- Э, жить целое лето на Волге и не загореть, - как это можно? - отозвался директор, вскинув белесые брови. - Вот поживете подольше на свете, сумеете полюбить Волгу.
- Я и теперь люблю ее, Шариф Гильманович! Можно сказать, все лето не вылезала из воды.
- Вот и отлично, - уже рассеянно сказал директор, переходя к другой группе учителей.
Празднично и призывно разлился по коридорам первый в этом году звонок.
2
Среди учителей младших классов издавна живет мнение: душа семи-восьмилетнего ребенка, еще не видевшего школы и не научившегося дома читать и писать, - эта душа подобна чистому листу бумаги. Достаточно опытный и чуткий учитель может начертать на этом листе что захочет, было бы на пользу ребенку. Гаухар немало мечтала об этой возможности еще в годы учебы в Арском педучилище, и особенно - после получения диплома. Но уже практика на последнем курсе училища показала, что не так-то просто осуществить эту мечту.
Когда поступила в начальную школу полноправной преподавательницей, ей предложили второй класс. Все хвалили этот класс и прежнюю учительницу. Завидовали, что Гаухар получает хорошее наследство. Все же она решительно отказалась от этого класса. Джагфар, узнав об этом, крайне удивился. Но, по обыкновению, не выдавая своих чувств, не повышая голоса, заметил:
- Мудришь ты, Гаухар. Ну, какая разница, первый класс или второй? Скажи спасибо, что взяли в такую школу. Ведь она считается примерной, почти что показательной.
Гаухар и сама это знала. Знала также: Джагфар приложил немало стараний, чтобы устроить ее именно в эту школу, и у него хватило такта не подчеркивать своей роли. Она в душе была очень признательна ему: "Далеко не все люди умеют молча сеять добро, не вознося себя до небес, а мой Джагфар умеет". И еще крепче привязался к мужу. Если бы Джагфар не обладал таким спокойным здравомыслием, молодым супругам жилось бы значительно труднее. Скрывать нечего - Гаухар очень упряма. К тому же порой ведет себя как ребенок, который не знает, в какую сторону будут направлены его мысли и чем он займется в ближайшее время. В те беспокойные дни, когда она подыскивала работу в городе, Джагфар пробовал предложить ей: "Может быть, устроишься в русскую школу?" Но Гаухар не решалась на это: родилась в татарской деревне, училась в татарской школе, русский язык по-настоящему узнала только в педучилище, да и то, пожалуй, не настолько глубоко, чтобы обучать русских ребят. Джагфар опять-таки сумел понять ее и не настаивал на своем предложении.
Директор школы Шариф Гильманович подробно расспросил Гаухар, почему она отказывается от предложенного второго класса. Ему стало ясно: молодая учительница хочет, чтобы ей доверили воспитание малышей, еще не испытавших влияния других преподавателей. Смена учителей не способствует формированию цельного характера ребенка, говорила она. Директор обещал подумать и дать ответ через несколько дней. Спустя неделю Гаухар зашла к нему. - Что ж, - начал Шариф Гильманович, пристально глядя в глаза учительнице, - я решил удовлетворить вашу просьбу. Мне понравилось ваше стремление начертать свое имя на чистом листе бумаги. Однако не забывайте, Гаухар: доброе намерение - это одно, а практика - совсем другое. В сущности, у вас ведь совсем нет опыта, тогда как учительница первых классов играет большую роль в судьбе ребенка. Вам придется очень много работать над собой. Конечно, мы тоже не останемся в стороне, но все же повседневно руководить учениками будете вы, вам и отвечать за них. Никто не вправе подменять учительницу, Гаухар. Вам предстоит о многом подумать. Понадобится совет - не стесняйтесь, приходите. Договорились?
Неуверенно, даже робко приступила Гаухар к работе в первом классе, Действительно, перед ней чистые листы бумаги. Что написать на них?.. Имя, фамилию и должность учителя? Нет, от нее требуется гораздо большее. Но что именно? С чего начать?
Гаухар немало, терзалась в раздумьях. Временами ей казалось, что у нее ничего не получится, что она слишком много взяла на себя. Почему Шариф Гильманович сравнительно легко согласился с ее желанием; похожим на прихоть? Ведь он должен бы понимать, насколько неосмотрительно я самонадеянно поступила она. Гаухар уже раскаивалась, что не согласилась взять второй класс. Шла бы себе уверенно по следам своей предшественницы, а ребятам казалось бы, что с ними занимается прежняя, знакомая учительница. Что тут обидного для Гаухар? В крайнем случае некоторые шероховатости в ее работе можно было бы отнести за счет недосмотров старой воспитательницы. Именно такие недостойные мысли порой мелькали в ее голове при неудачах в работе. Но уже в следующую минуту она вздрагивала от сознания собственного позора и торопилась к завучу, к директору, ничего не скрывая, рассказывала о своих трудностях и сомнениях. Старшие товарищи терпеливо выслушивали ее, помогали советами, призывали больше верить в свои силы, ссылались на собственные неудачи и сомнения в прошлом. Особенно благотворное влияние на Гаухар оказывал Шариф Гильманович. Он как будто не открывал перед ней особенно глубоких истин, и все же Гаухар уходила от него, как бы набравшись новых сил и уверенности.
Немало помогал ей муж. Джагфар, казалось, был очень далек от понимания тонкостей школьной работы, но он постоянно находился возле Гаухар, хорошо знал характер ее, видел, как волнуется она. И потому суждения его представлялись Гаухар наиболее обоснованными и убедительными.
- Ты ж горячишься, Гаухар, спешишь, - говорил он. - Не торопись, всякое новое дело не сразу дается. Новичок при неудаче склонен преувеличивать свои промахи. Порой ты сразу берешь на себя очень много, а потом падаешь духом. Ты сначала взвесь свои силы" примерься. Главное - приступай к делу спокойно, с выдержкой.
И Гаухар постепенно успокаивалась, брала себя в руки. Она стала осмотрительней в выборе средств влияния на ребят, старалась говорить на уроках как можно понятней, не упрощая существа вопроса. Порой заходила в классы более опытных преподавателей, слушала, наблюдала. Гаухар, несомненно, была способной и восприимчивой. Через какие-нибудь полгода она уже сама подшучивала над своей недавней беспомощностью. А: время-то идет не останавливаясь. И вот смотри - ее ученики уже перешли в третий класс. При этом ни одному из них не пришлось "натягивать" тройку. Гаухар была очень рада, что не подвела свою школу. Ее хвалят и завуч, и директор. Но она настороженно принимает эти похвалы, помня недавние свои переживания.
Этой осенью она, как всегда, не без волнения переступила порог школы. Правда, это было уже не тревожное, а радостное волнение. Уроки проходили ровно, без сбивчивости и отклонений в сторону, чем грешила Гаухар в начале свой преподавательской деятельности. Она счастлива тем, что в каждом случае умеет спокойно и уверенно подойти к детям, а самое главное - тем, что любит ребят естественной, ненавязанной любовью, доставляющей ей подлинную радость.
Как-то в коридоре ее остановил Шариф Гильманович.
- Послушайте, Гаухар, вы так редко теперь заходите ко мне. Уж не зазнались ли? Не закружилась ли у вас голова от успехов? Не сочтите обидными мои слова, но право, не следует забывать стариков. Гаухар вспыхнула:
- Что вы, Шариф Гильманович, - разве я забываю вас! Я всегда так благодарна вам.
Она говорила искренне, но в душе все же не могла не признать, что меньше стала нуждаться в советах директора, а заходить просто так, из одного лишь уважения, казалось не совсем удобным, навязчивым. Надо держаться более тактично, пусть Шариф Гильманович не подумает, что она лишнего возомнила о себе.
Человек противоречиво устроен. В молодости он делает заявку на обладание в жизни очень многим. С другой стороны, бывает доволен и весьма скромными своими; достижениями, радуется, как ребенок, и кажется ему, что все вокруг него озарено каким-то особым светом. Нечто подобное происходило и с Гаухар. Она понимала, что служит своему делу скромно и честно.
Успехи ее не так уж велики. И все же сколько торжественности вот в этих минутах….
Ровно в десять она намеренно широко откроет дверь класса. Какое-то мгновение помедлит на пороге, потом войдет. И, еще помедлив, сдержанно и в то же время тепло скажет: "Здравствуйте, ребята!" Они дружно встанут, разноголосым хором ответят: "Здравствуйте!" И будут стоять. До той секунды будут стоять не шевелясь, пока учительница не скажет ровным голосом: "Садитесь". Но перед этим она оглядит весь класс. На ком-то из ребят чуть задержит взгляд. Что она перечувствует и передумает за эти короткие минуты? Вдруг увидит своих первоклассников уже юношами и девушками. Потом - совсем взрослыми людьми. Они заняты и озабочены важными, возможно, государственными делами. И неплохо справляются. Это она, Гаухар, воспитала и обучила видных государственных деятелей.
Вот какие, мечты временами посещают Гаухар, когда она входит в класс. И эти минуты кажутся ей самыми яркими, самыми счастливо-торжественными, какие только возможно пережить человеку.
Так и проходят день за днем… Вчера дети, притихнув, слушали рассказ Гаухар, открывавший им новое чудо. Это был рассказ о полете в космос. Сегодня ребята решают арифметические задачи. Посмотрите, как они сосредоточены. У одних голова склонена к плечу, другие беззвучно шевелят губами. И почти у всех на пальцах следы чернил. Те, кто решил задачу, не преминут подтолкнуть соседа локтем или дернуть за волосы.
Справа, у окошка, сидит любимец Гаухар - Юлдаш. Она хорошо знает: уделять особое внимание кому-либо из учеников непедагогично. Но что можно поделать с собой? Конечно, она не дает никаких послаблений Юлдашу в учебе. Это было бы прежде всего вредно для самого мальчика. Но своих чувств к Юлдашу она не может превозмочь. Ну только взгляните на этого проказника: смышлено-лукавый черный глаз то и дело косит через окно на улицу; другой "сторожит" своего собрата, часто поглядывает на учительницу. Лицо у Юлдаша вроде бы смешливое, но в одно мгновение делается серьезным. На вопросы мальчик отвечает без запинки, одна беда у него - неряшлив: и костюмчик в пятнах, руки плохо вымыты. Летом Гаухар довольно часто привозит Юлдаша на дачу. Усадит где-нибудь на освещенном месте и рисует. Потом ведет к столу, угощает Обедом или чаем.
Гаухар стала выделять Юлдаша со второго года учебы. В первом классе все мальчики и девочки были для нее "на одно лицо". Потом каждый обрел свою индивидуальность. У тридцати шести ребят оказалось тридцать шесть разных характеров. Вот и подбери ключ к их душам! Иногда Гаухар уставала от этих поисков, но никогда не прекращала их. Все же это было очень увлекательно - каждый день открывать нечто новое в складывающихся характерах ребят. Может быть, сама Гаухар обладала счастливым складом души, но ребята никогда не надоедали ей, не раздражали. Неисчерпанную любовь к собственному ребенку она как бы делила между школьниками.
Уже середина сентября, а Гаухар и Джагфар все еще живут на даче. Езда на машине в два конца отнимает у них совсем не много времени. Дни стоят погожие, теплые. В дороге приятно смотреть на осенние яркие краски.
Тетради школьников Гаухар, как правило, проверяет на даче. Людей на берегу Волги осталось теперь мало, ничто тебя не отвлекает, - занимаешься у открытого окна, освещенного заходящим солнцем, на душе тихо, спокойно. Иногда, оторвавшись от тетрадей, обопрешься о локоть, незаметно погрузишься в думы. Вечерняя Волга располагает к размышлениям и мечтам. Это уж закон - некоторые семьи из поколения в поколение живут на берегу Волги, но никогда не скажут, что им примелькались красоты реки. Что ни день - Волга и летом, и зимой открывает новые красоты. На реке не бывает скучно. Иногда кажется, что река - это какая-то особая "вторая" жизнь в природе, и она столь же бесконечна, неисчерпаема, как и жизнь "первая". Волга принимает множество различных окрасок и оттенков, в зависимости от погоды, от настроения человека. В бездонных глубинах души она будит до сих пор не ведомые мысли и чувства. Вдруг подумаешь: "Смотри-ка, я и не подозревал, что за мной водится такое, что я способен на столь глубокие переживания".
В такие минуты Гаухар сидит как очарованная. Иногда ей хочется громко петь, смеяться. А порой откуда-то нахлынет тихая грусть, но это не страшно, даже приятно. Страшновато бывает в другие, к счастью, редкие минуты, когда начинает казаться, что до сих пор ты жил напрасно, совсем не так, как надо. И вдруг спохватишься; "Ничего, еще не поздно, не все потеряно. Можно начать по-другому". Главное - нельзя понять; что за причины порождают это душевное состояние. Вот какой и таинственной, колдовской силой обладает большая река. Волжанам не в новинку эта сила, они знают ее.
Иногда Гаухар кажется, что она по-своему может объяснить эту смену настроений. Река тут ни при чем. Река только сопутствует душевным переживаниям. Должно быть, просто молодость бродит в душе, как неустоявшееся вино. Вероятно, это неизбежно: мечты молодости вступают в противоречие с реальными возможностями. Это и порождает тоску по несбыточному. Впрочем, как знать… Ведь и старики соглашаются; "В реке есть что-то такое…" Спросишь: "Что именно?" - а они в ответ только качают головой.
Джагфару, кажется, не свойственно видеть в природе некоторую загадочность. В предвечерний час он, надев пижаму, сидит, уткнувшись в какую-нибудь техническую книжку, или возится со своей машиной, не мозоля глаза Гаухар. Если же заметит, что жена вдруг загрустила, чем-то расстроена, он подойдет, расскажет что-нибудь занятное, отвлекающее; бывает, рассмешит анекдотом и сам сдержанно посмеется - это тоже помогает. Ему и грубого слова не скажешь, и оттолкнуть не сможешь, - отстань, мол, не до тебя, - неречистый Джагфар многое знает, многое видит.
Сегодня в сумерки выпали какие-то особые минуты. Джагфар пробыл у окна, рядом с женой, дольше обычного. Настроение было на редкость благостное. Сидели в какой-то тихой задумчивости. Уже стемнело. Но свет не зажигали. Сидели, прижавшись друг к другу, не хотелось пошевелиться. Было им тепло и уютно. Джагфар первым поднялся с места. - Вот те на! Я и позабыл, что поставил на кухне чайник. Сейчас принесу, если не выкипел.
Гаухар тоже встала, зажгла свет. Взгляд ее упал на неоконченный этюд. Это был портрет все того же Юлдаша. Кажется, она уже начала улавливать своеобразие этого мальчика: его живое изменчивое лицо, смешливость и лукавство во взгляде, способность становиться вдруг по-взрослому серьезным.
Не надо только торопиться. Кто знает, придет время - специалисты заметят портрет. О художнице Гаухар заговорят, напишут статьи…
Вопреки обычной своей скромности, так мечтала Гаухар, пока муж собирал на стол. Чай пили долго. Гаухар была очень оживлена, много смеялась. Смех вырывался у нее непосредственно, заразительно, в нем не было ни кокетства, ни принужденности. Это особенно нравилось Джагфару. У него доставало ума, чтоб понять: так может смеяться чистый, бесхитростный человек.
"Впереди нерабочий день - воскресенье. Надо будет отметить окончание дачного сезона, пригласить гостей", - думалось Джагфару за чаем. Он скажет об этом Гаухар только утром, в машине, не стоит заранее морочить ей голову. Как всякая женщина, она сейчас же взволнуется, начнет строить слишком громоздкий план приема гостей, пожалуй, и заснуть не даст. А скажешь неожиданно - ей и мудрить некогда.
Утром Гаухар, как обычно, проснулась раньше мужа. X Тихо, чтобы не, потревожить его, вышла во двор. Кажется, и сегодня день будет теплый, тихий. Как тут выдержать, не искупаться. Ведь уже несколько дней не плескалась в реке. За чем же дело стало? Набросила полотенце на плечо, захватила резиновую шапочку, и вышла из дому.
На берегу она, как всегда, загляделась на Волгу. Наверное, вода уже похолодела, но, право, никак не хочется этому верить: и трава как будто не сильно пожухла, и солнце просто в шутку ленится - не пылает, как летом. На реке прибавилось отмелей, вон сколько новых островков появилось. А вода и в самом деле холодная. Но Гаухар безбоязненно окунулась, быстро поплыла. Все же было знобко. Она повернула к берегу. Только когда растерлась и оделась, тело начало гореть. По дороге к дому окончательно согрелась.
Смотри-ка, что делает тепло! Оставшиеся на клумбе цветы повернули головки к солнцу. И все-таки пора цветов миновала, они еще радуют, но не по-летнему.
Джагфар уже давно был "на ходу" - наладил машину, заварил чай. Гаухар только успела убрать постели, как он внес чайник. За столом Гаухар не без похвальбы сказала, что купаться хорошо и в начале осени, если, конечно, человек не ленив и не боязлив. Муж, посмеиваясь, ответил:
- Успею. Я и летом не спешил купаться, а сейчас куда торопиться…
Джагфар вел машину быстрее обычного. Он был доволен, что "Москвич" послушен и хорошо тянет; лицо у него порозовело, глаза искрились. Нет, поистине век живи - век учись, в том числе и пониманию человека! Гаухар еще никогда не видела мужа таким оживленным, следила за ним с внутренней радостью. А Джагфар, кажется, чувствовал ее хорошее настроение. Сочтя минуту подходящей, он поделился своим намерением пригласить гостей. Вообще-то Гаухар не одобряла неожиданных застолий, но на этот раз без возражений согласилась.
- В таком случае, я куплю продукты и буду ждать тебя дома, ты не задерживайся на работе, - ответила она.
Гаухар поднялась на третий этаж школы, в одной руке небольшой портфель, в другой - классный журнал. Ребята уже сидели в классе.
Она намерено задержалась у двери, выжидая, пока утихнет шум, потом вошла в класс. Тридцать шесть учеников встали. Гаухар привычно поздоровалась, так же привычно сказала:
- Садитесь.
За какие-то минуты она успела оглядеть ребят. Одни, чуть улыбаясь, смело смотрят на нее; другие прячут глаза, делают вид, что роются в портфелях, некоторые перешептываются с соседями. Знакомая картина. Гаухар словно бы чувствует дыхание класса. Затем следует опять же привычная фраза:
- Ну, успокоились наконец?
Гаухар уже знает, у кого в первую очередь спросить урок, с кем предстоит поговорить особо, в учительской. Но и в продолжение урока она не перестает приглядывать за отдельными учениками. Непрестанное наблюдение за классом в натуре преподавателя. Делается это тактично, чтоб не бросалось в глаза ученикам, не походило на удручающий надзор.
И все же только очень опытные педагоги, - да и то можно ошибиться, кажущееся спокойствие принять за настоящее, - ведут себя на уроках совершенно уверенно. А молодые, вроде Гаухар, - эти волнуются каждодневно. Но, присмотревшись внимательно к их лицам, можно увидеть и затаенную радость, и надежду, что в недалекие лучшие дни, когда тревога за своих воспитанников рассеется, можно будет облегченно вздохнуть.
Нынче суббота, день этот проходит в школе как-то особенно быстро, - последний урок подкрался незаметно. Детвора более шумно, чем в другие дин, выбегает из класса. Гаухар провожает их улыбчивым взглядом. Попытка удержать ребят была бы напрасной, да и незачем пытаться. В их годы она и сама выбегала бы на улицу так же шумно и торопливо. И совсем не потому, что слишком уже надоели уроки, просто так, хочется бежать - вот и побежала бы. Свобода ведь всегда заставляет торопиться, бурно проявлять свои чувства.