* * *
Убрав стол, Роза разобрала постель, разделась и легла. Свет не потушила: скоро муж с гостем должны вернуться. "Где сейчас шатаются, неугомонные. Никак не могут успокоиться - ставь для них хоть ведро.
От него и ложки не оставят, все слопают!" - ругала про себя она мужчин. Долго смотрела в потолок. Там, в широких сосновых досках, нового ничего не нашла. Вспомнила, что не дочитала купленную в Кочелае книгу, достала ее из-под подушки, открыла нужную страницу.
В книге рассказывалось о том, как в Великую Отечественную войну один партизан уничтожил роту фрицев. Победил даже тогда, когда немцы его окружили на опушке леса, откуда некуда убежать. Партизан вышел из-за толстого дуба - и как начал их косить из автомата!
"Сказки! Автор, наверное, думает: читатели совсем наивные - о войне что угодно им ври…" - недовольная чтением, подумала Роза. Сбросила одеяло, встала закрывать трубу. В голландке головешки догорали голубоватым огнем. Помешала их кочергой - те, будто девичьи губы, сразу покраснели.
Роза бросила взгляд на настенные часы: была уже полночь. Погасила свет, вновь прилегла. Уснула бы, да за голландкой следить нужно. Одна старуха раньше времени закрыла трубу - утром уже не встала: угорела.
Эта бабка приходилась им дальней родней. Когда Роза ходила в школу, она каждое утро выходила к ней навстречу: то пышку сунет в руку, то угостит испеченным на поду яйцом. Наверно, от одиночества: жила одна, детей не было. О ее смерти Роза услышала позже, будучи уже в Саранске, куда отца направили работать. Если бы сообщили вовремя - хоронить бы поехала. Она и сейчас, посещая могилу матери, заходит и на могилу той старушки, приносит цветы. Хорошее никогда не забывается.
Вспомнила Миколя. "Глаза насквозь сверлят. Попадешь к такому - из рук его не вырвешься", - забеспокоилась женщина, и чуть ли не с головой ушла под одеяло, будто гость действительно лез к ней, и она этим одеялом спасала себя.
"Ой, совсем заболела, увидев его в первый раз", - подумала она. Пронзительный взгляд Миколя до сих пор волновал сердце. Из-за этого Роза и не выходила. Смотрела в комнате телевизор. "Хватит, завтра рано вставать", - старалась успокоиться.
Утром Роза вышла работать на ферму. Услышали об этом в правлении - руками взмахнули: с дипломом техникума доить коров? Брат, председатель колхоза, тоже не выдержал:
- Ты, сестра, с ума что ли сошла?
Сошла или нет, но бухгалтерское дело оставила. От шушуканий устала. Как-то услышала, что брат с сестрой колхозные деньги считают, пришла и подала заявление об уходе. Затем прилипла к базару. Трофим научил. Тот днем и ночью рыбу ловит. Иногда целыми мешками привозит. Женщине уже поднадоело ее чистить и солить.
О выходе на ферму не сказала мужу. Не поймет! Не человек - камень! Смысл жизни видит только в одном - копить деньги! Правда, рыбу на базаре продает Роза. Но хозяин все равно муж! Ночью из платка вытряхнет деньги на стол - красные, зеленые, синие - весной столько цветов не сыщешь… И принимается считать. От людей стыдно. Особенно перед подругой детства Наташей Пичинкиной. Та, бывало, каждое лето жила в Вармазейке у тети Лены Варакиной. Сейчас врачом в Кочелаевской больнице работает. Недавно встретились. Та о работе спрашивает… Роза махнула рукой и замолчала: не скажешь, что торгует ворованной рыбой. Брат ее, председатель колхоза, к ним даже не заходит. Отец только, Дмитрий Макарович, иногда приходит и то - лишь поругать. Вырастил, говорит, и едешь на шее у государства.
На что им столько денег? Столько добра накопили - некуда деть! Дом - почти барский. Трофим сам построил, собственными руками. В железном гараже держат машину. С тремя колесами мотоцикл раньше "Москвича" был куплен. Недавно Роза пристала к мужу: "Продай "Урал", все равно ржавеет". - "Пусть стоит, хлеба не просит", - ответил тот.
Люди по гостям ходят, по грибы, ягоды, купаться… Трофима ничем из дома не вытащишь. И гости к ним не заглядывают. Удивительно, как Миколя впустил. От одной яблони, видать, яблоки. У Трофима самые лучшие друзья - рыба из Суры. Леща считает за "царя". На стол, говорит, положишь, - глаза разбегаются, на базар отнесешь - в деньги превратится… А как живут?
Ни любви между ними, ни согласия. Да и откуда им быть? Поженились они в спешке, словно на пожар их гнали. Однажды зашел к ним Рузавин, сказал, что она ему нравится. Роза не возразила. Ведь когда-то надо замуж выходить - такая у женщин судьба. Судьба-то судьба, да слишком уж горькая она сложилась. На людских глазах они будто бы хорошая семья, а дома, увы, каждый живет сам по себе, своей обособленной жизнью. Детей нет. А когда детей нет, и нет родства-то особого, что держит намертво, не дает распасться…
Недавно по этому поводу отец так сказал:
- Смотри, дочка, постареешь, как я, за хлебом некому будет сходить. Его ведь в магазин не пошлешь, - Дмитрий Макарович показал на дремавшую на полу, ростом с теленка, овчарку.
"Что тебя держит, приходи к нам!"- по-своему поняла тогда его Роза. Тот уже шел от них домой, а она все думала над сказанным: в семье отдельно жить - это как в пруду стоячая вода. Помутнеешь, покроешься ржавчиной. Счастье не в том, что около тебя мужчина. Их вокруг много. Да ведь совсем не знаешь, кого Бог наречет только для тебя одной, не знаешь, кто он - единственный. Бодонь Илько чем не парень? Кто знает - возможно, что он и есть ее счастье. Зимой вместе однажды под вечер с базара шли. Розе тогда протянул руку, чмокнул в щеку и сказал:
- Я, Роза, с детства тебя люблю. Забыла, как мы в лес на лыжах ходили? Вот с того самого дня. Плохо будет тебе - скажи…
Роза от услышанного съёжилась. Еле пришла в себя, испуганно огляделась - не дай Бог кто услышит! - и быстро прошептала:
- Иди домой, Илько, тебе и незамужняя счастье подарит.
Однажды он заходил к ним днем. Благо, мужа не было. Плевками бы обрызгал - не любит гостей. Потому и собаку откуда-то привез. Сегодня после прихода Миколя привязал ее у бани. Хорошо, что дома не стало псиного запаха.
Роза продвинула занавеску, посмотрела на улицу. В небе горели ясные звезды - облака рассеялись. В этот миг и увидела полыхающее зарево со стороны Пор-горы. Пожар! Наспех оделась и - на улицу! Не успела выйти к проулку - оттуда огонь можно было лучше разглядеть - навстречу бегут Трофим с Миколем.
- Вы откуда сорвались? - набросилась женщина на них. Бегущие вздрогнули и остановились. Запыхавшись, они не могли вымолвить и слова. - Не видите что ли - конюшня горит!
- Ой, правда! Пожар, пожар!
Городской гость будто только что увидел пламя.
- Кому нужно - потушат. Айда зайдем. Завтрашний день долгий и у него свои заботы.
Роза замерла и не знала, что сказать. Вскоре Трофим вновь вышел на улицу, направился в огород. Оттуда вернулся с собакой.
- Тушитель пожара, здесь лягешь, под снегом? - Вновь он бросился на жену.
Роза молча прошла мимо, закрыла в сенях дверь.
А жители всё бежали и бежали на пожар. Некоторые суетились от дома к дому и будили сельчан. В сторону полыхающего пламени внимательно смотрел и пес, привязанный перед дверью. Он как будто знал: сегодня ночевать в тепло не пустят. Придется охранять дом на улице.
* * *
Ураган бушевал до самого утра. То и дело стучал в низкие окна палаты, разметая жужжащие, как пчелы, снежинки. Они прилипали к стеклу, покрывали его белым платком. Павел Иванович долго смотрел на них, будто искал что-то, понятное только ему одному. Но разве найдешь в этих снеговых узорах красоту жизни или утоление от боли? Не найдешь. Павел Иванович не спал всю ночь. В ушах, не переставая, слышался шепот старух, стоящих у гроба и вспоминавших Веру: какой она была хорошей, сколько всего натерпелась от болезни…
Комзолов закрывал глаза и будто проваливался в глубокую прорубь. Потом темные мысли помаленьку рассеивались-светлели, выводили из кромешного небытия, и перед глазами вставала та весна, когда он на лошади (до сих пор не садится на машину) приезжал за Верой в больницу, где сейчас находится.
Тогда Вера родила Женю, их первенца. Комзолов до сих пор помнит, как посадил ее в тарантас, как ехали… Сказочной жар-птицей светило солнце, пели птицы, у дороги цвела черемуха. От ее белизны даже уставали глаза. Лошадь Павел Иванович не гнал - куда спешить, жизнь долгая! Сынишка спал у матери на руках, не знал, какими счастливыми были его родители. Павел Иванович не выдержал, открыл покрывальце, посмотрел на малыша.
"На тебя похож, на тебя", - мягко улыбнулась жена.
"На кого же ему быть похожим? Если на Казань Эмеля? А что, Эмель недалеко живет - в соседях. За день раз пять зайдет, все поднеси да поднеси". Так шутил от радости Комзолов.
Павел Иванович испуганно приоткрыл глаза, посмотрел налево, где было еще два места. Соседи по палате куда-то вышли, не заметил, когда.
Он тоже бы встал, да не разрешают. Даже лежать на боку. Во двор без помощи не сходишь - стыд… Вновь задумался о прошлом. Оно, пусть даже ненадолго, приносит что-то необъяснимо светлое.
За дверью послышались голоса. Павел Иванович узнал Ивана Дмитриевича по скрипучему от курева голосу.
Зашел председатель колхоза "Светлый путь" Вечканов, с кем провели босоногое детство, учились в университете.
- Не обижайся, Паша, никак не мог придти к тебе раньше.
Протянул руку:
- Шумбрат!6 - Смотри, что на улице творится, конца зимы, кажется, не будет, - начал разговор гость. Подвинул стул поближе к койке, присел. - У-у-х, жарко! - вынул из кармана платочек, протер вспотевшее лицо. - Снег - это хорошо. Много влаги будет… - Посмотрел вокруг, заулыбался: - В мягкое место часто колют?
- Про уколы спрашиваешь? Порядочно. Давай рассказывай, какие есть новости.
- К весне понемногу готовимся. Чай, скоро и сам выйдешь! Без тебя тяжело. Что еще?.. Атякшов кирпич обещал для новой конюшни. Сейчас строителей ищу. В своем селе, сам знаешь, не найти. Конюшню из белого кирпича поставим. - Вечканов расчесал густые с проседью волосы, добавил: - Эх, чуть не забыл сказать: Игорь приехал. Он сегодня тебя навестит.
- Какой Игорь? - удивился Комзолов.
- Какой-какой… Буйнов! Твой племянник. Забыл что ли, зимой с ним встречался, приглашал к себе зоотехником… Не вини его: во время похорон Веры он был в командировке, не знал… Хорошо, что на поминки успел.
Новость о приезде Игоря обрадовала Павла Ивановича. Это же здорово, что парень возвращается на родину. Семье будет надежной опорой. Женя с Митей сейчас, наверное, прыгают от радости. Пока он в больнице, их одних, конечно, не оставят, но всё-таки… Совсем забыл про поминки. Хвороба все в голове перетрясла. Ведь как бывает в жизни: забыл о девяти днях! Девять дней как Вера там, откуда не возвращаются. Живет, живет человек, смеется, радуется и вот на тебе - его как и не было. Разве скажешь о Вере: не было? Сколько радости подарила! Смерть ее будто острием топора оставила в его сердце отметины. Такие раны ничем не залечишь. Палец порежешь, остальные целы, боль пройдет, а поранишь душу - ничем не поможешь.
Думая об этом, Комзолов чуть не забыл о друге. Вечканов понял его состояние, поэтому и молчал: для каждого горя - свое время. Может, о поминках и не надо было вспоминать. Утром Иван Дмитриевич заходил к Комзоловым. Казань Олда с Розой щи варили и кашу. Колхоз помог мясом, мукой, жители - добротой. Только Веру уже не вернешь. Перед больницей об этом говорила и его жена. Говорила, а сама плакала. Да и как не горевать? Вера была самой близкой подругой. И замуж вышли почти в одно время: сначала их свадьбу отпраздновали, потом Комзоловых. Новый год вместе встречали, до болезни Веры. Потом уж какие застолья…
Наконец-то, немного успокоившись, Павел Иванович спросил:
- Дмитрич, как думаешь - ранняя весна будет?
- Снег уже всё равно осел, - председатель показал на окно. - Ветер зря пыжится.
Немного помолчал и начал о другом:
- Совсем забыл сказать: Роза вышла на ферму коров доить.
- Это хорошо. А что наш делец, Трофим, все не выходит с реки?
- Нет. На днях встретил около правления, спрашиваю: "В Суре водится рыба"? Поскрипел зубами, а потом как набросится:
"Ты, председатель, учи уму-разуму тех, кто в поле гнется, а меня не трогай". Сначала думал, что и Розе на ферме не место. С дипломом же! Пускай с техникумским, но дипломом. Потом уже с ней согласился. Выходит, человек без диплома - не человек? Вон Судосев, наш кузнец, всего четыре класса имеет - а его на инженера не променять! Золотые руки: за мотор возьмется - в "Райсельхозтехнику" не вози. Топор возьмет - хоть дом, хоть сруб для колодца срубит. Мастер!
Прошлой осенью его сына, Числава, в Ульяновске встретил. Признался: соскучился, говорит, по Вармазейке, - сказал Комзолов.
- Он - отрезанный ломоть, его не трогай - не вернется.
- Почему не вернется? Ты, Дмитрич, насчет этого, смотрю я, не очень большой стратег. Почему бы парню не возвратиться, когда душа тянет в родное село? В Ульяновск жена перетянула, она оттуда родом. Люди, дружок, как ласточки: где бы ни летали, стремятся к своему гнезду.
В палату вошли больные. Один уже довольно-таки старый, лет под шестьдесят, второй подросток. Поздорововались с Вечкановым и, не снимая одежды, прилегли на кровати. Это не понравилось Ивану Дмитриевичу: как это - в больнице и в измятой одежде?! Он искоса посмотрел на парня и спросил:
- Ты откуда будешь и как зовут-то?
- Ваней. Качелаевский я, а что? - приподнял тот с подушки взлохмаченную голову.
- Был бы в шубе и в ней залез в постель? Топят плохо, мерзнете?
Веснушчатое лицо парня покрылось спелой земляникой.
- И волосы пора постричь. Ножницы не привезти? Машина здесь, во дворе. Привезу?
- Простите, - засмущался подросток.
Смотрит Комзолов, старику тоже стало неловко и сменил разговор:
- Куда, Ваня, ходили, не на уколы?
- К тете Нине. Сказала, скоро Вас навестит.
- Кто это тетя Нина? - Вечканов понял, что зря обидел парня. Здесь не колхозная ферма - больные. Посидел еще немного, подал руку Комзолову: - Пока, Паша, мне пора. Еще на кирпичный нужно зайти. Завтра вновь забегу. Атякшов на совещание вызвал. До свидания! - Встал с места и, посмотрев на парня, добавил: - Ты, тезка, не сердись. Я это сказал так, ради совета. А вот волосы остриги - не идут. - И вышел из палаты.
"Всегда вот так: ляпнет что-то, а потом оправдывается, - подумал Комзолов о председателе. - И у парня нашел недостатки!"
* * *
На улице большими, с грачиную голову, хлопьями валил снег. Грустили березы. Глядя на них, Павел Иванович вдруг вспомнил сестру, умершую при родах Игоря. Комзолов тогда учился на третьем курсе университета, жил с Вечкановым в одном общежитии, хоть и факультеты у них были разные.
Шли экзамены. Паша каждое утро брал одеяло, учебники, шел на берез Инсара. Раздевался, повязывал на голову полотенце и, лежа на животе, "грыз" науку. В тот день он тоже был на берегу. Наука была не очень трудной: сорта пшеницы Паша хорошо знал, умел наладить сеялку, сколько и какие удобрения внести, какое поле вспахать, какое оставить под парами. Не зря профессор Данилов во время практики говорил студентам:
- Учитесь у Комзолова. Он на своем горбу все испытал.
Паша с детства учился хлеборобскому делу, не выходил с поля. Вначале с отцом на тракторе работал, затем до армии водил комбайны.
На агронома пошел учиться из-за этого: обещал себя земле-матушке, которая баюкала его, как колыбель. Он до сих пор не забыл: выходил в поле с восходом солнца, там пшеница колыхалась морем, радовала душу. А как пели перепелки - слушаешь их с открытым ртом! "Куд-куды, куд-куды", - кричали они во ржи. Хоть сами и с детский кулачок, а голоса на тридевять земель раздаются.
Поле питает душу не только хлебом и птичьим пением. Кто слышал перепелиные песни, тот, как считает Павел Иванович, уже счастливый человек. Перепелка - птица полевая, с ней связано самое дорогое в жизни - хлеб. Нет на столе хлеба - и песни не нужны.