Охота к перемене мест - Евгений Воробьев 11 стр.


Галимзяна Галиуллина можно назвать пожизненным строителем. Еще в ремесленном училище он мечтал стать бетонщиком: не было на стройке, где они проходили практику, машины сложнее бетономешалки. А может быть, это объяснялось тем, что дальний его родственник - кажется, брат деда - Хабибулла Галиуллин прославился на строительстве Магнитки, установив летом 1931 года мировой рекорд: за восемь часов его бригада уложила в фундамент 1196 бетонозамесов. Когда Галимзян впервые попал в Магнитогорск, он с гордостью прогулялся по улице имени Галиуллина... Дед Галимзяна всю жизнь проработал на конном дворе Белорецкого завода, затерянного между отрогами гордого хребта. На юге Башкирии жило много татар, Галимзян говорил и по-татарски, и по-башкирски. Дед, так же как прадед, многие годы был возчиком руды. Захолустная, труднопроезжая дорога тянулась из Белорецка через крутые горные перевалы за станицу Магнитную, некогда Магницкую, на левый берег реки Урал, некогда Яик, к волшебной горе Атач, кладовой железной руды. В те годы на вершине Атача еще зеленела березовая роща, а все лицо горы было, как оспенными знаками, выщерблено ямами. Кое-где в ямах завалялись темно-бурые отломки руды, которые не удалось раздробить без динамита и вывезти. Малорослые двужильные башкирские лошаденки, мохноногие, с густой гривой, девяносто верст тащили сани или телеги, груженные рудой...

Будучи как-то в отпуске, Галимзян проехал с дедом Валиуллой на машине ГАЗ-69 по старой дороге, ныне выстланной асфальтом.

Монотонно урчал мотор, поскрипывал кузов, а Галимзян был под впечатлением скупых рассказов деда и прадеда. Ему слышался в этой ковыльной степи свист ядер и пуль, топот коней Пугачева, слышался звон оружия, выкованного сельскими кузнецами, скрип обозов, ржанье низкорослых лошадей, удалые песни. Степь оглашали проклятья и стоны мятежников. Били батогами, отрезали языки, выжигали на лбу клеймо. Все это запомнилось с детства, а рассказывал дед Галимзяну так, словно сам был участником пугачевского бунта, сам осаждал маленькую крепость в станице Магницкой, сам выкатывал на площадь трофейные бочки пороха.

В юности Галимзян прошел по этой дороге участником лыжного похода Белорецк - Магнитогорск - Белорецк. А молчаливый дед Валиулла проехал на своем веку по этому тракту, понукая лошаденку, сотни раз... Не от деда ли и прадеда унаследовал Галимзян нелюбовь к многословию?

Когда Галимзяну предложили поехать на ударную стройку Абакан - Тайшет, он только кивнул в знак согласия и, захватив лыжи, уехал по путевке Башкирского обкома комсомола.

Он никогда не значился в числе говорунов, которые многословием подменяют деловитость. Он просил слово на собраниях только тогда, когда молчание не могло называться золотом...

Шестаков знал: Галиуллин не больно речист - и был удивлен его сегодняшней словоохотливостью...

- А второй важный технический вопрос какой? - вспомнил Шестаков.

- Да понимаешь, какое дело... Никак не могу решить, что брать из спиртных напитков на третье: компот из сухофруктов или клюквенный кисель?

- Этот технический вопрос решим на месте.

Они подошли к буфету, испуганно отшатнулись от киселя цвета фиолетовых чернил и вышли из столовой...

При выходе Шестаков встретил Варежку, с приветливой неловкостью поздоровался с ней, но не остановился.

После ночного визита к ней они уже виделись несколько раз, и Варежке казалось, что он избегает разговора с ней, даже чурается ее. Она была слегка обижена - ведь она в последующие дни ни в чем его не упрекнула.

А Шестаков избегал разговора потому, что было совестно глядеть ей в глаза. Он не очень хорошо помнил, что наговорил спьяна той ночью. Может, должен за что-то извиниться? Плыла куда-то табуретка, на которой он сидел, раскачивался абажур, а карман оттягивала непочатая бутылка.

Шестаков беспокоился за свою бригаду, частенько отрывался от работы и поглядывал в их сторону.

Несколько раз на дню к нему, по поручению Погодаева, добирался с чертежами Чернега. Маркаров и Нистратов наведывались и без всякого дела, просто чтобы выказать солидарность опальному бригадиру. И только у Кириченкова от скороспелой почтительности не осталось и следа; он теперь бывшего бригадира почти не замечал...

Бригада Шестакова вела сложный подъем, и дело там не очень-то клеилось - увеличились простои крана, нервничала Варежка. Она вынуждена была часто менять адрес крана и раскатывать по рельсовым путям.

Рыбасов на верхних отметках по-прежнему появлялся редко. Он предпочитал давать указания, не выходя из-за своего стола в "третьяковке".

- С неруководящей работой он не справится, - сказал Маркаров вполголоса Погодаеву; тот засмеялся.

Только теперь Шестаков понял, в каких трудных условиях вел монтаж Галиуллин, понял, что начальство ругало того несправедливо.

Правы были Погодаев и Маркаров, когда честно отказались от соревнования с галиуллинцами, потому что находились в лучших условиях. Договор, предложенный Валерием Фомичом, этого пустячка не учел.

- Что значит - победить в соревновании при более благоприятных условиях? - философствовал вечером в общежитии Маркаров. - Это ущемляет гордость и достоинство победителей, уменьшает ценность победы, может демобилизовать. А если соревноваться при неучтенных худших условиях? Можно подорвать веру в свои силы. Не всегда и не всюду следует провозглашать соревнование по количественным показателям. Возьмите два цеха на фабрике галантереи: цех правой перчатки и цех левой перчатки. Кому польза, если сделают тысячу правых перчаток и тысячу триста левых? Или кто-то вдруг вздумает перевыполнять план на автомобильном заводе в Тольятти. Там конвейер не позволит, там нужно искать совсем другие показатели...

Спустя день Галиуллин на верхотуре раздумывал вслух, делясь своим планом с Шестаковым:

- Ты уже в моей бригаде маленько освоился. Вот и будешь за старшего. Все мои ребята под твоим началом. А я пойду к шестаковцам. Проверю, может, подскажу что Погодаеву. Мне-то Рыбасов не запретил там нос показывать.

Чтобы Рыбасов не застукал нарушителя, Чернега постоит на стреме, пусть одним глазом поглядывает. Появится ненароком Валерий Фомич или другое начальство - свистнет "полундру". У Шестакова будет на сердце спокойнее, если Галиуллин поторчит наверху в его бригаде.

По существу, Галиуллин в эти дни руководил бригадой Шестакова, а тот оставался за старшего в бригаде Галиуллина.

Даже Пасечник не знал об этой рокировке двух бригадиров. Галиуллин признался во всем позже.

16

Уже после того как они прощально поцеловались у гостиничного подъезда, Нонна, слегка запнувшись и побледнев, пригласила его зайти выпить чаю.

- Никому не помешаю?

- Всегда живу в номере одна. Человек я покладистый и в гастрольных поездках не привередничаю, как некоторые артисты со званиями. Но мое требование одиночества - беспрекословное. Лучше всего репетировать рано утром. А если срочный ввод в спектакль - зубрю полночи. И не про себя, а вполголоса или во весь голос.

- А сегодня зубрить не будете?

- Сегодня не буду.

Она наскоро собрала подобие ужина - бутерброды без бутера, то есть без масла, но с ломтиками венгерской колбасы салями.

- А больше угостить нечем. Живу скромно. Мой прожиточный минимум - два шестьдесят, укладываюсь в командировочные.

Электроспираль снабдила их двумя стаканами кипятка, а дорожные пакетики для заварки, бумажные поплавки на ниточках, закрасили кипяток. Аппетитно запахло чаем. Сахару не было, зато нашлись три шоколадные конфеты "Мишка косолапый".

Он поглядел на картину "Утро в лесу", висевшую на стене, - увеличенная конфетная обертка. К позолоченной раме прикреплен инвентарный номер.

По радио передавали танцевальную музыку народов СССР, стремительную молдовеняску сменил медлительный танец Прибалтики. Мартик стал уверять, что этот танец танцуют с тяжеловесной грацией только женщины, которые носят обувь 39-40-го размера. Нонна засмеялась...

Она вышла из номера раскрасневшаяся и, перед тем как выйти, причесалась.

Не сразу решилась обратиться к дежурной по этажу, хотя и была уверена в ее дружелюбии. Дежурит Вера Артемьевна, на той неделе Нонна снабдила ее двумя контрамарками на "Таню".

- Я пригласила в гости своего близкого друга... - Нонна знала, что с каждым словом краснеет все сильнее.

Весьма кстати, что лампочка в коридоре подслеповатая, густо запятнана останками спаленной мошкары, комарья.

- Это такой чернявый, вежливый?

- Так вот, Вера Артемьевна, вы моего вежливого гостя не видели.

- Ясное дело, не видела, - она с готовностью кивнула.

- И не увидите, когда уйдет.

- Ясное дело, не увижу...

Нонна вошла в номер. Он снял со стены гитару и протянул ей, она отрицательно качнула головой.

- Мне самой хотелось вам спеть, но время позднее. В другой раз... - Она неторопливо зачехлила гитару и повесила обратно.

Неожиданно для них диктор объявил по радио - четверть второго ночи. Нонна помнила, что в эту минуту Москва начинает телепередачу "Спокойной ночи, малыши".

- Обидно, - он дурашливо вздохнул. - Если бы наше монтажное управление не тянуло с установкой ретрансляционной телебашни, мы тоже могли бы сейчас насладиться этой передачей!..

Ей очень нравилось разговаривать с ним, угадывать его мысли с полуслова.

А когда он замолкал, прислушивалась к его молчанию, старалась разгадать, о чем он думает.

На последний автобус маршрута № 1а уже не поспеть. Хорошо, если по дороге попадется попутная машина-полуночница - бульдозер, бетоновоз, автокран ли фургон "Люди". А если пешком - отсюда в их поселок два с половиной часа хода, и быстрого хода.

Нонне стало жаль его. Да и не по-августовски холодна сибирская ночь, еще продрогнет. Он расстегнул ворот рубашки, пошлепал себя по груди и сказал, посмеиваясь:

- Свой шерстяной свитер.

Она подумала: "Моя жалость - уловка, нескладная попытка обмануть себя. Сама не хочу отпустить Мартика".

Нонна с бесхитростной откровенностью сказала:

- Кто-то из героев Шекспира, кажется Полоний, говорит: "Человек должен быть всегда правдивым с самим собой"... А мне это не всегда удается.

- Иногда быть правдивым с самим собой труднее, чем быть правдивым с другим человеком... Верите в предчувствие? Когда раздался тот грубый выкрик из зала, у меня возникло острое ощущение, что обидели очень близкого мне человека, оскорбили и меня...

Он крепко обнял ее и бережно поднял на руки, чтобы вознести ее не только над полом гостиничного номера - лад всей повседневностью.

В актерской среде выражение "носить на руках" относится к восторженным проводам артиста после спектакля. Народный артист Северцев-Донецкий любил вспоминать, как публика носила на руках Комиссаржевскую; то ли стариковские воспоминания, то ли пересказывал чьи-то театральные мемуары.

Осторожно, счастливый своей ношей, он кружил по номеру, обходя уродливое громоздкое кресло, шаткий столик посередине комнаты с позванивающей крышкой графина, желая отторгнуть Нонну от всей аляповатой, безвкусной обстановки, несовместимой с самим ее существом.

Она прижалась к нему, обвила шею руками.

Он словно убаюкивал ее, а она и не помышляла о сонном покое.

Он словно пытался заглушить ее страх, а ее переполнял восторг, ею владело страстное предчувствие близости.

Он продолжал носить ее на руках, как свою повелительницу, и тогда, когда она уже безмолвно согласилась быть послушной ему во всем.

У него кружилась голова, трудно дышалось, но не потому, что ноша тяжела для его рук.

Лицо ее было слишком близко от его губ. Он целовал ее неудержимо, но сдержанно, усмирял свое желание, страшась обидеть ее нетерпением.

Мало ли какие роли предлагают молодой актрисе и классики, и современные авторы; в любовных сценах иностранцы посмелее наших драматургов. Со столькими героями-любовниками ей уже пришлось обниматься при свете рампы, со столькими целоваться на сцене и в репетиционном зале. Наверное, не раз сыграла и роль стеснительной недотроги, с трудом перебарывающей самое себя.

Но сейчас это - не роль, натурально ею сыгранная, это сама Нонна в ее самозабвенной искренности.

И он был исполнен благодарности к ней за то, что в ее отношении к нему не промелькнуло ничего актерского, она ни на мгновенье не утратила прямосердечности.

Спустя время, не измеряемое минутами и часами, она вдруг сказала:

- А знаешь, Мартик, я тебя почти люблю.

Он как-то неопределенно пожал плечами. Обрадоваться или чуть-чуть обидеться?

Может, этим "почти" она хотела сказать, что далека от страстного умопомрачения, не собирается заглядывать в будущее, нет для этого основания и у него. Не всепоглощающее чувство, а всего лишь эпизод в ее жизни. При всем сегодняшнем безрассудстве, ее не покинула рассудительность, она дозирует свою страсть, привязанность, симпатию.

Или, наоборот, понимает всемогущую власть признания и хочет этим "почти" строго проверить себя, боится разменять заветное слово на мелкую монету?

Или постеснялась сделать признание первой, не желая подчиниться своей сумасбродной откровенности...

Она нежно поцеловала его закрытые глаза и провела пальцем по его бровям - сперва пригладила одну, затем другую.

Какие у нее застенчивые руки, робкие в интимные минуты... А сегодня вечером у ее Элизы Дулиттл, особенно в первом акте, до того как уличная цветочница попала на аристократический раут, жесты были вульгарные, подчеркнуто грубые...

Он не стоял перед ней коленопреклоненный, до того как они отдали себя друг другу, не умолял ее покорствовать страсти, не выпрашивал у нее милости.

А на исходе ночи, когда приблизилась минута расставанья, он долго стоял на коленях перед спящей, прислушиваясь к ее легкому дыханию, не решаясь потревожить ее, уснувшую с закинутыми за голову руками, изнемогшую.

Ни предвестие рассвета, ни далекие зарницы электросварки не могли осветить гостиничный номер. Едва угадывалась гитара на стене, рядом с тусклым зеркалом, еще не наступило прошедшее инвентаризацию утро в лесу, где под присмотром медведицы резвились трое медвежат.

Полутьма перекрасила ее волосы в темно-каштановые. Он не столько видел, сколько угадывал черты уже любимого лица.

17

Варежка только что передала ключи от комнаты Зине Галиуллиной; та сидела на матраце, младенец спал у нее на руках.

- Ну вот, пожалуй, и все. - Варежка свернула покрывало и сунула в чемодан. - Скатерть себе возьми. Марлевые занавески тоже оставляю как приданое. Прокипятишь, нарежешь - пойдут на пеленки, подгузники, или как они там называются... Ну-ка, что за жиличка? - Варежка нагнулась над младенцем. - Симпатичная смугляночка. Слегка раскосая, а большеглазая. Галкой кстати назвали брюнеточку... Абажур тоже пусть висит, - Варежка качнула его, усмехнувшись воспоминаниям. - Если твоей скуластенькой будет мешать свет, можно опустить, - она растянула и снова подняла шнур. - Между прочим, обои веселенькие, правда?

Зина торопливо кивнула.

- А я в общежитии прокантуюсь, - сказала Варежка как можно беззаботнее. - Там хоть одиночество не так допекает. Бабушка, как убралась с огородом, приезжала ко мне. Первый раз из Подъеланки в город командировалась. Прожила с месяц и затосковала. Через улицу переходить - морока. Завалинки, посидеть перед домом, нету. Даже захудалой часовенки в Приангарске не поставили. Креста, жаловалась, не найти перекреститься. Предлагала ей остаться у меня, все равно деревню скоро затопят, - не согласилась. Съедет со всеми на новое поселение. Уговаривала без толку, она упрямая, заполошная... Мне, если по совести, эта малометражка теперь не причитается. Дом молодоженов, я только марку порчу. А веселенькими обоями судьбу не заклеишь...

- Верю в твою счастливую судьбу, - сказала Зина с искренним убеждением. - Вот выйдешь замуж за любимого человека и вспомнишь мои слова.

- Зачем ты про это?.. Будто если я одинокая, меня нужно жалеть. "Вы замужем?" - "Нет", - отвечаю. "Ах, вы не замужем..." И уже слышу нотку сочувствия или разочарования... Какой-то автор в газете подсчитал, не поленился: у нас на сто женихов аж сто семьдесят невест. Незамужние ткачихи составляют большинство. Вот и я числюсь у бога в его штатном расписании среди этих семидесяти. Жалеть надо, например, женщину, у которой муж - пьяница или ребенок - калека... Я в прошлом году даже в самую жару надевала блузки только с длинными рукавами. А с какой радости? Вальку своего, когда он являлся навеселе, утихомиривала. Вольная и классическая борьба, чуть не самбо. Наставил мне на плечах, на руках синяков, стыдно людям показаться. Следы мужества моего мужа. Даже вспоминать тяжело. Словно кто-то надавил мне сейчас коленями вот сюда, - Варежка дотронулась до своих крепких грудей. - Я, правда, редко плакала, характер не позволял. Но слезы, которые не пролились, а были проглочены, - разве они в счет не идут?.. Сперва плакала от обиды. Потом обида жила во мне с сухими глазами. Теперь, когда меня обижают, я злюсь... Вот если жить душа в душу, как ты с Галимзяном... А лишь бы муж, который объелся груш? Не желаю! Кое-какие любови есть или могут быть, но я все равно буду маяться в одиночестве. Ах, кавалеров у меня хватает, но нет любви хорошей у меня. Правда, с некоторых пор...

Она быстро отвела глаза.

- А мой Валентин был... - продолжала она. - Ну как тебе лучше объяснить? Вот, например, он берется вдвоем за бревно. Никогда не положит себе на плечо нижний отруб бревна, потяжелее, а ухватится за конец подальше от комля, потоньше. Даже если напарник - его собственная жена. Что же я ему - младший обслуживающий персонал? Как был сибирским бурундуком, так и хотел им остаться. Скрытный, будто в норе живет. Чего остерегался? Разве только, что я увижу - мелкая у него душа, неинтересная. Все на свою потребу, прямо неподдающийся. Вначале многое ему прощала, а он решил, что это признак зависимости, и становился все упрямее, несговорчивее. А я не собиралась всю жизнь прятать свои синяки. Дошло до того, что меня ударил. Он тогда боксом занимался, но без особых успехов. "Что же, - спросила Вальку на прощанье, - на ринге оказался слабаком, так решил надо мной одержать победу по очкам?" Небрежно относился ко всем окружающим, и в том числе - ко мне. То контачит, то опять не контачит... Замечала небрежность, даже когда мы оставались совсем наедине. Я же другой совсем человек, чем он. Иначе думала, многое иначе чувствовала. Зачем же подгонять себя под его привычки и капризы? Я не собиралась петь ему дурацкую песенку "стань таким, как я хочу". Пусть остается таким, какой есть и каким ему нравится быть, но только не со мной рядом. Мне полнокровно жить хочется, а не сосуществовать!

Варежка прощально оглядела комнату:

- Между прочим, завидую тебе, Зина.

- Мне?

- Завидую всем женщинам, которые рожают, и всем детям, которые рождаются...

- Галимзян и ванночку сварил для дочки, и кроватку из прутьев, и корыто. Конечно, Кириченков сварил бы поаккуратнее. Но разве допросишься? Сквалыга...

- Кириченков вообще неохотно делает работу, за которую не платят наличными. - Варежка наконец-то умяла и закрыла переполненный чемодан. - Ему мало зарабатывать нельзя. По две смены не выпускает держателя из рук, поскольку автомобили в цене повысились. Двухэтажный дом под Киевом, летом дачники-неудачники.

Назад Дальше