И, как всегда, Максим поймал мысль Лянки на лету. Но ему нужно было время, чтобы взвесить в голове все, о чем он услышал, - это была настойчивость человека, который привык сначала уяснять все до малейших подробностей и лишь затем действовать.
- Серьезно? - сделал он удивленный вид. - А я и не знал…
Михаил уловил его иронию и покраснел от обиды. А Мога продолжал тем же простодушным тоном:
- Может быть, вы возьметесь реконструировать их? Я знаю, вы специалист еще молодой, но талантливый, да и человек решительный, не то что мы, бедные учителя, к тому же бывшие… - Мога намекал на то, что когда-то работал учителем биологии, а затем директором школы.
- У меня и так хорошая работа, товарищ Мога, - в тон ему ответил Михаил, хотя предложение Моги заинтересовало его.
- Жаль, - глубоко вздохнул Максим. - Значит, мы так и останемся со старыми виноградниками. Такова, видно, судьба Стэнкуцы - не мать, а мачеха.
Михаил забыл об этом разговоре в тот же день. Но он не знал Могу! Однажды Андрей Веля, первый секретарь райкома партии, вызвал его к себе. Там Михаил увидел и Максима Могу. Не успел Михаил переступить порог, как Андрей Веля заговорил:
- Как мне известно, вы знакомы, - он поглядел по очереди на обоих. - Поэтому прямо перейдем к делу. Максим Дмитриевич хочет взять тебя агрономом в колхоз "Виктория". Он убежден, что ты в состоянии привести в порядок колхозные виноградники. - Андрей Веля с улыбкой посмотрел на Максима. - Мы согласны с этим, - продолжал он, и Михаил понял, что его перевод уже обсуждался на бюро. - Ждем твоего слова!..
- А чего ждать! - категорически заявил Мога. - У товарища Лянки было время подумать о проблемах развития виноградарства в кабинетах сельхозотдела. Теперь пора перейти от слов к делу. И самую лучшую практику он может пройти у нас, где есть колоссальные перспективы.
Михаил поймал себя на мысли, что и сам отдает справедливость словам Моги. И все же задевало, что его взяли "готовенького", даже не спросив согласия…
- Ну, спешить некуда, - доброжелательно улыбаясь, сказал Андрей Веля.
Мога раскрыл рот, чтобы возразить, но секретарь остановил его жестом.
- Надо, чтобы он убедился сам, что идет к вам по собственной воле, а не по принуждению. Да чтобы успел попрощаться с друзьями…
- Как будто он улетает на Луну, - не сдержался Мога. Он вскочил со стула и зашагал по кабинету вдоль и поперек. Половицы под его тяжелой поступью жалобно заскрипели. "Боже милостивый, ну и громадина же!" - подивился Михаил, словно впервые увидел Могу. Кабинет как бы сузился, не вмещая в себя эту глыбу, а собеседникам пришлось вжаться в стену, особенно когда Мога резко повернулся на каблуках и горой пошел на Михаила. - Я дам вам свободную неделю времени, чтобы вы могли ежедневно выезжать из Стэнкуцы в Мирешты и прощаться с друзьями! Или можете захватить с собой ваших друзей, у нас и для них найдутся подходящие места, - засмеялся он громким здоровым смехом, который, казалось, тоже не вмещался в стенах кабинета.
Михаилу было приятно и в то же время досадно, он восхищался Могой, но его охватывало предчувствие будущих споров и конфликтов и притом немалых. Он растерянно посмотрел на Андрея Велю, словно ища у него защиты от этого чудовища, которое готово проглотить его. Секретарь сделал ему знак - дескать, не бойся! - и на его смуглом лице появилась дружеская улыбка. Он был хорош собой - статный, черные как смоль волосы, высокий лоб, черные брови, живые зеленые глаза, гладкое, пышущее здоровьем лицо, чистый бархатный голос… "Горе женщинам, да и только", - подумал Михаил невольно, - мысль, совсем неподходящая в данный момент; он сразу почувствовал, как проходит его смущение, и тоже улыбнулся.
- Так что же скажешь? - с той же благожелательностью спросил Андрей Веля.
- Что там еще говорить? - снова вмешался Мога. - Я скажу! Товарищу Лянке самим провидением суждено решать большие проблемы на соответствующем месте - на землях Стэнкуцы, которые так понравились ему…
- Вы уверены в этом? - наконец подал голос и Михаил.
- Да! - Мога прижал к груди свою огромную руку, похожую на лапу медведя, а Михаил подумал: если бы эта лапа легла на его грудь, ему бы не устоять на ногах.
- Ну, коли так… Может быть, дадите мне подумать до утра? - обратился Михаил к Андрею Веле. И почувствовал, что Мога внимательно рассматривает его своими сверлящими глазками, словно проникая в каждую частицу его существа, как рентгеновские лучи.
- Согласен, - ответил Веля.
Но Мога желал кое-что уточнить - возможно, это было следствием внимательного немого изучения, которому он только что подверг Михаила:
- Что касается вашего прибытия в Стэнкуцу - завтра же приеду за вами на машине, чтоб быть уверенным, что вы не сбежите на полпути.
Все засмеялись.
Из райкома партии Михаил отправился прямо в прокуратуру, к Павлу Фабиану. Фабиан был его лучшим другом, хотя познакомились они всего год назад. Оба были примерно одного возраста, оба холостяки, оба одновременно приехали в Мирешты. Фабиан казался рассудительным, спокойным человеком, пожалуй, даже холодным и суховатым, но только на первый взгляд. У него было нежное сердце, и Михаил часто думал, что должность прокурора не для него.
…Принесенная Михаилом новость не удивила Фабиана.
- Этот вопрос решался на заседании бюро, - ответил он.
- И ты проголосовал против меня? - с упреком спросил Михаил.
- Не "против", а "за", - спокойно ответил Фабиан.
- Та-ак… Значит, я зря примчался к тебе за защитой, чтобы ты похлопотал перед Велей.
- Зачем? Ведь ты же сам столько раз плакался мне, что тоскуешь по настоящей работе…
- Да, плакался, - вздохнул Михаил. - Но мне и не снилось попасть в лапы такого медведя, как Мога. У него диктаторские замашки, и он будет поступать так, как ему вздумается, а не так, как потребует сегодняшний день…
- Неизвестно. Возможно, что ваши планы полностью совпадут.
- Дай бог! - сдался Михаил, понимая, что его судьба решена.
На другой день утром Мога заехал в сельхозотдел, потом за Михаилом на квартиру. Забрали два чемодана: один набитый книгами, второй - одеждой и бельем, - и отправились в Стэнкуцу. Мога не повез его прямо в село, а поехал проселочной дорогой по полям, мимо озимых посевов и, наконец, на виноградники.
Какими молодыми были они в тот год великих для них начинаний! И он, и Мога, и Фабиан, и Веля, и Валя, и Анна… Диктатор Мога со временем стал их товарищем, их поддержкой. А лучший друг Павел Фабиан в один прекрасный день перебрался на работу в Кишинев. И хотя дружба их оставалась неизменной, встречались они теперь гораздо реже.
Михаилу повезло с Валей, с Могой, с виноградниками. И часто он говорил себе, что другого счастья ему не нужно. Это понятие о счастье включало в себя и трудности, которые приходилось преодолевать, и радости побед, достижения и неприятности, столкновения с людьми, с Могой… Возможно, виной тому был и вспыльчивый, беспокойный характер Михаила, повинны были и другие, и все-таки при подведении итогов всем этим неприятностям грош цена.
Впрочем, до окончательного итога было еще далеко…
Михаил стряхнул с себя снег, который валил на плечи, бил ему прямо в лицо. Он постоял минуту-другую, вглядываясь в далекий серый горизонт, откуда в скором времени придет весна.
Эти его вёсны! Никто не ждал их - по крайней мере, так Михаилу казалось - с таким нетерпением, как он. Каждый раз он как бы начинал новую жизнь, где каждый день неповторим: треволнения и заботы, непредвиденность конечного результата - урожая, и страстное желание воздействовать на это непредвиденное, хотя и обоснованное определенными расчетами и опытом прежних лет, но все же чреватое сюрпризами, бессонными ночами с одной мыслью, постоянно устремленной к финишу, подобно эстафете, когда последняя дистанция может изменить все…
"Я гарантирую вам свободу действий и полную мою поддержку". Да, Мога гарантировал все это, но - по-своему!
"Послушайте, дорогой мой Лянка! Я обещал колхозникам, что мы разбогатеем за несколько лет. Увеличим заработки, путем приобретения новой техники облегчим труд. Мы должны сдержать свое слово. Наше спасение я вижу в виноградниках. Как можно больше виноградников, но с наименьшими затратами! С наименьшими!" - заявлял Мога.
Минимальные затраты! Замыслы Моги были ясны, и поначалу Лянка сдерживал себя: той первой весной, а затем и осенью засадил двести гектаров обычными сортами. Их не обрызгивали, не закапывали осенью и не откапывали весной… Минимальные затраты, гарантированный урожай, а на текущий счет колхоза - готовенькие денежки!..
- Да, конечно, - говорил Мога, - прививочные помещения нужно расширить, модернизировать… Естественно… Но потерпи, Михаил, прошу тебя. Попозже…
И вдруг Михаил возмутился. Все! Хватит. Или ему предоставят свободу действий, чтобы он мог работать по-современному, как работают в передовых хозяйствах, или он подает в отставку! Вот он, план реконструкции виноградников, ради чего вы и привезли меня сюда, в Стэнкуцу!
Это был хорошо продуманный, обоснованный план. Первый этап предусматривал постепенное выкорчевывание двухсот пятидесяти гектаров виноградников и высадку на их месте благородных сортов… И обязательно на шпалерах. Механизацию работ, создание специальной бригады, снабженной всей необходимой техникой, которой будет руководить он сам, Лянка. И то, что отныне будет высаживаться, должно полностью соответствовать научным данным, а не принципу - если есть гроздья на лозе, значит, это виноградник!
Мога бегло в присутствии Михаила просмотрел план и запер его в своем сейфе.
Мечта под замком!.. Так показалось тогда Михаилу. И он тут же написал заявление об уходе. Мога прочитал и хмуро произнес:
- Не успел объявить мне войну, как уже отступаешь. Странная стратегия… Все равно что осадить крепость и после первого же штурма повернуть войско назад. Или сам не веришь в реальность собственного плана?
Никогда еще Михаил не был таким спокойным, как тогда. Он не возмутился, не стал поднимать шума, не хлопнул дверью, хотя все у него внутри кипело, так кипело, что ему казалось, он весь изойдет паром, если тут же не начнет действовать.
- Отдайте мне план, - сдержанно сказал он Моге.
Ни слова не говоря, Мога вернул план. Он был очень доволен, что агроном сдался и на этот раз: то, что предлагал ему Лянка, не устраивало Могу с экономической точки зрения - самое малое еще три года виноградники не приносили бы дохода. Высаживать новые виноградники - пожалуйста! Мога не имел ничего против. Но выбросить половину действующих?..
- А теперь пошли! - сказал Лянка, пряча план в карман пальто.
- Куда? - удивился Мога. - На виноградники.
- Виноградники потом! Я готовлюсь к общему собранию.
- Там и подготовитесь, на виноградниках. Поехали!
И Михаил первый вышел из кабинета, даже не глядя, идет ли за ним Мога.
Мога последовал за ним, удивляясь внезапной перемене, происшедшей в агрономе. Он неожиданно почувствовал в нем человека, который в случае необходимости сумеет командовать.
Несколько дней подряд они обследовали виноградные плантации. И Мога впервые увидел их глазами специалиста, разбирающегося в мельчайших деталях.
Этот участок, объяснял Лянка, в совершенном упадке, лоза дичает. Прошлой осенью он дал всего по тридцать центнеров с гектара. Кусты-то еще времен царя гороха!.. На этой площади вся Стэнкуца может танцевать хору, посмотрите, какие редкие кусты…
- Но умирают не только люди, а и кусты! - с какой-то болью в сердце заметил Мога.
- Поглядите на эти рядки, - продолжал, не слушая его, Лянка. - Если поднять их на шпалеры, то получится черт знает что! Ни один трактор не пройдет здесь…
Лишь теперь Мога стал по-настоящему понимать Лянку.
Это произошло в январе, в середине бесснежной морозной зимы, когда дули жестокие ветры. Тогда, в первый же день проверки, Мога сказал Лянке, чтоб тот оделся потеплее, сменил бы свою шляпу на шапку - он нуждается в специалистах, а не в тех, кто форсит! Но и на следующий день Михаил явился в шляпе набекрень. Мога сорвал с головы Горе новую смушковую шапку и напялил ее Лянке на голову. Рассерженному Горе Мога сурово бросил:
- Я заплачу вдвое, если тебе жалко этот овечий хвост.
А Михаилу сердито пробурчал:
- Виноградники нуждаются не в твоей шляпе, а в твоей башке.
На четвертый день, когда обход виноградников был закончен, Лянка приказал Горе:
- Гони в Лунгу!
Мога не спрашивал, что они будут делать в Лунге. Все эти дни им как бы руководил Михаил.
В Лунге Михаил заехал к Онисиму Черне, знаменитейшему виноградарю того края, главному специалисту по благородным сортам.
Онисим Черня оказался довольно проворным человеком, с живыми умными глазами. Но что больше всего поразило Могу, который давно знал его понаслышке, это мягкие, аккуратные руки Черни с тонкими, как у женщины, пальцами. Черня поймал взгляд Моги и понимающе улыбнулся:
- Они помогают мне чувствовать, как пульсируют соки в лозе… - Затем он повернулся к Михаилу: - Как поживает ваш план?
- Вы тоже в курсе дела? - поинтересовался Назар. - Это план с огромной перспективой…
Слова Назара вызвали у Моги подозрение: не знал ли секретарь о плане Лянки с самого начала? - очень уж уверенной была оценка.
И с улыбкой сказал:
- У меня создается впечатление, что против меня возник целый заговор.
- Если вы думаете уничтожить заговорщиков, то отрубите голову только мне, - засмеялся Михаил, и впервые после долгой суровой недели его лицо оживилось и просветлело. - Товарищ Черня помог мне уточнить некоторые детали. И если не считать тех пятидесяти тысяч черенков высшего сорта, которые он дает нам в долг, я могу сказать, что он ни в чем не замешан…
- Мы же соседи, я знаю ваши виноградники, - сказал Онисим Черня. - Когда товарищ Лянка приехал ко мне прошлой осенью и поделился своими планами, я обрадовался… Вы, Максим Дмитриевич, не обижайтесь на меня, но два виноградаря лучше поймут друг друга, чем…
- Чем один виноградарь и один председатель, - перебил его Мога.
- Да, - не стесняясь, подтвердил Черня. - У виноградаря на уме только виноградники, а у председателя - все обширное хозяйство, так что некоторые вопросы, само собой, ускользают от его внимания…
- Наше счастье, что у Михаила Яковлевича такой учитель, - со всей искренностью сказал Назар.
Назар легко сходился с людьми, их привлекало его открытое лицо, умение слушать и понимать тех, с кем он разговаривал. Возможно, что именно поэтому Онисим Черня в какой-то миг выбрал Назара своим собеседником и говорил, больше обращаясь к нему, чем к другим.
Много позже Мога признался Михаилу: "Знаешь, что меня убедило в первую очередь? Твоя смелость и железное терпение, с которым ты обследовал каждый куст, анализировал каждый вывод… Значит, ты по-настоящему знал, что к чему".
План был утвержден, Мога взял на себя его осуществление, и таким образом Лянка добился своего. Трудно было переоценить помощь, оказанную ему Онисимом.
…Вышли за черту между Стэнкуцей и Лунгой, черту скорее воображаемую, так как виноградники Стэнкуцы и Лунги переходили друг в друга подобно тому, как одна жизнь переходит в другую, и между ними нет границы, лишь естественное продолжение. Снег старательно укрывал виноградники легкой белой пеленой, которая мягко перекладывала рядок за рядком, и так до самого горизонта, а там соединялась с небом, сейчас серым, но виноградники помнили его чистым, голубым, теплым, когда брали из его кладовых сладость для своих зерен, и потому всегда тянулись к нему…
На дороге из Лунги появилась машина, мчащаяся сквозь снежную мглу. Михаил всмотрелся: машина, зеленый "Москвич", казалась знакомой. Вскоре он различил номер и радостно закричал:
- Узнаешь, Марку? Это товарищ Черня!
Марку притормозил, то же сделал и владелец "Москвича", и обе машины остановились нос к носу. Первым поспешил выйти Михаил и шагнул навстречу Черне. Они обменялись рукопожатием. Михаил извинился за свое опоздание и рассказал о происшествии в больнице.
- Тебе надо было остаться с Валентиной Андреевной, - сказал ему Черня, взволнованный услышанным. - Да и я в таком настроении… даже не знаю, как тебе сказать… Одним словом, я бежал из села…
Михаил широко открыл глаза:
- Что произошло?
- Дело в том… - начал Черня с таким смущением, какого еще никогда не видел Михаил. - Виновата сегодняшняя газета… Я сбит с толку с самого утра. Ты не читал?
- Нет, сегодня я еще не видел газет, - признался Михаил и с недоумением спросил: - Критикуют?
- Погляди сам, - сказал Черня и решительно вытащил из кармана газету. - Извини, что хвастаюсь, как школьник, но хочу поделиться радостью…
Михаил сразу нашел имя Онисима Черни: "…присваивается звание Героя Социалистического Труда…"
- Дядя Онисим! - радостно обнял и расцеловал его Михаил.
Марку, наблюдая сцену сквозь ветровое стекло, не понимал, с чего это агроном полез обниматься и целоваться с Черней.
- Поехали ко мне, дядя Онисим, - воскликнул Михаил радостно. - Гульнем сегодня у меня! За здоровье моего учителя и друга! Поехали?
- Спасибо, дорогой, но не сердись на мой отказ. Я хочу побыть сегодня наедине с собой и с моими виноградниками… - взволнованно ответил Черня. - Но я был бы рад, если бы ты меня сопровождал, - смущенно добавил он.
- С радостью, дядя Онисим.
- Отпусти шофера. Пусть не мерзнет здесь. А потом я подброшу тебя в Стэнкуцу. Но без всякой гулянки! - предупредил Черня.
Марку долго еще смотрел, как Лянка беспрерывно говорит что-то Черне, горячо жестикулируя, затем они углубились в гущу виноградников, все уменьшаясь и уменьшаясь, пока совсем не скрылись из виду, словно растворившись в рядах стройных кустов… Потом Марку повернул машину обратно. "Всяк по-своему с ума сходит", - пробормотал он.