- Ты, гляжу, чудно́ как-то все думаешь - зачем это тебе? Надо ведь придумать - "без людей"… Чтоб хоромы были, со двором и скотиною, а хозяв не было! Не-ет, ты как хошь, а не понимаю я тебя, никак не понимаю… Надо ведь… - повторил он, качнул головой и пошел себе дальше, переставляя осторожно бадик и то и дело поглядывая под ноги, покачивая головой. Пересек наискось улицу, даже осторожных деревенских воробьев не спугнув, и не скоро скрылась его тщедушная согбенная спина за поворотом.
Не поняли мы с дедом Лебедком друг друга. Но чем-то право было его чуткое человеческое естество, не знающее, но ощущающее истину, и я позавидовал ему, потому что ощущение истины несравненно богаче знания ее… Не принимает оно природу пустой, с ненужными деревьями и лошадьми, с ненужным летним дождем, рекой, листопадом. Там, где мнится нам пустота, пустыня, для него - лишь незаполненность земли человеком, его душой…
Плывет наискосок, взблескивает в воздухе обрывок паутины - точно отделившийся от прохладного поднебесного потока лучик света. Серо стынет вода в берегах, еще один год кончается.
Об авторе
"День тревоги" - вторая книга Петра Краснова. Его сборник рассказов "Сашкино поле", вышедший в издательстве "Молодая гвардия", получил первую премию во Всесоюзном конкурсе молодых авторов на лучшую книгу года. О прозаике из Оренбурга оживленно заговорила критика, рецензии на "Сашкино поле", на рассказы, опубликованные в периодике, появились в "Правде", в "Комсомольской правде", в журналах "Урал", "Наш современник", "Литературная учеба", "Москва", "Литературное обозрение".
О чем пишет Краснов? О человеке, о значимости и цельности человеческой жизни, о смысле и предназначении ее. А это значит - о любви и долге, о добре и совести, о земле и труде, о борьбе благородного с низменным, прекрасного с уродливым…
Работает П. Краснов в русле русской рассказовой классики. Однако это не мешает ему оставаться вполне самостоятельным и самобытным.
Первое, на что обращаешь внимание при чтении его рассказов, - это стихия природы, переданная через стихию слова, образного и точного.
До тонкости наблюдательный человек, Краснов не подразделяет впечатления и заметы сердца по принципу: это для глаз, это для слуха, это для обоняния. Мало сказать, что он впитывает картины природы, ее состояния сразу всеми органами чувств, - он заставляет "работать" все органы чувств читателя.
Автор, переполненный ощущениями природы, нередко смело и неожиданно прибегает к сложным определениям, синтезирующим в себе сигналы сразу нескольких органов чувств. "Дверь, сыро скрипнув, открылась", "серо стынет вода", "грязно истаивали сугробы", "шершавый влажно-леденящий снег". И, наконец, он удачно находит определения, заменяющие целый образ: "густо-прозрачный", "высокие жаворонки".
Николаю - главному герою рассказа "Наше пастушье дело" - "…подумалось, что ведь природа рождается с появлением каждого нового человека - каждый раз молодой, полной тепла и света, всяких своих таинств и страха… Но как грубеет человек от времени, думал, как скоро грубеет все со временем… толстокожими стали; та зеленая кожица ветки стала корьем…" Первая фраза, вложенная в уста Николая, - это откровение для самого Петра Краснова и открытие для нас, читателей. Природа в его рассказах не вообще природа, а оренбургская степь, и если еще точнее, село Ратчино Оренбургской области, родина автора. И, вопреки утверждению второй фразы, зеленая кожица ветки не стала корьем. Каждый рассказ - будто новое рождение автора, вновь живо и трепетно его чувство природы-родины.
И все-таки природа у Краснова, если даже ей отданы лучшие страницы, - всего лишь фон, лишь настроение, лишь лакмусовая бумажка для проблемы, главное же - для человека.
По убеждениям Краснова, человек должен жить в согласии с самим собой, с людьми, с природой. Только в этом случае возможно для него счастье. Достаточно разлада, окисления одного из контактов этой трехзвенной цепи, как жизненная цепь будет разрушена - и человека рано или поздно настигнет трагедия, зачастую неосознаваемая им, но не уменьшающаяся от своей временной неразоблаченности.
Эта тема сквозная для всего написанного Красновым, и, видимо, она будет вечной занозой в его душе, в творчестве.
Живет на белом свете дед Лебедок ("На грани"), переставляет по земле кленовым своим бадиком, оглядывает улицу и поля по-хозяйски, будто свою горницу. О чем-то и он думает, но думы его покойны и надежны, как и его совесть. "Что земля человеку и что он ей, земле, живущей своими внутренними законами, отлучившей нас от своих малых и больших таинств?" - спрашивает себя лирический герой рассказа. Не гложут такие вопросы деда Лебедка, прожившего свою жизнь с природой, ему это и представить трудно - землю без человека: "Тогда пустоцвет это, не земля…"
Краснов не умеет делить себя на части - просто человек и литератор. Он продолжает себя в рассказах, и они, кажется, во многом похожи на него самого - просто человека, своей неторопливостью и обстоятельностью, нравственной высотой и строгой доброжелательностью к людям. Краснову чужды поиски закрученных сюжетов, необычных героев. Его проза о том, что всем нам доступно, что все мы видим в нашей будничной жизни, но замечаем ее и удивляемся ей лишь после того, как прочтем талантливо сделанное произведение. Как мир его природы имеет свою конкретную географию - степь Оренбуржья, так же очерчен и круг его героев. Они - простые люди, крестьяне, как правило, трактористы, скотники, пенсионеры. Они не чудаки, не выдающиеся ударники, но в подавляющем большинстве своем нравственно здоровые люди, живущие скромно и по-своему.
Нет ли все-таки противоречия в том, что живя и работая сейчас в городе, Краснов пишет о тех, кого нет рядом? Нет, конечно. Он обживает в прозе первый и самый щедрый пласт своего жизненного опыта, рисует земляков своего детства и юности и одновременно начинает выходить на творчески новые для него объекты художественного исследования, связанные с родной почвой лишь косвенно. Пример тому его рассказ "Мост" и более ранние - "Горечь калины", "Буран". Но, говоря словами И. А. Гончарова ("Фрегат "Паллада"), "мы так глубоко вросли корнями у себя дома, что, куда и как надолго бы я ни заехал, я всюду унесу почву родной Обломовки на ногах, и никакие океаны не смоют ее".
Для Краснова село, где он родился и вырос, - целый мир в душе, и делиться им хватит не на один том, нести же его в душе - всю жизнь. Этот мир неисчерпаем. Руками Краснова он, мир, дарит нам, читателям, прелесть своеобразия - быта, традиций, природы…
"Может показаться странный, - пишет в журнале "В мире книг" главный редактор Главной редакции художественной литературы Госкомиздата СССР А. Н. Сахаров, - но, говоря о Петре Краснове, хочется отметить такие достоинства его прозы, которые обычно присущи творчеству зрелых мастеров. Краснову свойственны строгая точность изображения, взыскательное отношение к слову, идейная четкость художественной позиции, умение раскрыть характер героя во всей его сложности, а порой, и противоречивости. Для рассказов молодого писателя характерны сюжетная завершенность, композиционная цельность, внутренняя динамика".
Кто знает Краснова, кто знаком с его творчеством, тому не покажется странной эта ни в малой степени не преувеличенная похвала. Он в свои тридцать лет поражает способностью видеть саму суть явлений, скрытую от близорукого или недобросовестного взгляда, мужеством и терпением в том случае, если есть необходимость показать и доказать эту суть. Краснов зрелее своих лет. Он пришел в литературу с твердыми идейно-художественными позициями, со сложившимся мировоззрением.
Это счастливо сочетается с природной одаренностью. Как ни банально, а верно: талант на пустом месте не рождается. И здесь уместно вспомнить о родителях молодого писателя - простых деревенских людях, трудолюбивых и домовитых. Мать, Анна Ивановна, начиная с военных тыловых лет, девчонкой-подростком, и кончая потерей здоровья, работала в колхозе. Она всем естеством своим видит и чувствует смысл жизни в труде. В духе святого отношения к труду, крестьянскому ли, другому ли какому, словом и примером жизни своей воспитывала детей. От матери у Петра Краснова еще знание и любовь к русской народной песне, к российскому глубинному и коренному языку. Отец, Николай Семенович, фронтовик, офицер запаса, истинно русский мастеровой, у которого за что ни возьмись, все в руках горит. Он человек большого природного ума, поэт в душе, художник-самоучка. Все это перешло к сыну и еще больше, в соединении с высокой культурой, развилось и окрепло. А высокая культура приходила не сама по себе. Закончив сельскохозяйственный институт, поработав агрономом, затем выбрав для себя главное дело - литературное, Краснов не порывает связи с естественными науками, и это, сочетаясь с науками художественными, точнее, с углубленным их изучением, помогает ему видеть жизнь, узнанную и постоянно узнаваемую, объемной, в нескольких измерениях.
Краснов-прозаик начинался с Краснова-поэта. Он около десяти лет был постоянным членом литературного объединения имени Мусы Джалиля при редакции оренбургской молодежной газеты "Комсомольское племя". Большую часть этого времени посвятил стихам. Дома у него, как памятник своему упорству и высокой энергии заблуждения, хранится общая тетрадь с поэтическими опытами. Но ни один из них не был опубликован, что говорит не столько о несовершенстве юношеских проб пера, сколько о жесткой требовательности автора к себе и неудовлетворенности сделанным.
Тетрадь эта написана не зря. Она готовила своего автора к прозе, учила ценить слово, художественную деталь, искать емкий способ выражения мысли и чувства.
Может быть, и поэтому проза Краснова с первой ее журнальной публикации лишена примет ученичества. Путь от несовершенства черновика до рукописи, в которой ничего не прибавить и не убавить, проделывается втайне от редактора и читателя. А как много молодая литературная жизнь дает случаев противоположных, когда из ложно понятого авторского честолюбия спешат обнародовать не успевшие остыть под торопливым пером строки и страницы!
Проза Краснова - не для развлечения суетной души или торопливого ума; читать ее трудно, она не укладывается в первое чтение. Второе и третье знакомство с нею, неспешное и вдумчивое, приносит все новые читательские открытия, работа ума и души оборачивается наслаждением ума и души. Рассказ "Наше пастушье дело" - не только ностальгический, как может показаться с первого беглого чтения. Воспоминания инженера-строителя Николая - главного героя рассказа, о самом дорогом - деревенском своем детстве - для автора повод, удобная форма, в которой вылились широкие художественные обобщения. Это поэма о едином повелении жизни - жить всему хорошему и доброму на земле, о значимости человека и его счастье в единении с природой. К "Нашему пастушьему делу" примыкает, дополняя его, рассказ "На грани", где эта тема выведена по восходящей на новый виток художественного исследования.
Вообще, говоря о написанном Красновым, следует отметить, что рассказы эти едины по мысли и чувству, хотя по исполнению, подходу к теме и самому жизненному материалу - различны. Можно говорить о том, что Краснов работает параллельно в двух направлениях, одно из которых, если удобно так выразиться, приземленно-сосредоточенное, до изображения самых тонких, подсознательных движений души "маленького" человека (например, рассказы "Шатохи", "Горечь калины", "Теплынь"); другое - некий космизм, когда земля наша видится не просто землей - очерченным взглядом крестьянина зеленым или побуревшим под солнцем уголком заполненного всяческой жизнью мира, а уже округлой планетой, покрытой тоненькой, в разрывах, пленочкой человеческой цивилизации, иными словами, попытка самостоятельного осмысления извечных философских вопросов - что такое человек? что такое Земля? что есть их взаимоотношения: добровольный союз ли, деловой договор, односторонняя сделка? К этому ряду относятся рассказы "На грани", "Зарница", "Бурьян", "Мост". Уместно, видимо, будет упомянуть о том, что в некоторых последних работах ("Кизяк", например) автор умышленно или непроизвольно как бы рассеивает эмоциональный удар рассказа, когда, почти как на стрельбах, пулевые отметины ложатся по кругу девятки, и читателю самому предстоит скорректировать этот огонь - каждому в свою десятку. Можно также говорить об усилении тревоги ("Мост", "День тревоги" и др.) - тревоги за человека, за сохранение в нем человеческого при тончающей прочности нашей жизни.
Все это так. Но по главной сути вышедшее из-под пера молодого талантливого прозаика и представленное на суд читателя цельно, как цельно миропонимание автора, и согрето его любовью к человеку.
При всей своей одаренности Краснов не надеется на то, что талант вывезет, что черновая работа его минует. Он плюс ко всему настоящий труженик. А писать стало трудней. Полнятся записные книжки, поубавилось радости, поприбавилось маеты, и это очень понятно: не хочется повторять уже написанное. Задач и планов много, но Краснов бывает в унынии, пожалуй, только от одного - от чувства времени, речным песком уходящего сквозь пальцы.
Последнее поправимо лишь единственным - работой, которой будут довольны не только читатели, но и сам пишущий.
И, может быть, потому, что это почти не достижимо, и существует настоящее искусство.
А. Иванов
Примечания
1
Конный плуг.