Опубликовано в журнале "Юность". 1982,N 2.
Содержание:
Лев Хахалин - Последние каникулы - ПОВЕСТЬ 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Лето 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Осень 29
Лев Хахалин
Последние каникулы
ПОВЕСТЬ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Лето
Лет тому назад…
… - Доктор! Доктор! Да доктор же!.. - В дверь заколотили, застучали по мягкой войлочной ее обивке кулаками, ногой; костяшки пальцев дробно ударили в дребезжащее стекло оконца. - Доктор! - на крик срываясь, запричитал женский голос. - Господи! Господи же! Да проснись ты, доктор!..
Вадик приподнялся на раскладушке с еще закрытыми глазами; ему было тепло, покойно, сон обволакивал все его тело, но опять ворвалось:
- Ну, доктор!..
И его подбросило. Он подтянулся к светлому
оконцу, успел увидеть руку, снова ударившую в
в стекло, и босиком подскочил к двери, скинул тяжелый дергающийся крюк.
- Сейчас! Минутку, сейчас!.. - бормотал он.
В рванувшуюся дверь вскочила растрепанная, где–то - где? когда? - виденная уже женщина. Вадик рассмотрел сначала расширенные, почти неподвижные глаза, а потом вздрагивающие накрашенные губы.
- Дядя Саша помирает! - крикнула женщина, растерянно водя глазами по клетушке медпункта, наткнулась взглядом на Вадика и, подавшись к нему так, что Вадика коснулось ее дыхание, теперь уже шепотом повторила: - Помирает!.. Все!.. - Она сморщилась, заплакав, плечи у нее затряслись. Потом вдруг, посмотрев Вадику в лицо, кинулась в дверь и побежала к дому егеря дяди Саши.
Вадик сделал шаг через порог, увидел удаляющуюся фигуру женщины, мелькающие белые голени, что–то яркое и короткое, выглядывающее из–под ватника, накинутого на ее плечи. И, словно опамятовавшись, он не побежал, а затоптался на месте: он что–то позабыл и, вспомнив, бросился обратно в свою клетушку–медпункт, надел брюки, сунул ноги в кеды, но, корявые, они никак не налезали.
С той секунды, когда женщина, крикнув ему в лицо "Все!", побежала к дяде Саше, в Вадике включились и пошли какие–то часы, и сейчас., топчась в медпункте, бестолково собираясь, Вадик чувствовал все убыстряющийся их бег. Отшвырнув кеды, он схватил наготове лежавший чемоданчик и прыгнул за порог, на холодную сырую землю, вздрогнул- от ударившего его холодка и пустился вдогонку за женщиной; скоро опередил ее, мельком отметил, что у нее одышка, с маху перескочил низенький штакетник и через ступеньку взлетел на крыльцо.
Дверь веранды была полуотворена; Вадик помнил, что она туго открывается, протиснулся в нее и тут же, у порога, увидел дядю Сашу.
Он лежал на полу, на расстеленных овчинах, приподнимаясь на локтях; на подернутом легкой синевой лице был ужас. Вытаращив глаза, дядя Саша следил за струей воды, которую его жена Надежда лила ему на грудь, и черные набряклые губы дяди Саши шевелились, будто бы стараясь подхватить эту воду.
Вадик еще успел заметить каких–то людей, столпившихся в дверях горницы, круглые глаза двух девчонок, но тут в дальнем углу веранды произошло движение - о* посмотрел туда и увидел медсестру Марью Андреевну. Она что–то неторопливо искала в своем саквояже, не обращая внимания на появление Вадика.
А дядя Саша узнал Вадика и попытался ему что–то сказать - дернул кадыком.
- Понятно, понятно! - быстро отозвался Вадик и оттолкнул руку Надежды с новой кружкой воды. - Лежи! Ложись на спину, дядя Саша! - Он положил руку ему на сердце, почувствовал дрожание и испугался. "Вразнос пошло, - понял он. - Пароксиз–мальная тахикардия? Доигрался!" Забормотал: - Сейчас, сейчас! Мврь - Андревна, здрасьте, что у вас там? - Обернувшись к медсестре, он увидел наполненный шприц.
- Строфант, - сухо ответила она. В ее руке уже белел кусочек ваты. Она подошла, наклонилась над дядей Сашей…
- Подождите пока… Надя, когда началось?
- Ночью еще, - всхлипнула Надежда, - Как выпили, так по веранде забегал, за сердце хватался. К вам меня не пускал… А уж под утро лег, да вот…
Дядя Саша, пуча глаза, сказал что–то вроде: "П-ру!"
- Коли скорей! - крикнули от двери. - Рассусоливают тут, а человек кончается!..
- Действуй, действуй, Марь - Андревна! - сказал другой, густой голос.
- Шибко стучит только… - выговорил дядя Саша. - Не болит…
- Нельзя сейчас строфантин, - остановил Вадик Марь - Андревну.
- Ему всегда строфант помогал. - Марь - Андревна поджала губы. - Пожалуйста. - Она отошла к табуретке в дальнем углу, села там, спокойная, знающая и уверенная в себе.
- Ну, делай хоть чего–нибудь, медицина! - прогудели из горницы. - Спорят тут!..
Вадик оглянулся. Все смотрели сейчас не на дядю Сашу - на него, все ждали.
- А ну, выйдите! - сказал Вадик зло: он решился. - Ну! Быстро! И ты, Надя! - И как только двери в горницу затворились, он схватил левой рукой дядю Сашу за шею, потянул его на себя, как бы подсаживая, и резко и неожиданно, без замаха, ударил дядю Сашу в поддых…
- Ах! - .крикнула Марь - Андревна.
Егерь крякнул, обмякая в руках Вадика, валясь на спину.
- Нормально, нормально… - забормотал Вадик, успокаивая Марь - Андревну, егеря, себя. - Рефлекторная остановка. Старый способ… Сейчас, сейчас…
Дядя Саша пытался сесть, и Вадик, приобняв его за плечи, поддерживал, страховал. - Да ты… что? - хватая ртом воздух, еле выговорил дядя Саша. - Что ж ты… делаешь, доктор?
- Стучит? - облегченно улыбаясь, спросил его Вадик прямо в ухо.
Дядя Саша прислушался к своим ощущениям и осторожно глубоко вздохнул. Он начал бледнеть, слабеть, и Вадик мягко опрокинул его на овчины. Дядя Саша молча полежал, медленно вздыхая и приложив, словно придерживая сердце, р/ку к груди. И было тихо.
За дверьми горницы молчали. Прислушивались.
Потом почти прежним своим голосом дядя Саша позвал:
- Надь!.. Заходи! Готово!.. - Он перевел взгляд на Вадика. - А хорошо–то как!.. - на пробу крикнул он.
Двери горницы распахнулись, на веранду полезли какие–то мужики с мятыми лицами, проскользнула осунувшаяся лицом Надежда. Все они обступили дядю Сашу, вытянувшегося в облегчении на овчинах, переглянулись и стали неуверенно улыбаться. Дядя Саша вдруг засмеялся.
- Конец кино! - сказал он и притянул к себе за руку Надежду. Она села рядом, закрыла глаза руками и затряслась то ли в слезах, то ли в смехе.
- Живой, Саня? Оклемался? - загудели приятели, неуклюже похлопывая дядю Сашу по плечам, по голове.
- Дай пять, доктор, - сунул руку черный и на медведя похожий мужчина. - Выручил… Медицина!.. - От него крепко пахло соляркой. - Ну, ты даешь! - Он все держал Вадика за руку.
- Ладно, веселая компания, - освобождаясь от черного мужика, сказал Вадик. - Веселитесь дальше. - Он встал, оглядел их всех. - Дядь Саш! Тебе теперь ни грамма нельзя - а то повторится. И уже так легко не отделаешься. - Он посмотрел на раскинувшегося в слабости егеря. - В следующий раз можешь… того…
В почтительной тишине он измерил егерю артериальное давление и, покопавшись в чемоданчике, нашел пузырек, напоил каплями дядю Сашу и Надежду. Они выпили капли и заморщились. От едкого запаха все закрутили носами, попятились…
Марь - Андревна вдруг встала, щелкнула замком саквояжа и, перешагнув через ноги дяди Саши, вышла. Надежда проводила ее взглядом и повернулась к Вадику. А он подмигнул ей.
- Доктор, уважь!.. - подсунулся к Вадику черный мужик со стаканом и початой бутылкой, но Надежда оттолкнула его.
- Спасибо, доктор! - сказала она, тррнув рукой лицо, бледное и усталое. - Спасибо.
Она вышла за ним на крыльцо и хотела, видимо, что–то сказать, но вдруг они услышали всхлип - где–то за углом егерского дома плакала та женщина, которая разбудила Вадика. Теперь он разглядел, что–то яркое на ней было короткой розовой комбинацией, открывающей полные белые ноги. - Не плачь, Вера, - весело сказала Надежда и подошла к ней. - Кончилось все. Вон - уже смеется!.. - И верно, среди возбужденных голосов слышался тенорок дяди Саши, - Иди в дом. Голая ж ведь. - Надежда покосилась на Вадика, улыбнулась. - Чего дрожишь–то? Доктор не кусается.
- Я видела… - всхлипнула женщина. - Чего он сделал…
Вадик засмеялся.
- Не реви! - сказал он ей, этой толстой и крупной девушке, продавщице из магазина. - Обошлось.
Надежда, обняв, увела продавщицу в дом; оттуда уже потянуло запахом табака, какой–то еды, донесся топот, гудение голосов. Вадик огляделся. С высокого крыльца егерского дома был виден весь их лагерь - и изба бывшего клуба с распахнутой дверью его клетушки, и длинное здание столовой, и две белесые палатки, растянутые под кроной старого" дуба, и флагшток с обвисшим вымпелом "ССО Лес–тех‑2", а правее, из–под высокого берега, заросшего травой и крапивой, слышался спокойный плеск воды. Само водохранилище, "море", было еще закрыто висящим над водой туманом. Там, где он приподнимался, вода глянцевато блестела, была спокойной, и мостик, около которого, как впаянные в олово, застыли лодки, был сух. Солнце даже через туман начинало греть лицо, и по тому, как высоко было еще холодновато–голубое небо, по полосе облаков, лишь только отступающей к горизонту, Вадик понял, что день будет жаркий.
На сырых досках 6 осиком стоять было холодно, и Вадик бегом вернулся в медпункт.
Был седьмой час утра. Ложиться спать не имело смысла, поэтому Вадик, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ребят, навел порядок в своей клетушке и, захватив полотенце, ушел на берег и там приступил к так называемым водным процедурам: ну, разумеется, как врач он верил, что "в здоровом теле - здоровый дух - " и что "личный пример - наиболее действенная пропаганда".
Через полчаса, возвращаясь, он поднялся на обрыв, над которым был разбит лагерь их студенческого стройотряда, увидел, колыхающийся над печной трубой кухни дымок, еще слабый, жидкий, и завернул туда.
- Привет! - сказал он с порога. Сережа–комиссар, такой могучий, что при своем
среднем росте был похож на печь, рядом с которой он сейчас сидел, кивнул ему. Из–под темного волнистого чуба на Вадика глянули глубоко посаженные карие глаза.
- Работа спать не дает? Переполох был?
- Ничего особенного, - пренебрежительно отозвался Вадик. - Больше шума, чем дела.
- Доброе утречко! - высунувшись из–за фанерной перегородки, делящей столовую на кухню и зал, сказала маленькая Таня, брызнула в Вадика белозубой улыбкой, а Оля, Оля Смирнова, не показалась и голоса не подала. Она стояла у печи, спиной к Вадику.
- Здравствуйте, Оля! - заглянув, за перегородку, напомнил о себе Вадик. Оля, так и не повернувшись к нему лицом, кивнула. - Помощь не нужна? - громко и весело спросил Вадик. - Хотите, девочки, помогу? Идите, займитесь собой.
- А мы уже умылись, - нараспев ответила Таня. - Нас комиссар отпуская. Вода была!.. Прелесть - теплая. - Она все еще улыбалась Вадику, как бы приглашая подольше поговорить с ней.
- Ну, и отлично, - довольно бодро сказал Вадик, а сам все смотрел на Олину спину. - Я возьму горячей водички?
Медленно выскабливаясь у себя в медпункте и рассматривая свое лицо - и чистую розовую кожу припухших со сна щек и крепкий подбородок, - он насвистывал битловскую "Естерди". Уже ополоснув лицо, взглянул на себя в зеркало и решил сбрить едва наметившиеся усишки. "Ну и колер, - в который раз досадовал Вадик. - Не рыжий и не темный. Выгорающий шатен. Наградили меня родители!.." - намыливая губу, размышлял он.
А через тоненькую стенку из сухой штукатурки было слышно, что ребята проснулись: на мальчишечьей половине кто–то надсадно закашлял (и Вадик озаботился на минутку), по обыкновению запела–завопила у девчонок дурнушка Элизабет: "Расцвели цветочки у меня в садочке…"
Экипировавшись в форму стройотрядовца - таков был приказ свыше, - Вадик отправился на кухню. С удовольствием отметил, что его вчерашнее замечание насчет косынок и фартуков принято во внимание, и дл? порядка спросил:
- Меню выдерживаем?
- А как же! - с готовностью отозвалась Таня.
- Ну, давайте я пробу сниму.
- Комиссар снял, - повернувшись наконец к нему, с насмешливой улыбкой проговорила Оля.
- Он просто позавтракал, - отпарировал Вадик. Вчера на эти же слова Оли он сказал, что комиссар соблазнился запахом - каша–то была подгорелой.
Таня подала ему тарелку с макаронами, Вадик обнюхал ее: "Угу!" - и встал у кухонной двери, чтобы не торчать в одиночестве в столовой.
- Осторожно! - сказала Оля, пронося мимо него тяжелые ведра с помоями. Она, ссутулясь, медленно пошла, боясь расплескать, и Вадик зарычал - увидел, как от дороги навстречу Оле помчались, виляя хвостами, две деревенские собаки.
- Всю деревенскую живность кормим, - вслух подумал он. - Вот оштрафует нас санэпидстанция… Крышкой хоть помойку закрываете? - спросил он, когда Оля завернула за угол избы.
- А они ловкие. Мордой крышку отодвинут… - откликнулась Таня.
На крыльцо, избы вышел командир, и отряд выстроился на линейку. Однако зарядку стал проводить комиссар, и Вадик прикинул про себя, что командир уже два дня не делает ее.
- Как макарончики? - ревниво поинтересовалась Таня.
- Объедение! - причмокнул Вадик.
- Нам Сережа хорошо помогает, - сказала Таня. - Такого бы мужика в мужья найти, да? - спросила она Олю, возвратившуюся с помытыми и почищенными ведрами, но та не ответила.
- Вот его–то и возьми, - посоветовал Вадик, наблюдая, как комиссар доканывает ребят наклонами вперед. - Комиссар, пощади! - крикнул он.
- Да он уже на веревочке, - засмеялась Таня. - И потом, мы своих не трогаем.
- Это кто же? - заинтересовался Вадик, перебирая в уме девочек стройотряда: Оля, Элизабет, Галина?
- Есть у него… Такая, столичная! - со значением сказала Таня.
- Чего разболталась! - шикнула на нее Оля. - Пора кипяток наливать.
- Давай я? - заботливо предложила Таня.
Вадик поставил тарелку на стол и вошел в кухню.
И чаны для воды и ковш были огромного размера, и как ими ухитрялись работать девочки, удивляло Вадика. Обычно поварихи, с которыми приходилось ему сталкиваться, были громадными, толстыми тетками, а тут Таня, хрупкая и маленькая, хотя и неунывающая, со своей постоянной белозубой улыбкой на личике. Она сразу же признала в Вадике еще одного своего начальника и приняла это просто и легко, всегда была рада поговорить с ним. А Оля, Оля почти никогда не улыбалась ему, не поднимала на него глаза. Чисто и опрятно одетая, в белой блузочке - на кухне, или в каком–то пестреньком выцветшем сарафанчике мелькающая днем по лагерю, она чуралась его. Овальное ее лицо было строгим, зеленые глаза временами темнели - сурова была она, сурова, ох!..
Схватив ковш, Вадик посмотрел на нее, быстро и ловко расставившую тесным квадратом синие эмалированные - гордость Вадика - чайники.
- Руки, пожалуйста, подальше! - попросил он и, расплескивая кипяток, роняя его дымящиеся куски на печь, залил первый чайник. - Извините, девочки, - первый блин!
- Ничего! - успокоила Таня. Ей, казалось, доставляло удовольствие глядеть на Вадика, орудующего ковшом. А Оля поторопила, сказала, как сквозь зубы:
- Побыстрей, не успеем.
Вадик не стал спорить, быстро залил оставшиеся чайники. Оля протянула руку за ковшом:
- Спасибо.
Столовая уже заполнялась ребятами. Вадик расписался в журнале: "5 июля. Завтрак принял на "хорошо", - и ушел к себе. Сел на бревнышко возле комнатушки–медпункта, закурил первую сигарету. Взглянув на часы, он дотянулся, достал из–под кровати сверток, водрузил над входом в медпункт белый флаг с красным крестом, повесил на гвоздик плакатик: "Медпункт ССО. Прием круглосуточно. Врач Андреев Вадим Владимирович". Поглядев на плакатик, он вздохнул.
Прошел мимо, пританцовывая, смуглый тонкий Автандил, поклонился; высоко пронес красивую голову Игорек - скосил глаза на Вадика; Витька–завхоз пожал руку, стрельнул сигарету и, едва прикурив, с озабоченным видом убежал куда–то за избу.
В дверях столовой появился командир: аккуратная стройная фигура в форменной куртке и офицерских галифе, заправленных в точеные сапоги, загорелое худощавое лицо, быстрые зоркие глаза. Командир увидел Вадика, поприветствовал его - то ли честь отдал, то ли помахал рукой.
- Доктор, спички есть? - Вадик кивнул. - Ну, давай! - Командир вытянул правую руку. Вадик вложил в коробок камушек и хотел перебросить его командиру, но тот уже шел к нему. Сел рядом, толкнув плечом, вытащил пачку папирос.
- Как дела, док? - бодро спросил он. - Никак утром за тобой прибегали? Спас кому–нибудь жизнь? Выполнил благородный долг?
В интонации командира было что–то насмешливое. Вадик чувствовал это с первого же дня, а вернее, еще раньше, еще когда их, врачей, представляли будущим командирам студенческих стройотрядов; теперь Вадик знал, что командир всегда и со всеми разговаривает так, будто подсмеивается.
- Слушай, док, - сказал командир. - Тебе не кажется, что мы ребят перекармливаем?
- С чего ты взял?
- Наблюдал: на тарелках у всех гарнир остается. Добавки не просят. Надо ведь, чтобы тарелку корочкой подчищали… Вот тогда - норма! - Он достал вторую папиросу. - Мы уже имеем перерасход по питанию, понял? Ну, завхозу я хвост накрутил. На кухне… тоже мозги вправил. Контроль нужен, доктор! - с упреком сказал командир. На верхнем левом веке у него намечался ячмень.
- Все продукты отпускаются по нормативам, - сухо ответил Вадик. - По инструкции. Слушай, давай я тебе глаз промою?
- А, ничего! - отмахнулся командир. Он послюнявил палец и почесал отекшее веко. - Сегодня кто–нибудь обязательно плюнет - вот и все лечение, верно? - Вадик посмеялся вместе с ним. - Значит, уменьши на десять процентов.
- Пока обождем, - отозвался Вадик, подавляя вздох. - Войдут ребята в норму - там видно будет. Понимаешь, это такой физиологический закон…
- Ну, док! Брось! - Командир похлопал Вадика по плечу. - Я сказал!..
- Это не твоя забота - кухня, - нажал голосом Вадик. - Все будет по инструкции.
- Ну, чего ты: инструкция, инструкция! Туалет чем тебе мешал? Зачем перенес? Два человеко–дня даром пропали.
- Чтобы штраф не платил отряд. - Вадик разозлился. - Нагрянет санэпидстанция, вот тогда завертимся! Ты сам виноват - без меня все распланировал, а теперь… Инструкция, понял?
- Ладно, - примирительно засмеялся командир. - Дело сделано, чего говорить. Словом, я дал приказ: мяса меньше, больше каш. Видал, стихи получились! Ну, ладно, - посмотрев на часы, сказал он. - Поехали с нами на объект? - Командир встал, подмигнул.
Вадик досадливо качнул головой.
- Прием у меня местного населения - в третий раз объясняю. Мне за это платят, понял? Сильный довод?
- Ну, кто к тебе сюда припрется? Здесь и народу–то не осталось, в дыре этой. Ну, сиди, отдыхай, ладно. И еще у меня к тебе вопрос, последний раз: в коммуну вступишь? Не надо выделяться, доктор! Вступай в коммуну, выгодно ведь, а?