- Ты хочешь завладеть всем нашим имуществом, а нас пустить по миру! Весь народ у тебя в долгу, - горячится Хачик. - Неужели у тебя ни бога, ни совести нет? Ведь мы твои земляки, вместе выросли здесь, на этой земле!
- Благодетель я, что ли? Я купец. Если вы нуждаетесь в моем товаре, так покупайте, я на все уступки иду. Со дня сотворения мира такой порядок был заведен, так было и так будет всегда. Один продает, а другой покупает. Нечего бить на совесть, этот товар ныне не в цене.
- Так подавись ты своим товаром! - сердится Мигран и встает. Мы еще сочтемся с тобой! Не думай, старого еще не забыли! - кричит он с порога.
На церковном дворе опять собирается сход. На этот раз там нет ни Манукяна, ни других лавочников - одни чабаны и охотники.
- Вот что! Весь корм нужно распределить, - предлагает Мазманян, выйдя на середину двора. - У кого есть излишек, пусть поделится с соседом. Таким образом, может быть, еще несколько дней мы протянем, а там, гляди, снег сойдет и можно будет стада выгнать на пастбища.
- У кого это излишки? - спрашивает средних лет чабан в домотканой одежде. - Я вот второй день барашков мучной бурдой кормлю, от детей отнимаю и кормлю.
- Так-то это так, - соглашается Мазманян, - все же нам нужно помогать друг другу в беде. Если есть корма хоть на шесть дней, отдай половину соседу, тогда оба дотянете еще три дня. Делать больше нечего, мы долго думали, к Манукяну на поклон ходили, но выхода не нашли. Отказал он нам в помощи.
- Ничего не осталось, закрома пустые, хоть шаром покати, - раздаются голоса.
Люди, понурив головы, стоят молча. Выхода нет, бараны погибнут.
Выходит на середину Гугас. Собравшиеся с любопытством смотрят на его богатырскую фигуру. Гугас чуть бледнее обычного - это от потери крови, - во всем остальном он остался таким же бодрым, каким все привыкли его видеть.
- Постараюсь помочь вам, земляки! - громко говорит он. - Я со своим караваном попробую перевалить горы и доставить корм для скота. А вы тут продержитесь с неделю, помогайте друг другу, за это время мы обернемся.
- Молодец, Гугас! Спасибо тебе! - слышатся возгласы со всех сторон.
Дедушка, отец Гугаса, с гордостью смотрит на сына.
- Дядя Мигран пойдет со мной, он хорошо знает наши горы. Не откажешься, дядя Мигран?
- Что ты, Гугас! С охотой! - кричит в ответ Мигран.
- И я пойду с тобой, - предлагает Ншан.
- Нужды в этом нет, дядя Ншан, ты сиди дома. Мои ребята испытанные, мы сами справимся. Нам бы только проход найти…
- Бог в помощь тебе, Гугас! Мы никогда не забудем этого. - Мазманян сочувственно жмет руку отважному караванщику.
- Что говорить, это спасет нас.
- А теперь у меня есть к вам еще одно дело, - обращается Мазманян к собравшимся. - Вдова сапожника Крикора с детьми очень бедствует, ей нужно помочь. Мы тут сделали раскладку, кто что даст.
Мазманян протягивает Хачику лист бумаги.
- На, читай.
Хачик называет тех, кто должен дать вдове Крикора барашка, муки или еще что-нибудь.
- Сегодня же отнесите, - предлагает Мазманян, когда Хачик возвращает ему список. - У нее соберется порядочное стадо, продуктами она поддержит ребят до лета, а вы от этого не обеднеете.
На следующее утро, чуть свет, караван во главе с Гугасом, звеня колокольчиками, направляется в горы. Мигран с ружьем за плечом важно едет на муле рядом с Гугасом. Весь город вышел провожать караван. Около каждого двора слышатся возгласы, добрые пожелания.
Ночью Апет пришел к садовой калитке попрощаться с Сирануш.
- Сердце мое, свет очей моих! Завтра я опять отправлюсь в путь-дорожку, - говорит ласково Апет. - Но душа моя остается здесь, с тобой. Все время буду думать только о тебе.
- И я тоже, - краснея, отвечает Сирануш.
- Вот вернемся - тут же пошлю сватов к твоему отцу, пусть нас обвенчают, я больше не могу жить без тебя.
- Ах, не знаю, боюсь - не даст отец согласия на это. Плохо говорят про тебя.
- Все это враки, не верь злым языкам. Подумай сама: если бы это было правдой, то полюбил бы меня твой брат? Подожди, я его тоже попрошу.
- Не знаю, я ничего не знаю… - вздыхает Сирануш, и слезинки катятся по ее румяным щекам.
- Сирануш! Где ты? - раздается голос бабушки. - Иди домой.
- Ну, прощай, любимая. Не плачь, все будет хорошо. - И Апет ловко перескакивает через забор.
Мать уводит опечаленную девушку к себе в комнату.
- Где это видано, чтобы молодая девушка разговаривала с парнем с глазу на глаз? - укоряет она Сирануш. - Где твоя честь? Стыд потеряла совсем. Увидят соседи - что подумают?
- Я его люблю, мама, - робко шепчет Сирануш.
- Любить можно только мужа. Выйдешь замуж - тогда и полюбишь. Смотри, чтобы это было в последний раз, иначе отцу скажу…
Ночью в нижней части города раздался крик - кто-то звал на помощь. Полуголые люди с зажженными фонарями в руках кинулись на зов.
- Помогите! Убили! - кричал не своим голосом Манукян.
- Кого убили? Кто убил? - спрашивали собравшиеся.
- Племянника моего Погоса убили. Он лежит там, под забором, - показывал Манукян рукой в сад. - Я как услышал возню и стоны, тут же выбежал в сад. Вокруг ни души, а Погос лежит ничком без дыхания. Загубили, злодеи, молодую жизнь, - сокрушался лавочник.
- Так ему и нужно, такому мерзавцу! - тихонько пробормотал кто-то.
Хачик, подойдя к лежащему на земле Погосу, повернул его и осветил лицо светом фонаря.
- Да он жив, вдобавок еще и пьян, ему только бока намяли немножко! - разочарованно воскликнул Хачик.
- Все равно я это дело так не оставлю. В полицию пойду, жалобу подам, всех пересажаю! - неистовствовал Манукян. - Сегодня избили, завтра убьют!
- Зачем всех сажать! Ты лучше найди виновного, его и сажай! - сказал Хачик.
- Это вы ему отомстили за Гугаса, - думаешь, я не знаю?
- Кто его знает, может быть, и за Гугаса, но я тут ни при чем.
- Манукян! Ты смотри, как бы до тебя не добрались, - раздался резкий голос из темноты.
В поисках виновного полиция рыскала по армянскому кварталу. Сам Манукян не пожалел денег на взятки и угощение полицейским, он поклялся в кругу своих друзей, что раз и навсегда проучит своих невежественных соотечественников.
- Виновного в избиении этого молодого щенка обнаружить не удалось, - докладывал офицер-бинбаши, которого в народе прозвали "Черным".
- Ну и черт с ним, пусть армяне погрызутся между собой, и чем больше, тем лучше, - ответил капитан. - Вам нужно следить за этим… как его?.. караванщиком.
- Гугасом.
- Вот, вот… Опять он голову поднял. Найти бы вам предлог и посадить его в тюрьму.
- Уж больно хитер он, действует очень осторожно, все делает исподтишка, через людей.
- Сейчас армяне враждуют между собой, у них два лагеря образовались. Нужно воспользоваться этим. Привлеките к делу того лавочника, попробуйте через него, - авось удастся собрать материал.
Как только открылась большая дорога, в город въехал запряженный двумя лошадьми, забрызганный липкой грязью фаэтон и остановился у калитки сада Манукяна. Из фаэтона вышли двое мужчин средних лет.
Один из них - турок, видный сановник и депутат турецкого меджлиса, другой - армянин, тоже депутат меджлиса. У него аккуратно подстриженная бородка, на шее вместо галстука черный шелковый бант, - такие банты носили обыкновенно дашнаки.
Эти два депутата совершали агитационную поездку по восточным вилайетам с целью помирить армян с турками. Турок знал, чего он хочет, - на время притупить бдительность армянского населения. С этой целью он демонстративно остановился не у каймакама, а у местного богача и дашнака Манукяна.
Весть об их приезде быстро распространилась среди жителей долины, и, пока кучер распрягал покрытых пеной лошадей, у дома Манукяна собралась толпа зевак; чабанов, охотников и их детей больше интересовало сооружение на четырех колесах, называемое фаэтоном, чем его пассажиры. Некоторые из них с опаской трогали руками резиновые шины, тугие стальные рессоры, остальные рассматривали фаэтон издали.
Вечером в доме Манукяна пировали. Окна светились как днем, - видно, зажгли все лампы-молнии: богачу для дорогих гостей керосина не жалко. А гостей много, собрались все видные, богатые люди долины. Каймакам, бинбаши, писарь; конечно, среди гостей Манукяна не было ни одного чабана или охотника.
На полверсты от дома разносится приятный запах жареного мяса. Два родственника Манукяна, засучив рукава, на углях жарят молодую баранину, цыплят. В кладовых Манукяна стоят в один ряд пузатые, в рост человека, глиняные горшки, они наполнены крепкой тутовой или кизиловой водкой, пенистым вином. Турки вина не пьют, это запрещено Кораном, но насчет водки там ничего не сказано, - стало быть, ее можно пить, не нарушая заповеди Магомета, и, чтобы не обижать дорогих гостей, Манукян велел подавать к столу не вино, а только водку.
До поздней ночи продолжался пир. Удивительно приятный человек этот турецкий сановник! Слушая его, гости-армяне все больше и больше убеждались в том, что неполадки, существующие между армянами и турками, - просто недоразумение. Если иногда местные власти допускают в отношении армян жестокость, то это результат их невежества, непонимания высокой политики в центре: в Стамбуле турки думают иначе, они никогда не желали и не желают армянам зла.
После ухода гостей в доме остались каймакам, молодой писарь Мустафа, секретарь местной организации дашнаков Каракаш, племянник Манукяна Погос. Они вели задушевную беседу с приезжими, давали торжественные обещания обуздать дикие страсти своих земляков и жить в мире с турецкими властями.
Хачику не понравился приезд высокопоставленных гостей, их подозрительные речи. Он все время следил за поведением Манукяна и негодовал на него за то, что после отъезда гостей он еще больше сблизился с турками, стал часто заходить к каймакаму, шушукаться с чиновниками, явно вести за спиной народа какую-то темную игру. Потеряв наконец терпение, Хачик отправился в лавку к Манукяну, чтобы поговорить с хозяином с глазу на глаз.
- Ты не думай, я сам не рад, что избили тогда твоего племянника. Но ничего, Погос молодой, отлежался немного - и все прошло. Нужно сделать так, чтобы такие дела больше не повторялись, - начал он разговор издалека, пристально смотря на оторопевшего хозяина.
- Ты к чему это? - спросил тот.
- Просто так, пришел потолковать с тобой, поговорить, чтобы потом обиды не было.
- Я не люблю в прятки играть, Хачик, да и тебе такая игра вроде тоже не подходит. Выкладывай начистоту, чего от меня надо, - раздраженно ответил Манукян.
- А ты не сердись и голоса на меня не повышай: как-никак я в гостях у тебя, а гостя, какой бы он ни был, надо уважать.
Манукян, в свою очередь, испытующе посмотрел на Хачика, но молчал, кусая от злости губы.
- Пришел я к тебе как армянин к армянину, как твой земляк, - помолчав, продолжал Хачик. - С чистым сердцем пришел. Не якшайся ты с турками да уйми своих ребят, чтобы они не безобразничали. Не вносите раздора в народ, нам и без того забот и горя хватает…
- Иначе?.. Не стесняйся, Хачик, договаривай.
- Сам знаешь. Зачем лишнее говорить! Слова легкие, их ветер уносит, а дела остаются.
- Угрожать пришел мне?
- Зачем такие обидные слова между земляками? Пришел просто посоветовать: остановись, пока не поздно. Дорога, которую ты избрал, к хорошему не приведет тебя.
- А вы тем временем изобьете кого захотите, а если не по-вашему - и убить можете, дом сжечь, магазин разграбить.
- Что ты, что ты! Разве мы бандиты, чтобы лавки грабить, дома жечь, людей убивать? Никогда этого не бывало. Но кровь может пролиться, и тогда Черный бинбаши потрет руки от удовольствия: одним, мол, меньше стало.
- Значит, вы этого добиваетесь?
- Нет. Я просто предупредил тебя в последний раз, а там смотри сам.
Хачик, не прощаясь, вышел, оставив Манукяна в мрачном раздумье. Манукян долго расхаживал по тесной лавчонке. Не такой человек Хачик, чтобы бросать слова на ветер. История с племянником - предупреждение для Манукяна.
"Это ясно, нужно быть очень осторожным, - думал Манукян, - иначе никакая полиция не защитит от острия кинжала или от веревки. И вообще защитит ли она?"
- Дикари! - вслух сказал Манукян.
И вечером, встретившись со своими многочисленными друзьями в единственной в городе кофейне, Манукян вскользь коснулся разговора с Хачиком.
- Нам придется быть очень осторожными, временно прекратить всякие действия, - пусть страсти немного улягутся, а там видно будет, - закончил он свою речь.
- А по-моему, нужно убрать с дороги Гугаса и Хачика, - предложил молодой Каракаш.
- Теперь - ни в коем случае! Есть люди, которые не менее опасны и после своей смерти. Тронь их - и эти дикари устроят нам настоящий погром. Нет, с этим нужно подождать, - воспротивился Манукян.
Мир был окончательно нарушен. Борьба среди армянского населения долины разгоралась.
Гугас благополучно вернулся. Мулы были нагружены кормом для баранов. Жители долины устроили каравану торжественную встречу. И охотник Мигран в сотый раз рассказывал, как он указал каравану удобные проходы в горах, как они проскочили сквозь бушующую пургу в ущельях и чуть не замерзли там, какие препятствия им пришлось преодолеть, и о том, какое крепкое сердце у Гугаса. Чабаны слушали Миграна и качали головами.
Глава пятая
Смерть дедушки
Наконец горы сбросили свой белый покров и уже покрылись кое-где зеленью. Из серых, несущихся низко над землею облаков не переставая шел мелкий дождь. Весело зажурчали многочисленные речушки. Перелетные птицы возвратились в покинутые гнезда. Пришла долгожданная весна.
В садах и огородах началась рабочая пора. Чабаны, накинув на плечи свои бурки, погнали отощавшие за зиму стада на яйлу.
Гугас опять отправился в далекие края. Караван выходил из города. Горожане услышали боевой клик:
- Эй-эй!.. Идет караван Гугаса!
Чуть приоткрыв занавеску, Сирануш украдкой следила за уходящим караваном. Отдохнувшие мулы, звеня колокольчиками, бодро шагали за своим вожаком - конем Гугаса. Апет, увидев отогнутый край занавески на окне, вздохнул и ускорил шаг. Вскоре караван скрылся за садами.
Мурад с Качазом провожали Гугаса далеко за город. Когда караван обогнул плетень крайнего сада, Гугас спрыгнул с коня и обнял сына.
- Ну, Мурад, до свидания! Дальше не ходи. Передай привет всем нашим - дедушке, бабушке, маме. Поцелуй сестру и братьев. В следующий раз непременно возьму тебя с собой. Прощай и ты, Качаз.
Ребята остановились у края дороги и так стояли на одном месте, пока не прошел последний мул. Мурад звонко крикнул вслед:
- Счастливого пути! Дядя Апет! Не забудь египетского петуха!
Апет повернулся и махнул рукой: ладно, мол, не забуду!
- Знаешь, Мурад, я непременно стану караванщиком. Побывать в чужих краях, объехать весь мир, драться с разбойниками - что может быть лучше? - сказал Качаз, когда они возвращались домой.
- Да, дело хорошее. Ну, а разве плохо быть капитаном и плавать по морям? С караваном далеко не уйдешь. Вот капитан - это другое дело. Во всех странах можно побывать, настоящих негров повидать, даже в Австралию съездить. Я бы хотел стать капитаном, только отец говорит, что доктором быть лучше.
- Я моря не видел, но доктором не стал бы. Большой интерес - сидеть у постели больного, выслушивать его стоны, да еще вдобавок брать у него деньги, как нищий. Скажи, Мурад, а ты хотел бы стать богачом, как Манукян?
- Нет, они все трусы, вроде Смпада.
- Я тоже не хотел бы. Мой отец говорит, что богачи, как пауки, сосут у народа кровь.
- Догадайся, Качаз, что подарил мне Апет?
- Револьвер?
- Нет. Еще лучше: ножи, такие тонкие, острые, что залюбуешься. Еще обещал египетского петуха привезти. Вот тогда в петушином бою я всех побью.
- Где ножи?
- Дома.
- Ты мне покажешь?
- Конечно, покажу. Хочешь, после уроков приходи, вместе будем метать.
- Приду!
Навстречу им важно шагал Смпад в драповом пальто и в новых, блестящих калошах. Поравнявшись с ребятами, он спросил:
- Ребята, вы не знаете, который час?
- Должно быть, поздно: в церкви уже отзвонили, скоро в школу.
- А я знаю точно: сейчас семь часов тридцать пять минут.
- Ври побольше!
- Ей-богу, правда. Не верите, так смотрите. - Смпад вытащил из кармана большие часы с цепочкой. - Отец подарил.
Ребята стали внимательно рассматривать часы. Качаз закрыл крышку, она щелкнула. Это ему понравилось.
- Как здорово закрываются! - И опять открыл.
- Давай сюда! Испортишь. - Смпад отнял часы и спрятал в карман.
- Подумаешь! - с презрением сказал Качаз.
- Вот и подумаешь! У тебя их никогда не будет.
- Может быть, получше твоих будут.
- Как же! Лучше этих не бывает: они серебряные.
- Ну и проваливай со своими часами! - рассердился Мурад.
- Не на твоей земле стою.
- Говорю - проваливай, а то получишь.
- Испугался я тебя! Попробуй тронь! - Смпад заложил руки в карманы, выпятил грудь.
- Показал бы я тебе, только дал слово директору не связываться больше с тобой.
- А я никому слова не давал, - сказал Качаз и ударил Смпада по лицу. - Будешь знать, как задаваться!
Смпад, падая, ухватился было за Мурада, но тот с силой оттолкнул его. Смпад отскочил в сторону и показал язык, потом стал дразнить Качаза:
- Арап, арапка!
- Вот подлец! Даже драться не умеет, а еще хвастается. Да брось ты его. - Мурад еле удержал разъяренного товарища.
Вечером Манукян опять пришел к дедушке с жалобой:
- Уйми ты своих волчат, чтобы они не смели трогать моего сына!
- На то и дети, чтобы драться. Когда я был маленьким, тоже любил драться. Сколько раз приходил домой битым! - начал вспоминать дед.
- Я вовсе не хочу, чтобы мой сын рос хулиганом, - перебил его Манукян. - Если твой внук еще раз тронет Смпада, я ему руки переломаю!
- Что ж, бог в помощь! Чтобы бить детей, большого ума не требуется. Только знай: скандал будет - жалеть будешь.
- Да что это! Все мне угрожают, словно я никогда в руках кинжала не держал!
- Кинжалом ты не кидайся: руки поранишь.
- Держи язык за зубами, старик!
- Знаешь что… уходи-ка из моего дома подобру-поздорову!
- Я-то уйду, только ты запомни мои слова. - Манукян угрожающе посмотрел на дедушку и вышел из комнаты.
Рассерженный Манукяном, старик позвал Мурада и закричал:
- В следующий раз, когда этот щенок попадется тебе в руки, дай ему так, чтобы он надолго запомнил… Пугать пришел!..
- Учи, учи! - сказала бабушка, прибежавшая на крик деда. - Он и так от рук отбился. На, смотри, какими игрушками забавляется твой внук! - Она протянула деду ножи.
- Дай сюда. - Дед вытащил один нож и стал пробовать остроту лезвия на ногте. - Неплохая штучка. Откуда взял?
- Апет подарил.
Дед нахмурил брови.
- Зачем ты у него подарки берешь?
Мурад молчал.
- На, бери. Будь осторожен, руки не порежь да на улицу не выноси.
- Зачем портишь ребенка? - рассердилась бабушка.