- А!.. Ну, я тоже так считаю. Текст телеграммы уже составил, послушай. - Он стал читать. Василий Антонович кивал в тех местах, где полагалось ставить точки.
- Хорошо, - сказал он. - Отправляй.
- Хозяева, - обратилась Юлия, когда все собрались, в столовой. - А где я у вас буду квартировать?
Квартира Денисовых состояла из четырех комнат. Довольно просторными были столовая и то, что в семье называлось кабинетом; площадь поменьше занимала спальня; и совсем маленькой, правда, очень уютной, была комнатуха, расположенная рядом с кухней. Дом был старый, дореволюционный, и комнатуха эта предназначалась строителями для прислуги.
Услыхав вопрос Юлии, Софья Павловна и Василий Антонович окидывали все это квартирное хозяйство изучающим мысленным взором. Неизвестно, как будет с Шуриком, останется ли он тут или вернется в Ленинград; если вернется, то возьмет ли с собой Павлушку или оставит; если оставит, то Павлушке целесообразней всего отвести маленькую комнатку; а если и Шурик останется, то будет правильней отдать ему и Павлушке кабинет, а в комнатуху перебросить рабочее место Василия Антоновича - зачем ему такая большая комната? А Юлия временно-то может в конце концов располагаться на ночь и на диване в столовой.
София Павловна готова была уже открыть рот, чтобы сказать сестре об этом. Но сестра опередила.
- Мне очень нравится маленькая комнатка. - Юлия улыбалась своей ослепительной улыбкой. - Туда у вас, правда, всякий хлам спихан. Но я приведу ее в порядок, засверкает! А главное: удобно очень… Я же в театр пойду работать…. Возвращаться буду, надо думать, поздно. И, чтобы вы не ощущали никаких помех от меня, освою ход по черной лестнице. Там нет лифта, но третий этаж - не так уж и высоко. По вашим лицам вижу, что вы оба согласны. Спасибо, Василий Антонович, спасибо, Софочка! Я, пожалуй, сейчас и приступлю к делу. Как вы считаете? У меня кое-что есть в чемоданах. А чего нет, со временем приобрету.
- Поздно, Юлия, - попыталась остановить ее София Павловна. - Спать пора.
- Ничего, ничего. Я полуночница, ты знаешь. Буду возиться тихо, да там от спальни далеко, вы себе спите, а я потружусь. Страшно не люблю неустроенности. Где у вас швабра, щетки, тряпки для мытья полов, гвозди, молотки?..
Постелив Александру в кабинете, София Павловна сказала ему: - А Павлушку мы с папой к себе возьмем.
- Ни в коем случае, - отказался Александр. - Он вам будет мешать и с первого же дня превратится в тягость. Нет, нет. Я привык вставать ночью, если что надо. Нет, мама, нет! Денисовы-старшие плотно притворили двери спальни; Василий Антонович задернул шторы. Легли.
- Может быть, почитаем перед сном? - предложила София Павловна..
- Можно, - согласился Василий Антонович, включая параллельный аппарат телефона, Но ни один из них к книгам, которые стопками лежали на тумбочках возле тесно сдвинутых кроватей, не притронулся.
- Как ты в область съездил? - спросила София Павловна. - Хорошо?
- Съездил хорошо, - ответил Василий Антонович. - Да дела у нас не совсем хорошие. Вот Артамонов отрапортовал об окончании сева. Первым по нашей климатической зоне! А мы, Соня, всё сеем. Обидно. Ведь, знаешь, подготовились не плохо. Всю зиму работали с напряжением, лишь бы на севе не оскандалиться. А тут весна запоздала, дожди. Ведь это же только четвертый день, как погода установилась… Чудесно сейчас в области, Соня! Тебя вспоминал. Зелень какая, леса ожили, птицы поют!.. Ну ничего, знаешь, пусть мы в хвосте немножко поплетемся. Думаю, после наверстаем. Зато для животноводства закладываем очень солидную базу. Все речные поймы распахиваем, засеваем кукурузой. Отличная культура для силоса. И массу большую дает с гектара, больше, чем что-либо иное, и питательность имеет высокую. С подсолнечником, со всякими ботвами картофельными не сравнишь.
- Я тебя слушаю, Вася, каждый раз - ты же постепенно агрономом становишься. Инженер! Химик! И вдруг!.. - София Павловна провела ладонью по его глазам, по щеке, По губам. - Это очень трудно?
- Народ у нас хороший. Лаврентьев… Он и агроном, он и советский работник, и партийный работник. Сергеев - тоже золотой человек, с богатым практическим опытом. На место председателя облисполкома лучшего не сыщешь… Трудно даже назвать кого-нибудь, кто бы никуда не годился. Если кто меня и тревожит…
- Я знаю, чье имя ты сейчас назовешь. Ты прав: у него взгляд нехороший. Он в глаза тебе не смотрит, как-то все мимо скользит. Скользнет - и мимо, скользнет - и мимо.
- Ну, милая, если по взгляду о человеке судить, мы с тобой, что называется, таких дел наворочаем…
- О тебе я по взгляду судила. Ты болтал ерунду, петушился. А взгляд меня все равно не обманул. Так сказать, кого ты имеешь в виду?
- Ну кого, кого?
- Огнева. Нет, что ли?
- Правильно! Не получается у меня с ним разговора по душам. Исполнителен, пунктуален - все верно. Как человек для аппарата - просто образец! Но разве такой работник должен пропагандой ведать? На этом месте гореть надо, не жалея себя. Светить людям, что факел. Он, в общем, если из человеческих качеств исходить, очень порядочный человек. Но сухой и до чего же скованный! Лишний шаг боится сделать: вдруг, мол, шаг будет неосторожным. Соня, ну можно ли в наше время трусить? И чего трусить? Ну сделаешь неосторожный шаг, ошибешься, может быть… Разве нельзя исправить ошибку? Голову же тебе не отрубят. В наше время даже выговор не так-то легко заработать. Наше время - время большого, огромного доверия к человеку. Ты разве этого не замечаешь? Ну вот. А он чего-то трусит, только и печется о том, чтобы в его хозяйстве везде и всюду было мертвящее равновесие. Слушай, - сказал он вдруг неожиданно. - Я думаю, Шурке надо переехать к нам. Поговорю с Николаем, ведь есть же у них места на комбинате. Лишь бы Шурку уломать.
София Павловна понимала, о каком Николае идет речь - о Николае Александровиче Суходолове, товарище Василия Антоновича с войны. И не просто товарище, а друге, и даже больше, чем друге, - о человеке, которому Василий Антонович обязан жизнью. Суходолов - директор нового, отлично оборудованного химического комбината. Конечно же, у него найдется место для Шурика. А Шурику тоже на таком, по последнему слову техники построенном предприятии работать будет интересно.
- Давай уламывать вместе, - сказала она, обрадованная. - Это было бы самым замечательным, самым правильным решением вопроса.
И в эту ночь уснули поздно. И в эту ночь не выспались. Юлия, хотя она и обещала трудиться в своей комнатке до предела тихо, то и дело хлопала дверьми, ходила, стуча каблуками, по коридору. Время от времени в доме что-то с грохотом падало, звякало, со звоном рассыпалось, как битое стекло. Угомонилась она только под утро.
София Павловна, по обыкновению, открыв глаза первой, хотела было встать как можно тише, чтобы не разбудить Василия Антоновича, - пусть поспит ещё несколько минуток. Но он, не поднимая век, сказал:
- Это нехорошо, Соня. Это нечестно. - И сбросил с себя одеяло.
София Павловна быстро приготовила завтрак: яичницу, поджаренный хлеб и кофе, а Павлушке манную кашу. Обычно они с Василием Антоновичем дома не завтракали и не обедали. У Василия Антоновича в обкоме была хорошая столовая, София Павловна столовалась в буфете при музее. Только ужин она приготовляла сама. А тут вот семьи прибавилось. Ни Шурика, ни Павлушку голодными не оставишь.
Когда поели да повозились немного с Павлушкой, который все спрашивал, а где у них в доме игрушки, и поминутно снимал трубку с телефонного аппарата - слушал, как в ней гудит, - Василий Антонович выглянул в окно. Машина стояла у подъезда. Бойко стирал тряпкой пыль с ее верха.
- Пора, Соня, поедем. - Василий Антонович по дороге в обком всегда подвозил ее до музея.
- Может быть, Юлию разбудить? - Она задумалась, снимая с вешалки плащик. - А то проспит до вечера.
- Меньше о ней пекись. Кстати, что она била ночью?
София Павловна пошла по коридору к кухне, осторожно отворила дверь в комнатуху.
- Вася! - поманила шепотом. - Взгляни! Ты, наверно, ещё такого не видывал.
Полкомнаты занимал старый матрац, утвержденный на кухонных табуретках с отпиленными до половины ножками; с помощью восточного ковра матрац был превращен в тахту; сверх ковра разостланы широкие простыни с кружевами, накиданы подушки. На них, разметавшись, под пуховым одеялом из бордового шелка, безмятежно спала Юлия. На окне, в цвет одеялу, висели бордовые шторы с ярко-желтым неизвестно что обозначающим рисунком. Пахло духами, неведомыми Василию Антоновичу. На стенах пестрели картинки. Разглядывать их не оставалось времени. София Павловна прикрыла дверь.
Спускаясь по лестнице, Василий Антонович сказал:
- Я ее, Соня, убью. Возьму топор и прикончу.
София Павловна знала эту его манеру мрачно шутить без улыбки. В тон ему она ответила:
- Зачем же столько хлопот, Вася? Можно проще: насыплем ей в котлеты толченого стекла.
- Можно и так, - согласился он, распахивая перед нею дверцу машины.
Едва он вошел в свой обкомовский кабинет, следом за ним в дверь заглянул его помощник Воробьев.
- София Павловна у телефона.
- Вася, - торопливо проговорила в трубку взволнованная Соня. - Сегодня ночью у Гурия Матвеевича случился инфаркт. Слышишь?
- Что? У кого? - Василий Антонович не сразу сообразил, кто стоит за этим именем: Гурий Матвеевич. А когда понял, что это Черногус, по телу у него прошел озноб. Он нажал кнопку, чтобы Воробьев распорядился немедленно вызвать машину.
6
Юлия спала до часу дня. Затем перед большим зеркалом платяного шкафа в спальне Денисовых, в которое едва вместилась ее рослая, ничем не прикрытая красивая фигура, она минут пятнадцать рассматривала себя со всех сторон, обдумывала каждое движение. Следующие четверть часа заняли приемы утренней физической зарядки; ещё минут тридцать - мытье в ванне. Зато в кабинет к Александру, где тот играл с Павлушкой, Юлия вошла свежая и сверкающая.
Александр не обратил на нее никакого внимания. Он строил из кубиков гараж для Павлушкиной пожарной машины.
Юлия постояла в дверях, сказала, не то решив, не то только решая это:
- Пожалуй, я сейчас буду готовить обед. Для нас троих. Денисовы-старшие вряд ли позаботятся о своих родственниках.
- Когда же им заботиться? Они работают. А что до обеда - не стоит возиться. Мы с Павлушкой в молочный буфет сходим. Хочешь, пойдем вместе?
- В буфет! Да ещё и в молочный! - Юлия улыбалась, покачивая головой. - Какой ты ещё маленький, Шурик. Ты все грустишь, дорогой мой, да?
- Перестань, Юлия!
- Не злись. Я тебя очень-очень понимаю. - Она повернулась и ушла в свою комнату. Когда Александр и в самом деле собрался уходить с Павлушкой из дому, он заглянул к ней.
- Мы уходим.
Юлия лежала лицом в подушки.
Александр постоял-постоял, ответа не дождался и пошел, ведя Павлушку за руку. Юлию понять трудно, думалось ему. То смеется, то впадает в мрачный транс. Среднего состояния не бывает.
А Юлия, когда хлопнула дверь на лестницу, поднялась со своей тахты, приложив батистовый платочек, осушила глаза, поправила волосы, задумалась. Надо же устраивать жизнь. Рассчитывать на Василия Антоновича не приходится. Он ее не любит. И зря, и зря, между прочим. А почему не любит, Юлия знает это прекрасно. Потому что она ему нравится, он наверняка хотел бы, чтобы его "София Павловна" была такой же, как Юлия. Но в мире материального чудеса невозможны, и вот он злится.
Она достала из сумки книжечку с телефонами и адресами. Это была видавшая виды книжечка в потертой зеленой коже. Имена, фамилии, просто загадочные инициалы, адреса и номера телефонов лепились в ней, перекрывая, перечеркивая друг друга, вытесняя за пределы крохотных страничек. Никто, кроме хозяйки, не разобрался бы в этих записях. На букву "С" был записан "Григорий Иванович", на букву "Д" - "Алексей Семенович", зато под литерой "У" значилось: "массажистка". Кому не надо, тот не поймет, тот, кому надо, разберется. Григорий Иванович записан под буквой "С" потому, что это Юленькин сапожник, отлично тачающий ей туфли по самым модным парижским и римским моделям; Алексей Семенович - это доктор, потому и на букву "Д" занесен. Хороший доктор. Понимающий. А почему массажистка на букву "У"? Как не понять! Потому, что ее фамилия Устинова. Ольга Феликсовна Устинова. И все остальные своеобразности легко объяснимы. Правда, когда надо побыстрее отыскать в книжечке необходимые сведения, их просто не найдешь. Но что в записях нет порядка, это совершенно неверно. Вот, например, там, где буква "М", так и записано:. "Матрац", и следует номер телефона. Это телефон мастера, который перетягивает матрацы. Его фамилия? Да, фамилии почему-то нет.
Юлия листала страничку, за страничкой, перебирала букву за буквой. Не может быть, чтобы в Старгороде не было никого, кто помог бы ей обосноваться на местной почве. Не может быть. И все же - странички листались, а такого не было, не было и не было.
Она отправилась в кабинет Василия Антоновича, села за его стол, потрогала оба телефонных аппарата - городской и АТС обкома. Обкомовский был с белой кнопочкой, расположенной справа под никелированным диском для набора цифр. На столе, под стеклом, был разостлан большой лист с фамилиями и телефонными номерами абонентов АТС. Вот номер Василия Антоновича: 22–14, вот номер его приемной: 22–43; вот этот самый, домашний, который на столе: 44–13. Юлия вела пальцем по колонкам фамилий и цифр. Мелькнуло что-то знакомое: Сорокин! Обрадовалась на миг. Но тот Сорокин, которого знала Юлия, поэт, весельчак, организатор интересного, тот "В. Д." - Володька, Владимир Дмитриевич, и живет он совсем не в Старгороде. А здешний - какой-то "Ш. В.". Ну, "В" - понятно. А "Ш"… Что это может означать? Шаман? Шамиль? Шатобриан?
И вдруг следом за этим удивительным Сорокиным Ш. В. Юлия углядела фамилию: Суходолов Н. А., и мелкими буковками в скобках: "Химкомбинат". Ну конечно же, Николай Александрович! Он здесь! У него были неприятности в Ленинграде, и Василий Антонович года три или четыре назад, ещё в бытность свою секретарем Старгородского горкома партии, перетащил Николая Александровича сюда, директором только-только вступавшего в строй химического комбината. Николай Александрович знает Юлию с девчонок, в Ленинграде он был постоянным гостем Денисовых. Это веселый, добрый человек. Он и выпить-закусить может, и погулять, и в театр сходить. Только ему теперь что же - лет пятьдесят пять, наверно? Давно Юлия его не видела. Может быть, стал угрюмым, деловым старичком, к которому и не подступись?..
Но другого выхода не было. Юлия набрала номер, стоявший против фамилии Суходолова.
- Суходолов слушает! - ответила трубка холодно и официально. Юлия молчала. - Алло! - громко сказал Суходолов. - Слушаю.
- Николай Александрович? Это вы? - голосом, в котором зазвенели колокольчики, заговорила Юлия. - А это я, Юлия, сестра Софии Павловны.
- Юленька! Здравствуйте, дорогая! Какими судьбами? Надолго ли к нам? Все такая же обворожительная? Я, по-честному говоря, когда последние годы приходил к вам, думал, что в вас влюблюсь. А? - Суходолов весело смеялся.
- Но ведь у вас жена. Очень строгая притом, Николай Александрович, Елена Никаноровна.
- Она уже старенькая. Не обиделась бы. Да, по-честному говоря, и я уже не молоденький. - Он сказал это иным тоном, с грустинкой; возможно, что даже вздохнул в трубку. - Ну вот так, - добавил, и Юлия поняла, что или пора кончать разговор, или заговорить о том, чтб ее интересует.
- Николай Александрович, - решилась она. - Мне нужна ваша помощь. Очень нужна. Но об этом лучше не по телефону. Лучше бы повидаться.
- Так я к вам вечером заеду, если хотите. Заодно Денисовых повидаю. Уже с месяц не встречались. Как они?
- Хорошо бы без Василия Антоновича и без Сони, - ответила Юлия. - Это мое личное.
- Как же тогда, а? - раздумывал вслух Суходолов. - Может быть, ко мне, на комбинат приедете? А может быть, вот что: давайте пообедаем часиков в пять вместе, а?
- Пожалуйста. Но где?
- Да в ресторане гостиницы "Интурист", Там более или менее ничего. Согласны? Ну, тогда ровно в шестнадцать пятьдесят, без десяти пять, значит, ждите меня… Вы город-то знаете? Ах, первый раз, первый раз!.. Да, да, да… Выйдите, значит, в это время из подъезда, и все. Подкачу…
Когда точно, минута в минуту - без десяти пять, подошла машина Суходолова, Юленька на противоположной стороне улицы заметила Александра. Александр держал Павлушку на руках и пережидал движение, чтобы перейти улицу. Она нырнула в отворенную Суходоловым дверцу.
- Вы что так, Юленька? Будто бежите от кого? - спросил Суходолов, усаживая Юлию рядом и пожав ее руку.
- Шурик идет с сыном. Не знаю, заметил меня или нет. Кажется, не заметил. Едемте скорей.
В ресторане в это время было тихо, спокойно. Оркестр играл только с восьми вечера. Устроились за столиком в углу. Суходолов назаказывал официантке закусок и блюд.
- Я голодная, - предупредила его Юлия.
- А как насчет выпивки?
- Грешница - люблю шампанское. Только если не кислое.
- Полусладкого, значит, бутылочку охладите, - распорядился Суходолов. - А мне, тоже грешнику, двести пятьдесят.
- Столичной? - Официантка бесстрастно Записывала в блокнот.
- Ага. Ее, зловредной. Как там родимый наш Ленинград поживает? - Юлия не успела ответить, он сказал: - Чертовски вы похорошели, я бы сформулировал - в силу вошли. - Он внимательно рассматривал ее. - На "ты" уже называть не могу. Вот история! "Юленька" - это ещё язык поворачивается, а "ты" - никак, Юлия Павловна.
За обедом она ему рассказала, что ей надо с годик пожить вне Ленинграда, что, зная несколько неприязненное отношение к ней Василия Антоновича, она обращается не к нему, а вот к Николаю Александровичу, и если у Николая Александровича есть знакомства в местных театрах, то не поможет ли он ей устроиться художником-декоратором. Она привезла эскизы, наброски, фотографии. Пусть посмотрят, если хотят, пусть возьмут с испытательным сроком. Это понятно: должны же люди знать, кого принимают на работу. Но если примут, то Юленька своего рекомендателя не подведет, пусть он не думает.
- Попробуем, - сказал Суходолов. - Попробуем.
Через час они сидели в кабинете директора Драматического театра. Тот очень сожалел, но сделать ничего не мог, весь штат заполнен. Вне штата? Пожалуйста. Но только не знаю, что получится. Затирать будут наши художественные зубры. Народ в театре прижимистый.
- Ничего, ничего, - утешал Юлию Суходолов, вновь усаживаясь в машине. - Я этого человека не знаю, он меня тоже. Так, на всякий случай, заехали сюда. В оперетте будет вернее. В ней администратор рыболов. Мы всю зиму встречались с ним на Верхнем озере. Сидим на льду, что моржи, окуньков тягаем да горилкой обогреваемся. Хороший человек. Лапшин, Тарас Григорьевич. Как Шевченко.
Тарас Григорьевич Лапшин, едва взглянув на Юлию, так сразу же и воскликнул:
- Замечательно! По декорациям нам пока - временно, конечно! - художника не надо. Но есть место художника по костюмам. Можете? Будем рады видеть вас в нашем коллективе, Юлия Павловна!