- Ну, командир–то, судя по делам, здесь как раз нетребовательный, - сказал начальник. - Что скажете вы? - Он повернулся к Вадику.
- Я тут, как пес цепной, при продуктах во время закладки. И еще - в отряде есть слабые ребята. Он их не щадит. И еще - что мне делать на объекте? Здесь у меня по крайней мере хоть прием местного населения, а там? Сегодня, кстати, я не спал ночь, так что ухо просто не успел повредить.
Сашка Шимблит и еще один парень улыбнулись. - Кстати, о тебе была районная радиопередача, не слышал? Три письма в газету пришло: от какого–то покусанного, директора совхоза - ты его дочку в клинику вовремя направил - и еще от одного с рыбной косточкой. Ты у нас на хорошем счету. Отлично с лишаем справился. А могло быть!..
- А, дело прошлое, - махнул рукой Вадик. - Розовый лишай. Обошлось.
- Ладно! - прерывая их, сказал начальник. - Теперь слушайте информацию. Первое - прогноз на август плохой. Делайте выводы. Второе - усилить технику безопасности: был тяжелый несчастный случай. Третье - все силы на выполнение плана. До последнего! Мобилизуйте все, что можно. Но двадцать шестого августа - приказом! - штаб прекратит работы. Еще раз тебе говорю, Кочетков: сделай все, что можно! Больных и слабых можешь отпускать, реши это с врачом. Но выполни план! - Он с недовольной миной посмотрел на командира. - Ладно. Подхарчите нас, и двинемся дальше.
- У тебя в аптечке на объекте йод кончился и бинтов маловато, - тихо говорил Вадику Сашка. - А вообще ты молодец. На грамоту можешь вполне рассчитывать. У ребят дела такие: Суворов Коля сбежал под предлогом семейных обстоятельств. Остальные работают. Большинству трудно с командирами, - шепнул он. - Вот только Томке… Она в своего командира влюбилась, - Сашка хихикнул, - чуть до персоналки дело не раздули. Вовсю любовь крутят! У вас дела хуже всех, то есть у отряда. Мало заработают ребята, совсем мало, когда поделят на всех. Ты в коммуне?
- Нет. Меньше завишу от командира. А то бы меня здесь съели.
- Ну, а как у вас с идеологической и культурной работой? - принимаясь за компот, спросил начальник.
- Нормально… Комиссар этим заворачивает, - ответил Кочетков.
- А конкретно? Твоего комиссара я на объекте видел, он там стену выкладывает…
- Он у меня от масс не отрывается.
- Стенгазета хоть одна есть? - поинтересовался начальник скептически. - Ну, Кочетков!.. Ну и отряд!.. Ладно, черт с вами! Сейчас все побоку, но план давай! Сделаешь?
- Дам план, - твердо произнес Кочетков. Вечером за молчаливым ужином он объявил, что будет собрание. Разрешил курить, дождался тишины и поднялся. Он долго и нудно повторял информацию штаба, а отряд сидел смирно - все чувствовали, что главное впереди.
- …По решению штаба могу отпустить больных и слабых по домам. Но, ребята, мы взяли на себя обязательства - мы должны их выполнить! - закончил командир горячо. - Ну, а теперь доктор скажет, кого он считает слабым.
- Рыжие! Два шага вперед? - спросил Вовик.
- Ребята! - Вадик встал, оглядел отряд. - Как я понял, с объектом у вас завал. - Он переждал шум. - Отстаете от графика и, похоже…
- Ты не в свои дела не лезь! - прервал его командир. - Говори по делу.
- Я по делу и говорю. Ребята, вы сыты ужином? Хорошо, пускай сыты. А я вижу, что некоторые похудели, Да не смейтесь вы! Подумайте сами, каждый ли делает посильную работу? Вот наш завхоз. - Вадик ткнул рукой в сторону набычившегося Вити, - Ему ж кирпичи таскать! А он тяжелее десяти килограммов в день не носит. А девчонки за водой ходят ни колодец семь раз… Моня, иди сюда, покажи руки! Ты теперь месяца два играть на рояле не сможешь, да? Хорошо запомнит стройотряд наш Моня. - Ребята сидели тихо. - Вы что думаете, на этой стройке ваша биография заканчивается? - Командир прервал его: "Не заканчивается, а начинается. Начинается, понял?" И комиссар кивнул. - Кому надо, чтобы вы отсюда вернулись вконец измотанными? - продолжил Вадик, кашлянув. - Я не лез в ваши дела - не секрет, что у меня с командиром отношения натянутые, но теперь, уверен, начнется такая гонка, что держись. Я предлагаю Моню перевести на кухню, помощником. Завхоза заменить, на его место можно назначить Олю. - Он спиной почувствовал ее движение, - Я все сказал, - Вадик хотел уже сесть, но вспомнил: - И, командир, больше никаких сухих пайков. Все!
Его выслушали молча, равнодушно, отводили глаза - только покрасневший Моня спрятался за спины ребят. Вся подготовленная речь была впустую.
- Не так все просто, - неторопливо начал командир, - Советы давать легко, да их исполнить трудно. Вот в чем промблема. Перебои нас замучили, Сегодня, например, кирпич не завезли - завтра на полдня перекур. Кран не достать - уж как я просил, унижался! Сами знаете. Даже взятку давал.
- Знаем! - крикнул Вовик. - Старался, за всех старался. - Он щелкнул себя по горлу.
- Тихо! - встал Сережа–комиссар, - Может быть, правда, перестановку сделаем, а, ребята? Ведь девчонки плачут на кухне.
- Да, Серега, не в том дело! - скривился командир, - Одним человеком больше, одним меньше - неважно, Иной раз вообще кажется, что на стройке слишком много народу, толкотня идет! Тут другое нужно - задание на день, урок. Пока не сделали - со стройки ни ногой!
- Ни шага назад! - прорычал Вовик. Ребята засмеялись: очень похоже на командира получилось.
- Я скажу! - вскочил Автандил. Лицо у него горело, глаза блестели, - Командир! - сказал он хрипло, - Дай на каменщика по четыре подсобника! Мы тебе помощь кубами вернем. Прости, Юра, ты совсем не мастер, а каменщик и подсобник. Что ты хватаешься за все подряд? Готовь рамы! Плюнь, что проем не готов, окно стандартное, делай! А то потом все, и я, рамы делать будем. Я тебе такую раму смастерю!.. Разделение труда есть, слышали? Комиссар, прости, дорогой, какой ты каменщик? Тебя проверять надо! А раствор ты сделаешь? Нехорошо у нас. Все на одной работе - все каменщики, все плотники! Девушка Галя раствор готовит! Позор!
- Все сказал? - Командир обвел отряд взглядом. - Стройотряд, ребята, - это школа трудовой закалки. Все равны - поэтому у нас коммуна. Все получат поровну, чтобы не держались за легкие или бегали от тяжелых работ. Мы ж не шабашники.
- Так! - хлопнул в ладоши Автандил, - Если жить в той квартире, где Игорь угол клал, сразу узнаешь - не шабашник делал, студент безрукий…
- Ладно, твое предложение ясно! - прервал его командир. - Значит, у нас остается только шесть каменщиков, да на них двадцать четыре подсобника, трое на растворе, трое на кухне? Так?
Проголосовали: вздернулись вверх руки, никто не возражал. И еще ждали чего–то, но командир распустил всех.
- Предложение доктора принять можно, - сказал комиссар, когда ребята разошлись. - Он правильно предложил. Значит, завтра сдашь дела Смирновой, - повернулся он к Вите–завхозу. - Оль, слышала? Ну, иди сюда, заседать будешь.
- Придурка этого надо было в Москву отправить. Ручки лечить, - процедил командир, глядя на Вадика в упор. - Ну, пусть на кухне покантуется.
- Тут не покантуешься, - возразила подошедшая Оля. На ней был еще мокрый спереди фартук и косынка. - Не выступай, Валя! - И вдруг она села рядом с Вадиком, коснулась его ноги бедром.
- Вот дело какое, - нахмурился командир. - Теперь у нас машины не будет - директор отбирает. И кран нужен.
- Кран может и подождать, - откликнулся комиссар, оглянувшись не Юру. - А вот с машиной… Совсем отобрал? Навсегда?
- Как же так? - расстроилась Оля. - А вы просили? И не дал? Как же быть теперь? - Она обернулась, посмотрела на Вадика, будто с упреком. - Без машины нам зарез, да?
- Пойду я, попрошу директора, - в тишине подал голос Вадик, глядя в сторону. - Насчет крана - не знаю, а машина будет, обещаю. Раз надо, так надо. Завтра пойду.
- Хотела наша телятя волка загрызть, - едко вставил командир, и Сережа–комиссар толкнул его в бок. - Ну, ладно, закончили. - Командир поднялся из–за стола. За ним разошлись и другие.
Осталась только Оля. Сидела молча, не шевелясь. Потом она встала и выключила свет в столовой.
- Ну, не кипятись! - Она подошла, погладила Вадика по голове. - Покури, давай!
- Не хочу! - Вадик сильно обнял Олю, прижался.
- Здесь? С ума сошел! - Обхватив его голову, Оля зашептала ему прямо в ухо, посмеиваясь: - Когда ты выступил, ну, думаю, теперь поеду я домой с утренней электричкой, потом смотрю, нет, при себе оставил. - Ее губы и волосы щекотали ему ухо. - Ты хитрый, Вадька! Хитрая московская бестия!
- Продувной, ох, продувной! - в тон ей зашептал Вадик, хватая ее за плечи, за изгибающуюся талию. - Охальник!
- Ох, охальник! - Она опять и опять отбивалась от его рук. - День какой длинный, Вадя! - прижалась к нему горячей щекой Оля. - Смотри, Ведьма умерла, а мы живем. У нее уже жизнь другая, она в раю с боженькой разговаривает, а мы - здесь.
- Бога нет, - сказал Вадик голосом командира.
- Это у тебя бога нет! - старушечьим голосом ответила Оля. - А правда, Вадька, есть еще что–нибудь, кроме вот этого? Ну, погоди, я серьезно!
- Ну, если серьезно… Биологию помнишь? - Оля кивнула. - Помнишь - генофонд? Генетический фонд вариантов человека. Не души, нет! Физических возможностей, способностей… Так вот!.. По теории вероятности, любая - и моя и твоя - комбинация генов может случиться только однажды. Поняла? Только один–единственный раз! Я мог быть рожден в каменном веке, до новой эры или в двадцать втором веке, и ты - в любое другое время. Но вот мы родились на этой земле, почти одновременно, и живем, такие, какие мы с тобою есть, но - однажды! Никогда - ты вдумайся: ни–ког–да! - больше нас вот таких не будет! Не будет никогда девушки - твоего двойника… Ну, а душа…
- Ты думал про это, да, Вадя? Это хорошо, - тихо сказала Оля.
- А все остальное просто: круговорот веществ в природе. Смешно? - сконфуженно улыбнулся он.
- Ничего тут смешного нет, - ласково ответила Оля. - Ты… - Но в это время около двери послышались голоса.
- Давай здесь сражнемся, - гремя шахматами в коробке, предложил кому–то Игорек и вошел в столовую. - Пардон! Миль пардон, мадемуазель, мосье! - И хохотнул.
- Идем! - Оля встала. - Всю песню нам, гад, испортил.
- Я этому Игорьку фасад покрашу! - свирепо пообещал Вадик. - Не по первому разу шутит.
- Злится, ревнует, - сказала Оля. - Ну да! А ты и не знал? Эх ты, филин! - Она засмеялась. - Ну, не как при любви ревнуют, а… Просто ему хочется вот так со мной посидеть. Ишь, хищник! Я его сразу раскусила!
- А меня?
- С тобой у меня ошибочка вышла, каюсь. - Оля толкнула Вадика лбом в плечо. - Думала, ты рыба вареная. - Она запрокинула голову, подставляя губы. - Ну! Сама прошу!
Они были уже за лагерем, на тропинке, едва натоптанной над обрывистым берегом. Под рукой жило ее тонкое податливое плечо, от него шло тепло даже из–под курточки. У дуба она остановилась, закинула Вадику руки на шею и не отстранилась, когда его жар передался ей. Ах, никогда она не была такой!
- Люблю! - шептал ей Вадик. - Люблю тебя! - Она уступала ему, то суетливо и слабо сопротивляясь, то замирая, покорная, - Оля! - позвал он ее, задыхаясь. - Ну, скажи!
Она вздрогнула, открыла глаза и, как сквозь сон, слабо улыбнувшись, села, поникнув плечами, склонив набок голову. Дальний свет луны чуть бледнил ее лицо. Вадик закурил и лег навзничь, лицом к мутному, встревоженному небу.
- Странный ты, Вадька! Не пойму тебя! - озабоченно произнесла Оля. - Как дальше будет? Ты вправду меня любишь? Тогда почему ты?.. Ну, у тебя, в медпункте… Испугался, что обженю?
- Ты про это? А ты смелая, Ольке!.. - восхитился Вадик. Он сел так, чтобы видеть ее лицо, дотронулся до него. - Объясню. Красть не хочу! Понимаешь? Ведь ты то огонь, то лед. Есть вещи, которые я в тебе совершенно не понимаю!
- А я в тебе, - быстро и серьезно сказала Оля.
- Когда ты, как сегодня, мне даже страшно делается: вдруг ты завтра все перечеркнешь? Ты мне нужна и ты мне не даешься. - Оля засмеялась, и Вадик торопливо поправился: - Ну, то есть я хочу сказать… Ты - свободный человек, точно знаю!
- Чудик ты, Вадька! У тебя девушки раньше были? Ну, признайся, Вадя! Я за старое ревновать не стану.
- Была, - буркнул Вадик, отворачиваясь. - Только она меня не любила. Держала рядом, не понимаю для чего. У нас все было, вроде бы ничего больше не пожелаешь - знаешь, так некоторые думают? - а шел к ней на свидание, как на войну. Измучился я с ней, - признался Вадик.
- Ты тоже требовал от нее все объяснить, все назвать? А она молчала, да? - Оля вела пальцем по его носу, по губам. - Она просто не любила тебя, это ты точно угадал.
- Человек - святыня! - сказал Вадик, - А женщина вдвойне. Потом она меня ненавидела. И, может быть, всю жизнь ненавидеть будет. А за что? За то, что не полюбила меня?
- А ты не робкий, да, Вадя? Ты просто интеллигент, да?
- Ой! Оставим этот разговор, противно! Так и слышу интонации твоего друга.
- Он здесь ни при чем! - отрезала Оля. - Я спрашиваю: ты интеллигент? Мне это нужно знать от тебя. Ну?
- По происхождению и по убеждению - да. - Вадик улыбнулся и получил за это по макушке. - Оля, драться нехорошо! - Его продолжали бить. - Ну, Оль! Бить интеллигента нельзя, он слабый! Ну, Оль!.. Больно! Отрекаюсь, отрекаюсь!.. Я робкий!
- И Ведьма сказала - ты слабый, потому что добрый. А того доктора звали Александр Иванович Лучков. Вот!
- Откуда ты знаешь? - подскочил Вадик, Он схватил Олю за плечи. - Разговаривала с ней? Пока я купался? Расскажи!
- Она пила настой. Какой–то такой настой, против которого нет спасения. Так что ты все хорошо сделал, а вылечить ее не смог бы никогда. Слушай, Вадька, а почему ты совсем не переживаешь?
- Вот отчего такое затемненное сознание, - сообразил Вадик. - Я ведь все по максимуму делал, как большой…
- Она легко умерла?
- Упокоилась, как говорят старушки. Поэтому я и хочу на мой единственный раз иметь все настоящее и целиком. Настоящую работу, настоящую любовь, настоящую жизнь.
- Ну, насчет работы все в порядке, кажется, - с вызовом произнесла Оля. - А об остальном тебе судить. - Все это время она смотрела на него странно большими глазами, внимательно и пристально, а теперь отвернулась и встала. Поднялся и Вадик, опять обнял ее, но она не отозвалась. - Гляди! - Оля протянула руку. - Видишь что–нибудь? Плохо, что мы все время ночью разговариваем. Ночью сам себе кажешься большим, а все остальное не видно. Ну, видишь что–нибудь?
Их глазам, привыкшим к темноте, из–под густой ночной тени дуба открылся горизонт бугрящейся воды с серебрением по краю, а за ним - непроглядный мрак всего остального мира, про который известно, что он есть.
Вадик проводил Олю до темного крыльца. На прощание они стиснули друг другу пальцы до боли - здесь была как бы запретная зона, и они никогда не целовались. Оля поднялась по ступенькам на крыльцо, Вадик ждал скрипа отворяемой двери, но Оля вдруг испуганно ойкнула. И тут же послышался голос Сережи–комиссара:
- Тихо, тихо, не шуми, это я тут… сижу.
- Привет! - шепнул Вадик. - Бессонница?
- Да нет. Так просто… Я все про собрание думаю.
Вадик улыбнулся:
- Утро вечера мудреней, комиссар, Иди спать.
Сережа не отозвался, и была минута полной, мертвой тишины. Потом он встал и молча ушел за дверь.
- Он совета у тебя спрашивал! - с сердцем сказала вдруг Оля. - А ты его мордой об стол. Эх, Вадик!..
- Здравствуйте, доктор! - улыбаясь ему ярко накрашенным ртом, обрадовано сказала секретарша директора. - Я про вас передачу слышала! А директора нет! - игриво добавила она. - В поле. Теперь его до обеда не поймать.
- Мне обязательно надо с ним поговорить, - вздохнул Вадик. - Насчет машины. Отобрал у отряда машину! - ища сочувствия, объяснил он.
- Ну! - Секретарша безнадежно махнула рукой. - Откажет! У нас трех водителей на уборочную в район взяли. Да и работа у вас невыгодная. - Она вытащила из ящика стола пачку сигарет, предложила Вадику. Закурив, спрыгнула со стула и плотно закрыла дверь, возвращаясь за свой стол, она прошла рядом, обдавая Вадика тяжелым запахом духов и табака. Горб углом выступал у нее на спине, по–детски худой, узкой.
- Подождите, доктор! - всполошилась секретарша, когда Вадик с расстроенным лицом поднялся со стула. Он остановился. - Вы можете меня проконсультировать? - помолчав и будто бы решившись, спросила она, глядя в окно.
- Пожалуйста. Только ведь я детский врач все–таки.
- Я зайду к вам на днях, можно? - кокетливо спросила она. И рукой с зажатой в пальцах сигаретой помахала ему.
Вадик пошел вдоль поля, по шоссе, надеясь попасть в лагерь на попутной машине, но дорога была пустынна. Поле ярко зеленело, живое, ветер гнал по нему волны. Вадик топал по обочине, разглядывая облачное небо, колышущееся поле, темно–зеленый лес, и уже далеко отошел от центральной усадьбы совхоза, когда сзади раздались сигналы машины. Он обернулся и увидел быстро приближающийся "газик". В лобовом стекле белела рубашка директора.
- Был в конторе, а Тоня сказала, что вы заходили. Здравствуйте! - Директор вышел из машины, протянул Вадику руку. - Что–нибудь случилось?
- Случилось. - Директор нахмурился, и тогда Вадик расчетливо, с укоризной обронил: - Машину у нас отобрали.
Директор ухмыльнулся:
- Все, значит, в ход пошло? То ваш командир с бутылкой ко мне заявляется этот вопрос решать - по–мужски, а теперь, выходит, и вас…
- Он меня не просил. Я сам вызвался.
- Наш инженер на днях - как раз в обед подгадал приехать - все осмотрел и так доложил о результатах, что хоть плачь, а? Поедем, посмотрим… Вот я и говорю, все в ход пошло? - повторил он уже в машине.
- Что ж нам делать остается? Не успеваем.
- А вы и не поспеете уже. Я крест на этом поставил. Поэтому машину и отобрал. Честно сказал?
Вадик кивнул. Еще по дороге на центральную усадьбу он был уверен, что едва он попросит, напомнив о дочке, как директор отменит свое распоряжение, а теперь и язык не поворачивался спросить о девочке.
- Ладно, доктор, - улыбнулся директор. Оказывается, он подглядывал за насупившимся Вадиком. - Придумаем чего–нибудь! Что ж о дочке не спросите?
- Неудобно. Вроде вымогаю машину. А как дочка?
- Жена пишет - поправляется. А потому, что попала к специалистам. А у ваших ребят дела уж не поправятся, даже с машиной. Работают плохо, неумело, - жестко определил директор.
- Они работают честно, выкладываются. Я‑то вижу! Они даже вечером петь перестали, спать валятся сразу же. Соревнование у нас, каменщиков… - залепетал Вадик и покраснел.
- Честно работать - мало. Какая польза от честного дурака? Надо уметь работать. Ведь это наш дом, - сказал он, и Вадик сначала не понял, о чем он говорит, но директор пояснил: - Наша земля. Если отвлечься от мелочей, ведь она у нас терпеливая, матушка. И, главное, одна. На все времена. Да, - вздохнул он. - Бесхозяйственность.
Показалась приземистая коробочка дома, ребята копошились на стенах. Метров за двадцать до стройки директор затормозил - мешали кучи песка, поломанного кирпича, досок.
- Пожалуйста, пример. - Он покачал головой и, надев кепку, первым вышел из машины.
- Кого привез, доктор? - окликнул Вадика грязный, голый до пояса Сережа–комиссар.
Они нагнали директора уже на сходнях.