу, я все знаю.

- Давай-давай, - фыркнул Митька. - Говорят, ты тоже видел, как Гошка с матерью поросят продавал.

- И ты на базаре был? - удивился Борька. - А почему молчал до сих пор?

- Ну, был. Только я не о том хочу... - начал было сбитый с толку Никитка, но тут в коридоре прогремел звонок, и ребята побежали в школу.

Только Митяй задержал Никитку и затолкал его в дальний угол раздевалки.

- Чего ты, Кузяй, чего? На урок же опоздаем, - чуя недоброе, взмолился Никитка.

- Успеется, - ухмыльнулся Митяй. - Ты мне вот что скажи: тебе батька десять рублей дал?

- Дал. Так вот они, целехоньки. - Покраснев, Никитка принялся шарить в карманах и, достав десятирублевку, протянул Митяю. - Нужны они мне... Бери их обратно.

- Нет уж, трать на здоровье, - остановил его Митяй. - Ты батьке за эти деньги что обещал?

- Ничего я не обещал, - возмутился Никитка. - Он мне силком деньги сунул. А я не хочу.

- Нет, обещал! - упрямо твердил Митяй. - Если запамятовал, так я напомню.

Он схватил Никитку за шею и прижал лицом к чьей-то пушистой овчинной шубе. Кисловатый мех забил мальчишке рот и нос, дышать стало трудно.

- Ну вот, теперь, поди, все вспомнил, - ухмыльнулся Митяй, отпуская Никитку. - А могу сделать, что и на улицу не покажешься и в школу ходить не будешь! Теперь пошли на урок.

В перемену Елька бросилась было к Никитке, чтобы расспросить его, но Митяй, обхватив Никитку за плечи, увел его с собой в коридор.

- Не о чем ему с девчонками секретничать. У нас свои дела есть.

ДРУЗЬЯ-ПРИЯТЕЛИ

Прошло несколько дней. Никакой милиционер к Шараповым не приходил. Александру никуда не вызывали, и она продолжала работать на ферме.

Но Гошка все ждал и мучился, что мать вот-вот позовут на колхозное собрание и устроят ей строгий допрос. А там уж решат, как с ней поступить.

Он даже представил себе, как мать будет стоять перед колхозниками и рассказывать... А потом, наверное, будут расспрашивать и его, Гошку. И он должен все припомнить: и как они с Никиткой застали мать на базаре, и как та пыталась обмануть их в чайной, и как соблазняла всякими подарками.

"Ничего я не буду говорить. Убегу лучше, а не пойду на это судилище", - со страхом думал Гошка.

Все эти дни он не находил себе места.

В класс являлся к самому началу уроков, после занятий сразу же исчезал из школы и домой возвращался один, через, дубовую рощу, чтобы только не встречаться с ребятами.

Но как ни было тяжело у него на душе, Гошка не мог не радоваться наступающей весне.

В роще, прогретой солнцем, уже гомонили воробьи и синицы, горласто кричали прилетевшие грачи. Снегу становилось все меньше, вокруг деревьев чернела вытаявшая земля.

Крутой склон оврага на солнцепеке тоже вытаял, обнажив рыжую глину. И только на противоположной стороне оврага лежал еще рыхлый, ноздреватый снег, исполосованный синими тенями.

Извилистый ручеек на дне Шарагина оврага набух, потемнел, потом вода, порвав водяной панцирь, забурлила, заклокотала, и овраг наполнился веселым весенним шумом, словно где-то вблизи заработала водяная мельница.

Сначала Гошка перебирался через ручей по узким снежным мостикам, но с каждым днем их становилось все меньше и меньше.

И вот сегодня, спустившись к ручью, он не нашел ни одного перехода: ручей, мутный и пенистый, мчался как взмыленный конь, закручивался воронками, подмывал нависшие снежные карнизы, и те с тяжелым уханьем обрушивались в воду.

"Вот это расходился ручей гремучий, затопил овраг", - невольно залюбовался Гошка, вспомнив, что летом через него свободно может перепрыгнуть любой мальчишка.

Но как сейчас перебраться через ручей? Неужели возвращаться обратно, а потом идти домой по шоссейке, через мост?

Гошка отыскал несколько жердей и перебросил их через ручей. Но они были коротки и не доставали до противоположного берега.

Зато шагах в десяти у самого ручья стояла накренившаяся к воде сухая, мертвая береза. Корни ее оттаяли, и береза, казалось, вот-вот упадет поперек разлившегося ручья.

Гошка нажал плечом на комель дерева - береза не подалась. Он забрался на ствол повыше, попрыгал: береза зашелестела ветками, заскрипела, но ниже не наклонилась.

"Сюда бы ребят наших", - подумал Гошка и с сожалением вздохнул.

Вчера он заглянул к Краюхиным - надо было взять у Никитки книжку для чтения. В избе никого не было, и Гошка через сени направился во двор, откуда доносились стук топора и пофыркивание пилы.

Приоткрыв дверцу во двор, Гошка увидел тетю Ульяну, Никитку и Борьку Покатилова: они мастерили хлев для поросенка и о чем-то разговаривали.

В разговоре то и дело упоминалось имя Гошкиной матери, Кузяева и Николая Ивановича.

Гошка прикрыл дверцу и невольно прислушался.

Ульяна рассказывала ребятам, что новый председатель правления всерьез занялся проверкой хозяйства колхоза. Целые дни проводит на фермах, подолгу беседует с колхозниками, затребовал в конторе бухгалтерские документы и по вечерам со счетами в руках просматривает все бумажки. Не иначе, ищет кончик ниточки, чтобы распутать весь клубок беспорядков и хищений в колхозе.

А на свиноферме этот кончик, как видно, начинается с Кузяева и Александры Шараповой.

- Я знаю, вы дружите с Гошкой, - наставляла ребят Ульяна. - Так вот, особо-то с ним не якшайтесь. Держитесь подальше. А то, как говорят, с кем поведешься, от того и наберешься. Дружка надо выбирать с толком да разумением.

Назад Дальше