7
В субботу вечером Бангер делил очередную выручку. Лавка была закрыта, но Анита еще не показывалась. Госпожа Бангер пригласила Оскара и Фреда в большую комнату, где лавочник уже приводил в порядок счета.
- А где барышня? - немного поотстав, тихо спросил ее Фред.
- Наверно, на балконе.
Фред задержался с остальными ровно до того момента, когда был произведен расчет. Получив свою долю, он многозначительно подмигнул Оскару и тихонько, на цыпочках, вышел из комнаты.
Бангер достал из буфета бутылку и закуску. Как раз вернулся Эдгар, и они втроем проговорили около часа о предстоящем расширении дела. Речь зашла и о постройке консервной фабрики. Все согласились, что здесь потребуется участие всей округи и что лучше всего будет основать рыбацкий кооператив. Бангер обещал на следующей неделе съездить в Ригу и разузнать о всех необходимых формальностях.
Оскар рассеянно слушал. Сейчас он даже консервной фабрикой, своей заветной мечтой, мало интересовался - так его тревожило отсутствие Аниты. Он прислушивался к каждому звуку шагов за стеной, и когда хлопала наружная дверь, в нем оживало радостное чувство надежды. Но Анита все не шла…
Оскар больше не стал задерживаться. Он умышленно громко простился с хозяином дома и вышел. Эдгар провожал его, и во дворе они остановились на минутку. Заметив угрюмое выражение лица Оскара, Эдгар улыбнулся.
- Подожди меня здесь, - сказал он и убежал обратно в дом.
Оскар, недоумевая, ждал его возвращения. К нему подошла собака, обнюхала руку и ласково заскулила - это был старый знакомый.
Прошло несколько минут. С шумом открылась дверь, и на пороге показалась Анита. Ее блузка белела в лунном свете, лицо девушки было серьезно и холодно.
Оскар стремительно бросился к ней.
- Добрый вечер! - сказал он, протягивая ей руку.
- Добрый вечер, - ответила Анита, но руки не подала. - Говори скорее, что тебе нужно? - сухо спросила она. - Эдгар сказал, что ты меня звал.
Лицо Оскара потемнело.
- Это неправда. Я тебя вовсе не звал, это он сам выдумал. Но ты сама знаешь, как я хочу тебя видеть… Уж не заболела ли ты? - спросил он, удивленный странным поведением Аниты.
Она окинула его гневным взглядом:
- Как тебе не стыдно так насмехаться надо мной!
- Ты же сама видишь, что я не смеюсь.
Анита презрительно скривила губы и повернулась к двери. Оскар схватил ее за руку:
- Что с тобою, Анита? Я тебя сегодня просто не узнаю.
- Пусти меня! - Она стала вырывать свою руку. - Что ты… пристаешь! Я не из тех особ… которых ты водишь к себе по ночам…
- Что? О чем ты говоришь! - Оскар схватил и другую руку Аниты. - Какие еще особы?
- Я жду, когда ты выпустишь мои руки. Свое физическое превосходство можешь показывать перед другими.
Стиснув зубы так, что они скрипнули, он отпустил ее руки, отступил в сторону и бессмысленным взглядом уставился в пространство. Лицо его побледнело, губы подергивались.
- С какой стороны подул этот ветер? - спросил он охрипшим голосом.
- Спроси свою сестру.
- Лидию? - удивился он.
- Нет, Ольгу…
Он стоял, освещенный светом луны, а в душе у него был беспросветный мрак. Горькие складки легли возле губ Оскара, он рассмеялся невеселым смехом.
- Хорошо, я ее расспрошу, - сказал он, повернулся и ушел.
Долго глядела ему вслед Анита, прислушиваясь к звукам тяжелых шагов. Она хотела было что-то крикнуть, рванулась вперед, но через несколько шагов остановилась.
"А что, если она солгала… оклеветала его?.." - И Анита вся похолодела при этой мысли.
Тогда она вспомнила, что на балконе ее ждут. Усталой, вялой походкой подымалась Анита по узкой лестнице. С каждым шагом ей все сильнее хотелось остановиться, вернуться обратно, но какое-то странное упрямство, какая-то ложная гордость не позволяли ей это сделать.
Глава десятая ПОСЛЕДНЯЯ ГРОЗА
1
Дела брата Теодора за последнее время заметно пошатнулись. Среди приверженцев секты почувствовалось некоторое охлаждение, зашевелился даже червь сомнения. Молодежь начала увиливать от собраний. Не стало и прежнего уважения к проповеднику: многие парни перестали приветствовать его при встрече, некоторые старики с насмешливой улыбкой выслушивали его советы. Глаз у Теодора был достаточно наметан, чтобы сразу должным образом оценить неблагоприятные признаки. Может, у сектантов это было только временное, преходящее ослабление веры: ведь у всех только и было на уме, что морская мережа и сказочные уловы Оскара Клявы, только о них и шли разговоры во всех концах поселка. Многие собирались уже последовать примеру Оскара.
Были, безусловно, и другие, более важные основания: судный день все не наступал, хотя срок его истекал уже несколько раз. Самые ревностные сектанты успели растранжирить имущество; теперь надо было начинать все сызнова, а рижская братия и не подумала прийти на подмогу. Особенно сглупили, как стало известно из газет, некоторые лиепайские последователи секты. Завернувшись в белые полотняные простыни, они встали на мосту в ожидании огненных колесниц, которые подняли бы их на небеса, но этого почему-то не произошло. Дойдя до гнилушан, весть эта вызвала среди них переполох.
Все как будто соответствовало предсказаниям пророков: человеческий род погряз в распутстве, с каждым днем умножалось число всевозможных грехов, а войны и кризисы свидетельствовали о неизбежном наступлении конца мира. Это доказывали и совершающиеся в природе явления. Разве были когда-нибудь такие морозные зимы? Дождь лил все лето, собаки заболевали, бесились, самоубийства совершались все чаще… Однако устои вселенной не дали трещины ни в одном месте. Как всегда, по утрам вставало солнце, а вечером появлялись луна и звезды; земля приносила в должный срок плоды; человеческий род продолжал размножаться, и перелетные птицы тянулись с юга на север каждую весну.
"Тот день, как сеть, найдет на всех живущих…" - повторял брат Теодор. Но когда он придет, долго ли осталось его ждать - не мог сказать даже сам проповедник.
В переполненную чашу сомнений капнула еще одна, самая горькая, капля. Старуха Аболтиене, одна из самых ревностных сестер гнилушанской общины, была уличена в краже цветов с кладбища. Кладбищенский сторож уже давно замечал пропажу цветов с наиболее богато украшенных могил. Однажды, будучи по своим делам в курортном поселке, он заметил возле одной дачи Аболтиене, которая предлагала покупательницам молока роскошные букеты. В следующую ночь сторож спать не пошел, и воровка была поймана. Скандальная новость быстро распространилась по окрестным поселкам, и гнилушан всюду стали поднимать на смех. Надо было пустить в ход какие-то новые средства, чтобы спасти последнее. Брат Теодор отлучился на несколько дней, а когда вернулся, на заборах и стенах домов появились большие афиши, возвещавшие о невиданно большом собрании в доме Румбайниса: "С речью выступит знаменитый миссионер, только что вернувшийся из Африки. В собрании также примет участие живой негр". Кроме того, предстояло исключение из членов общины старухи Аболтиене.
Раньше такая обширная и интересная программа взбудоражила бы весь поселок. Живой негр, на которого можно поглазеть совсем даром! Много ли здесь было людей, которые видели живого негра!
И все же… было много званых, но мало отозвавшихся.
Негр стоял у двери и раздавал листки с текстами псалмов. Люди с любопытством разглядывали курчавого молодца, шептались и показывали на него пальцами. А в помещении брат Теодор демонстрировал новый аппарат для сбора пожертвований. Это был резиновый арапчонок, который пожирал деньги. Предназначенную для пожертвования монетку надо было всунуть в большой рот куклы, которая сразу проглатывала ее и отвешивала поклон жертвователю. Больше всего радовались дети; они то и дело выпрашивали у родителей деньги и кормили прожорливую куклу.
- Смотрите, как он кланяется! - восторгались они.
- Мамочка, дай денежку, я хочу посмотреть, как он ее проглотит!
Выдумка была остроумная. За последнее время люди стали такими скупыми, что приходилось шевелить мозгами, чтобы заставить их раскошелиться. Теодор с довольной улыбкой наблюдал возню, поднятую ребятишками вокруг куклы. Вот что значит действовать с умом.
Но все предпринятые им меры в конечном счете оказались запоздалыми. Не помогли ни негр, ни кукла. Люди не шли… Постепенно гнилушанам надоело ждать сложа руки конца мира. Со вновь обретенной энергией и бодростью они вернулись к борьбе за существование на этой грешной земле. Брат Теодор все еще шатался из дома в дом, но его слово оставалось гласом вопиющего в пустыне. Ловко разрекламированное собрание у Румбайниса потерпело неудачу: пожертвования не покрыли даже путевых расходов миссионера и негра. И как назло, Петер Менгелис, который мог бы одолжить несколько десятков латов, в этот день уехал в Ригу. Правда, Ольга присутствовала на собрании, но занимать у нее Теодор постеснялся.
После собрания он вышел проводить Ольгу, потому что она боялась темноты, к тому же по улице бегали собаки без намордников. Дорогой Теодор взял Ольгу под руку. В поселке все тропинки были ему известны лучше, чем любому местному жителю.
- Ну как, предприняла ты что-нибудь в отношении того дела? - спросил Теодор.
- Да, я на прошлой неделе была в Чешуях. С субботы Оскар стал сам на себя не похож: ни с кем не разговаривает, на работу уходит без всякой охоты, словно ему все опостылело. Спрашивал у Фреда, как выхлопотать заграничный паспорт, - может, уедет куда-нибудь подальше.
- Так, так… - удовлетворенно потирал руки Теодор. - Тогда опять все будет по-прежнему, и нам не придется больше шататься по улицам.
- А за нами никто не идет? - боязливо шепнула Ольга и приостановилась. Но кругом стояла тишина, это стучало в груди ее собственное сердце.
Еще теснее прижавшись друг к другу, они продолжали путь.
2
В тот вечер Оскар остался в доме один. Петер был в Риге, Ольга - на собрании, а Фред, как обычно, ушел на свидание с Анитой. Последнее время самоуверенность американца росла не по дням, а по часам; он уже поговаривал о предстоящем обручении и о больших делах, которыми начнет заворачивать с будущим тестем. Но как только Фред заводил разговор о своих отношениях с Анитой и о подробностях последних свиданий, которые ему весьма льстили, Оскар всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы уйти.
От дум Оскара отвлек донесшийся со двора собачий лай. Он сошел вниз посмотреть, что случилось. Тихо приоткрыл наружную дверь и стал всматриваться в темноту. В глубине двора двигались две человеческие фигуры; они подошли к клети и загремели ключами. Со скрипом открылась дверь, оба неизвестных вошли внутрь, и снова все стихло.
Оскар вернулся в кухню, зажег "летучую мышь" и затем осторожными шагами подкрался к двери клети, подождал немного, чтобы воры осмелели; и внезапно открыл дверь. Перескочив порог, он поднял фонарь высоко над головой и осветил внутренность помещения.
В самой глубине, на куче сетей, сидели Ольга и Теодор. Рука проповедника обнимала талию Ольги.
- Вот оно что… - пробормотал Оскар. Не обращая внимания на парочку, он спокойно запер дверь на ключ, спрятал его в карман и стал искать гвоздь, чтобы повесить фонарь. В стене их было множество. Оскар выбрал толстый крюк недалеко от двери, откуда фонарь освещал самые отдаленные углы клети. Теперь он стал не спеша обходить помещение, что-то разыскивая. За все это время он ни разу не кинул взгляда на перепуганную парочку, - можно было подумать, что он забыл о ее присутствии. С серьезным и озабоченным видом, словно ему нелегко было найти искомый предмет, Оскар перебрал сваленные в углу сети, потрогал повешенные на гвозди неводные подборы и связки тросов.
Наконец он выбрал довольно толстую подбору, отрезал от нее конец фута в четыре и мрачно взглянул на брата Теодора. Проповедник давно уже встал на ноги и беспокойно наблюдал за каждым движением Оскара.
Оскар так же молча, сосредоточенно завязал на конце подборы толстый узел. Пробуя оружие, он с силой ударил им по куче сетей и удовлетворенно прищелкнул языком. Потом он обернулся к Теодору и сказал:
- Мне надо с вами поговорить, подойдите поближе…
Теодор не трогался с места.
Оскар повторил - все с тем же успехом. Тогда он подошел к лишившемуся дара речи проповеднику и вытолкнул его на середину клети.
- Слушай хорошенько, что я тебе сейчас скажу, - начал Оскар. - Один раз тебя уже выгнали из этого дома и предупредили, чтобы ты и дорогу сюда забыл. А ты опять пришел и, как видно, ни на волосок не исправился. Ты запоганил мое имя самой грязной клеветой, выставил меня извергом и негодяем в глазах людей. Теперь скажи, чего ты после этого заслуживаешь?
С таким же успехом он мог ожидать ответа от стен: проповедник молчал, не сводя широко раскрытых глаз с узловатого конца подборы в руке врага. Каждое движение Оскара заставляло его вздрагивать всем телом.
- Я могу избить тебя как собаку, - продолжал Оскар, - и ты никому не посмеешь пожаловаться. Но чего я этим добьюсь? Буду знать, что сумел ответить на твое змеиное шипенье, - и все. Но хоть ты и шарлатан и негодяй, а все же после порки стал бы числиться страдальцем, а я вовсе не желаю давать тебе такого преимущества. По глазам видно, как ты испугался, грязная ты тряпка! Нет, для крупных дел ты не годишься… Может, с меня хватит и твоего испуга, хотя это еще неизвестно. С одной стороны, выходит, что ты слабее меня, и как-то не хочется с тобой связываться, а с другой стороны - такого негодяя следует проучить. Ну что, - помалкиваешь?.. Вот и выходит, что мой каприз решает твою судьбу. Но прежде чем мы распрощаемся, тебе надо запомнить одно: побитый или с целой шкурой, но ты сию же минуту оставишь этот поселок, никогда больше не появишься в наших краях и никого не пришлешь на свое место. Понятно?
Губы Теодора беззвучно зашевелились.
- Обещаешь выполнить это? - спросил Оскар.
- Да.
- Хорошо. Давай кончать. Только ты напрасно думаешь, что твоя спина уже уцелела. Это мы еще посмотрим. Гляди, я открываю дверь, открываю ее настежь. Теперь ты выйдешь, а я буду стоять с бичом в руках. Может, я и не трону тебя, но очень может быть, что стегану разок-другой. Теперь иди!
Оскар стоял у открытой двери, подняв руку с узловатым бичом. Улыбаясь, он наблюдал за Теодором, который стоял посредине клети, съежившись и дрожа от страха. Проповедник чувствовал себя, как в охваченном огнем доме: и оставаться нельзя - сгоришь, и выбраться можно лишь сквозь пламя.
Долго он не мог собраться с силами. Узловатый бич, как магнит, притягивал его взгляд. Если бы Теодор знал точно, что его ожидает удар, ему было бы не так страшно. Наконец он решился и стремглав бросился в растворенную дверь. Никто его не ударил.
Оскар бросил бич на землю и повернулся к сестре.
- Ну и рыцарь у тебя! - рассмеявшись, сказал он. - Стоило ли менять Петера на такого…
Ольга молчала. Сжавшись в комок на куче сетей, она зарылась лицом в большую шаль.
- Да, дела…
- Что же будет дальше? - робко спросила Ольга, не подымая головы.
- А что здесь поделаешь? - грустно сказал он. - Да и кто поверит такому, каким вы меня расписали? Из моих рук и собака не захочет хлеб брать. Если бы это случилось со мной, ты бы сейчас же поспешила в Чешуи рассказать обо всем одной девушке. Я так не поступлю. Не хочу таким способом доказывать свою правоту. Живите со своим Петером как знаете.
- Ты… Ты ему ничего не скажешь? - не веря ушам, шептала Ольга.
- Устраивайте сами свою жизнь.
Шерстяная шаль, прикрывавшая плечи Ольги, дрогнула. Она плакала. Оскар не знал, что и делать. Гнев его как рукой сняло, ему было неловко. Он вспомнил, каково пришлось сестре в первые годы замужества. Петер в то время был самым отъявленным пьяницей; он грубо обращался с женой, которая была намного моложе его, а иногда и поколачивал ее. Ничего удивительного, если уже в те годы они стали друг другу чужими…
- Ну, ну, не реви, ничего же ведь не случилось, - сказал он, дотронувшись до плеча сестры.
Ольга схватила руку брата и заплакала еще сильней.
- Оскар!.. братик!.. - задыхаясь, шептала она прерывающимся голосом. - Ты такой добрый… такой добрый… А я-то! О господи, что я натворила… ведь я погубила твое счастье… И ты еще меня жалеешь!
- Ладно, как-нибудь обойдется, - сказал Оскар и потрепал сестру по плечу. - Иди теперь спать. Уж я как-нибудь справлюсь со своими делами.
- Я пойду к ней и расскажу всю правду! Она мне поверит.
- Не надо. Ничего не надо делать, - твердо сказал Оскар. - Уже поздно.
Он помог сестре подняться и проводил ее из клети. Сам он еще долго стоял в открытых дверях и задумчиво глядел в темноту.
3
Когда болезнь достигает в своем течении момента кризиса, состояние больного меняется: он или начинает выздоравливать, или погибает. Всякий нарыв прорывается, и всякому мраку приходит конец - таков закон природы.
Рыбаки недоверчиво встретили нововведения Оскара. Его выдумка казалась им рискованной, сумасбродной и даже глупой; долго они ждали какой-нибудь беды, которая бы положила ей конец. Суеверные, сбитые с толку сектантскими бреднями, ослепленные завистью, они первое время даже не пытались обсудить и оценить деятельность Оскара. Но проходили месяцы. Видя, что морская мережа Оскара продолжает давать невиданно богатые уловы и что он благодаря леднику перестал зависеть от скупщиков, молодые и самые свободомыслящие рыбаки стали убеждаться в его правоте. Наступил перелом.
В начале августа, когда неводный лов стал давать порядочную добычу, Крауклис пришел к Оскару.
- Нельзя ли поставить к тебе на лед с полкалы лососей? - попросил он.
Это была первая ласточка. После этого к Оскару зачастили кормщики других артелей, и в иные дни удачного лова ледник напоминал настоящий рыбный склад. Оскар никому не отказывал. Лучшего способа агитации в пользу своего дела он и желать не мог - те латы, которые рыбаки зарабатывали благодаря леднику, заставляли каждого признать истину.
Однажды утром Кристап Лиепниек и Индрик Осис разыскали на берегу Оскара, когда тот был занят починкой старой мережи.
- Ну, ты, кажется, уже достаточно заработал, - начал Кристап.
- Ничего, жаловаться не приходится.
- Скажи, а тебе не будет досадно, если и другие заработают? - спросил Индрик.
- Никогда я не завидовал чужой удаче.
- Видишь, Оскар, мы тоже вот решили построить мережу…
- Ну, наконец-то взялись за ум! Нелегко было убедить вас.
- Как ты насчет того, чтобы помочь нам советом? Мы ведь не знаем устройства твоей мережи. Если ты нам поможешь, мы будем платить тебе поденно, а кроме того, дадим на это время человека, чтобы работал вместо тебя.
- Когда думаете начать? - спросил Оскар.
- Хоть с нынешнего дня. У нас уже все заготовлено.
Для Оскара начались дни кочевки от одного двора к другому. Не успевал он закончить как следует работу в одном месте, как его приглашали сразу в три-четыре новых. Его возили по рыбачьим поселкам, как важного господина, в честь него резали петухов, варили пиво. Вся его работа заключалась в том, что он стоял около строящейся мережи, давал указания и советы, а потом помогал установить ее в море на якорях. Рыбакам этого было достаточно, они с одного раза усваивали новую премудрость.