- "Странно… - подумал Илья. - Когда смеется, лицо становится злым. Что же он такое?.."
- Ловко у тебя получилось, - говорил Генка, поднимаясь с Ильей по затоптанным ступенькам крылечка. - Мне бы в жизнь не додуматься, чтобы помочь девчонке. Пусть сидят дома, раз тяжело.
Илья покосился на него сверху вниз. Спорить с Генкой тоже не хотелось.
В столовой, которая занимала половину тесового барака, было полно народу. Генка сразу затерялся среди своих знакомых. Не дождавшись его, Илья выбил талоны только себе и встал в очередь у раздаточной. Но простоял минут пятнадцать и почувствовал что-то неладное: очередь не продвинулась ни на шаг. Дивясь, он стал приглядываться, что же происходит. До него стояло человек десять. Он был за здоровым рыжим детиной, который сжимал в потном кулаке кучу талонов. "На весь плотницкий колхоз", - самодовольно объяснил он Илье. Подошел юркий паренек, тоже с кучей талонов, и пристроился в очередь. Детина хотя и ничего не сказал ему, но начал поглядывать на часы и бурчать что-то себе под нос. Тогда паренек перепустил его, и тот очутился перед Ильей.
- Послушай, - вежливо сказал ему Илья. - Выходит, это я тебя пустил.
Паренек стал серьезно доказывать, что Илья ошибается, и призвал в свидетели рыжего детину. Тому что - подтвердил: конечно, стоял.
А время шло.
С таким успехом он мог бы простоять еще час, не вспомни о нем Генка. Увидев Илью все еще в хвосте очереди, Генка взял у него талоны и передал кому-то около окошечка раздаточной.
- Тут год можно стоять, - сказал он и пояснил: - Сплошной блат. Никому уже от него не стало выгодно, и наводить порядок тоже никому не хочется.
Себе Генка взял в буфете стакан мандаринового напитка, сухую котлету и горбушку хлеба. Илья простодушно удивился:
- Неужели наешься?
- Финансы поют романсы, - беспечно сказал Генка и, подумав, добавил: - А вообще-то мы больше не заработали.
- Что ж, теперь я виноват? - спросил Илья, уловив в его словах нечто вроде упрека.
- Кто больше? - не моргнув, сказал Генка. - Еще погоди, что бригадир скажет. Меня она ругать не будет, так и знай.
- Это почему? - недоверчиво спросил Илья.
Генка набил хлебом полный рот и только промычал что-то в ответ.
Он не ошибся. Обед уже подходил к концу, когда в столовую пришла Першина - женщина лет тридцати, по-мужски крепкая, загорелая. Волосы она завязывала на затылке пучком, открывая небольшие уши с розовыми мочками.
Илья искренне залюбовался ею: этакая красавица.
Першина подсела к ним за стол напротив Генки.
- Спроси, что он меня глазами ест? - после некоторого молчания сказала она Генке.
- Что ты ее глазами ешь? - спросил Генка и засмеялся.
Илья засопел от смущения, не решаясь больше поднять глаза на бригадира.
- Сейчас смотрела, что вы там наковыряли, - сказала Першина. - Другие в первый день стараются, цену себе набивают… Я думала, до обеда закончите.
Илья понял, что она обращается только к нему, и хмуро сказал:
- Работаю, как умею.
- Вижу, что не умеешь, - уточнила Першина, а потом кивнула Генке: - Подведет тебя новичок под монастырь.
Генка ухмыльнулся, пряча глаза, а Илья натянул рукава пиджака так, что затрещали швы. Он весь подобрался от обиды и с вызовом сказал Першиной:
- Может, он меня подведет?
- Не думаю, - спокойно возразила она. - Забелин у нас из хороших работников. - Спросила Генку: - Ты объяснил новичку, какая у нас бригада?
- Да нет, не успел еще, - скромно отозвался Генка.
- Бригада наша передовая. Потому-то лодырей мы и не терпим. Вот хотим на первое место выйти. Вытянем, Генок?
- Сможем, - сказал Генка. - А Илья исправится…
- Само собой, - заключила Першина. - Не то - от ворот поворот.
"Издеваются, черти, - подумал Илья. - Ну погоди, Генка, после обеда я тебе покажу, в мыле будешь работать, не на того напал".
Взбешенный, он хотел было спорить с бригадиром, но осекся: по лицу Першиной было видно, что ее сейчас занимает совсем другое. Она пододвинула стул ближе к Генке, положила ему руку на плечо и тихо спросила:
- Что брат не показывается? Все болеет?
- Да нет, картину рисует, - так же тихо сказал Генка.
- Картину? Что же на этой картине? - спросила Першина, ударяя на слове "картина".
- Да так… ничего особенного. В комнату к безногому солдату привезли дрова. Комната голая… Старого учителя посадили на маленькую скамеечку, все ученики стоят. И санки с дровами около дверей… У всех под мышками книжки. Солдат - ученик. Живет один. Пришел с фронта и живет один. Они ему дрова привезли из школы, чтобы не было холодно. "Учащийся вечерней школы" называется.
- Это он себя?
- Не знаю… Не может быть, - задумчиво сказал Генка. - Понравится картина?
- Не думаю. Слишком невеселая. Что он все такие выбирает? То вдруг убитого солдата в окопе нарисовал, и папироска курится… Приезжал бы рисовать Перевезенцева, работает - загляденье.
- Пробовал же! Ничего не получается.
- Это Гришка Перевезенцев виноват. Застывает, как мертвый. Время надо, пусть привыкнет Гришка под карандашом сидеть.
- Скажу Василию.
- Скажи. От меня привет обязательно передай. Ждем его здесь. Тут такие дела разворачиваются… Пусть рисует…
Неожиданно в открытое окно столовой влетела ласточка, забилась под потолком, не зная, куда деваться. Какой уж тут обед - все сочувственно следили за усилиями птахи вырваться на волю.
- Закрутилась ты, как я, горемычная, - вдруг прошептала Першина. Сказано это было с такой болью, что Илья вздрогнул, украдкой посмотрел на бригадира. Она наблюдала за ласточкой, запрокинув голову, чуть вытянув шею, - казалось, сама сейчас сорвется и полетит вслед за птицей, укажет выход. А когда ласточка вылетела и в столовой снова поднялся обычный шум, вздохнула глубоко, провела ладонью по глазам.
- Только захотеть - и все будет. Ведь правда? - спросила Генку.
- Конечно, - самодовольно ответил Генка, не совсем разобравшись, о чем был ее вопрос.
Илья смотрел в окно на дорогу, проложенную от котлованов прямиком через кусты, мимо застроенного гаража, с грустью думал, что он этим людям совсем чужой. Вот они говорят о самом сердечном, близком, не обращая внимания, что рядом сидит третий человек, будто его и нет…
По дороге шли девчата - шаг ровный, спокойный и усталый. А одна позади - понурив голову, легонько размахивая рукой. Когда приблизились, Илье показалось, что это Галя. Он вскочил и, ни слова не говоря, бросился к двери. Загремел стул, покачиваясь на неровном полу.
- Какая его муха укусила? - изумленно спросила Першина.
- Не знаю, - сказал Генка и попросил: - Ты его больше не ругай. Это я виноват, а он объяснить не мог.
- И то чувствую. Никогда не было, чтобы новичок с первого дня лодырничал. За все время работы такого не видела. Зачем ты так сделал?
- Позлить его.
- Зачем?
- Посмотреть, что выйдет.
Глава четвертая
Илья встретил Галю у недостроенного гаража. Он очень обрадовался ей и не скрывал этого, но она на него смотрела совсем невесело. Они отошли с дороги к гаражу и сели на доски…
По ту сторону стены, расстелив на деревянном щитке фуфайку, лежал кладовщик Гога Соловьев. Заложив руки за голову, он смотрел в небо, по которому медленно ползли клочковатые облака. Бледное Гогино лицо играло сейчас румянцем, в глазах - волнение. Гога думал. Вот уже второй год работает он на стройке, а чувствует себя среди людей неуверенно. Иные после работы соберутся в кружок, сидят, курят неторопливо и разговаривают. Как будто и домой спешить незачем. Главное, говорят о том, на что у Гоги слов нету: подвезли арматуру неправильного сечения, вышел из строя бульдозер, а надо было расчищать площадку, вырыли траншею, но она наутро осыпалась, пришлось переделывать заново. Интересно ли говорить об этом! Гога приучил себя: кончилась работа, вскакивай на попутную машину и - к дому. Так бы и жить, но почему-то все считают, что Гога не в коллективе, а сбоку припека. Одна радость - когда заберется куда-нибудь подальше от людского глаза и станет думать. О чем? Мало ли о чем можно думать, если никто тебя не тревожит! Например, вдруг станет в мыслях прорабом Колосницыным, который в глазах Гоги - большая фигура. И воображение сразу нарисует яркую картину. Лязг работающих машин, гомон сотен людей раздается в ушах. И всеми механизмами и людьми распоряжается Гога. Властвует он тут с безнаказанностью монарха. Едва раскрывает рот, люди бросаются исполнять приказание. Бригаде Першиной достается, конечно, больше всех. Гога вытягивает руку вперед - и бригада послушно корчует кусты вдоль заросшего ручья по лодыжки в болотной воде. Генка Забелин, который в обычное время досаждает Гоге на каждом шагу, униженно просит передохнуть. Но Гога отвечает на его просьбу жестом: никаких разговоров, хватит, набаловали вас!
Мало ли о чем приятном можно думать, когда остаешься наедине с собой.
Нынче он вспомнил школьного учителя Качурина. Гога и сам не мог объяснить, почему вдруг Качурина. Он только и запомнил учителя на выпускном вечере, когда тот произносил напутственную речь. "Каждый в свое время должен кем-то стать. Неважно, кто из вас кем будет, важно, чтобы вы становились людьми". Слова учителя врезались в память, но вот лица его Гога так и не мог припомнить. "Бывает же такая напасть неизвестно к чему", - удивился он. А сам думал и думал о том школьном вечере, как хорошо он закончился: все отправились к нему, он нашел у отца вино, танцевали, слушали музыку.
Когда он услышал, что снаружи за стеной кто-то сел на доски, насторожился и стал прислушиваться: опять будут говорить о неправильном сечении арматуры?
…А Илья старался рассмешить Галю.
- Что с тобой? Что ты? - без конца спрашивал он.
Галя чуть отвернулась, глаза ее были полны слез.
- Что произошло? - уже сердито спросил Илья.
- Ничего особенного, - сказала наконец она, пытаясь улыбнуться. - Произошло то, что мне сегодня досталось… Не могу я больше оставаться здесь. Понимаешь - горячо заговорила она, - не могу, сил у меня таких нет. Грубые все, орут, ругаются. И тяжело. Знаешь, как тяжело? Вот!
Она показала руки. На ладонях вздулись кровяные мозоли.
- Слышала о бетонщиках, как здорово работают. Может быть, это и в самом деле героизм. Не знаю… Но это не женская работа. Сумасшествие какое-то! Я брала на лопату бетон и раскидывала его. Выкладывали дно котлована. Их там штук двадцать, под нефть… В котлован заедет самосвал, свалит бетон, а мы раскидываем его лопатами, чтобы ровно было. Лопата совковая, полпуда весом. Как кинешь раз, так полпуда. Все время ожидаешь, что вот сейчас у тебя что-то оборвется внутри. А потом вибратор, как будто тебя опутали проводами и включили ток - такое состояние… И люди. Нельзя же так… ведь первый день! А они смеются. Забавно. Какая я им цаца? У меня отец и мать - не рабочие. Ну и что? Это разве мешает? Я же сама пришла сюда. Не могу…
Чем дальше она рассказывала, тем спокойнее становился Илья. Видимо, новичков встречают одинаково. А что на руках мозоли и работа тяжелая - не беда, привыкнет.
- Брось, Галка, не расстраивайся, - весело сказал он - Чего не бывает. Ты скоро втянешься и сама смеяться будешь, что так говорила. Народ тут славный, точно. Меня тоже поставили с одним. Хороший такой парень… И бригадир хорошая… Говорит, молодец, что хоть так сработал. Хочешь, я попрошу, она переведет тебя в нашу бригаду? Мы тоже бетонные работы будем делать. Вот выроем траншеи под фундамент ТЭЦ - и бетонировать надо. У нас и плотники есть, и каменщики, потому что комплексная бригада. Мы сегодня для арматурной мастерской место готовили: будут делать арматуру, чтобы не привозить с других участков. Хочешь, попрошу Першину?
Галя слушала, но плохо понимала. Одно знала, что едва ли она привыкнет к работе и людям, с которыми пришлось начать первый трудовой день.
- Нет, Илья, - сказала она. - Я ведь даже не представляла, что это за работа. Слышала, а не представляла. Я сегодня подумала: пройдет несколько лет, и ребята из школы пойдут на стройки и заводы, не думая и не мечтая о чем-то другом, все будет само собой разумеющимся. А мы все же по-иному хотели…
- Ты жалеешь, что не попыталась сдавать в институт? Не сознаешься, а жалеешь. И, наверно, клянешь меня за то, что уговорил идти сюда…
- Что ты, Илья. У меня своя голова на плечах. Захотела - и пришла. А что не знала, как тут, - это верно.
- Через неделю ты будешь говорить по-другому. Привыкнешь. Точно! - убежденно добавил он. Он хотел еще что-то сказать, но за стеной послышался грохот раскатившихся кирпичей. Илья заглянул в оконный проем и увидел сконфуженного Гогу Соловьева.
- Щиток упал, - сказал Гога, вылезая к ним через окно.
Его тянуло на разговор, потому что говорили здесь не об арматуре, а о школе, о тяжести работы - самом близком ему.
- Вот и Гога скажет: работа интересная, и народ тут замечательный, - проговорил Илья, ничуть не удивившись появлению кладовщика.
- Лучше не надо. Блеск! - сказал Гога. Он стоял перед ними, отряхиваясь от пыли, потом пятерней провел по длинным волосам. - Будем друзьями, - продолжал он уже с воодушевлением. - Как и вы, попал сюда по недоразумению. Второй год бухаю. Стаж!.. Кажется, вечность проработал. Страшно утомительно идет время. На исходе лето, впереди бледная осень. Б-р-р! - И, повернувшись к Гале, запросто предложил: - Слушай, девочка, я хорошо понял. Бетон не для нежных рук, и брызги его не для милого личика. Тебе нужна другая работа. Не горюй, все будет в порядке. Есть приятель: мальчик-люкс. Он говорил, им помощник нужен. Будешь поглядывать в нивелир и отметочки делать, высоту измерять и так далее. Блеск, не работа! Измерение высоты! Виталий все меня звал в геодезисты, да я тут устроился неплохо. Блеск! - еще раз повторил он.
Гога замолк, и воцарилось такое молчание, что он нервно поежился.
- Что? - спросил он Илью, остолбенело смотревшего на него.
- Да н-ничего, - заикаясь от волнения, сказал, наконец, Илья и поднялся, намереваясь полезть в драку.
- Оставь его, пусть, - остановила Галя и впервые за все это время улыбнулась. Гога показался ей очень забавным.
- Хорошо, - согласился Илья. - Только пусть он выбирает выражения, когда о тебе говорит, - и добавил вполголоса: - "Блеск! Впереди бледная осень. Б-р-р!"
- Ого! - удивился Гога, услышав свои слова. Что-то ему не понравилось, и он сказал: - Тьма, что делать.
Из столовой вышел Генка Забелин, посмотрел по сторонам и, насвистывая, направился к гаражу. Увидев напухшие глаза девушки, злого Илью и с ними кладовщика, Генка сразу оценил обстановку:
- Что, спецовку не дает? - спросил он Галю. - А вы ему физиономию поцарапайте!
- Видите! - завопил Гога. - Все тут такие! Только и слышишь грубости… "Становитесь людьми!" Да, станешь, как же! Где хорошего набраться? Что было, растеряешь!
- У тебя было? - с веселым любопытством спросил Генка. - Говори, что у тебя было? - Да еще подмигнул Илье и Гале: послушайте, мол, люди добрые, что у него было.
Гога оглядел всех и промолчал.