- Я куплю вам шубу. Повезу в тайгу, и мы будем жить там вдвоем.
- Предупреждаю, я не могу долго ехать в машине.
Леван поставил "Волгу" за храмом на асфальтированной площадке. Натия легко выпрыгнула из машины. Леван глядел ей вслед. Натия заметила это.
- Не смотри так.
- Извини, сейчас вырву непослушные глаза.
- Ну, это уж чересчур!
Двор храма был заполнен туристами. На груди у каждого висел фотоаппарат. Поминутно раздавались щелчки.
- Храм вблизи совсем не производит такого впечатления, как от Мцхеты. Оттуда он кажется грандиозным, - удивлялась Натия.
- Так и задумано. Его построили здесь, чтобы люди смотрели на него из Мцхеты.
- Зачем же сюда поднимаются?
- Чтобы отсюда увидеть Мцхету.
- Я в восторге от твоих способностей гида. Посмотри лучше, что за вид!
Натия села на большой камень у края скалы. Внизу перед ними простиралась Мцхета. Лес уже начал желтеть.
- Отсюда Мцхета похожа на театральные декорации.
- Может быть. Последний раз я был в театре четыре года тому назад. Пошел ради своего родственника. Он получил роль, и мы были на премьере.
- Какую роль? - заинтересовалась Натия.
- Он кричал из-за кулис: "Идут, идут!" Ну, а второй раз ему дали сравнительно приличную роль.
- Надеюсь, она была не менее серьезной, - улыбнулась Натия.
- Он играл третьего таракана в какой-то сказке.
- Хоть бы первого таракана дали сыграть. - Натия хохотала. - А что он сейчас делает?
- Работает в театре начальником пожарной охраны… Да, Натия, мне изменяет память: я уже объяснился тебе в любви?
- Кажется, да.
- А что ты ответила мне?
- К сожалению, я забыла!
- Неужели не вспомнишь?
- Постараюсь.
Вдруг они умолкли, кругом было очень тихо. Они огляделись - туристы ушли, во дворе храма они были одни. Глаза их встретились. Натия вздрогнула. Только сейчас она почувствовала, как близко сидит к нему.
Они молча смотрели друг на друга. Но вот внизу промчался поезд, глухой стук колес вывел их из оцепенения.
Леван волновался. Натия совсем рядом. Ее волосы касаются его щеки. Он чувствует ее дыхание.
"Поцеловать? - думал Леван. - Нет, нет, нельзя. Ни в коем случае нельзя".
Леван вскочил и на несколько шагов отошел к краю площадки. Натия вздохнула с облегчением. Что-то осталось невысказанным и незапятнанным. Чувство благодарности овладело девушкой и затаилось в ее сердце.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Бригадир шихтового двора Валико Азарашвили возвращался домой расстроенным. С заготовкой металлолома дело не ладилось. План трещал по швам. В конце смены он заглянул в мартеновский цех к своему приятелю, сталевару. Его не оказалось на месте. От этого настроение испортилось еще больше.
"Черт побери, где его носит!" - думал мрачный Азарашвили.
Шел по заводу, глядел на столбы, металлические конструкции, идущие навстречу паровозы и думал: "Все бы это в утиль!"
А когда он поравнялся с изложницами, остановился и просто глаз от них оторвать не мог.
"Боже мой! Уйма какая, не сосчитать! Ко мне бы их, на шихтовый двор", - усмехнулся Валико и достал папиросы.
Небо над его головой было угрюмое, почти черное. "Надо поскорее идти домой. Того и гляди дождь припустит".
Заспешил, но вдруг снова остановился. Что-то промелькнуло в голове, оглянулся, опять уставился на изложницы.
- Нет, нет! Что я, с ума спятил? - сказал он вслух и решительно двинулся к проходной, но навязчивая идея уже перестала казаться нелепой.
Он остановился, постоял в нерешительности, потом махнул рукой и широко зашагал обратно. Вот и разбросанные в беспорядке изложницы.
"С ними, пожалуй, не справиться, а вот надставками мы могли бы загрузить целый состав. Нам хотя бы пятьдесят штук". Валико огляделся вокруг, испугавшись, что его мысли кто-нибудь мог подслушать. Но вокруг не было ни души.
"Состав я подгоню сюда. Четырех рабочих, пожалуй, хватит…"
Не успел Валико все прикинуть, как хлынул ливень.
"Погодка! Лей, лей, чертов дождь. Видно, и погода со мной заодно".
Валико добежал до навеса. И здесь не было никого. Дождь неистово барабанил по железной крыше.
"Надставки мы разобьем электромагнитом и первой же порцией загрузим в печи. Здесь их столько лежит без дела, что никто этого и не заметит".
Валико поднял глаза. Дождь лил из темной, хмурой тучи, как из дырявого ведра.
- Черт побери, конца ему не видать! - проворчал Валико и, перепрыгивая через лужи, добежал к себе, не забыв и на этот раз удостовериться, что никто его не видел.
Добежав до шихтового двора, он вынул платок и тщательно вытер мокрые волосы. "Лей, лей, не переставай, - приговаривал Валико про себя, - хоть всю ночь лей".
Рабочие удивились, снова увидев бригадира. Никогда в жизни он не являлся в цех так поздно.
Азарашвили поглядел на ребят, поразмыслил и подозвал одного из них - плотного, рыжего…
2
Начальник двора изложниц Амиран Абуладзе пришел на завод ранним утром. Оглядел свое хозяйство, и что-то ему не понравилось, вроде бы что-то было не так. Но что? Он внимательно огляделся, подошел к тому месту, где были недавно сгружены надставки. Ему показалось, что их стало меньше, и он принялся пересчитывать. Не хватало сорока штук. От неожиданности и удивления Абуладзе остолбенел.
"Куда они могли деться? Это невозможно. Я, наверно, ошибся, - подумал он и снова принялся считать. - Точно. Не хватает сорока надставок. Ни больше ни меньше… Может быть, их перевезли в другое место? Но кто и зачем мог это сделать? Нет, это исключено! Какому дьяволу они понадобились?"
Он снова обошел весь цех и двор, снова в растерянности проверял свое хозяйство. Нигде никаких признаков сорока громадных надставок…
И вдруг в сознании всплыл недавний разговор в завкоме, где Азарашвили разносили в пух и в прах за невыполнение плана по металлолому.
"Ах ты сукин сын! Так ты план выполняешь! Ну погоди, я тебе покажу!"
Амиран побежал, размахивая на ходу руками, и вдруг остановился на полпути.
- Куда я спешу, дурак, - горестно рассмеялся Абуладзе. - Если он сумел украсть, так уж, наверно, догадался их в первую очередь переплавить! Пожалуй, не стоит идти. Если я покажусь на шихтовом дворе, он сразу сообразит, что я смекнул, в чем дело. Пошлю кого-нибудь из своих рабочих, пусть разведают, может быть, набредем на какой-нибудь след. А пока помолчим. Он успокоится и подумает, что мы, идиоты, ничего не заметили. И тогда, наверно, снова сунется…
Амиран вернулся к себе и вызвал бригадира.
- Здорово! - рявкнул Амиран.
- Здравия желаю, - ответил бригадир, не скрывая своего удивления. Ему никогда не приходилось видеть начальника цеха, тихого, обходительного человека, в таком возбужденном состоянии.
- Ничего не заметил сегодня во дворе?
- А что случилось? - бригадир забеспокоился.
- Разиня ты несчастный! Тебе двух гусей доверить нельзя, а не то что такое хозяйство! Где новые надставки, хотел бы я знать?
- Вот они, - махнул рукой бригадир.
- А ну-ка пересчитай! Ты знаешь, сколько их?
- Конечно.
- Только глаза умеешь таращить. Иди считай. Иди, иди, я подожду.
Бригадир направился к надставкам. Пересчитал их, повернул к Амирану свое удивленное лицо и снова принялся считать.
- Сорока штук недостает.
- Будь здоров!
- Да кому они нужны, эти надставки проклятые!
- А это тебе мог бы объяснить Валико Азарашвили.
Стоило упомянуть Азарашвили, и бригадир все понял.
- А теперь слушай, что я тебе скажу. На шихтовый двор пошли кого-нибудь, кого там не знают. Ясно? Пусть хорошенько посмотрит. И если наткнется на наши надставки, чтобы немедленно тебе сообщил. Конечно, он ничего там не найдет. Этот подлец все давно переплавил. Но мы все же проверим. И никому ни слова! Слышишь! Предупреди парня, которого пошлешь. Пусть наберет воды в рот. Лучше всего пошли Черного Гогию… Ну, попадешься ты мне, Валико! Я покажу тебе, где раки зимуют!
Амиран пошел к главному инженеру. У листопрокатного цеха заметил машину Георгадзе. Значит, он здесь…
- Что с тобой, парень? Ты посинел весь, - сказал Георгадзе, глядя в бледное, взволнованное лицо Амирана.
- Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.
- Я могу выйти, - сказал начальник цеха.
- Нет, останься. Мы ведь закончили. Я сейчас иду, - бросил он Амирану, поняв, что тот ничего хорошего сообщить не собирается. - Составь счета, - сказал, вставая, главный начальнику листопрокатного, - и к концу дня заходи ко мне.
Когда вышли во двор, Михаил нахлобучил старую, знакомую всем соломенную шляпу.
- Ну, выкладывай.
- С чего и начать-то, не знаю. Ну, прихожу сегодня утром во двор и обнаруживаю - нет сорока надставок. Ночью их кто-то украл.
Главный инженер сперва засмеялся и посмотрел на Амирана так, будто тот спятил. Потом вдруг закричал:
- Что ты мелешь? Пьяный или с ума сошел?
- Товарищ главный инженер, мне не до шуток. Сердце так и скачет.
- Кто работал в ночной? Всех до единого под суд отдам! И тебя сниму, - Георгадзе резко повернулся к Амирану, - и тебя по головке не поглажу! Как это можно - сорок надставок из-под носа унесли. Каждая по полтонны! Куда твои глаза глядели? Позор! Позор!
Амиран подождал, пока главный отбушует, а потом тихо сказал:
- По-моему, сейчас не стоит поднимать шума.
- А что же прикажешь делать?
- Я знаю, кто это. Но надо подождать.
- Ты подозреваешь кого-нибудь?
- Я знаю точно. Это мог сделать только Валико Азарашвили. У него с металлоломом плохо, плана не выполняет.
- Пожалуй, ты прав… Сейчас же вызывай милицию.
- Михаил Владимирович, не надо. Надставки уже давно загружены в печь. Их не вернешь.
- Что же, спустить ему это?
- Да нет. Надо сделать вид, что мы не заметили. Он наверняка снова сунется. Только теперь ждать будем…
- А кто-нибудь, кроме тебя, об этом знает? - План Амирана понравился главному инженеру.
- Знает бригадир.
- Предупреди, чтобы молчал,
- Об этом не беспокойтесь.
- А если они не будут больше красть?
- Будут. А в суд подать никогда не поздно. Улик-то ведь у нас нет.
- Тогда лови воров, а то и тебе не поздоровится. Даю три дня сроку! - пригрозил Георгадзе.
3
Воры попались на пятый день.
В два часа ночи маленький паровозик вышел с шихтового двора. К нему была прицеплена одна-единственная платформа.
От волнения у Амирана перехватило дыхание, и он сжал руку бригадира. Вместе с ними в засаде сидело еще двое рабочих. Паровоз медленно объехал двор изложниц и двинулся дальше.
- Неужели заметили? - прошептал Амиран.
Бригадир пожал плечами и достал было сигарету, но Амиран перехватил его движение. Паровозик запыхтел где-то впереди, потом остановился и дал задний ход.
- Не шевелитесь, пока платформу не загрузят. Пусть потеют, - прошептал Амиран.
Рабочие кивнули.
Паровозик подошел ко двору изложниц, сбавил скорость, замер. Никого не было видно, и платформа была пуста. Минуты тянулись медленно. Наконец на рельсах появились четыре темные фигуры. Амиран сразу узнал Азарашвили по его сутулой спине. Четверо шли молча и оглядывались. Не заметив никого поблизости, начали грузить.
Амиран подал знак Гиго Брегвадзе, здоровенному малому, и тот кивнул: будь, мол, спокоен, все сделаем, как задумали. Гиго было поручено стащить машиниста.
Амиран сначала решил выждать, пока Азарашвили и его подручные загрузят платформу полностью, но не выдержал: как только взялись за вторую надставку, он схватил фонарь и закричал страшным голосом:
- Ах вы сукины сыны!
Гиго в мгновение ока вскочил в кабину машиниста, скрутил его и стащил вниз. Остальные погнались за Азарашвили. Валико не успел и сорока шагов сделать, как его догнали у канавки и повалили. Потом подхватили под руки и поволокли в контору.
А Гиго Брегвадзе уже сидел там со связанным машинистом и покуривал. Время от времени он произносил что-нибудь вроде:
- Ни с места, а то замешу, как тесто.
Азарашвили посадили рядом с дрожащим машинистом.
- Ну как, попался, голубчик? - посмеивался довольный Амиран.
- Не губи меня, - прошептал Азарашвили.
- А что мне делать прикажешь? Ограбил меня, опозорил, а теперь я должен тебя отпустить?
- Я виноват, но ты только на этот раз спаси меня, а я в долгу не останусь.
- Ах, что ты говоришь! - издевался Амиран. - А удобно ведь - готовый металлолом и совсем рядышком? Здорово? Нет уж, голубчик!
И он решительно набрал номер телефона главного инженера.
4
Азарашвили вместе с его дружками выгнали с завода. Зураб Элиава ходил как в воду опущенный. Уже шесть лет бессменно работал он начальником смены в мартеновском, потом его выбрали секретарем партбюро цеха. Зураб очень гордился доверием товарищей, а тут вдруг такой позор. Весь город узнал об этом воровстве.
- При чем же ты тут? - успокаивала его жена.
- Ради бога, отстань от меня. Что ты понимаешь? - огрызался Зураб.
Элизбар Хундадзе тоже был подавлен, только и думал о том, как смыть с коллектива позор. Он вспомнил, как в прошлом году Зураб был командирован в Таганрог. Там в мартеновском цехе ввели тогда единый план - выполнение высчитывалось не по сменам, а составлялся общий итог по цеху и затем распределялся. Когда Зураб приехал и рассказал об этом, Хундадзе, как всегда, обрезал его:
- Это меню не для нас.
- Почему ты так думаешь? - обиделся Зураб.
Элизбар подошел к окну и взглянул вниз. Он говорил тихо:
- За шесть месяцев смена Рамишвили ни разу не выполнила план. А ты хочешь, чтобы успех Эргадзе разделил Рамишвили? С какой стати! И где взять такую сознательность и энтузиазм? Никто стараться не будет. Одни работают, другие бездельничают, а денежки всем поровну? Не выполнишь план и спокоен - другие вывезут. Это не дело! Так и передовые рабочие могут разочароваться, браток.
- Но почему же в Таганроге никто не разочаровывается?
- А ты откуда знаешь?
- Я же был там.
- Сколько ты там был?
- Целый месяц.
- Ну, дорогой, один месяц даже Отар Рамишвили может пыль в глаза пускать.
- Да, но там ведь целый год так работают.
- Возможно. Но пока только два завода перешли на общий план. Для этого все смены должны быть равноценными. В Таганроге ведь завод старый! Я работал там когда-то. У них и общий технический уровень, и квалификация очень высокие. А для нас металлургия - дело новое. Подождем, поглядим, что из этого выйдет. Если даже мы затеем все это с общим планом, нас не поддержат в цехе. Отар, конечно, будет "за", а другие вряд ли. Директор и главный инженер скажут, наверно, давайте, попробуем этот метод в мартеновском цехе. А у нас может не получиться, и нас поднимут на смех…
Тогда Элизбаром руководила прежде всего осторожность, и в доводах его было много здравого смысла. Но теперь, когда Азарашвили на весь город опозорил мартеновцев, в голове начальника цеха всплыли старые споры. Теперь он надеялся с помощью единого плана смыть позор со своего коллектива.
- Я много думал, - сказал Элизбар секретарю парторганизации, - сейчас можно перевести цех на общий план. Теперь условий у нас гораздо больше.
Зураб с трудом скрывал свою радость, слушая Хундадзе. Но радоваться было рано. Еще неизвестно, как в цехе встретят это предложение. Особенно его беспокоила смена Хидашели.
Да и Нодар Эргадзе вряд ли поддержит. Какому передовому сталевару выгодно делиться своими успехами с отстающими и лодырями?
Нет, радоваться пока еще рано. Хотя согласие начальника цеха значит многое. "Вот если Леван Хидашели поддержит меня - это будет здорово", - раздумывал Зураб Элиава.
Он понимал, что Леван не только в цехе, но и на всем заводе пользуется уже немалым авторитетом.
"Гайоз Трапаидзе и Анзор Челидзе поддержат, но какое это имеет значение, их бригады слабее. Кто знает, может быть, директору и главному инженеру понравится мое предложение, может быть, они согласятся с ним?"
Секретаря партбюро больше всего беспокоило одно: все передовые сталевары обидятся, и собрание, наверно, превратится в настоящую рукопашную.
Но общее собрание все-таки решили созвать.
- Как ты думаешь? Пойдет за нами народ? - спросил у Хундадзе Зураб.
- Пойдут не все. К сожалению, лучшие будут не с нами.
- Только бы Леван нас поддержал.
"Леван Хидашели… - подумал Элизбар. - А не поспешил ли я, готовы ли мы для этого?"
Настроение у начальника цеха испортилось. Теперь он как будто даже жалел, что затеял все это. И спохватился, ведь нерешительность - признак старости. Медленно же стал он поворачиваться и соображать! В этом трудно было сознаться, знал, что придется тогда распрощаться с заводом…
- Раздумывать нельзя, - тихо сказал Элизбар, как бы очнувшись, - а если не поверят, убедим.