- Выходит, вали, как можешь, руби, сколько вздумается. Лес - общее богатство. Где общее - там никакого начальства. Вот из-за чего с самолета виднеются одни пустые делянки. Да почему с самолета, пешеходу тоже видно. Ни одной муравьиной кучки не встретишь, - возмущался Виктор.
- Ты почему не ладишь с Потешкиным? - неожиданно спросил Вечканов. - Слышал, он косо смотрит на тебя.
Коля сказал правду: директор комбината давно зубы точит. Недавно и премию не дал. Забыл, говорит, о сосновой лапке. Муку из лапок заготавливают они каждую зиму для района. И в этом году цеху Пичинкина задание давали. Только кого в лес послать, производство ведь не бросишь!
- Не пообедаем? - обратился тракторист. Белые, будто головки чеснока, его зубы блестели… - Мать что-то положила в котомку…
Виктор только сейчас почувствовал, что проголодался. От нескольких яиц и чая долго сыт не будешь.
Коля достал из кабины газету, положил на нее соленые огурцы, кусочек сала, варенье, мясо, бутылку молока.
- Лесничество не бросишь? - прямо спросил тракторист.
Он уже поел, и лежа на расстеленной фуфайке, смотрел в небо.
- Не знаю. Что-то не думал об этом.
- Пойдем в наш колхоз, возьмем Петровку в аренду - сами станем хозяевами. Земли там хорошие, паши, сей, расти, что хочешь.
- А твой отец как на это посмотрит, Иван Дмитриевич?
- Уговорим, - улыбнулся тракторист. Лицо у него обветренное, большие глаза синели глубоким колодцем. Почему он пришел в лесничество, вон как печется о родной земле? Наверное, и он душой хлебороб…
- А как с невестой дела? - засмеялся Вечканов. Понятно, вспомнил Олю Митряшкину. Раньше вдвоем бегали за ней. Девушка его выбрала, Пичинкина. Николай, говорит, еще очень молод, пусть себе ровню ищет. Будто сама уже совсем взрослая - не восемнадцать ей!
- Дела, как детские забавы: дадут тебе малыша - день-деньской крутишься около, - сказал Виктор. Встал, подал руку трактористу, добавил: - Большое спасибо тебе за еду. А сейчас пойду к тем варварам, кто деревья валит, шеи им намылю, - и направился в сторону лесорубов.
* * *
На осинах и в орешниках поправляли свои старые гнезда вороны и сороки. С освободивших от снега полей, ожидая пахоту, спешили грачи. На полянах почувствовали пришедшее тепло бабочки. Желтые, белые, серые, красные - они порхали над шелковистой травой, словно радовались пробуждению природы. У сосен и елей иголки заострились - пальцем не тронь - уколят. Облезлые белки спускались с деревьев и безбоязненно бегали по тропкам. Земля высохла, вдоволь напилась талой водой. Где были срублены сосны, раньше времени стала подниматься из-за сухих веток крапива. Кое-где виднелись листья малины. В низинах кое-где еще лежали подушки снега.
Больше всех порадовали Федора Ивановича березы под Пор-горой. От зимней спячки пробудились они очень рано, разлился по их кронам сладкий сок. Каждый раз, возвращаясь на кордон, Пичинкин привозил подарки жене: в алюминиевой фляжке березовый сок и ветки распустившейся вербы. Матрена Логиновна, как всегда, встречала его у крыльца. Брала подарки, приглашала в дом. Федору Ивановичу становилось приятно. Шагая за ней, он нюхал весенний запах и совсем забывал свои лесные заботы.
Еще лучше становилось ему после ужина. Когда он стоял перед открытой форточкой, от дующего в лицо ветра, пахнущего диким луком и анисом, тихо шевелились его седые волосы. Шум разлива Суры до кордона не доходил, и Федору Ивановичу иногда казалось, что они с женой живут на самом краю земли.
В одну из таких ночей, с ветром от Суры в дом залетело несколько комаров. Здесь ничего нового и не было - комары каждое лето оживают. Только сейчас они были не такими, как раньше - какие-то зеленоватые и длинные, будто стрекозы. Матрена Логиновна поймала одного, поднесла Федору Ивановичу под нос.
- Посмотри-ка, какие "гости".
- Да уж "гости". - Пичинкин улыбнулся сначала, потом задумчиво сказал: - Что-то это мне не нравится. Таких никогда не видел.
Матрена Логиновна отпустила комара и закрыла форточку. Оставшиеся сразу же стали кружится около лампочки.
"Гости" всю ночь не давали покоя. Бились в оконные стекла, шумно летали по дому. Муж с женой залезли на печку, накрылись одеялами, но и это не помогало.
Утром хозяйка разогнала комаров сырым веником, натянула на форточку марлю, перед дверью ее тоже повесила. Комары снова не унимались.
Пичинкин разозлился, и как следует не позавтракав, ушел на Суру поить Орлика. Река, как всегда в последние дни, гнала свои воды. В этом году снега было не очень много, но все равно Сура бурлила. Федор Иванович довел лошадь до того места, где каждый год делал для жены настил для полоскания белья и удивился: весь берег был покрыт пеной с комарами.
Орлик с неохотой обнюхал дрожащими ноздрями воду и, захлебнув раза два, поднял голову и удивленно посмотрел на хозяина.
- Что, друг, не нравится? - тяжело вздохнул тот. Орлик вздрогнул всем телом, вновь прижал губы к зеленой воде. Федор Иванович сломал ветку вербы, стал разгонять комаров от лошади. Хоть от этого старому мерину было не легче, но больше пить он не стал. Когда они вышли к лесной дороге, Пичинкин дал себе зарок - не водить лошадь к реке до тех пор, пока вода не очистится.
Комары досаждали каждую ночь. Пичинкины сначала старались бороться с ними: все окна обтянули сетками, в магазине лесничества купили морилки. Только "гости" к клеевым бумажкам не приставали. Не мухи - не обманешь.
Одно хорошо - не слишком шибко кусались. Вскоре они не стали обращать на них внимание, забыли будто. Пусть летают по дому - других забот у них нет. Так вышло и сейчас.
Федор Иванович не удержался, бросил жене:
- Этих комаров, бабка, высушила бы.
- Для чего? - начала та шевелить губами.
- Зимой где червей для рыбалки возьму? В самый раз сажать их на крючок.
- А-а, болтун… - наконец та поняла его насмешку. Махнула рукой и принялась хлопотать по дому.
В последние два дня Федор Иванович приходил с делянок поздней ночью: началась заготовка леса и дров, глаз да глаз нужен. Вчера парни чуть не свалили семенные сосны. Здесь еще с лесничества надоедали. Все что-то считают, вроде ревизию начали. "Ищите, ищите, - рассуждал он про себя, - ворон ворону глаз не выклюет. Измерите, прикинете и вновь разойдетесь".
Иногда Федор Иванович ходил на рыбалку. С зарей вытаскивал из реки ивовый вершок, а там с десяток пескариков - на уху хватит. Виктор ночевать не приходил. Видать, некогда - цех начал готовить доски. Здесь еще в Вармазейке какой-то пруд роют, и оттуда заказали дубовые сваи. Об этом он услышал от лесорубов. Бычий овраг, конечно, никуда не годится, леса вокруг нет, но все равно нельзя разрушать то, что подарил Инешке. Это к хорошему не приведет. Это же храм природы! Раньше такие сосны росли вокруг него - двумя руками не обхватишь. Война их повалила. Для мостов и землянок, для далекого фронта. Рубили тогда лес не жалея. Победим, говорят, врагов - новый посадим. До сих пор сажают… По гектару в год, и то для показа. Не лес - одни слезы. Вскоре и кордон выйдет в поле…
Думая об этом, Федор Иванович вспомнил недавний разговор с Виктором. Было это в лесничестве на квартире сына. Во время чаепития тот неожиданно сказал: "Не поругаешь, отец, если переселюсь в Петровку? Подправлю родимое гнездо, куплю с десяток бычков, буду откармливать. А там, возможно, и землю куплю". - "Деньги откуда возьмешь, из погреба у Зои?" - засмеялся он тогда. Имя кассирши лесничества он произнес не зря - один раз Витя привозил ее к ним. - "Зачем из погреба, займу у государства. Сейчас все свои фермы открывают, технику берут. Пустой земли навалом". - "Выходит, кулаком хочешь стать, за богатством гонишься?" - "Богатство, отец, не стыд, оно к человеку приходит через труд и ум. Что, если карманы пустые, тогда душа чище?" - не отступал и Виктор.
Федор Иванович спросил сына, как будет он жить в Петровке - один, без жены? Жена, говорит, подождет, ему мужская помощь нужна. Одному не срубить дом и дворы.
"Возьми и меня тогда с собой, мать оставлю на кордоне", - улыбнулся тогда он сыну. - "Придет время, и вы вернетесь, а сейчас в лесу от тебя больше пользы. - И добавил: - Скоро, я слышал, министр должен заехать в лесничество, к тебе наверняка зайдет. Ты ведь наш лесной капитан".
После этого обедать Федор Иванович каждый день ездил на кордон. Но гость не появлялся… Да и, честно сказать, ему с гостями некогда мотаться по лесу, устраивать им экскурсии. Приедут, посмотрят и вновь уедут в Саранск. Потом, только и жди, жалобы настрочат Киргизову, а то и самому Потешкину. А те всю вину свалят на них, лесников, сделают их крайними, будут на каждом собрании песочить.
Пока Федор Иванович запрягал Орлика, жена успела положить в телегу завернутую в платок еду.
- Сегодня тоже вернешься в полночь? - проворчала она.
- Закончатся дела - приеду. Не трясись, лесные русалки все равно вымерли, на шею не бросятся, - улыбаясь, ответил Матрёне. Лесная дорога высохла, лишь изредка попадались сырые места. Лошадь шла тихо, изредка хватая из-под ног траву.
- Давай прибавляй скорость, так до обеда не доедем! - крикнул Федор Иванович и хлестнул вожжами. Орлик слов будто и не услышал. "Оба постарели, пора на пенсию", - грустно подумал лесник. Поднял кнут - мерин пошел мелкой рысью.
На четвертый обход добрались через полчаса. Там уже стояла машина. Лесорубы не спешили браться за дела, отдыхая на бревнах, курили. Один встал, стиснул руку Пичинкину, сказал:
- К тебе сам министр поехал, а ты здесь. Потешкин, наш барин, тоже с ним…
- Навстречу никто не попался, видать, по нижней дороге поехали. - Пичинкин не стал обманывать, что ждет гостей.
- Так, так, вдоль Суры поехали, там "Волга" лучше проедет. Брезгуют по лесу ездить, это только показывают себя, что и они любители леса, - засмеялся Коля Вечканов. - Тон, Федя покштяй, сынст кисэ иля мелявто, бути эряват, сынсь мутадызь12.
Действительно, зачем он будет возвращаться? Приедут - пусть приедут, нет - беда небольшая, без министра не пропадет. Знает Пал Палыча, в прошлом году тоже за кордоном с ним жарил шашлыки. Приезжал не один - с тремя друзьями, те тоже были тузами. Сейчас вот директора комбината взял с собой… Вновь дубки будут просить?..
Пока мерил в штабеля сложенные дрова, к делянке вышла и "Волга". В кабине министр был один, если не считать шофера. Вышел, поздоровался. А Федору Ивановичу даже руку подал. Взгляд мягкий, приятный.
- Давай рассказывай, друг, как дела, что растишь-сажаешь, как выполняются планы? - сразу спросил лесника. Мужики слушали. Пичинкин, улыбаясь, начал рассказывать. По его словам, дела идут "неплохо", - скоро весь лес вырубят, останутся одни пеньки и пустые поляны. Потом показал на лесорубов:
- Вон плахи какие, острыми бензопилами и Пор-гору распилят. Идет дело, как не идет, из-за этого и приходим сюда, - и вновь улыбнулся сквозь зубы.
Министр, сверкнув густыми бровями, тихо сказал:
- С тобой, Федор Иванович, есть особый разговор, пойдем сядем, - и первым пошел к машине.
- Особый так особый, - безразлично бросил Пичинкин и сел за министром в машину.
Когда тронулись, Пал Палыч, повернувшись к нему боком, спросил:
- Вы давно в лесниках, Федор Иванович?
- С первого дня рождения. Правда, тогда в Петровке жили, сейчас ее с землей сровняли. Сначала с дедом ходил деревья сторожить, потом отец меня этому учил, сейчас своего сына вожу по лесу, - буркнул Федор Иванович. Он не знал, зачем об этом начал разговор высокий гость. Возможно, излить душу? Попытает-попытает, а потом его слова передаст Потешкину, тот по "своей дороге" будет его водить. Не только дрова - весь лес ограбит. За украденные бревна он для показухи внес деньги в кассу лесокомбината, а с руководителями такое редко бывает…
- Я не этим интересуюсь, я хочу спросить тебя вот о чем: как ты смотришь на муравьев. Короче говоря, расскажи мне от том, что знаешь об этих насекомых и какая от них польза?
- Какая польза… Санитары леса они, деревья защищают.
- А вот и сами они, ждут нас, - министр остановил машину около муравьиной кучи, которая ворохом зерна лежала недалеко от дороги.
- Давно живу я на земле и все удивляюсь этим трудоголикам. Какие они работящие! - начал рассказывать Пичинкин. - Без них исчез бы лес. В какой-то книге я прочел: муравьев на земле семь тысяч видов! В некоторых муравейниках их аж по сто миллионов.
- Я из-за этого, Федор Иванович, и приехал к тебе. Сейчас над диссертацией работаю, муравьиным обычаям хочу целую главу посвятить. Написал бы, да что скрывать, их я только левым глазом видел, и то в детстве, когда ходил за грибами, - откровенно сказал министр.
- Вы что, закончили лесной институт? - неожиданно спросил Пичинкин.
- Нет, Федор Иванович, моя школа партийная. Двадцать лет работал в райкоме, обкоме, потом послали поднимать министерство… Дела, признаться, идут неплохо - планы выполняются, да в наше время без кандидатской далеко не прыгнешь. Да и замы в затылок дышат. То-то, брат, на каждом месте свои печали.
- Тогда слушай, - начал врать Пичинкин. - В одно лето я провел несколько таких опытов, - он достал из кармана кусок сахара, смочил его из фляжки березовым соком, положил на ветку. Потом запихал палец в муравьиную кучу, достал оттуда несколько муравьев, скинул на сахар. Те его попробовали и, торопясь, вернулись в муравейник и привели за собой целый полк соплеменников.
- Видел? - спросил Пичинкин министра.
- По-моему, и они все понимают.
- Тогда слушай еще о муравьях, - и лесник, удивляясь тому, кого ставят руководителями, вновь начал лить под его хвост воду. Он и сам знал о муравьях лишь одно: что они санитары леса. Пусть слушает, почему не помочь человеку? Если пришлют на его место такого же, что изменится? Этот какой-никакой, знаком уже. Вон и Потешкин, слыхал, боится Киргизова: лесотехнический институт закончил, а директор комбината - церковно-приходскую школу, как за глаза звали партшколу.
Министр долго не задержался. Довез Федора Ивановича до делянки и - вновь в дорогу.
Пичинкину стало не по себе. Как не испортиться настроению, если министр от безделья ездит? Вот куда подходит эрзянская пословица: "Усы длинные, да от них борода не растет".
Думая об этом, Пичинкин начал измерять только что спиленные бревна. До обеда так устал, что не услышал, как к нему на мотоцикле подъехал сын. В куртке из черного брезента, волосы торчком, лицо запыленное.
- Ты откуда так, не из тюрьмы убежал? - недовольно спросил Федор Иванович.
- Тебя пришел, отец, спросить: чинить лодку не поедем в Вармазейку?
- Эка, нашелся мастер, видишь, сколько дел у меня? - Федор Иванович показал на груду бревен, которые подвозил на тракторе Коля Вечканов.
- Время, отец, не ждет. Сура совсем обмелела.
- Ты вот о чем мне скажи, - обратился Федор Иванович. - Почему вся река покрылась зелеными комарами? Не комары - воробьиные клювы. Таких раньше не видел.
- От грязной воды, от чего же. Заводы пачкают Суру. В этом и нашего комбината немалая доля.
- Нашего комбината? - удивился лесник. - От щепок когда вода портилась, что болтаешь? - накинулся он на сына.
- Эх, отец, отец… А еще говоришь, что не постарел! Наш комбинат второй год уже реку травит. Скоро крашеные бочки будут в ней плавать. Потешкин нас заставляет. Так, говорит, больше денег за них возьмем. Так когда в Вармазейку поедем? - вновь спросил Виктор.
- В субботу. Выходной, думаю, дадут тебе?
- В выходные я сам себе хозяин. Тогда в пятницу не приеду домой ночевать, скажи об этом матери.
- В пятницу, видать, у соседки останешься, там теплее? - засмеялся Федор Иванович.
- Прямиком в Вармазейку поеду.
- Не за невестой? Куда только привезешь ее, не в Петровку, в обветшалый дом?
- До свидания, - Витя не стал отвечать, сел на мотоцикл, и только видели его.
Бензопилы жужжали не переставая. Лес трещал, будто лед на реке.
* * *
Со стороны Пор-горы раздался шум электровоза. Виктор Пичинкин спустился к перрону. Олю здесь сразу увидит, девушка остановится перед домиком, который нарекли станцией, и пойдет по узкой тропке вверх по улице, в сторону горы.
Электричка не спешила. Отсюда до Саранска шестьдесят километров, это расстояние она пройдет часа за два.
На перрон вышло человек пять. Оли среди них не было. Витя долго стоял под раскидистой березой, верил, что вот выйдет любимая, поздоровается с ним, протянет ему серую сумку, будто играя скажет: "Вот я и сама приехала…"
Жди-нет, пора уходить. "Видать, эту субботу пропустит. Да, чай, не каждую неделю приезжать. Учится в университете, сегодня-завтра начнутся экзамены, некогда", - думая о девушке, успокаивал себя парень.
По нижней улице спускалось стадо. Из-под коров поднималась горькая пыль. Дневная жара уже отступила. Со стороны Сега-озера дул ветерок, принося облегчающую прохладу. Наконец-то и звезды набрали силу - рассыпались по всему горизонту, отчего небо еще сильнее пожелтело.
Пичинкин долго стоял на остановке и не знал, что делать. Домой пойти, на Пикшенский кордон, или вернуться в лесничество? И захотелось ему поехать в Саранск. "Смотри-ка, обещала, а сама обманула…" - грустно подумал парень. Девушка днем и ночью не выходила из головы. На днях прислала письмо: хотела приехать. И вот тебе, Виктор сам к ней отправился…
В поезд с Пичинкиным село несколько вармазейцев. От их расспросов - куда и зачем? - Виктор прошел в последний вагон. Тот был весь в пыли. Она летела со всех расщелин, лезла в нос.
За окном мелькали порхающие звезды. В вагон зашел его возраста проводник. Сел около Виктора, обратился гнусавя:
- В гьёрод?
- В Саранск, - промямлил Пичинкин.
Проводник достал из накинутой через плечо сумки бутылку пива, раза два глотнув, сказал:
- Жяра невыносимая. Никак, все лето высушит.
- Сожжет, на прохладу не жалуется, - гоня душевную тревогу, сказал Виктор.
- Рот не промочишь? - хотел угостить парень.
- Спасибо! Пить не хочу, - Виктор вновь стал смотреть в открытое окно.
- Штярый вагон, будто штярая телега: трясется и трясется. И пыль не ушпеваешь подметать. Сколько ни закрывал окна - пассажиры все равно открывали их. - Проводник допил оставшееся пиво, засунул пустую бутылку в сумку и направился в другой вагон.
Виктор не заметил, как уснул. Во сне видел незнакомых женщин, которые носили в овраг перед их домом воду. Одна из них ногами месила глину…
Кто-то стукнул его в плечо. Открыл глаза - перед ним стоял тот же проводник. В руках держал зажженный фонарь.
- Ты, дрюжок, так и Москву прошпишь, - засмеялся он.
Действительно, поезд стоял на саранском перроне. Виктор вышел из вагона и, сонно пошатываясь, зашел на пустой вокзал. Прислонился на скамью, стал протирать глаза. Потом посмотрел на часы - времени было около полуночи.
Зашла уборщица, стала подметать пол.
"Смотри-ка, и здесь пустая телега"… - почему-то вспомнились ему слова проводника.
Он вновь вышел на улицу. Вокзал со всех сторон был освещен. Жик-жик, жик-жик, - вздрагивали у дежурного паровоза колеса. Видать, он ждал какой-то состав, станет разводить оставшиеся вагоны. Минут через пять он попятился назад. На его место встал пригородный поезд, и перрон наполнился голосами пассажиров.