Доколе же, товарищи, можно еще вам терпеть? Не верьте заводчику. Обещая увеличить заработок, он снова обманет вас, накладывая на каждого штрафы, а поэтому требуйте их отмены и выплаты заработанных денег наличными, а не талонами. Требуйте полной отмены сверхурочной отработки. Держитесь дружнее, - в сплоченности залог вашей победы. Ни просьбами, ни мольбами вам не добиться улучшения своей жизни. Для этого нужна борьба. Дятлов - паук, кровопийца, ваш враг. Сейчас наступает весна, и он боится, что многие рабочие уйдут с его завода. Пользуйтесь этим, товарищи, и предъявляйте ему свои требования. Он набрал заказов на десятки тысяч рублей, и ему нужна ваша рабочая сила, но не продавайте ее за гроши. Бастуйте, если он будет упорствовать. Вас поддержат рабочие стекольного завода и железной дороги, и если все рабочие будут крепко стоять друг за друга, то тогда не страшна никакая полиция. Всех не засадят в кутузку. Смелее действуйте. Бросайте бесстрашно вызов кровопийце-заводчику. Придет время, и рухнет власть капитала вместе с полицией, которая оберегает его, и вместе с самим царем, этим главным жандармом России. Долой самодержавие, долой богачей-палачей. Долой угнетателей!"
Ничего нового не говорилось в листке, и то, о чем сказано в нем, было испытано всеми, но каждый, как в пропасть, заглянул в свою жизнь.
- Все, как есть...
- Конечно, обманом живет. На него, как на вешний лед, можно надеяться: ступишь - да и провалишься.
- А это правильно: самое время нам сейчас свои пунхты поставить ему. Исполняй, и без никаких, не то работать не станем.
- Знают люди, про что написать. Все им досконально известно.
- Какой парень листок подавал - из них, значит?..
- Только это уж через край, - с укором покачивали головой некоторые из степенных рабочих. - По чашкам бей, а самовар не тронь. И полиция и хозяин все это так, а царь, как там ни говори, - помазанник божий. А они до него добираются.
- А что - царь? Чего он тебе дал такого? Нужду одну. Царь, царь... И про Захара Макеева вспомнили правильно и про Бодягиных вот... На хозяине кровь их лежит. Он их убивец.
- Не одного Федота ограбил...
- Листок-то, ребята, куда девать?
- Сохранить надо.
- А как попадешься с им?..
- Давай мне. Я Артамону Ухловскому покажу да еще кому из ребят... В нем, в листке в этом, заряд вложен. Глядишь, и пальнет.
- Тимофей Воскобойников тоже... Слыхал, как сказанул?
- Тимофей - он бесстрашный. Жалко только, что досказать ему не дали... И тут, видишь, полиция. С ней родись, с ней помри... На кладбищу людей не пускали. Где видано?
Старик Федот Бодягин шел в это время по городу. Надо было пройти ему с одного конца на другой, чтобы добраться до заставы, откуда вел большак на Карпели.
Без шапки, которую потерял еще на заводском дворе, когда вырывался из рук стражника, в старом, прожженном и затертом армяке, подпоясанном мочальным обрывком, в разбитых лаптях, шел он и думал, как появится на пороге своей хаты и что, какими словами скажет старухе... А может, потаить от нее, сказать, что Федька остался на заработки?.. Другие мужики расскажут, которые тоже с завода ушли... Да и как от матери скрыть такое... Все равно узнает...
Листок за пазухой, грамотка... Про Федьку сказано в ней... А что сказано?.. Не узнал у парня, который дал, и парень не пояснил ничего... Грамотным дать почитать... А кто в Карпелях грамотный? В волостном правлении писаря, поп да дьякон?.. Которые из мужиков мало-мальски в буковках разбираются - все на заработках, на стороне.
Не терпелось Федоту узнать, что такое говорилось в листке про Федора. До Карпелей еще идти да идти, - тридцать верст до них, и вернее всего попросить какого-нибудь грамотея здесь, в городе.
А грамотей - вот он: около дома сидит пожилой человек в очках и читает газету.
- Дозвольте к вашей милости обратиться... - поклонился ему старик.
Сидевший с газетой человек глянул на него поверх очков и, тряхнув газетой, недовольно проворчал:
- Сколько вас, братец мой, ходит и ходит... Вчера весь день подавали, сегодня...
- Я, господин, не про милостыню... Прочитать попросить... - старик достал листок из-за пазухи.
- Что это?
- Про Федора будто сказано...
Господин взял брезгливо листок, прочитал.
- Это что же такое?.. Кто же это посмел?.. - шевелились у него за скулами желваки, и лицо покрывалось красными пятнами. - Как же мог осмелиться ты?.. - приподнявшись и глядя на Федота Бодягина негодующими глазами, подступал он к нему, потрясая листком в воздухе. И, быстро обернувшись к калитке, крикнул:- Савелий, скорей сюда!
Федот Бодягин стоял, ничего не понимая, и удивленно глядел на разгневанного господина. Из калитки выскочил рослый плечистый мужик.
- В полицию этого. Вместе пойдем.
Мужик сгреб Федота за шиворот.
- Постой... погоди... Господин хороший, да нешто я...
- Иди, иди знай... Поговоришь там потом...
В полиции вместе с дежурными городовыми был помощник пристава.
- Вот, полюбуйтесь на этакий экземпляр, - указывая на приведенного старика, сказал судья Аристарх Пантелеич. - Прокламации разносит мерзавец! - и протянул помощнику пристава листовку.
- Господин хороший, чего там про Федора сказано?..
- Ты не придуривайся... Ишь, каким простачком прикидывается! Тебе тут покажут Федора, век помнить будешь.
- Да ведь я вас просил...
- Молчать! - топнул ногой помощник пристава и кивнул городовым:-Запереть.
Гулко щелкнул замок в обитой железом двери. Федот Бодягин недоуменно оглядывал узкую, слабо освещенную камеру с крохотным оконцем почти под самым потолком. Оно было забрано толстыми железными прутьями.
"Про Федора-то чего написано?.. Дознаться бы как?.."
Он тут же у двери сел на пол, прислонившись спиной к кирпичной стене, и прикрыл глаза. А в голове гул, колокольный звон... Молоток стучит, заколачивая гробовую крышку. А под ней Федор, Федька лежит...
Глава двадцать пятая
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Громкий стук в дверь разбудил Тимофея Воскобойникова и переполошил старуху хозяйку.
- Кто там?..
- Полиция, открывай.
- Какая полиция? Зачем?..
- Открывай, бабка, а то и тебе худо будет.
В комнате Воскобойникова и в кухне делали обыск. Квартальный Тюрин возился в пыли под кроватью, под столом, пробуя доски пола в поисках тайника, перерыл сундучок с бельем Тимофея, выгреб золу из печки.
На столе лежали книги: сочинения Гоголя и "История Государства Российского" Карамзина.
Обыск ничего не дал, но книги квартальный решил забрать.
- Одевайся, с нами пойдешь, - приказал Тимофею.
Это произошло ночью. А утром Прохор Тишин пошел к Воскобойникову и узнал о случившемся.
- Что он, жулик какой, обыск тут ему делать... Краденое, что ли, напрятал он?.. - возмущалась и сокрушалась хозяйка о своем постояльце.
Тоска душит Прохора. Такая тоска... Он не заметил, как подошел к реке и сел там на береговом пригорке.
Перед глазами неотступно был Тимофей. Вот он хмурится, вот рассказывает, какой должна быть жизнь у людей без богатых и бедных... А вот - улыбается.
Прохор сидит, обхватив колени руками, стараясь подавить подступающий к горлу ком. Сколько времени жил, зная, что рядом большой, умный друг, а теперь опять сирота сиротой.
Это только начало потерь. А сколько будет их впереди... "Многим придется погибнуть, даже проблеска не увидев, а не то что светлой хорошей жизни. О многих из нас и не вспомнит никто; никогда не узнают, о чем думали мы, как боролись. Но без этих потерь нельзя обойтись", - вспоминает Прохор слова Воскобойникова. Один из таких - сам Тимофей.
- И нам такими же быть, - шепчет Прохор, думая о себе, о Петьке Крапивине, о знакомых малярах и еще о тех, кого видел в будке на третьей версте.
Надо что-то делать, стараться как-то вызволить Тимофея.
Встретился с Петькой Крапивиным, и они решили действовать сообща. Завтра раньше всех прийти на завод и - Петьке у себя в шишельной, а Прохору в обрубной и в литейной - подбивать рабочих на стачку. Заставить самого хозяина добиваться освобождения и возвращения на завод Тимофея. Пускай почует хозяин, что ежели он кремень, то и мы не лозинки. За ворота не выгонит, не те дни теперь, в листовке правильно сказано. И пока что на равных мы с ним: ни он нам, ни мы ему ничего не должны, расквитались. Скорее мы ему пригрозим, что с завода уйдем. Терять нам нечего. Хомутов много стало, только шею успевай подставлять. Кои ушли - не прогадают авось. Так ему это и заявить.
Утром Нечуев тоже пораньше пришел на завод.
- Терешка, Максим, Федосей!.. Дело важное... - подзывал он рабочих к себе и взволнованно говорил об аресте Воскобойникова. - Кирюшка Беляков... Аверьян! Сюда...
- Насчет опохмелки, что ль, хотите сообразить? - подошел незваный десятник Юшков.
- Так точно, насчет... - ответил Нечуев. - А поскольку ты из непьющих, то наш разговор тебе ни к чему. Отвали малость в сторону.
- А я хотел вам сказать... - оглянувшись по сторонам, еще ближе подвинулся к ним Юшков и снизил голос до шепота: - Про листовку слыхали? Есть она... - прижал Юшков локоть к груди, где во внутреннем кармане старенького пиджака лежала у него спрятанная листовка.
- А ты как относишься к ней? - настороженно спросил Нечуев.
- Как надо, так и отношусь. Али я из другого теста слеплен? А если нахожусь на собачьей должности тут, так это еще не значит...
- Ну, тогда извиняй, Юшков, что остерегался тебя, - неловко улыбнулся Нечуев и уже доверительно сообщил ему: - Бастовать будем мы. Воскобойникова выручать.
Прохор встречал рабочих у литейной и тоже договаривался с ними о выручке Тимофея. Одни соглашались без особых раздумий, другие нерешительно мялись.
- Как ежели все, то и мы не отстанем, а самим нам начать не с руки. Непытанное это дело. Кто его знает, как обернется. Как бы вслед за Тимофеем не угодить.
Разные мысли и чувства владели людьми. Большинство сходилось на том, что помериться с хозяином силами - и время и случай самые подходящие. Выгорит дело - тогда и в дальнейшем можно будет смелее вести себя с ним. Некоторые не прочь были поозорничать, посмотреть, как хозяин начнет беситься, и были уверены в своей безнаказанности, если не станут наперед вылезать, а поглядывать на все из-за спин других. Были и противники затеваемой заварухи, опасавшиеся ее худого исхода и не желавшие слушать никаких доводов.
В шишельной Петьку Крапивина сразу же поддержали те рабочие, которым он давал читать запрещенные книжки. Глядя на них, соглашались и другие, но при условии, если начнут бастовать литейщики. А Спиридон Самосеев плюнул, выругался и еще задолго до гудка принялся за работу.
Разговаривать с хозяином от имени всех рабочих вызвались Прохор Тишин, Нечуев и Петька Крапивин. Вагранщик Чубров посмотрел на них и неодобрительно качнул головой.
- Надо мужиков настоящих, а чего эти парнишки смогут? - указал он на Петьку и Прохора. - С ними хозяин и разговаривать не захочет. Давайте так лучше: Гаврюху Нечуева, меня и вот хоть Трофима Ржавцева. И ростом мы подюжее и годами постарше. Намного сурьезней дело пойдет.
Десятники видели, что рабочие о чем-то сговаривались, но стоило приблизиться к ним, они, умолкая, расходились, чтобы потом собраться опять и шушукаться.
- Чего это они?.. Об чем разговор?
Но отмалчивались даже и те, которым затея с забастовкой приходилась не по душе.
Прогудел гудок, а никто за работу не принимался.
- Оглохли, что ль? - крикнул Семен Квашнин.
Сдельщиков незачем понукать, они сами всегда стараются, чтобы минута зря не прошла, а за теми, кто на поденке, - только смотри: вместо того чтобы землю просевать да скарб собирать, они рады-радешеньки поволынить.
Но, к удивлению Квашнина, и сдельщики не приступали к работе. Одни сидели и покуривали у опок, другие бесцельно слонялись по цеху, заглядывая в модельную, в обрубную да в шишельную, а некоторые вышли во двор посидеть там на свежем воздухе. Только человек десять разложили свои инструменты, нагребли землю и принялись формовать, но то один, то другой рабочий, проходя мимо, задевал ногой за опоку, и разрушалась неокрепшая земляная форма.
- Ты что?.. Ты зачем это?.. Зачем портишь?..
- А ты зачем стараешься? Против своих идти вздумал? Все равно не дозволим.
Посильнее удар ногой по опоке - и обваливается земля.
Не зная, что делать, приказчик Минаков и десятники ушли к проходной ожидать приезда управляющего или самого хозяина.
Первым прикатил Лисогонов, и ему сразу бросилось в глаза скопление у ворот всего цехового начальства.
Узнав о случившемся, не заходя в контору, управляющий заторопился в литейную. Минаков и десятники шли за ним.
- В чем дело? - войдя в цех, строго спросил Лисогонов.
Рабочие поднялись с мест и молчали.
- Я спрашиваю, в чем дело? - повысил управляющий голос.
Нечуев, Трофим Ржавцев и Чубров подошли к нему.
- Так что, господин управляющий, рабочие требуют Воскобойникова вернуть, - проговорил Чубров.
- Что значит вернуть? Коляску за ним послать?.. Я его никуда не отправлял. Он - что?.. После праздников не проспался еще?
- Полиция арестовала его.
- А я тут при чем?
- Ну не вы, так сам хозяин пускай вызволяет. А пока Воскобойников не появится, работать не станем, - заявил Нечуев.
Лисогонов подернул плечом, метнул взгляд на одного, на другого из стоявших поблизости рабочих и отчеканил:
- Немедленно за работу. Считаю до трех...
- Это вы можете и до десяти сосчитать, а только ничего не изменится, - заметил Чубров.
- От пристава научился. Тот все горазд считать... - крикнул кто-то.
- Не трать, Чубров, слова попусту. Сам приедет - с ним и поговорим, а с этим чего язык обивать, - пренебрежительно махнул рукой Нечуев.
Управляющий понимал: чем больше он станет горячиться, тем хуже будет ему. Дело еще не бывалое, и решать его надо самому Дятлову. Конечно, хорошо было бы, не дожидаясь хозяина, навести на заводе порядок, но окриками и угрозами этого не достичь.
- Всем, кто будет работать сегодня, - двойная оплата пойдет. Десятники работающих перепишут. Ну?..
- Подождем, когда накинешь еще, - с усмешкой отозвался Нечуев.
Дятлов был озабочен недостачей людей в цехах: многие все же ушли, не польстившись на новые условия летнего договора, - и о том, что происходило на заводе, не мог даже подозревать. Приехал - и огорошили его неожиданной новостью. У него на заводе - забастовка. Это ли не срамота?..
Трудная задача была перед ним, и он терялся, опасаясь решить ее опрометчиво. Прикидывал так и сяк, и все выходило в ущерб самому себе. Лисогонов советовал немедленно разогнать всех и на некоторое время завод закрыть, чтобы потом набирать людей сызнова. Но об этом легко говорить, а что делать с заказами? Отказаться от них и платить неустойку? Когда и кого наберешь опять? Окажутся такие, что попадешь из огня, да в полымя. На уступку пойти, поехать к полицейским властям и сказать, чтобы Воскобойникова отпустили? Тогда рабочие и вовсе свою силу почувствуют. Уступишь на пядень, а потянут на сажень. Вот как обернуться все может.
Долго ходил из угла в угол по своему кабинету, но выходить ничего не мог. А время шло. Каждый час, каждая минута - в прямой убыток. Как в жизни все переменчиво! Давно ли за пятачок в день людей нанимал, и не счесть, сколько их еще оставалось, а теперь чуть ли не по полтиннику им отваливай, а они нос воротят да еще смеют свои условия выдвигать.
Но как ни поноси непокорных - проку от этого нет.
- Что же будем делать, Егор?
- Чтобы вам, Фома Кузьмич, свой престиж соблюсти - разогнать, - стоял на своем Лисогонов.
- А потом самому в трубу вылететь?
- Ну, так они завтра черт знает чего захотят. А как объявите, что завод закрыт будет, - увидите, сразу все присмиреют.
- Вот уже не гадалось, не чаялось...
В полицию главных зачинщиков передать? А остальные могут также потребовать, чтобы вернули их, как требуют сейчас вернуть Воскобойникова. Была на заводе полиция, и от этого лучше не стало.
В коридоре перед дверью хозяйского кабинета, ожидая распоряжений, стояли десятники. Управляющий увидел среди них Квашнина и набросился на него:
- Тебе чего надо тут? Забыл, зачем в цех приставлен?.. Живо память растяну, если коротка стала.
И Квашнин опрометью побежал в литейную. Подсовывался то к одним, то к другим рабочим, стараясь хоть краем уха услышать, о чем говорят, а они упорно не хотели общаться с ним. Подойдет - замолчат. Попробует свое слово вставить - не ответят и разойдутся. По всему видно, что прознали, зачем его управляющий в десятники перевел. От кого только, как?.. Вроде бы осторожно держал себя... Потребует Георгий Иваныч доложить, кто и что говорил, а он ничего знать не знает. Хоть нарочно придумывай. Такой день выдался, дело заварилось такое - сразу можно бы в лучшем виде себя перед управляющим и перед хозяином показать, а выходит так, что впору провалиться сквозь землю.
Рабочие знали о приезде хозяина и готовились к встрече с ним.
- Не отступаться от своего, и шабаш! Крепче держитесь все.
С минуты на минуту ждали, как явится Дятлов и начнет всех пушить, а он неторопливо, словно будучи навеселе, вошел в цех и, как ни в чем не бывало, со смешинкой спросил:
- Чего это вы, ребята? Аль еще не напраздновались? - и подмигнул одному, другому:
Приподнял тяжелую, пуда на три, опоку, поставил ее на другую; положил сверху обломок доски и сел на это возвышение, опираясь широко расставленными ногами на края нижней опоки.
- Кто доподлинно знает, за какие провинности Воскобойников забран? - негромко спросил он.
Рабочие молчали, стараясь угадать, какие ловушки задумал им расставить хозяин.
- Речу он вчерась, Фома Кузьмич, на кладбище говорил. Слово, - выкрикнул Квашнин.