- Где ваш чайник–начальник–командир? - неприветливо спросил комиссара директор. - Вижу, липовые наряды закрываете? Рамы где? А по бумажкам их уже вставили.
- Сегодня вставим. - Комиссар покраснел. - У нас плотники хорошие, сейчас вставят.
- А какую работу себе напишете? - Директор прошелся по комнатам первого этажа, разглядывая кладку. - Это кто же клал? Знал, что дела плохи, но что так! Не вздыхай, - сказал он комиссару. - Это мне вздыхать надо.
В квартирах первого подъезда уже настилали полы. Вадик увидел вспотевшего Автандила и показал ему кулак. Автандил по–восточному присел на корточки, опираясь на топор, и чуть улыбнулся ему. Губы у него были пересохшие, глаза нехорошо блестели. "Только до обеда, клянусь!" - прошептал он.
На втором этаже суетились подсобники. Директор уставился на Игорька, который, насвистывая и не обращая внимания на зрителей, лепил кирпичи на толстый слой раствора. Потом мимо прошел Вовик, волоком тащивший чуть нагруженные раствором носилки. На полуголом Вовике было соломенное сомбреро, вокруг пупка лучилось вытатуированное солнышко, а скрутившиеся в веревочки концы шейного платка плохо прикрывали наколку на груди "Не догонишь!".
- Ударник, а? - оглядываясь на комиссара и Вадика, спросил директор. Вовик приподнял сомбреро. - А ну, ребята! Шабаш! Собирайтесь сюда! - созвал директор отряд. Он вытер чистым платком лицо и, навалив друг на друга носилки, твердо сел на них.
- Чего делать будем, ребята? - спросил он слишком громко, не рассчитав, и получилось, будто он крикнул. - На сколько надо стены еще поднять, а? На полтора метра? Кладем на это две недели.
- Десять дней, - вставил комиссар.
- Ладно, десять! Потолочные перекрытия положить, залить их, а? Неделю, верно? Крышу собрать - десять дней. А отделочные работы? Не поспеваете, ребята!
- Мы постараемся, - тихо сказал комиссар. Он так и не сел, курил, осунувшийся, серый.
- Ребята, это не митинг, давайте конкретно, по делу. Вам этот дом закончить, - он сощурился, прикидывая, - к концу октября. А я обещал бригадирше полеводческой бригады–два вручить ключи от ее квартиры за месяц до ноябрьских праздников. Вы меня обманете, я - ее, - она - меня. Так и пойдет нитка на клубок мотаться. - Он вздохнул и с силой вытолкнул из себя: - Я за десять лет директорства никому ни в чем не соврал, ребята. И моего бригадира и других рабочих обманывать не собираюсь. Это мне экономически не выгодно. Так как же мне теперь быть?
- За горло берет, - довольно громко высказался Вовик. - Мертвая хватка.
- Это вы меня за горло взяли, - возразил директор.
Вадик взглянул на ребят. Большая часть их сидела, понурив головы, только насмешливый взгляд Игорька, да веселый Вовика встретились ему. Захотелось крикнуть: "Ну, не молчите!.."
- Раз молчите, - присматриваясь к ребятам, сказал директор, - я предложение внесу. Такое: здесь остаются только самые квалифицированные каменщики и по три подсобника на них - двое на носилки, один на раствор. Четыре человека, две смены - на бетономешалку. Остальные пойдут разнорабочими в совхоз, чтобы оплатить работу двух настоящих каменщиков. Я их нашел. Придут они через два дня. Тогда, может быть, что–нибудь успеете сделать, А то… - Он покачал головой. - За что вы взялись, цыплята? Это ведь дом для людей, дом! - Он оглянулся на комиссара, который кусал губы. - Начальство молчит. Ну, думайте. И высказывайтесь, не слышу ваш голос!
- Пусть штаб решает, - подал голос неузнаваемо изменившийся в грязной одежде Витя, экс–завхоз.
- Вот ты и скажи, ты ж завхоз - материальное обеспечение.
- Сняли его через хороший аппетит, - доложил Вовик, привстав.
- Э, да у вас тут революция, - протянул директор. - Ну, ладно! Как полагается: сутки вам на размышление. Думайте, думайте!..
- А машина? - спросил Юра Возчиков, - Без машины все впустую.
Директор ухмыльнулся:
- Машину дам - благодарите вашего доктора: не могу ему отказать. А вот шофера ищите. Думайте, ребята! - Он пожал Вадику руку, кивнул комиссару и сбежал по лестнице вниз.
- Ну, док, дожал ты командира, - подошел к Вадику Игорек, картинно закурил сигарету. - Перед тем, как об этом собрании рассказать, полечи его сначала, а то, гляди, окочурится командир наш, Валя Кочетков.
- А где он? - спросил Вадик комиссара, поглядывая на тихих ребят. Они не расходились. Ждали команды.
- Тут такое было! - плюнул комиссар. - Чуть драка не получилась. Он в лагерь убежал, а Автандил. в испуге, оттуда. Автандил, иди–ка!
Автандил рассказал, как командир ворвался в лагерь, зажимая кровивший нос, накричал на девчонок, сунувшихся к нему с ватой и перекисью, переоделся и куда–то ушел.
- Его стукнул кто–то, что ли?
- Да нет, жаль! - Комиссар сморщился. - Прямо с утра сначала он на Юрку набросился: "До полночи гуляешь, потом спишь на ходу!" Юрка говорит - на шип рамы делают, а на гвоздях не делают! Ну, он опять орать - теперь на Вовика. Раньше на Моне душу отводил, теперь, видишь, на Вовике. А с того, где сядешь, там и слезешь. Я говорю ему: не дергай ребят, поди успокойся, не роняй себя перед отрядом, а он орет: "Да ну вас, салаги! Связался я с вами на свою голову!" - послал нас подальше, покраснел - и тут кровь у него из носу как пошла!..
Вадик ойкнул:
- У него криз - давление прыгнуло! Куда он делся, черт возьми? По дороге может в обморок свалиться!..
- Не дергайся! - Комиссар схватил Вадика за рукав. - Стой! Ты тут мне сейчас нужен. Мужики! - Он встал, еще раз громко крикнул: - Ребята! Давайте все сюда! Объявляю собрание! Открытое, комсомольское. Вовик, ты оставайся. - Сережа перевел дыхание, кашлянул. Лицо у него было решительное. - Все слышали, как Кочетков сказал: откажусь от командирства? Ребята, он не раз нам этим угрожал. Так что давайте решим - оставим его нашим командиром или нет? Что вы молчите? Говорить разучились? Опять по углам шушукаться будем? Хватит! Теперь - только вслух, громко. Ну? - Отряд молчал. - Ставлю на голосование: кто за то, чтобы Кочеткова снять с должности командира нашего отряда? - Комиссар первым поднял руку, оглянулся на Автандила, на Вадика, посмотрел на ребят, сидевших на отшибе. - Одиннадцать, двенадцать… девятнадцать… двадцать один. Кто против? Пять. Воздержались - пять. Все! Сняли мы его! - почти ликующе воскликнул комиссар. Среди ребят пошло какое–то движение, кто–то довольно засмеялся. - Теперь предлагайте кандидатуры нового командира. Надо ведь, куда деваться!.. А "варяг" нам не нужен. Мы сами за все в ответе. Верно?
- Вовика! - крикнул, приподнявшись с пола, Игорек. - А что?
- Пиши себя, комиссар. - Автандил гневно посмотрел на Игорька. - У тебя вся власть будет. Единоначалие. Я - за!
- Юру! - предложил осторожно комиссар, - Юру. Он дело знает.
- Моню! - выкрикнул Вовик. Комиссар показал ему кулак.
- Не пучься! - предостерег его Вовик. - Гляди, а то и у тебя носом кровь пойдет, - озабоченно сказал он. Ребята беззлобно засмеялись. Что–то изменилось в их настроении, это почувствовали и комиссар, и Автандил, и Вадик.
Препирались недолго. И командиром выбрали Юру. При голосовании воздержался только Витя - бывший завхоз.
- Ребята! - выйдя вперед, тонким голосом сказал покрасневший Юра. - Как насчет предложения директора? Примем?
- А что делать? - отозвался комиссар. - Кто пойдет в совхоз со стройки, давайте здесь и решим. Мы должны дом сдать! - крикнул он. - Должны. Понимаете? На шута тогда все это, если мы дом не сдадим!.. Загубим его ведь, дом–то!
- Я лично в рабство не пойду, - объявил Игорек. - Хоть отчисляйте меня. Понял, Серега? И вообще что за дела? Мы отряд - что можем, то и сделаем! А тут работорговля, мужики! Ну, чего молчите, народ–терпеливец? Громко скажите!
- Пойдешь, - спокойно сказал Юра. - Разомнешь белые косточки. Кто против того, чтобы Игорек пошел, говорите.
Только это он и произнес, но за этим все, и Игорек, почувствовали такую решимость, что, непривычные, даже слова не вымолвили. При полной тишине Юра осторожно назвал несколько фамилий.
- Машину завтра дадут? А шофера где взять? - Юра посмотрел на Вадика, сидевшего среди ребят.
- Послезавтра шофер будет, - громко, чтобы все слышали, ответил Вадик.
- Родишь, что ли, его? - спросил Игорек. - Ловкий ты парень, доктор! Ну, посмотрим!
- Слушай, Вадик, - задержал его комиссар. - Напиши протокол собрания. Так напиши, чтобы ясно все было, ну, чтобы гладко и четко.
Протокол Вадику дался легко - сухой и точный.
А потом он остался на стройке, проработал с ребятами до обеда, таская кирпичи. Парило; пот, сначала заливавший все лицо, высох, кожу стянуло. Через час спина у него одеревенела, а руки, руки отсутствовали…
Плетясь в лагерь, он вспомнил, что за весь сегодняшний день, с утра, с того мгновения, как, изловчившись, ему удалось погладить Олю по щеке, он больше о ней не вспомнил. Как будто чувствуя за собой невольную вину, он заторопился и едва не оторвался от ребят - в конце поля, там, где тропинка в лагерь изгибалась и стройку закрывала густая лесопосадка, отряд остановился, обернулся: это прощались с домом те, кто после обеда должен был идти в совхоз. Вадик пропустил вперед этих ребят - незаметного Толю, с которым он едва ли перекинулся двумя десятками слов, неразлучных братьев Сударушкиных, еще не потерявших простодушное выражение лиц под соломенными спутанными волосами, Игорька, на ходу резанувшего его взглядом.
- Знаешь? - спросила Оля в столовой, наклоняясь над ним. Он кивнул. - Вот я удивилась - никогда таким он не был.
- Был, Оль, всегда был. Для тех, кого не считал личным другом. Костолом. - Вадик ел, не замечая, что ест, так же, как и все ребята, - раньше это его удивляло.
Оля села с ним за общим столом, плечом толкнув поспешно отодвинувшегося комиссара, и смело, любовно заглянула ему в лицо. "Ешь, работничек! - шепнула она, - Наломался?"
- Комиссар, я поеду домой за правами на вождение, - не отрываясь от макарон, негромко сказал Вадик. - Буду у вас шофером. Попробую, не возражаешь?
Сережа отложил вилку и подумал.
- Давай! - согласился он через минуту и позже - Вадик заметил - все косился на него: приглядывался? всматривался? А Оля погладила Вадика по голове, впервые при всех.
Когда, переодетый, он вышел из медпункта, она уже ждала его. Белый отложной воротничок, темная юбка, едва прикрывающая загорелые колени, а над воротничком ее свежее лицо с зелеными пристальными глазами, отчего–то сейчас потемневшими.
- Я с тобой до города. Надо протокол собрания да копии нарядов в штаб передать, - сказала она ему уже на дороге через поле. Он устало тащился, а Оля все убегала вперед. Что–то неуверенное он увидел в том, как она оглянулась на него. Поймал ее за руку. Она сильно покраснела, вырвалась.
Они пошли по шоссе, и Вадик, услышав сзади нарастающий гул, всякий раз махал своим мандатом, наконец, их посадили в самосвал, и все полтора часа дороги до города они промолчали.
- Провожу тебя, - сказала Оля. - На город хоть погляжу.
На площади у железнодорожной кассы, оставшись вдруг одни, без привычного постоянного ощущения присутствия ребят и их взглядов, в массе снующих в дверях магазинов озабоченных людей, они на какое–то время растерялись и все еще молчали. В киоске Вадик купил газеты и номер "Крокодила", дал его Оле, и она взяла журнал и стала перелистывать его, поглядывая поверх страниц на Вадика.
- Не хочу, чтобы ты домой ехал, - вдруг произнесла она жалобно. - Опять какой–то чужой возвратишься. Не хочу!
У нее было встревоженное лицо. В Вадике что–то перевернулось.
- Нет, прежний. - Она затрясла головой. - Да. Тогда… Два до Белорусского, - попросил он равнодушную кассиршу. - Оля схватила его за руку. - Два, два!
- Хорошо вас слышу, молодой человек, - два билета! - вдруг по громкоговорителю объявила кассирша, и все, стоявшие на платформе, обернулись. Вадик взял Олю за покорную руку, повел по мостику, накупил в киосках чепуховой еды и, когда подошла совершенно пустая электричка, поспешно ринулся в открывшиеся двери, занял места у окна. Он видел, что Оле тревожно, что она мечется между тем, чтобы встать и уйти, или остаться, что одинаково трудно ей сделать и то и другое, и он помог ей - весело и беззаботно стал нести какую–то чушь про железную дорогу, про опаздывающие поезда, забытые вещи, хотя и ему было отчего–то тревожно. Уже в дороге он понял, что это страх, что ему страшно расстаться с ней даже на день, а почему страшно, он не знал.
- Давай закусим? - предложил Вадик. На отглаженном носовом платке, неизвестно откуда выуженном, она разложила бублики и начавшее таять мороженое, открыла бутылку молока. Поев, Вадик вышел покурить и через стеклянную дверь осторожно наблюдал за Олей. Она долго сидела задумавшись, что–то озабоченно подсчитывая или перечисляя, - губы и брови у нее чуть шевелились, но когда их соседка по лавочке, с самого начала часто двигавшая ногами пустую корзину, засунутую под лавку, сделала попытку рассесться посвободней, Оля сразу же повернулась к ней и что–то твердо сказала. Толстая соседка, выкатив грудь, ответила, и чуть было не случилась перепалка. Вадик торопливо выбросил сигарету и поспешил в салон.
- Тебя хахалем назвали, - шепнула ему в ухо Оля. Он улыбнулся. - Я к тебе в дом не пойду… В таком виде…
- Пойдешь! Вид что надо.
- Обрадует это твоих?
- А дома, наверно, только мама.
- Тем более.
- Дуреха! Знаешь, какая у меня мама умница! - восторженно сказал Вадик. Оля усмехнулась.
С полдороги начался дождь. И в Москве вышли на мокрый, будто засаленный, асфальт; их оглушил гул, грохот. На площади Вадик неразборчиво купил цветы. (И не заметил, как вздрогнула Оля, принимая их в руки.)
- Как маму зовут? - чужим голосом спросила она его в метро.
- Наталья Владимировна. Да не трусь ты!
- Глупый ты, Вадик, - вздохнула Оля.
- Ты ей очень понравишься! - оглядывая Олю, сказал Вадик. Он ехал домой, Оля была рядом, а дома ждали уют и ласка. - Ты у меня красавица! - шепнул он ей. - Самая красивая!
- Вадик, перестань! - взмолилась Оля всерьез и вцепилась в него - вагон качнуло на повороте, завизжали колеса, и они влетели на станцию.
Во дворе, на лавочке у подъезда, бдительных и любопытных старушек, знавших Вадика с пеленок, не было, и то, что смущало его и было неизвестно Оле, обошло их. Дома тоже никого не оказалось.
- Разувайся! - приказал Вадик. - Вот тапки. И не держись ты, как на экзаменах! Экзамена не будет. - Он поцеловал ее в подставленную щеку. - Будет зачет–автомат.
Он включил телевизор, усадил Олю в кресло, в котором она напряженно застыла, оборачиваясь каждый раз, когда он проходил мимо. Уже свистел чайник, и Вадик на кухне собирал на стол, когда раздались звонок во входную дверь и одновременно щелчок замка. Мама внесла сумку с продуктами.
- Ты давно? - Мама внимательно разглядывала его. Вид у нее был усталый, но глаза уже оживали. - Надолго? Я уж извелась в одиночестве.
- До утра, мамочка. А это Оля. - Он повернулся к двери в комнату, из которой вышла Оля.
Мама, мельком улыбнувшись и подмигнув Вадику, протянула Оле руку,
- Очень красивая Оля! - сказала она. - Вы голодные, ребятки! Сейчас, я быстро. - Мама заторопилась на кухню. - Идите сюда ко мне оба, - позвала она их. - Я на вас погляжу.
- Опять важные дела? Тебе пора в отпуск, мам! - сидя на табуретке на Машкином месте, разглагольствовал Вадик.
- Не время - из экспедиций образцы идут потоком, - объяснила мама. - А вы, ребята, почему такие надутые? И тихие?
- Мы от дома отвыкли. Вот и смущаемся. - Вадик обернулся к Оле.
- А смущаться не надо. Вот мы с Олей салат сделаем и поймем друг друга… - Мама улыбалась.
Дождавшись, когда Оля первый раз раскроет рот ("Чем заправить салат?"), Вадик вышел из кухни и, подавляя желание повертеться около двери, послушать, о чем там идет разговор, упорно сидел в комнате, до тех пор, пока Оля не позвала его к столу.
- Давайте немножко выпьем, ребята? - предложила мама. Она оглядела их и достала из холодильника бутылку недопитого коньяка. - Повод есть и, главное, необходимость. С этими переменами погоды у меня давление так и скачет. А мой сын, великий детский врач, прописывает мне коньяк, тридцать капель, да, Вадя? - Мамочка, она рассказывала это для Оли, добро улыбаясь ей, заботливо накладывая на тарелку еду.
- Посуду мою я! - сказал Вадик, расплываясь от блаженства.
- О–о–о! - протянула мама. - Боже мой, какой прогресс! Результат воспитания трудом? Олечка, а в лагере у него такие побуждения бывают?
- Нет! - засмеялась Оля. От коньяка она раскраснелась, похорошела. - В лагере он на кухню не заглядывает. - Она тоже улыбалась Вадику. Они решили подтрунивать над ним, догадался Вадик.
- Ты у меня домашний ребенок, да? Ну, а теперь, ребята, вы меня извините, я пойду лягу. Мне завтра в пять вставать.
- Нам тоже, - быстро отозвалась Оля. - Наша электричка в шесть десять.
- Спокойной ночи! - сказала мама, целуя Вадика. - Я вам у меня в комнате постелю, Олечка.
- Спокойной ночи! Спасибо! - в один голос пожелали они маме.
Когда мама легла, закрыв дверь, Вадик положил голову на стол и стал смотреть на Олю. А она - на него.
- Ну, как? Нормально?
Она кивнула, серьезно и внимательно глядя на него.
- Второй раз будет не страшно? Не молчи! - шепнул он. - Знаешь, у меня такое чувство, будто я гору перевалил и устал ужасно. Спать хочешь? - Он встал.
- Пусти, пожалуйста. Не надо здесь, - зашептала Оля. - Я спать хочу - умираю! Пойду?
- Иди, конечно, - сказал Вадик обиженно. - Прости, пожалуйста! - Он отпустил ее и даже отошел к окну.
- Глупый мой, любимый! - тихо произнесла Оля и подождала, когда он посмотрит на нее. - Спокойной ночи!..
Покрутившись немного на кухне, Вадик лег и мгновенно заснул. Утром, попрощавшись с мамой в вагоне метро, он спросил у Оли:
- Что с тобой вчера было? Я чего–то не понял.
- Веришь мне? Значит, так надо было, - поцеловала его Оля при всех, чтобы он поверил.
Около девяти утра, когда по улицам города заспешил служилый народ, они были уже у гостиницы, где квартировал районный штаб.
Оля оставила Вадика на улице и вошла в четырехэтажное здание, сейчас такая уверенная в себе, что и не узнать. Вадик настроился скучать, но вдруг у газетного киоска услышал знакомый говорок Сашки Шимблита.
- Привет! - крикнул Вадик.
- Какими судьбами? - удивился Саша. - Приехал проведать? Меня? Два дня подряд заседали по вашим делам, - засмеялся он. - Промблема, - сказал он голосом Кочеткова. - Купировал ему истерику. Слушай, он что, гипертоник? - Вадик покивал. - Я и смотрю… Как же он продержался? Лечил его?
- Что с ним решили?
- Почетная отставка. По состоянию здоровья. Отпущен домой. Придется тебе писать обоснование задним числом. Не повезло тебе, старик! - посочувствовал он, истолковывая по–своему молчание Вадика. - Ну, ничего, потерпи! Скоро вся эта бодяга кончится, вернешься к нормальным делам, начнешь свою тему и позабудешь это приключение… Ребят только жалко. Заработков, похоже, у них не будет. Ну, а тебе, в компенсацию моральных издержек, - закартавил он, торопясь, - я районную премию обещаю. Я пошел! Ты все–таки не ко мне? На днях штаб к вам заедет. Отчет пиши! - крикнул он уже с порога гостиницы. Открыл дверь и отступил, пропуская Олю и Кочеткова. Кочетков кивнул ему и отвернулся.