Лыжи легко скользили, да и сумка не тянула. Деревья высокие, толстые. Часто встречались и дубы. Они стояли как-то пригнувшись, будто искали в снегу свои желуди. Неожиданно из-под кряжистого дуба выпрыгнуло что-то большое и пестрое. И сразу отяжелелый от снега лес будто вздрогнул. Откуда-то поблизости, совсем из-под рук Олега, широкими, черными крыльями взмахнула сова.
Он спрятался за дерево и стал зорко смотреть. И невдалеке увидел… с оторванным хвостом старую волчицу. Именно ее, за кем он безуспешно когда-то гнался с лесничим более двух километров. Не смогли догнать. Сейчас сама попалась… Жаль, что нет обреза! И Олег вновь самыми недобрыми словами мысленно обругал Захара. Достал нож, стал ждать. Волчица сверкала, сверкала желто-зелеными глазами и тихо, будто хорошо зная, что по ней не выстрелит, спокойно спустилась в Бычий овраг.
Пот прошиб Олега. Добравшись до лесничества, он все не верил, что вырвался живым. Сначала - из села, сейчас из-под клыков волчицы. Он много раз слышал: не собака дикая шастает в окрестностях Вармазейки, а шайтан короткохвостый. Сколько охотников гонялось за ней, сколько капканов ставили на ее тропах, но все напрасно. Она уходила невредимой.
К лесничему он пришел весь в поту. Самого Киргизова дома не было. Олег хотел отдохнуть, но его жена, высокая, как жердь, бросила:
- Кого попало я не оставляю!..
Олегу пришлось через этот же лес выйти на соседнюю станцию. Там уж один Инешке укажет, куда ему идти…
* * *
Пришло любимое время Керязь Пуло: началась гонка. Волчица много раз видела сильного лося, ветвистые рога которого белели, как тронутые инеем. Бык безбоязненно метался по лесу и призывно кричал. Часто около него находилась и самка.
Однажды под ноги Керязь Пуло попали их следы, и она поспешила за ними. Добежала до конца нетронутого Бычьего оврага - глаза округлились: те почти совсем перед ним глодали липовую кору. В молодости она бы сразу бросилась на самку, ту легче завалить, но сейчас волчица держала зло на быка. Бык вздрогнул всем телом, похожие на листья глаза округлились, налились кровью. Он был сильным и храбрым. Да и волчица не испугалась - присела на больную ногу, решая, как легче напасть. Лось понял это и атаковал первым. Твердые плечи у Керязь Пуло - все выдержат. Только сейчас какое там бросаться первой, сама беги, если жить хочется. И она ринулась в овраг. Бык хотел рвануться за ней, но потом, как будто что-то вспомнив, остановился на крутизне. Волчица спряталась за корни дуба и злобно заурчала. Урчи не урчи, но сейчас надо остерегаться. Инстинкт гона свое возьмет…
С этого дня Керязь Пуло стало плохо. Будто зля ее, всюду попадались следы лосей. Если видела их, снова возвращалась в свое логово. Хоть на поиски пищи не выходи.
Волчице захотелось им отомстить. За лосями она шастала повсюду, иногда, наоборот, полдня лежала, не шелохнувшись, в каком-нибудь укромном месте. Вот и сейчас она находилась под большим деревом, сваленным молнией, и сквозь узкие щели ветвей смотрела вперед. Лес был без листьев, его темнили одни высокие сосны. На ветру шуршали их иголки, словно совсем стояла не зима, а теплое, солнечное лето.
После обеда со стороны ближней горы раздался рев. Керязь Пуло вышла со своего теплого места и понюхала воздух со всех сторон - пахло лосями. Она прижалась к земле, спрятала под живот ноющие ноги и стала ждать. Что делали лоси поблизости - этого она не видела. Наконец-то из кустов показалась ветвистая голова, потом и сам бык. За ним ковыляли самка и теленок. Остановились невдалеке от волчицы, начали водить ушами. Потом неспеша - видимо, не почувствовали зверя - стали спускаться к роднику.
Здесь Керязь Пуло не удержалась и набросилась на вожака. Удар был несильным, но бок у лося будто ножом полоснули. Почуяв запах горячей крови, волчица истошно зарычала и со всей силой вскочила на спину быка. Схватилась за шею, начала рвать жилы. У лося согнулась спина, и как он ни старался сбросить Керязь Пуло, но от страха и шагу не сделал. Вдруг он упал, будто кто-то его неожиданно стукнул по ногам молотом. Волчица и тогда не отстала от него, глотала с шумом бьющую кровь.
Четыре дня она, отрыгивая, ела мясо. Четыре дня над ней каркали птицы, норовя стянуть хотя бы кусочек. Однажды самая бойкая сорока, когда волчица задремала, сорвалась с дерева и уже хотела было клюнуть сверкающий глаз лося, Керязь Пуло схватила ее зубами - от той одни перья остались. Другие поднялись в небо и уже больше не возвращались.
Понемногу волчица набиралась сил. Больные места у ней затянулись шершавой кожей. И хотя ноги еще ныли, но с наполненным желудком боль не так чувствовалась. Сейчас она снова хозяйка леса, никого не боялась.
Даже двух молодых волков. Те этой осенью сделали логово недалеко от нее. Совсем они безмозглые, новые соседи: даже днем выходили на большак, где часто ездили машины. Видимо, не знали здешних обычаев и норов тех двуногих, которые за зверьми пускали сжигающие огни. Разочек столкнутся с ними - и конец им.
Под вечер пошел снег. Он был с голову гуся, через час намел целые сугробы. Под утро ветер притих, будто кто-то его спугнул. Только изредка со стороны реки раздавались голоса да удары чем-то твердым.
Керязь Пуло надоело мясо. Захотелось увидеть то, с чем давно рассталась. Ей вспомнились волчата. Они теперь большие, сами выходили на охоту. Кривоногий ее сын с ближайшей деревни притаскивал. Притаскивать-то притаскивал, но кур один ел.
У Керязь Пуло ныли ноги, а сама думала о своей судьбе. Узким отверстием логова стала она, волчья жизнь. Все сужается и сужается, вскоре двуногие ее совсем прихлопнут. Бесстыдную дочь, которая жила со своим отцом, давно не видела: или вдвоем ушли в дальний лес, или попали под горячий огонь.
Поляну, на которую выходили лоси, еле узнала Керязь Пуло: белела так ярко - глаза жмурились. Снег был рыхлым, ноги тонули в нем. Холод волчица не чувствовала, а вот ноги от боли скрючились. Разве убежишь от старости?
Прошла поляну - направилась к осиновой опушке, где этим летом настигла лосенка. У того, тонконогого, макушка совсем пустая: спрятаться бы ему в кустах, а он давай к реке бежать. Вода сама к себе затянет! Ну, догнала его тогда на крутом берегу - тому ни туда, ни сюда…
"Эка, сколько безмозглых на земле! - удивлялась волчица и моргала слепнущими глазами, словно отгоняла не снежинки, а комаров. - Из-за чего только живут такие? Ни вкуса мяса не знают, ни свободы…" И вспомнила тех же лосей. Спят под снегом и дождем, едят гнилой мох - какое это счастье?..
Волчица уже хотела повернуть назад, но вдруг услышала визг и остановилась. Смотрит, прямо на нее бежит кабан. Да как орет, будто его режут! "Беги, беги, сейчас ты мне не нужен, до хвоста наелась мяса, - волчица щелкнула старыми клыками. И сразу подумала о другом: - А что, если подожду… Съест лося, тогда вновь придется шастать голодной. Пусть лезет в болото, я - гамк! - вонючее его рыло, потом пригодится…"
Прикинула, куда спрятаться и юркнула в ближайшие заросли и стала ждать. Кабан подошел к ней совсем близко. Он был весь в крови. Вскоре увидела его преследователя. Тот, хрипя, бежал со стороны осинника. В его руках было что-то черное и дымящееся. Керязь Пуло узнала, кто это. Этот двуногий не раз гонялся и за ней, да не смог догнать. Злой, черт! Сколько лосей погубил - не счесть! Прошлой зимой соседа-волка тоже прикончил, вон, сейчас шкура его, как лопасть мельницы, крутится на нем.
"Ур-ррр!" - Керязь Пуло приготовилась разорвать человека. Детенышей своих подняла, сейчас ей нечего бояться.
Кабан, хрюкая, крутился и не знал, куда бежать. И полез в ржавую, натянутую тонкой льдиной воду. Сделал несколько шагов и стал тонуть. Здесь двуногий приподнял свою вонючую палку и бабахнул.
Сто искр вспыхнуло в воздухе, у Керязь Пуло уши аж заложило. Ой-ой, кабан сразу растянулся в урчащей грязи, даже дышать перестал! Закончил свою жизнь… Преследователь, в высоких сапогах, которые, как и вода, неприятно пахли, подошел к тонущему кабану и попытался вытащить его на сухое место. И неожиданно сам провалился под тонкий лед. Он нервно взмахивал серыми меховыми рукавицами, старался опереться на палку, но вода все сильнее и сильнее затягивала его в свою пучину. И здесь он увидел Керязь Пуло, которая сидела около кучи валежника.
Нет, сейчас волчица не кипела злостью, она только смотрела, как тина затягивает тонущего. В его глазах она увидела такой испуг, какого не видела даже у слабого лося. Двуногий орал истошным криком. Только, кроме волчицы, никто его не слышал. Да и слышать было некому - лес от бурана так завыл, что Керязь Пуло испугалась. В последний раз она взглянула на холодную воду, а та уже пускала темные пузыри да шапка из меха русака плыла и плыла к изогнутой осине, которая жалобно причитала в середине болота. Но разве вырвешься - ведь ржавую топь не преодолеешь!
* * *
Пропажа лесничего подняла на ноги весь район. К начальнику райотдела милиции Давлетову пригласили тех, кто в последний раз видел Киргизова. В Саранске нашли и Вармаськина, который сознался, как они украли моторы в колхозе "Светлый путь". Анфиса, жена лесничего, уверяла в одном: в тот день Захар Данилович ушел на охоту. Он где-нибудь в лесу. Все взрослое население и даже школьники направились на его поиски. И нашли… шапку. Та завязкой одного уха зацепилась за сучок плавающего дерева и будто лодочкой плыла по ветру.
В тот вечер, когда скорбная весть о Киргизове ходила из дома в дом, Иван Дмитриевич Вечканов с Комзоловым вернулись с Кочелая. Только зашли в правление, а здесь Казань Олда так и сказала, что шапку лесничего сначала за зайца приняли. Числав Судосев, который ее первым увидел, уже из ружья хотел пальнуть, но хорошо, что был глазастым - разглядел. Достал шапку длинным шестом, а внутри было два замерзших воробья. Погреться, видимо, птички залезли, а она мокрая…
- Верепаз как учит, - далее говорила Олда, - кто разорит чужое гнездо - тот разорит и свое. А уж кто в чужой душе сделает гнездо - тот совсем никчемный человек…
И о другом сказала уборщица правления: недавно она своими глазами видела, как Трофим Рузавин, зять Вечкановых, накинулся на Нарваткина.
- Как? - остановил бабку председатель.
- Да так вот… Сначала Трофим зашел к твоему отцу, минут через пять - Цыган Миколь…
Председателя будто кипятком ошпарили. Он только вскрикнул:
- Этого еще не хватало!
Сельская сплетница не обманывала: у отца действительно были "гости". И уже дрались! Миколь Нарваткин сидел верхом на Трофиме и уже успел его скрутить. Зять злобно скрипел зубами, только зря. Жилистыми, очень жилистыми были руки у Цыгана. Прижав к полу рыжую голову Трофима, он не давал ему дыхнуть.
Увидев входящего, Трофим хотел было вырваться, да здесь Иван Дмитриевич не удержался - ударил зятя по лицу. Тот, как испуганный лягушонок, вытаращил глаза: как так, вместо помощи сам лезет?
Роза на кухне, вздрагивая, рыдала.
- Отец где? - недовольно спросил Иван Дмитриевич.
- Навестить Судосева собирался, видать, там…
Женщина не успела договорить, как зашел Дмитрий Макарович. Он сразу догадался, в чем дело. Посмотрел на сына и, улыбаясь, спросил:
- Слыхал, как Казань Эмель своего петуха драться учит?
Железные шпоры ему надевает!
Драчуны ушли бы, но Роза остановила Миколя:
- Ты оставайся, пусть душегуб уходит, - и показала на мужа.
Тот хлопнул дверью.
Дмитрий Макарович разделся и подошел к столу, где Нарваткин тер ушибленный локоть. Роза вынесла тряпку, смоченную холодной водой, и стала прикладывать к больному месту. Отец смотрел, смотрел на них и не удержался:
- Выходит, одного в зятья оставила. Смотри, дочка, это твое дело… Только знай: когда гоняешься за двумя зайцами, ни одного не поймаешь.
За Розу ответил брат:
- Новость тебе привез, отец… Сегодня сессия райсовета была. Вместо Атякшова Борисова выбрали. Герасима Яковлевича в Саранск забирают, в Министерство сельского хозяйства. Вместо него присылали одного из соседнего района, да не понравился он нам.
- Почему?
- Слишком хвалил себя. Я, говорит, за полгода ваш район подниму. Так и сказал: "ваш район". Выходит, приехал, чтоб накопить денег. Комзолов первым начал его критиковать.
- Ну, Павла Ивановича ничем не угощай, только дай выступить, - засмеялся старший Вечканов и сразу сменил разговор:
- Слышал, лесничий утонул?
Иван Дмитриевич кивнул.
- Крот умирает кротом…
- Ты что так, отец? - оторопела Роза. - Он какой-никакой, а человек…
Отец с сыном молчали.
Только Миколь покрутил кудрявой головой. Что он думал в эти минуты, знал только сам.
* * *
На лыжах Числав Судосев дошел до берега Суры и остановился. Перед ним открылись светлые дали. Солнце село, казалось, прямо ему за спину. Безмолвная река протянулась вдоль кромки леса длинным белым рукавом. Здесь, между Вармазейкой и Кочелаем, остановиться бывает негде - столько рыболовов приезжают из Саранска! На льдине как куропатки.
Хорошо, что последняя поземка разровняла все проторенные тропки: никуда не пройти, снег по пояс. Сейчас вот и мороз покалывает уши. До Нового года осталось полдня, еще за елкой надо съездить. Числав спустился с пригорка. Ветер сжигал лицо. Вот так они, сельские парнишки, в детстве безбоязненно катались с Пор-горы. Давно это было, да, кажется, будто вчера…
Думаете, живя около леса, недолго срубить елку? Нет, Числав рассматривал каждое деревце, сто следов оставил от своих лыж. Наконец-то одна понравилась ему - маленькая, кудрявая. Прошелся вокруг нее, пощупал-поласкал - хорошая елочка!
Засунул топор за ремень, взвалил её на плечо и - домой. Сегодня он обрадует Максима, да и в семье Новый год встретит, хотя в деревне не все этот праздник отмечают.
Игрушки Наташа купила в магазине. Елку нарядили, повесили гирлянды. С лампочками малыш играл до полуночи, пока не заснул. Полюне всего год, она эту радость еще не понимала и сидя сосала свою соску.
Поздравить всех с Новым годом спустился с печки и отец. В последнее время Ферапонт Нилыч чувствовал себя неважно, похудел и был раздраженным.
Сели за стол, подняли рюмки. Отец даже не пригубил. Посидел немного и захотелось ему выйти на улицу. Вышли втроем: сам и Числав с Наташей. Числав придерживал отца за плечи - не упал бы. Идя тихонечко по улице, Ферапонт Нилыч тяжело вздыхал - боль из груди не уходила. Прошелся немного - и вот на тебе, как будто галопом проскакавшая лошадь, уже вспотел.
- Видать, это последний мой праздник, - признался он.
- Э-э, отец, ты еще как молодой парень, - старался успокоить его Числав. - А если тебе тяжело ходить, пригоню бульдозер, расчищу дорогу, тогда бегом будешь бегать.
- Чисть, чисть, как по прошпекту буду ходить, - Ферапонт Нилыч сделал самостоятельно несколько шагов, чтобы показать, что он еще держится. - Ночь больно хорошая, даже не хочется домой заходить!
Действительно, ночь была чудной. Полная луна улыбалась как будто ребенок, щедро одаренный игрушками. По синему полотну неба, которое опоясано дымкой Млечного Пути, дрожащими каплями плясали звезды. Недавний ветер спрятался куда-то. Тихо. Ни шороха.
Числав с Наташей завели отца в дом, сами снова вышли на улицу. Прошлись вдоль Суры с полкилометра и вернулись.
На улицах веселился народ. То и дело играли на гармошке и пели песни.
- Знаешь, давно тебе хотел сказать: надоело мне дома сидеть. Максим в школе. С Поленькой мама возится, - начала жаловаться Наташа. - Я бы в детсад пошла, приглашают меня воспитательницей. Летом и в школе место освободится…
- Тогда жди, когда садик откроют. Слышал, на ремонт закрывали, - недовольно сказал муж.
- Да уже вчера садик открыли!
- Если у тебя такое большое желание, тогда иди. Знаю, сидеть дома не сладко, - согласился Числав.
Когда дошли до дома, луна успела спрятаться за лесом. Над Сурой поднялись огненные столбы, сверкающие и высокие - до неба доставали.
- Это еще что такое? - увидя их, удивилась Наташа.
- Это, жена-красавица, небесные часы. Они наше счастье взвешивают, - засмеялся Числав.
Все было хорошо, только вот отец сильно болен. Жди удара.
…Это произошло в бане. Числав любил париться. Глядя на него, и Ферапонту Нилычу захотелось разогреть старое тело березовым веником. Устав от горячего пара, он сидел на нижней полке весь красно-синий, в поту, и жаловался Числаву на ноящую поясницу. И неожиданно, присев на колени, упал.
- Эх ты, чертова старость… - с сожалением выдохнул он. - И уже сыну: - Воздуха не хватает… Открой… дверь.
Числав торопливо надел штаны, обул валенки и без рубахи, накинув лишь старую фуфайку, побежал за санками. Мать с сыном накрыли отца тулупом и повезли домой.
Сначала они думали, что Ферапонт Нилыч угорел. Но он не вставал и чай пить. С Кочелая обещали прислать врача. Судосев его уже не дождался. Не дождался и сына с работы. Числав ездил к одному браконьеру за сетью. Горькую весть услышал от людей, когда слез с автобуса около почты. Там увидел и Наташу. Жена ничего не сказала, только велела скорее пойти домой, а сама, утирая слезы, пошла отправлять телеграммы.