Роман "Дороги, которые мы выбираем" - современная книга. Действие ее происходит в период великих перемен в жизни нашего общества, в нору могучих творческих преобразований. Герои романа - секретарь обкома Баулин, Арефьев, Агафонов, геолог Ирина Волошина и другие - всем сердцем принимают исторические решения Двадцатого съезда партия и повседневно в своих делах претворяют их в жизнь. Это цельные люди, принципиальные во всем - в труде, в быту, в любви и дружбе. С психологической правдивостью раскрывает писатель взаимоотношения Арефьева со Светланой, Ириной, Орловым. Через борьбу с самим собой, колебания, страдания Андрей идет к большой правде чувств; стремится найти свою дорогу в жизни и Светлана. Верные, честные пути избирают молодые герои романа.
Содержание:
АЛЕКСАНДР ЧАКОВСКИЙ 1
Александр Чаковский - ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 36
РОМАН-ГАЗЕТА 14(218) 1960
АЛЕКСАНДР ЧАКОВСКИЙ
Три года назад в "Роман-газете" (№ 10 за 1957 г.) была опубликована повесть Александра Чаковского "Год жизни", посвященная строителям туннеля на Севере. Она кончалась лирическим размышлением героя повести Арефьева о двух типах людей: одни бездумно бредут по дороге жизни туда, куда она сама ведет их; другие - "хозяева дорог". Они твердо и бесстрашно идут вперед, только вперед. "И каждый километр пути, каждый год жизни обогащает их душу, разжигает их желания, обостряет зрение".
Вот об этих-то людях, смелых новаторах, их борьбе с трудностями и препятствиями, о том, как растут они духовно, как мужают нравственно, и написан новый роман А. Чаковского "Дороги, которые мы выбираем". Многие персонажи романа нам уже знакомы: молодой инженер Андрей Арефьев, Светлана Одинцова, парторг Трифонов, старейший рабочий стройки Агафонов. Повествование снова ведется от лица Арефьева, и этот прием позволяет автору глубже войти во внутренний мир героя, проследить диалектику его духовного роста.
Роман "Дороги, которые мы выбираем" - современная книга. Действие ее происходит в период великих перемен в жизни нашего общества, в нору могучих творческих преобразований. Герои романа - секретарь обкома Баулин, Арефьев, Агафонов, геолог Ирина Волошина и другие - всем сердцем принимают исторические решения Двадцатого съезда партия и повседневно в своих делах претворяют их в жизнь. Это цельные люди, принципиальные во всем - в труде, в быту, в любви и дружбе. С психологической правдивостью раскрывает писатель взаимоотношения Арефьева со Светланой, Ириной, Орловым. Через борьбу с самим собой, колебания, страдания Андрей идет к большой правде чувств; стремится найти свою дорогу в жизни и Светлана. Верные, честные пути избирают молодые герои романа.
Александр Чаковский хорошо знает все, о чем он пишет. Этот писатель всегда идет от жизни, от изученного, часто - лично пережитого.
А. Чаковский - прозаик и журналист. Его деятельность газетного корреспондента, публициста помогает созданию больших художественных произведений. Так были созданы все его романы и повести.
В годы Отечественной войны, побывав в осажденном Ленинграде, военный корреспондент А. Чаковский написал повесть о героических защитниках великого города "Это было в Ленинграде" (1944). Вместе с более поздними книгами "Лида" и "Мирные дни" (1946) она вошла в трилогию о ленинградцах-героях войны и мирного труда. Роман "У нас уже утро" (1950) возник после пребывания автора на фронтах в Корее, куда Чаковский поехал в 1950 году в качестве корреспондента.
Стремлением ответить на новые важные вопросы современности вызваны книги о людях Заполярья - "Год жизни" и "Дороги, которые мы выбираем". И в них писатель шел от живых впечатлений, полученных в поездках на Север.
Роман "Дороги, которые мы выбираем" не может оставить читателя равнодушным. В нем нарисованы образы людей; идущих к коммунизму. Книга захватывает и остротой сюжета, и ощущением подлинности изображаемого, и атмосферой творчества и борьбы, бурного кипения нашей жизни, так хорошо в ней переданной.
А. Дымшиц.
Александр Чаковский
ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- …Вы что здесь делаете? - спросил я, останавливаясь.
Эта девушка была странно одета. В лыжных штанах, но в туфлях вместо привычных в туннеле сапог, в горняцкой брезентовой куртке, но без обязательной в штольне каски. На груди у нее болтались фотоаппарат и осветительная лампочка. В руках она держала блокнот. Нелепый вид!
- Кто вы? Из газеты? Корреспондент? - продолжал спрашивать я. - И кто вас пустил в туннель?
Очевидно, все это звучало грубовато. Но я был в отвратительном настроении. Уже не первый день. Всю последнюю неделю мы получали только половину нужного нам цемента. План бетонирования туннеля срывался. Часть рабочих простаивала.
И сейчас, хлюпая по лужам, я шагал по туннелю вслед за директором комбината Кондаковым злой как черт. Мы направлялись к восточному порталу, близ которого была расположена контора "Туннельстроя". Я с нетерпением ожидал того момента, когда мы войдем в мой кабинет, я закрою дверь и выговорю Кондакову все, что думаю о его отделе снабжения.
И вдруг я увидел эту нелепо одетую девушку. Она что-то разглядывала в стене штольни, когда я обрушился на нее со своими вопросами.
Девушка внимательно смотрела на меня и молчала.
- Почему не отвечаете?
- Просто не знаю, на какой вопрос ответить сначала, - спокойно и, как мне показалось, чуть насмешливо сказала она. - Ну, попробую по порядку. Я геолог, следовательно, не корреспондент. Войти в туннель мне разрешил главный инженер…
Кондаков, услышав наш разговор, тоже остановился.
- Почему без каски? - внезапно вмешался он.
- Извините, - ответила девушка, - но у меня своей нет. А ваши товарищи не предложили. Конечно, я знаю правила… - Она посмотрела в упор на Кондакова и добавила: - Между прочим, вы тоже без каски.
- Это директор комбината, - пояснил я, понимая, что мои слова прозвучали довольно-таки глупо.
Девушка незамедлительно этим воспользовалась.
- Понятно, - произнесла она, как бы про себя, - у директора голова должна быть крепче…
Кондаков даже поперхнулся от такого нахальства.
- И вы, конечно, какой-нибудь начальник? - продолжала как ни в чем не бывало девушка. На этот раз она обращалась ко мне. Я тоже был без каски.
- Начальник "Туннельстроя", - автоматически ответил я. Я мысленно выругал себя за то, что не срезал эту самоуверенную девчонку.
- Моя фамилия Волошина, - сказала она, видимо решив, что пора начать говорить всерьез. - Наша экспедиция приехала сюда только вчера. Будем заниматься минералами и структурой здешнего массива. А я вот узнала, что здесь туннель строят, - и, конечно, сразу сюда.
Она улыбнулась и сделала паузу, точно ожидая нашей ответной улыбки. Но мне было не до любезностей. Что же касается Кондакова, то он вообще редко улыбался "при исполнении служебных обязанностей".
Лицо девушки вновь стало серьезным.
- Кстати, я хотела вас попросить… - начала было она.
- Мне сейчас некогда, - оборвал ее я, злясь более на самого себя, чем на эту увешанную аппаратурой самонадеянную девицу.
- Если есть вопросы, приходите в контору. И скажите, чтобы вам выдали каску, - бросил я уже на ходу, не оборачиваясь.
Через минуту я забыл об этой девушке. Светлое пятно возникло перед нами. Мы подходили к восточному порталу. Я посмотрел на часы. Было без четверти семь. Хорошо, что мне удалось затащить Кондакова к себе. Пусть он разок поглядит на работу своего Управления не с директорской вышки, а снизу, из моей конторы. Кондаков шагал передо мной в своих хромовых сапожках с низкими голенищами, в спецовке, небрежно накинутой на гимнастерку. Сам я был в спецовке, надетой на пиджак, и тоже без каски. На секунду у меня возникла мысль: а почему это начальство часто пренебрегает резиновыми сапогами, рабочими брюками, курткой, каской? Наверное, мы полагаем, что опасности, грозящие обычному смертному, нам не страшны. Как болезни врачам.
Мы подошли к длинному двухэтажному зданию. Там размещались наша контора, душевые и комната отдыха для рабочих. Мой кабинет был в конце длинного коридора, в административной половине здания.
- Ну, нет у меня цемента, - упрямо сказал Кондаков, входя в мою комнату и опускаясь на стул, на котором обычно сидел я. - Что, я тебе десять раз повторять должен? Нет, понимаешь?!
- Есть, - негромко возразил я.
- Ты снова за свое? - предостерегающе произнес Кондаков и нахмурил свои мохнатые брови.
Я промолчал. Я не мог сказать Кондакову ничего нового. Все мои аргументы, все требования я уже выкладывал ему не раз. Повторять было бесполезно.
Да, цемента не хватало. Мы недополучали его по многим причинам. Цемент был нужен для жилищного строительства, которое начинало развертываться в области. Цемент был также нужен для большого здания дирекции комбината, которое в течение трех лет никак не могли достроить. Любой намек на то, что с завершением здания можно было бы повременить, воспринимался Кондаковым как личное оскорбление.
Я понимал, что, даже если перестать строить дом для дирекции, цемента нам все равно не хватит. И все же от сознания, что "мой цемент" расходуется "не по назначению", я места себе не находил.
Однако сейчас я старался держать себя в руках. Если я хочу хоть чего-нибудь добиться от Кондакова, то лучше не касаться вопроса об его управленческом здании. Я уже проверил это, и не однажды.
- Что же все-таки будет с туннелем? - спросил я.
- Ты помнишь, Арефьев, дела давно минувших дней, - хитро прищуриваясь, сказал Кондаков, - помнишь, когда еще начальником участка был, как ты нам насчет, жилых домов печенки проедал? Я тебе говорил: а туннель? План давай, проходку давай! А ты мне что в ответ?
- Это было совсем другое дело!. Тогда речь шла о домах для наших рабочих.
- А другие рабочие тебя не касаются? То, что в области для них дома строят, это тебя не трогает?
- Но у меня же туннель, план!
- И я, помнишь, тогда говорил: у меня же план, смета!.. А ты - в обком. Помнишь?
- Я и сейчас готов ехать в обком! - воскликнул я.
- С чем? С предложением сократить жилищное строительство в области и отдать цемент тебе?
У меня были и еще кое-какие мысли на этот счет. Можно было бы поговорить, так сказать, пошире. Например, об отношении Кондакова к строительству туннеля…
Но я промолчал. Сейчас у меня была одна цель: вырвать у Кондакова хоть немного цемента, - и ссориться было явно ни к чему.
Расчет оказался верным. Мое молчание директор истолковал как покорность, а покорность начальству он очень ценил.
Кондаков медленно поднялся.
- Ладно, так и быть, вагон цемента я тебе подброшу, но больше не проси. Все. Вечерком заходи, сгоняем в "козла".
Он махнул рукой и быстро пошел к двери.
Директора комбината не часто удавалось затащить в туннель. Нет, дело заключалось совсем не в том, что Кондаков был "кабинетным" руководителем. Просто он уделял большую часть своего времени другим объектам - рудникам, обогатительной фабрике. Они давали реальный план, их продукция определяла показатели работы. Наш туннель, который должен был соединить рудники с фабрикой напрямую, пока что никак не влиял на выполнение плана по комбинату в целом.
Нам предстояло сказать свое слово потом, через год, когда по туннелю пройдет первый нагруженный рудой железнодорожный состав. Через год!
Еще месяц назад я был уверен, что мы закончимстроительство досрочно. Но сейчас…
Мы понимали: можно ускоренно укладывать пути, расширять туннельный профиль, досрочно электрифицировать некоторые участки… И все же мы не сдадим туннель ни досрочно, ни в срок, если работы по бетонированию будут срываться изо дня в день. Я затащил Кондакова в туннель с намерением сначала показать ему ожидающие бетонирования участки, негодный лес, который нам привозят для креплений, а потом уже здесь, в конторе, припереть директора к стене, заставить его принять меры, найти цемент во что бы то ни стало.
Но Кондаков вывернулся, отделался всего-навсего одним вагоном. Обвел меня вокруг пальца. Толстый, рыхлый, он умел становиться вертким, как угорь.
Я сел за стол и, пожалуй, в первый раз за долгое время почувствовал, что устал.
Все было, как обычно. Я сидел за столом, кое-где заляпанным чернилами, видел перед собой телефон с облупившейся краской, перекрученный черный провод, соединяющий трубку с аппаратом, металлический стержень на деревянной подставке, на который я накалывал донесения диспетчеров, пепельницу с пожелтевшим дном, две табуретки, сколоченные еще в первые дни нашего строительства, видел графики и диаграммы, приколотые к доске… Я видел все это уже много дней, каждый день с тех пор, как мы построили это новое здание вместо хибарки, где на первых порах помещалась наша контора; и никогда еще все это не казалось мне таким однообразно-унылым.
Я знал причину своей усталости: я вдруг почувствовал, что мы работаем на холостом ходу. Я мог призывать, требовать; мы могли повышать темпы, укладывать не сто, а двести метров электропроводки в смену, не десять, а двадцать метров путей, вынимать не пять, а пятнадцать кубометров породы, - и все это не приближало бы нас к цели. Проклятый цемент!
Мы привыкли одолевать трудности. Жили в бараках - построили дома. Мы ели остывшую пищу, которую привозили в термосах из Тундрогорска, - открыли хорошую столовую. Ходили умываться на озеро- теперь у нас душевая и круглосуточно горячая вода. Не хватало людей, оборудования - бурильных молотков, шлангов, - всегда чего-нибудь не хватало! Но я верил, что это преодолимо, что все зависит от нашей энергии, настойчивости.
Наши сегодняшние трудности казались мне непреодолимыми. Они не были результатом нашей нераспорядительности или неопытности. Цемент оставался "вне нашей власти".
Я понимал, что перебои с поступлением цемента, угрожающее сокращение его подачи на стройку не связаны с нерадивостью комбинатских снабженцев или с нечеткой работой автобазы. Нужда в цементе увеличилась в нашей стране в несколько раз.
Начиналось огромное жилищное строительство. Готовилось великое, на ряд лет рассчитанное наступление на жалкие деревянные хибары, на перенаселенные коммунальные квартиры с общими кухнями, с общими уборными, общими ваннами или вообще без всяких ванн. Это наступление требовало сотен тысяч тони цемента, миллионов метров кровельного железа, стекла, бесконечные кубометры леса.
"Ну хорошо, - думал я, - наша стройка маленькая, затерянная в заполярной тундре, ее удельный вес в общей системе народного хозяйства очень мал. Но почему же тогда находится цемент для этого управленческого здания?"
Конечно, рассуждая так, я был не прав или не вполне прав. Во-первых, строительство этого здания тянулось уже несколько лет и когда-нибудь его надо было закончить. Во-вторых, цемент и на эту стройку поступал в мизерном количестве.
Следовательно, говоря по правде, мне не на кого было обижаться. И все же я обвинял во всем Кондакова. Я спрашивал себя; почему он, директор комбината, так равнодушно относится к нашим нуждам? Почему не принимает мер, чтобы получить цемент? Почему, вместо того чтобы требовать, писать в министерство, настаивать на пересмотре плана нашего снабжения цементом, Кондаков только отмахивается или ссылается на жилищное строительство? Почему он, наконец, не предложит (хоть для вида предложит!) законсервировать строительство того самого "здания для бюрократов", пока мы не закончим туннель?
На все эти вопросы я находил только один ответ: потому что туннель для Кондакова не главный, а подсобный объект. Для меня же в нашей стройке заключалась вся жизнь.
…Я сидел за столом, по инерции ругался по телефону с начальником отдела снабжения, потом с диспетчером автобазы и не слышал, как в комнату вошла эта девушка, Волошина.
- Я не помешала? - спросила она еще в дверях. Я хотел ответить, что нечему было мешать, но сказал:
- Войдите.
Она вошла. Теперь, при свете, я смог как следует разглядеть ее. Невысокого роста, наверное худенькая, если снять с нее ватник и надетую поверх брезентовую куртку.
- Так вот, - начала она, подходя к моему столу, - моя фамилия Волошина, я геолог; впрочем, вы все это уже знаете.
На ее лице была улыбка. Не понимаю: чему она улыбалась?
Глядя на ее улыбающееся лицо, я испытывал противоречивые чувства. Мне показалось, что яркая полоска солнечного света проникла в эту комнату, которая сегодня выглядела необычно сумрачной. Но вместе с тем улыбка Волошиной - эта девушка, конечно, и понятия не имеет о всех наших неприятностях - казалась мне неуместной.
- Мы собираемся, - бодро говорила она, - изучать минералы, встречающиеся главным образом в жиловых породах, я имею в виду пегматитовые тела, которые содержатся в жилах. Лично я минералог.
Волошина снова выжидающе посмотрела на меня. Я молчал. Улыбка исчезла с ее лица.
- Я думаю, вам не надо объяснять, почему я прежде всего пошла на ваше строительство, - чуть повышая голос и словно возражая мне, продолжала Волошина. - В туннеле порода предстает, так сказать, в более наглядном виде. Надеюсь, это вам понятно? - Теперь в ее голосе прозвучал уже прямой вызов.
- Надеюсь, мне это понятно, - холодно ответил я, чтобы слегка осадить ее.
Мы помолчали.
- У меня к вам две просьбы, - сказала наконец Волошина. - Во-первых, я прошу разрешения приходить в ваш туннель: мне это необходимо. И второе. В одном месте, как раз там, где мы встретились, я заметила скопление довольно редких минералов. Может быть, вы разрешите подорвать небольшой участок, я смогла бы получить новые, свежие образцы.
- У меня нет сейчас свободных подрывников, все рабочие очень заняты.
Я сознавал, что отвечаю совсем не то, что следовало, я не имел права ей отказать. Но мне было просто не до Волошиной и ее дел.
- Если нужно, - теперь она посмотрела на меня с явной неприязнью, - руководитель экспедиции может поговорить с директором вашего комбината. Я просто не думала, что такое элементарное дело потребует длинных согласований. В прошлых экспедициях мне не приходилось встречаться с трудностями подобного рода.
"В прошлых экспедициях! - мысленно повторил я с усмешкой. - Да ей на вид не больше двадцати лет от роду; удивительно, если она вуз-то окончила в этом году!"
- Где же это вы бывали в экспедициях?
- На Урале, - поспешно ответила Волошина. - А еще?
- Ну, я думаю, в конце концов это неважно, - сказала Волошина, поднимаясь.
Не прощаясь, она пошла к двери. И вдруг остановилась. Обернулась ко мне, снова улыбнулась, непонятно чему, и спросила: - Не скучно вам так?..
- Что такое? - недоуменно переспросил я.
- Вот так… разговаривать? - И, не дожидаясь моего ответа, Волошина ушла.
Я растерянно смотрел на дверь. Что за чушь такая! При чем тут "скучно"?
Ладно, я все понимаю. Ей-то весело. Никаких забот. Экзотическая прогулка. Произнеси при такой слово "цемент" - пожмет плечами.