Слыша эту горькую правду, Диса начинала нервно перебирать края своего платка, а Сарыма, у которой глаза наливались слезами, вскакивала и убегала.
Данизат же продолжала своим грубым голосом:
- Да! Не повезло мне. Я ведь из знатного рода и должна была стать женою князя, а стала женою кузнеца! Чета ли я ему? Вчера приходил из Нартана мой брат и сказал: "Вернись в родительский дом. Ты не пара Боту. Он тебя кормит мамалыгой, а мы мамалыгу варим для собак". Нет, не в силах я жить с медноголовым пшитлом. Опозорила я свой род! Кто не знает наших знаменитых родственников? Конокрада Жандара знали на берегах Кубани и Терека не меньше, чем Жираслана. А храбрейший Шабатуко, мой дядя, был женат на родственнице генерала… Случай помог кузнецу завладеть мною. Но если я терпела его при большевиках, теперь больше не буду…
- Так у тебя же сын! - удивлялась Диса.
- Ну и что же с того, что сын? Пускай остаются вдвоем: щенку легче стать собакой рядом с псом…
Тут Данизат увидела через плетень Думасару и, простившись с Дисой, перешла во двор Баташевых.
- Здравствуй, Думасара. - Данизат понизила голос и с вкрадчивой улыбкой спросила: - Скажи, милая, твоему мужу удалось переплыть через Малку?
- А зачем ему плыть через Малку?
- Как зачем? Разве не слыхала? В Малке всех большевиков потопили. Но мой, говорят, успел переплыть и скрывается где-то в камышах. Может, и ты прячешь своего на чердаке? Не бойся, я никому не скажу.
- Зачем мне прятать мужа? Астемир не вор и не преступник. Если вернется, то открыто войдет в свой дом.
- Он большевик. А большевики хвост поджали. Опять все будет по-старому…
- Как небо ни хмурится, а солнце всегда будет, - обрезала Думасара. - Прощай, Данизат, у меня много Дел.
Однако Думасара, хоть и старалась не подать виду, немало тревожилась.
- Все толкуют одно и то же, - говорила она старой нане. - И, видно, ждет-таки нас беда….
И Думасара не ошиблась.
Опять весь день тут и там дымился горизонт, солнце зашло во мглу, а поздно ночью, когда луна в последней четверти начала высовывать свой рог, у дома Астемира послышались фырканье лошадей, скрип колес, и чей-то басистый голос приглушенно позвал Думасару. Выйдя к воротам, женщина ахнула, сразу все поняв.
Перед Думасарой стоял, едва держась на ногах, Бот. К подводе были привязаны два расседланных коня; в одном из них Думасара узнала того самого коня, на котором весной прискакал в аул Астемир. Бот держал поводья от пары других лошадей, впряженных в повозку, а в повозке под буркой лежали люди в черкесках, с папахами, надвинутыми на глаза.
- Наказал нас бог, - проговорил Бот. - Принимай гостей, Думасара. Астемир ранен, и все мы больные.
Думасара бросилась к повозке, откинула бурку.
- Да это же Степан Ильич! - воскликнула она.
Как оба, и Астемир и Степан Ильич, переменились! Худые, небритые, с заострившимися носами.
- О, горестный день! - воскликнула Думасара. - Я позову кого-нибудь на помощь. - Она побежала за Баляцо.
- Это же Степан Ильич! - удивился и старик, разглядев больных. - Ай-ай-ай, какая беда!
С помощью старика ослабевший Бот раскрыл ворота, Думасара засветила в доме огонь. Втроем они осторожно перенесли Астемира и Степана Ильича и уложили рядышком в углу, застелив земляной пол соломой.
Астемир был ранен пулей в ногу. Но не это было страшно - Астемир и Степан Ильич метались в горячке. Лютый жар и озноб одолевали их.
- Аллах, помоги им… - тихо молился Баляцо.
Два его сына, демобилизованные солдаты, тоже были в отряде Астемира и Эльдара. Старику не терпелось спросить о них, но было боязно: а вдруг он услышит, что они убиты?
Думасара молчала, скорбно сложив руки, из ее глаз катились слезы.
- Крепись, сестра, - говорил старик, ободряя этими словами самого себя. - Тут нужна твердость духа, тут нужна вера…
Думасара разразилась безудержными рыданиями. Сползла с постели старая нана, проснулись Лю и Тембот.
- Так-то, - забасил Бот. - Вся беда в том, что их нельзя здесь оставить. Их будут искать.
- Что же делать, что делать? Ой, алла, ой, алла!.. - причитали женщины.
Дед Баляцо что-то соображал, потом решил:
- Кто будет искать их в заколоченном доме? Разве только мыши.
- Правильно рассуждаешь, дед, - согласился Бот. - Нужно перенести их в бывший дом хаджи Инуса… А твои Казгирей и Аслан живы и здоровы. Казгирей сам стал командиром, повел свой отряд в Чегемское ущелье.
- Слава аллаху! Я говорю "ага", - просиял Баляцо и расправил усы. - А ну-ка, ребята, ступайте открывайте дом хаджи, несите туда побольше сена. Да чтобы все было шито-крыто.
- Вот не думал хаджи Инус, что в его доме будет больница для Астемира Баташева, - пошутил Бот, хотя ему самому было не до шуток, он тоже был ранен, и его тоже знобило.
Думасара осталась дежурить у ложа больных, а Тембот и Лю должны были по очереди помогать ей и посматривать по сторонам.
- А где же Эльдар? - спохватилась Думасара, когда все, казалось, устроилось и она вышла на порог.
- Эльдар тоже тут. Он сторожит коней, - сказал Бот.
И как бы в подтверждение этих слов за плетнем послышался голос Эльдара.
- Эй, что так долго возитесь? Эй! - окликал негромко Эльдар. - Думасара! Тембот!
- А ты, Бот? Как же ты? - беспокоилась Думасара.
- Эльдар заберет коней и уйдет в горы, а я - домой. Куда же мне еще? Домой! Кузнец нужен всем, кузнеца не будут трогать… Эльдар! Мы все тут - и Думасара и Баляцо, нет только Сарымы…
Эльдар, рослый и крепкий, подошел, ласково обнял Думасару.,
Кони заржали, как бы напоминая о том, что время не терпит, скоро начнет светать. Эльдар быстро увязал постромки и поводья, мужчины помогали ему. Из-под соломы, устилающей подводу, Эльдар и Бот извлекли несколько винтовок и сумки с патронами.
- Куда их?
- Туда же, под солому, к больным.
- Аллах видит, Бот говорит дело, - согласился Баляцо. - Эта солома будет вроде как бурка для пастуха.
Баляцо имел в виду свойство шерстяной бурки - своим запахом отгонять змею. Веря в это свойство шерсти, пастухи спокойно засыпают, разостлав под собой бурку.
Оружие легло под толстый слой соломы. Дом Инуса становился не только больницей, но и арсеналом…
Эльдар попытался уговорить Бота идти с отрядом в горы, но Бот стоял на своем.
Пригнувшись, словно на сильном ветру, и покачиваясь, Бот пошел к себе.
Тут же заскрипели ворота, и подвода со своей упряжкой и привязанными сзади верховыми лошадьми выехала на улицу. Обернувшись, Эльдар крикнул:
- Ждите каждый день, а я буду о вас думать и днем и ночью! Рубашка с буквами на мне! Скажи Сарыме… Эгей! - И повозка укатила.
Дед Баляцо запретил Лю и Темботу входить в комнату к раненым и велел отгонять от крыльца даже кур, собак и индюшек. Первый караул был поручен Темботу. До утра было уже недалеко. Чувствовалась предутренняя сырость, на востоке бледнело небо. Все отчетливее вырисовывались контуры высоких старых тополей, окружающих запущенный дом.
Рано утром опять пришел дед Баляцо. Надо было лечить больных, и Баляцо хотя и неуверенно, но все же посоветовал Думасаре позвать Чачу. Думасара решительно отклонила это предложение.
- Может быть, ты и права, сестра, - задумчиво сказал старик, - лекарства Чачи помогают только правоверным… Да и как впустить ее в такое время в этот дом?
Не одними пожарами опустошались многие дворы. Хлеб на полях созрел, зерно начало осыпаться, но не все бедняки, весною наделенные землей, могли собрать урожай - некому было выйти в поле. Мужья, отцы, старшие братья ушли в горы с отрядами партизан. А семьи, где еще оставались мужчины, собрав урожай, не решались завозить его в свои дворы. Прежние землевладельцы поднимали головы. Иные угрожающе молчали, другие не стесняясь говорили:
- Снимай, снимай урожай с моей земли! Да только смотри, как бы я не снял с тебя го лову… Дело идет к тому.
Да, дела были такие, что день ото дня становилось тревожнее.
Однажды, когда Лю сидел на крыльце дома хаджи с хворостинкой в руках, позади него послышался слабый голос: "Хозяюшка…"
Лю обернулся.
Прислонясь к притолоке, в дверях стоял Степан Ильич.
- А, это ты, Лю… Покажись… Ишь какой кудрявый!
Но Лю уже не сидел на месте.
- Нана! Нана! - кричал он, влезая на плетень. - Истепан Ильич встал! Вот он!
- Хозяюшка… хорошо бы молочка… - слабым голосом сказал Степан Ильич.
До чего же он был худ и некрасив, с бледным, одутловатым лицом, заросшим рыжей бородой! Но как, однако, порадовал и мальчика Лю и Думасару его пусть еще неокрепший голос, как приятно было уловить в его еще больных глазах едва заметную веселую искорку, когда по своей старой привычке Степан Ильич подмигнул Лю…
Так началось выздоровление Коломейцева, а дня через два полегчало и Астемиру.
Обоим не терпелось поскорее окрепнуть, и это нетерпение заражало всю семью. "Гони корову в стадо, пусть нальется молочком", - говорила по утрам мать. Лю подхлестывал Рыжую хворостинкой, и казалось ему - чем старательнее будет он гнать корову, тем скорее поправятся отец и Степан Ильич.
А у них аппетит все усиливался, и, видя в этом лучший признак выздоровления, Астемир велел ничего не жалеть из припасов. Закололи теленка. И как раз в этот же вечер во двор въехала подвода деда Баляцо. Дед вернулся из степи, куда был третьего дня тайно вызван для встречи с посланцем Эльдара. Баляцо получил добрые вести от своих сыновей и, весело притопывая, разгружал подводу. Под сухими дровами нашлись и бараньи туши, и два куля муки, и кувшин, полный сала, лук, чеснок…
Давненько под крышами этих двух соседних домов не пахло такой вкусной и обильной едой, как в тот вечер… Да и на другой день Думасара, озираясь, то и дело носила со двора во двор котелки то с кипящим ляпсом, то с жирной картошкой, то с мамалыгой…
Степану Ильичу не сиделось без дела, и Бот принес ему сапожный инструмент. Степан Ильич принялся чинить сапоги - и свои и Астемира.
Бот частенько стал заходить к старому знакомому Степану, дабы спокойно поупражняться в русском языке.
Но вот однажды он прибежал встревоженный недоброй вестью.
- Слышите, кабардинцы, - проговорил он, хотя кабардинцем был только один Астемир, - слышите - беда! Идет атаман Шкуро!
Бот даже показал жестом, что это сулит: он как бы прицелился в собеседника и тут же в страхе отпрянул.
- Чей он атаман? - спросила Думасара.
- О, он не нашего круга атаман. Это волчий атаман, - серьезно и обеспокоенно сказал Степан Ильич.
- Валлаги! Его всадники скачут с волчьими хвостами. Кто к папахе его пришьет, кто к лошадиному хвосту привяжет, как мы - красные ленты.
- Не совсем так, - усмехнулся Степан Ильич, не теряя серьезности.
- Не так, Истепан, не так… а только будется так: видит аллах, опять будется виселица и это… как называется?
Бот руками показал сначала виселицу, а затем и то, что не мог выразить словом, - очень уж и мудрено!
- Поборы! - подсказал Степан Ильич. - Контрибуция.
- Да, Истепан, опять будет контра!
Может быть, и справедливо слово "контрибуция" и слово "контра" сливались у Бота в одно созвучие.
По всем данным, шкуровцев нужно было ждать в Шхало чуть ли не наутро. Было решено уходить сегодня же ночью.
Когда стемнело, Астемир зашел проститься со старухой матерью и детьми. После него в комнате долго держался запах сена и травы. Немало охапок Лю и Тембот перетаскали для подстилки больным, для маскировки оружия.
Хотя мальчики и знали, что отец опять уходит, они крепились и только прислушивались из своего угла к звукам и шагам за стеной, но пока слышали только дыхание и покряхтывание старой наны.
О том, что отец уже в дороге, они узнали, когда опять скрипнула дверь и вошла Думасара.
- Ушли, - проговорила Думасара. - Опять ушли. Мы опять одни.
Бот и на этот раз отказался уйти - и, может, все-таки из-за Данизат: любил он эту недостойную женщину не меньше, чем свое достойное ремесло.
Как-то странно вдруг исчез Давлет. Прикинувшись больным, он не выходил из дому.
В недавнем тайном приюте под слоем умятой соломы остались лежать винтовки и патронные сумки. Оружие еще было слишком тяжело для беглецов.
Безлюдными тропами шли они по степи к кургану у входа в ущелье на берегу Чегема. Там было условное место для встречи с партизанами…
Одни уходят, другие приходят.
Началось с того, что на улицу вдруг выбежали все, кто еще оставался в селении, - старики, женщины, дети и побежали с плачем и криками; все заметались, как будто перед грозою дунуло ветром и понесло пыль и листья.
- Казаки… казаки! - кричали люди. - Бегите в дом Гумара! Сейчас начнут стрелять из пушки.
Почему, однако, в дом Гумара? Потому, что это было единственное надежное кирпичное строение: турлук - плохая защита от пушек.
Некоторые женщины в этот час работали в поле, ушла туда и Думасара. Лю и Тембот, ожидая мать, обычно забирались на крышу, откуда было видно поле. Сидели они на крыше и сейчас. Но тут им открылась действительно небывалая и грозная картина.
По полям, ломая посевы и взметая тучи пыли, к аулу приближалась целая армия всадников. Катились пушки конной артиллерии, гремели тачанки с пулеметами. Отряды Шкуро вели наступление на Нальчик.
Тембот скатился с крыши, за ним Лю.
На крыльце показалась старая нана, дети успели сообщить ей, что идут казаки, будут стрелять и надо бежать в крепкий дом Гумара.
- Вот он, конец света, - бормотала старая нана. - Бегите, дети, а я никуда не пойду…
- А наша нана? Где наша нана? - кричали мальчики.
- Я ее пошлю вслед за вами… Ой, алла, ой, алла, зачем ты отвернулся от моих детей!
Где-то далеко бухнула пушка, и в ответ громом ударил выстрел со стороны шкуровцев - казалось, тут же, за акациями.
Когда Тембот, Лю, Сарыма, Рум и Диса прибежали к дому Гумара, в него уже с трудом можно было протиснуться. Толпа взломала заколоченные двери. Насмерть перепуганные старики и женщины пали ниц, как бы совершая намаз. Одна из матерей, пригнувшись, подобрала под себя троих ребятишек, как квочка цыплят, и старалась еще загрести четвертого. От причитаний стоял такой гул, что если бы бог и пожелал уловить слова молитвы, он не смог бы этого сделать.
Темботу и его спутникам удалось пробраться к очагу. От нового удара зазвенели стекла.
- Отойдите, - закричала на мальчиков Диса, - не ровен час, залетит ядро…
Выстрелы слились в один общий гул. Чудилось, что за стенами уже ничего нет, кроме развалин, уничтожено все живое.
Шхальмивоко оказалось на пути наступления шкуровцев против красных отрядов, занимающих окраину Нальчика. Под прикрытием садов старого аула шкуровцы установили свои батареи и открыли огонь по полотну железной дороги, по которой отходили красные эшелоны.
Артиллерийская пальба прекратилась так же внезапно, как началась.
Оставив после себя сломанные кусты и деревья, загрязнив улицы лошадиным пометом, казаки пошли дальше.
Не было предела удивлению людей, которые не чаяли больше увидеть ни своего дома, ни своего сада и вдруг увидели аул таким же, как и час тому назад, каким был всегда. Лишь сломанные плетни да белевшие кое-где по дворам тушки гусей с отрубленными головами напоминали о шкуровцах…
Испуганная Думасара прибежала с поля и прослезилась от счастья, опять увидев детей, дом целехонькими, корову Рыжую живою.
Она накормила и уложила сыновей спать пораньше.
Луто, подобно Эльдару, не имел ни кола ни двора, жил то у одних добрых людей, то у других, одевался в отрепья, кормился подаяниями. Но всех он подкупал своей ласковостью. Луто никому ни в чем не отказывал: и на мельницу мешок кукурузы отнесет, и съездит в лес за дровами, и в хлеву уберет - и при этом слова не промолвит о плате за труд. Многие в ауле помнили, как его отец и мать в одну ночь умерли от горячки; соседка зашла в дом за углями и застала живым лишь малютку. С тех пор Луто так и жил у добрых людей. Он был старше Тембота лет на пять, но его простодушие скрадывало разницу в годах - подросток и мальчик быстро сдружились.
Велико было горе Тембота, когда наутро он не нашел своего друга. Кузница стояла холодная, горн потух. За одну ночь в Шхальмивоко все резко переменилось.
Люди с опаской передавали друг другу последние новости: вернулся Гумар, со дня на день ждут князя Берда Шарданова.
Было арестовано несколько человек из тех, кто запомнился в общей сутолоке при разгроме шардановской усадьбы, и среди арестованных оказались кузнец Бот и безобидный Луто: его видели в тот день верхом на лошади, но никто не объяснил взявшемуся за расследование дела Гумару, что Луто отводил коня по просьбе хромоногого Башира, сельского стражника. Бесполезно было доказывать разъяренному Гумару, что голос кузнеца Бота гремел в тот день так громко потому, что Бот пытался прекратить разбой, установить порядок, - у Гумара были свои давние счеты с кузнецом…
Давлет все еще "болел", но его дощечки с заметками о наиболее "неблагонадежных" оказались в руках Гумара.
Если верить поговорке, то большей беде нередко предшествует небольшое несчастье…
Рано похолодало. Природа как бы решила наказать человека за его неумение дорожить ее благами. Ударили морозы. Только кукуруза уцелела в своих сухих, плотных шубках. Пшеница, овес и фрукты в садах погибли.
В морозно-туманное утро, когда в саду то и дело раздавался треск надломленной ветки и, осыпая снежную пыль, она с шорохом падала, а хвост у коровы Рыжей покрылся инеем, за воротами дома Баташевых послышались чужие голоса, конский топот. Ворота распахнулись, во двор въехали несколько всадников.
Чужие люди ввалились в дом. Первым вошел желтолицый человек в теплой шубе с погонами, в сафьяновых сапогах на высоких каблуках. На ремнях, перекрещивающихся на груди, висели два маузера. В руках виднелась плетка.
- Салям алейкум, хозяйка, - проговорил он, хотя с подобным приветствием к женщинам в Кабарде не обращаются, и его выпуклые глаза мигом осмотрели все углы.
- Будьте гостями, - вставая, проговорила Думасара.
Но старая нана, взглянув на этого человека, ахнула и задрожала всем телом.
За желтолицым в комнату вошли еще несколько человек, и с ними Гумар и стражник Башир.
- Нет, хозяйка, мы не в гости пришли, - проворчал офицер, оглядывая полутемную комнату с ободранными стенами. Не только человек, но и мышь, казалось, не может здесь спрятаться. - Нет, мы не в гости пришли, мы пришли за хозяином. Где твой муж?
Не теряясь, Думасара с достоинством ответила:
- Только один в целом мире знает об этом.
- Кто?
- Аллах, Аллах-то знает, но знаешь и ты!.. Эй, - закричал офицер, - не прикидывайся дурой!
- О Залим-Джери, я только женщина. Разве мне доверяют такие важные дела?..
У Тембота замерло дыхание, когда он услышал это имя - Залим-Джери.
- Мы знаем, что твой муж здесь и не один. С ним еще этот, другой большевик… как его? Как его, ну?
- Не знаю, о ком ты говоришь. Пусть скажет тот, кто донес, если он такой сведущий, если он видит сквозь стены.
- Довольно болтать! Оттащи кровать, Башир! - скомандовал Аральпов и сам сорвал одеяло с мальчиков.