- Дядя Ладо! - наконец не выдержал я и окликнул его.
- Ты еще здесь, парень? - удивленно отозвался он и направился ко мне.
Мы пошли вдоль набережной.
- Теперь тут построят новый дом, - сказал он.
- Да, построят.
- Если тебя назначат прорабом, не забудь обо мне…
- Непременно, дядя Ладо.
- Ты не думай, я не только рушить умею…
Долгое время мы шли молча.
Наконец я первым нарушил затянувшееся молчание:
- Дядя Ладо, а где Тома?
- Не знаю, сынок, я больше не встречал его.
- А Тасо?
- Не знаю.
- Степанэ?
- Не знаю.
- Духанщик Антон?
- Не знаю.
- Бабушка Мако?
- И этого не знаю.
Снова наступило молчание. Я не посмел спросить о главном: где Юлия? Впрочем, чего спрашивать, ведь я заранее знал, что он ответит:
- Не знаю… Не знаю…
___________________
(1958 г.)
Перевод А. Беставашвили
Голуби
Первый воскресный день
По деревянной лестнице Леван взобрался на чердак. Почему-то чердак показался ему темней и просторней, чем раньше. Согнувшись, Леван сделал пять шагов, а затем выпрямился - крыша здесь приподнималась. Было душно. Стоял запах пыли.
Слева Леван увидел старую голубятню. Леван не помнил, продал или раздарил голубей его брат перед уходом на фронт. Может, оставшиеся без присмотра птицы сами разлетелись. Тогда Левана не тронула судьба голубей. Теперь он пожалел их.
У окошка стояли бочка с песком и фанерные ящики. Это сторожевой пост, который учредили неделю назад для дежурств. Вот и лопаты, кирки, железные ломы - рядом, под рукой.
Свет пробивался сквозь щели крыши и косыми белыми полосами пересекал темноту, теряясь в ней и не достигая пола.
Через чердачное окно Леван выбрался на крышу. Небо синело, по-осеннему прозрачное. Совсем близко, на проволоке, сидели воробьи. Завидев человека, воробьи улетели.
На другой стороне улицы - четырехэтажное здание школы. Когда-то белое, оно теперь окрашено в коричневый цвет. Из окон второго этажа выглядывали раненые. Их глаза смотрели печально.
Леван лег на черепичную часть крыши и уставился глазами в небо. Другого дела у него не было. Ему поручили наблюдать за небом: так, лежа, этим заниматься удобнее.
Он знал, что сегодня на пост должны были явиться двое; второй опаздывал. Леван лежал на крыше и думал, почему не пришел второй дежурный. В тот день под шумливый говор соседей он не расслышал, кого назвали вместе с ним, и теперь старался догадаться, кто бы это, мог быть.
"Все равно… Лишь бы не говорил много…"
У Левана было усталое лицо невыспавшегося человека. Что из того, что он школьник. Леван утром работал на заводе, вечером ходил в школу. Отец и старший брат с первых дней войны ушли в армию, семья осталась на попечении матери и его.
Воскресенье у Левана свободно, и вот его послали на крышу наблюдать за небом. Он лежал и смотрел в синюю прозрачную высь.
Дрема одолевала Левана. Он наверняка бы заснул, но тут в чердачном окошке появилась голова.
- Ты уже здесь, Леван? - обрадованно спросила Нана.
- Да, здесь… Ты не замечаешь, что я здесь?
- А я опоздала.
- Сегодня твой первый, день. Наверное, с тебя не взыщут за опоздание.
- Этого ведь никто не знает, кроме тебя.
- Тогда садись и сиди тихо. Я никому не скажу, - сказал Леван, а про себя подумал: "Явилась! Изволь слушать теперь ее болтовню".
- Кто дежурил до нас? - спросила Нана, с трудом выбравшись на крышу.
На девушке было платье из грубого серого сукна, а голова обвязана кусочком пестрого ситца. Едва ступив ногой на жестяную часть крыши, она вскрикнула:
- Ай, упаду!
"Начала кривляться!"
- Прыгай, прыгай, отсюда не упадешь.
- Правда?.. - как бы успокоилась Нана. - Леван, а что нам поручено делать?
- Смотреть на небо.
- Лежа?
- Мне так удобнее… Чего это ты смеешься?
- Где же это видано, чтобы часовой лежал? На боку!
Леван привстал и спросил:
- А сидеть можно?
- И сидеть часовым не полагается.
- Ну, что же, будем стоять, как лошади.
Леван встал.
Нана смотрела на Левана, не скрывая своего восторга.
- Ух, какой ты высокий, Леван!
"Нашла чему радоваться. Вот глупая девчонка", - подумал Леван и неожиданно громко сказал:
- А тебе-то что?
- Мне? Ничего… - Нана снова рассмеялась. - А что это на тебе?
Леван осмотрел себя. Брат был выше и плотней его. Поэтому одежда брата сидела на Леване мешковато, придавая ему забавный вид.
- Это брата, - пояснил Леван, - моя пообносилась…
Он отвернулся от Наны и посмотрел вниз, на улицу.
- Как хорошо видна отсюда наша школа, - вскрикнула Нана, - вот там был наш класс… Помнишь?
- Да…
- Теперь у подоконника сидят раненые. Видишь того, с повязкой на голове?
- Вижу!.. Вижу!..
- А почему ты кричишь, Леван?
Леван заложил руки в карманы и отошел от Наны. Он остановился у края крыши.
Ну, верно, у окна госпиталя сидели двое раненых. Оба были в длинных зеленоватых халатах. У одного голова повязана белым бинтом. Раненые смотрели на Левана и улыбались. Невольно улыбнулся и Леван.
Раненые спрашивали жестами, что он делает на крыше.
Леван развел руками - ничего особенного.
Потом из окна госпиталя указали на Нану, мол, хорошенькая девушка.
Стоящий на крыше пожал плечами - так себе…
Потом из госпитального окна махнули рукой, что, очевидно, означало просьбу спуститься.
- Зачем? - спросил часовой с крыши.
Раненые показали красную тридцатирублевку - купить папиросы.
Здесь Леван не выдержал, улыбнулся и показал: с удовольствием бы, но не могу - я и эта девчонка на посту.
Раненые согласно кивнули - если так, ничего не поделаешь. Потом прибавили: ты тоже стоящий парень!
Леван знаком поблагодарил их и, улыбаясь, обещал обязательно принести папиросы, как только дежурство кончится.
Раненые ответили улыбками, но затем перестали улыбаться, обернулись внутрь палаты, потом быстро отошли от окна и скрылись.
В окне показалась медсестра. Она посмотрела на улицу, сердито тряхнула головой и прикрыла окно.
Довольный, Леван вернулся к Нане. Девушка заметила искорку радости в его усталых глазах. Она и сама забыла, что совсем недавно обиделась на него за недружелюбный тон, которым он с ней разговаривал.
- О чем это ты переглядывался с ними? - спросила она.
- О тебе. Ты, мол, симпатичная девочка, - ответил Леван.
- Хорошо, если они так сказали… А ты поверил?
Леван присел на черепицу.
- Когда кончу дежурство, пойду и куплю им папирос, - сказал он и после минутного молчания добавил: - Как тихо… Я и не думал, что здесь будет так тихо.
- Да, здесь мирно.
- Не мирно… Мирно - это другое… Здесь тишина. - У Левана напряглось лицо. Он взглянул на небо. Уже двигались облака, с необычайной быстротой они скользили к востоку.
- Я не люблю тишины, - сказала Нана, - боюсь ее.
- Смотря какая тишина. Здесь… Да ты садись. Я думаю, что здесь одно и то же, сидеть или стоять.
Нана села.
- Я была так рада прийти сюда, - сказала Нана. - Думала, что вот увижу Левана, поговорю с ним… Почти три месяца я не видела тебя. А как тебя увидишь: утром ты на заводе, а я в школе, ночью наоборот - ты в школе, я на заводе…
"Опять завела", - подумал Леван и громко сказал:
- Если б я знал, что со мной сегодня дежуришь ты, то, наверное… Не обижайся, Нана… Я не пошел бы.
- Почему? - искренне удивилась Нана.
- Не знаю… ("Зачем это я затеял этот дурацкий разговор?") Ты очень много говоришь…
- Разве я так много говорила?
- Да…
- Ну и пожалуйста, я не буду навязываться. - Нана встала и направилась к окошку.
- Нана! - позвал Леван.
Девушка не обернулась. Она молча скрылась на чердаке.
Леван пожалел: "Если ты сам психуешь, то другие, у кого хорошее настроение, не виноваты! Пусть бы себе говорила сколько заблагорассудится, если ей так приятно болтать".
На крыше госпиталя появился серый кот - он подкрадывался к воробью. Леван схватил кусок битой черепицы, привстал, размахнулся. Обломок черепицы с шумом упал на жестяную крышу. Нана выглянула из окошка, с испугом уставилась на Левана.
- Что случилось?
- Ничего. Воробья спугнул. Кошка к нему подкрадывалась, вот я и спугнул.
- Сердце у меня перевернулось. Я подумала, что бомба взорвалась.
- А я думал, что ты ушла. - Леван подошел и привалился плечом к окошку.
- Как это - ушла? Пока не подойдет смена, не имею права уйти.
- Смена вот-вот подойдет.
- Какой ты злой, просто невозможный, - обиженно сказала Нана и прибавила: - В этой одежде.
- Одежда меня заботит очень мало.
- Хочешь, я тебе ее переделаю. - В глазах Наны опять появился добрый луч.
- Зачем?
- Чтобы лучше сидела… Посмотришь, как хорошо я сделаю. Давай пойдем к нам после дежурства.
- Сначала я должен купить раненым папиросы.
- Хорошо. Сначала купи раненым папиросы, а после пойдем ко мне.
Леван еще раз оглядел себя и, не обращаясь ни к кому, спросил:
- А стоит ли ее теперь переделывать?
Второй воскресный день
- Я не люблю обычных дней.
- Я тоже, - откликнулся Леван.
Они смотрят на гору Махата, над которой повисла серая пелена. Тяжелое облако как бы вбирало в себя весь воздух с неба, росло, раздувалось, а потом выдыхало его на склоны горы, обдавая туманом Кукию.
- Ты отнес тогда папиросы раненым?
- Отнес.
- Почему же не зашел ко мне?
- Мне надо было еще за хлебом идти.
- Стоял в очереди?
- А как же?
- Подошел бы и взял без очереди. Васико хороший парень, он мне всегда дает хлеб без очереди.
- Поэтому и хороший?
- Нет… Он веселый… С ним никогда не соскучишься.
На крышу госпиталя сели два белых голубя. Голуби казались усталыми, с трудом дышали, смятенно поглядывали по сторонам.
- Леван, ты любишь ветер?
- Очень…
Нана с сомненьем взглянула на Левана и совсем близко придвинулась к нему, поправив растрепанные ветром волосы.
- Леван, ты правда любишь ветер?
Леван смотрел на голубей; на какое-то мгновение он решил, что это голуби брата вернулись в старое жилье. Его сердце затрепетало. Он хотел поделиться своей мыслью с Наной. Но с девчонками разве можно поговорить о чем-нибудь серьезном: Нана никак не хотела помолчать и все приставала к нему, спрашивая, правда ли, что Леван любит ветер.
- Не знаю, Нана, - ответил ей наконец Леван. - Иногда люблю, иногда нет… Сейчас мне этот ветер неприятен, плохой ветер. Хочется съежиться и укрыться.
- Плохой ветер, - повторила Нана и замолчала. А потом спросила: - А что ты любишь больше всего на свете, Леван?
Леван задумался, потом повернулся к Нане, заглянул в ее карие глаза и тотчас отвел свои. Нет, он не смутился, при чем тут смущение. У Левана вдруг сжалось сердце, словно уменьшилось, и вдруг взорвалось, как маленькая мина.
- Что я люблю больше всего?! И этого не знаю. Я вообще многого еще не знаю. Такого вопроса я еще не задавал себе…
Нана слушала внимательно. Ей очень нравился грудной, бархатистый голос Левана. Поэтому она больше слушала его голос, чем то, что Леван говорил ей.
- Как изменился твой голос! Года три назад ты пел настоящим петушком, смешной-смешной был у тебя голос!
Леван хотел еще раз заглянуть в глаза Наны, но не посмел. Он посмотрел на ее руки, потом скользнул взглядом по лицу и плечам… Он не знал, что у Наны такая длинная шея. Интересно, хорошо это или плохо, когда у девушки такая длинная шея?.. Оказывается, у Наны нижняя губа немного выпячена. Нижняя словно обижена, а верхняя смеется. И брови… Брови как стрелы - так обычно пишут или говорят… Глаза… Леван не осмеливается взглянуть в ее глаза и удивляется, почему же он этого не смеет.
Леван заметил, как Нана вдруг изменилась в лице. Она со страхом взглянула вверх и вся напряглась.
- Ой… слышишь? - прошептала она.
- Нет, не слышу.
Леван встал. Нана тоже. Они стояли и глядели в небо. Дул ветер. Свинцовые тучи нависли над городом. В облаках слышался глухой гул.
- Что нам делать?
Гул постепенно нарастал, приближался.
Леван чувствовал, как она дрожит всем телом. Он обнял ее плечи.
- Не бойся… Если бы самолеты прорывались, то в городе уже объявили бы тревогу. Наши их не пустят сюда…
Гул охватил всю землю и заполнил оставшееся между облаками и землей пространство.
Они смотрели в небо. Ветер путал и трепал их волосы. Пронзительно ныли провода, а гул постепенно стихал…
Леван убрал руки с плеч Наны.
- Как я боюсь, Леван!
- Чего?
- Мне кажется, что-то должно случиться.
- Да ну, трусиха! - улыбнулся Леван. - Посмотри, как уютно сидят голуби.
- Голуби! Откуда они появились?!
- Недавно прилетели… Ты и не заметила, как они прилетели.
- Я люблю голубей… А ты?
- Я тоже…
- Если бы они знали, что на нашем чердаке голубятня…
- Может, они, знают, потому и прилетели.
- Я думаю, что это голуби моего брата.
- Если б это было так, я бы ухаживала за ними и сохранила их до его возвращения.
- Давай пойдем спрячемся. Может, они перелетят на нашу крышу? - Леван взял Нану за руку и повел за собой. Жесть гремела под их шагами. Когда они подошли к краю крыши, Нана сказала:
- Твоих раненых сегодня не видно.
- Наверное, из-за ветра не открывают окон.
Они свернули влево и осторожно пошли вдоль края крыши.
- Здесь голуби нас не заметят.
- Давай, Леван, посмотрим на двор.
- Ладно, посмотрим…
И тут до них донесся гомон соседей. Леван выпустил руку Наны и ускорил шаг.
- Подожди, Леван, я боюсь.
На балконе третьего этажа суетились женщины. Они суетились как раз у дверей квартиры, где жил Леван.
- Леван, дай мне руку.
Леван, не оглядываясь, протянул Нане руку. Все его внимание было приковано к балкону третьего этажа.
- Что случилось, Леван?!
- Не знаю. - Потом Леван окликнул соседку: - Что такое, тетя Аннета!
Женщины так шумели, что тетя Аннета не услышала Левана.
Тогда Леван окликнул другую соседку:
- Тетя Тамара! Тетя Тамара, что случилось?!
- Ты им громче крикни, Леван. Что с тобой, голос, что ли, пропал?
- Тетя Вероника! Тетя Вероника!
- Крикни ребятам, Леван, они быстрей услышат.
По двору носились дети. Они бегали с деревянными ружьями наперевес, устраивали засады, с ожесточением "стреляли" и "убивали" друг друга.
- Зураб!.. Зуриа!.. Слышишь, Зурико? Посмотри сюда, наверх!
Дети перестали играть в войну, уставившись на балкон. Леван махнул им рукой и закричал: выше, выше смотрите. Дети от удивления разинули рты, увидев Левана и Нану на крыше.
- Ребята, что там такое, что случилось?
Зуриа указал рукой на третий этаж и что-то сказал, но на крыше его не услышали.
- Как ужасно воют провода!
- Зурина, громче, громче!
- Твой брат… - Остальное унес ветер, затеряв в вое проводов.
- Что! Что мой брат?!
Несколько мальчишек закричали одновременно:
- Твой брат по-о-гиб!
Потом Зуриа шагнул вперед и гордо прокричал Левану:
- Геройски!..
У Левана потемнело в глазах.
Неподвижные облака на небе вдруг смешались и помчались в бесконечную даль. Ветер поднял пыль с земли и погнал ее за облаками.
Нана и Леван пролезли через узкое окошко на чердак. На чердаке было тепло. Нана услышала тихое воркованье и оглянулась.
- Голуби прилетели… - почти шепотом промолвила она.
Третий воскресный день
- С утра дождь, - сказала Нана.
- Да… Теперь начнутся дождливые дни.
- Даже похолодало… У тебя есть пальто?
- Есть… Правда, я вырос из него, но ничего, эту зиму как-нибудь проношу.
- А я перелицевала себе старое.
- Когда же ты научилась шить?
- Недавно… Покажи мне твое пальто, может, есть что выпустить…
- Наверное, мне и не понадобится пальто.
- Почему? Разве зима будет теплая?
- Нет… Не приставай. Я это так, между прочим сказал.
Из узкого окошка виднелись серые, изодранные облака, напоминавшие мокрое тряпье.
Нана и Леван стояли у окошка. Капли дождя стучали по черепице, потом собирались в жестяном желобе, и дождевая вода теплым ручьем бежала вниз.
- Леван, - начала Нана, но замолкла, задумавшись. - Я знаю, что кажусь тебе глупой… Ты, верно, будешь смеяться, если я тебе что-то скажу.
- Почему ты думаешь, что я буду смеяться?
- Любил ли ты кого-нибудь? - Леван запоздал с ответом, и Нана подумала, что он не понял ее вопроса, поэтому добавила: - Я говорю не о родителях и не о… родственниках.
- Я понимаю, о чем ты спрашиваешь. - Леван достал из кармана папиросу и закурил.
- Ты куришь?
- Так… Иногда хочется подымить.
- Я люблю, когда мальчики курят… Леван, ну, скажи, любил ли ты кого-нибудь?
- Нет… А ты?
- И я нет… А в тебя никто не влюблялся?
- Не знаю… Во всяком случае, мне никто не говорил об этом… Почему ты спрашиваешь?
- Позавчера я возвращалась из школы… Васико меня встретил и проводил.
- Подумаешь, большое дело! "Проводил".
- Он сказал, что мы в воскресенье пойдем в кино.
- Сегодня?
- Да, так он сказал.
- А ты что ему ответила?
- Что мне некогда.
- А он что тебе сказал на это?
- Ничего… Сказал лишь, что такая девочка не должна работать на заводе.
- А какие же должны работать?
- Этого он не говорил.
Леван одним щелчком выбросил на крышу недокуренную папиросу и пошел в угол, к голубятне.
Голуби клевали хлебные крошки.
- Я все рассказала маме, - услышал Леван голос Наны. - Мама ни вчера, ни сегодня не пустила меня за хлебом - сама, говорит, принесу.
Леван заложил руки в карманы и обернулся.
- Тебе кажется, что Васико тебя любит?.. Хотя почему же, может, и любит.
- Не знаю… Он же на четыре года старше меня.
С улицы донесся мерный топот ног. Леван прислушался, потом подошел к окошку, перелез на крышу. Он оперся одной рукой о парапет и взглянул на улицу.
- Леван, промокнешь! - закричала Нана.
Солдаты шли под дождем. Крылья дождя хлестали их по лицам. Дождь был холодный, но солдаты шагали мерно, стройно, сурово.
Раз, два…
Раз, два…
Шум шагов заполнил всю улицу, шум шагов наполнил все уголки улицы. На земле слышался лишь шум шагов.