- И он погиб, Петр Дьяков? - вполголоса спросила Таня.
- Нет, к нашему счастью, выжил. Долго болел, но теперь опять работает в колхозе. Его так и прозвали "Огненный тракторист". Про него даже песню сочинили... Вот послушайте... - И Матвей Петрович негромко запел:
По дорожке по ровной, по тракту ли,
Все равно нам с тобой по пути.
Прокати нас, Петруша, на тракторе,
До околицы нас прокати...
- Хорошая песня! - вскрикнула Нюшка. - Нам бы ее записать, Матвей Петрович!
- Обязательно запишем. Вы эту песню еще не раз вспомните. Только потом, потом. А сейчас продолжайте собрание.
- Так надо секретаря ячейки выбрать, - сказал Степа, обращаясь к комсомольцам. - Выдвигайте, кто вам по нраву... Хоть самого развеселого...
- Уж если самого развеселого, тогда давайте Нюшку! - выкрикнул из угла Уклейкин.
- Молчи ты... пустобрех. - Нюша сердито поглядела на парня.
Выбрать нового секретаря оказалось не так просто. Комсомольцев в ячейке было немного, к тому же одни еще учились в старших классах школы, другие были в отъезде или совсем недавно вступили в комсомол.
Собрание придирчиво перебрало всех ребят и девчат.
Митя Горелов, скажем, комсомолец со стажем, но он вот-вот уйдет из деревни; Уклейкин - парень озорной, хулиганистый, и его никто слушать не будет; Феня Осьмухина - дивчина грамотная, развитая, но держится особняком ото всех; у Зойки Карпухиной на уме только одни наряды, женихи да гулянье; подошла бы Таня Ковшова, да уж очень она робка и застенчива.
Вернулись к кандидатуре Нюши Ветлугиной.
- А я что говорил... - вновь подал голос Уклейкин. - Она же на все руки от скуки. Видали, как она зампредом работает... Всем вкалывает! Кому нужно, любому наскипидарит!
Комсомольцы, вспомнив Нюшины проделки на посту рассыльной, дружно засмеялись.
- Верно, давайте Нюшку! - сказала Зойка. - По крайней мере хоть весело будет. Она и поет и пляшет!..
- Молчи! - зашипела Нюша, пребольно ущипнув подругу. - Не справлюсь я, да и не хочу!
Против нее решительно выступил Степа Ковшов. Согласившись, что энергии у нее хоть отбавляй, он сказал, что Ветлугина еще не доросла до понимания комсомольской дисциплины, что на каждом шагу из нее выпирает стихия и анархия и что по своему политическому развитию она еще стоит на уровне ученика пятого класса. Для примера Степа даже привел тот случай, когда брошюру "Кто такие империалисты?" Нюша читала два месяца, а потом оказалось, что ничего в ней не поняла.
Укрывшись за спины подруг, Нюша исподлобья следила за Степой. Казалось, что она могла быть довольна: после таких слов ее никто, конечно, не станет выдвигать в секретари. Но в то же время ей почему-то стало не по себе: "Не доросла... выпирает из меня... И все-то он меня учит, все учит..."
- Значит, кандидатура Ветлугиной отпадает, - заключил председатель собрания. - Как политически незрелая...
- Почему ж отпадает? - поднялся со скамейки Матвей Петрович. - Раз выдвинули, надо будет поставить на голосование... И если позволите, то я должен кое в чем возразить Степе Ковшову. Это верно, Нюша Ветлугина еще не очень грамотная. Но и все вы здесь не лекторы, не профессора, не академики. Вы затем и в комсомол вступили, чтобы учиться, расти, набираться ума-разума. И надо судить по главному. Нюша - дивчина смелая, боевая, с характером. Энергии у нее предостаточно. Вспомните, как она воевала с кулаками, как помогала взрослым создавать колхоз...
- Ты слушай, слушай... - наклонилась к подруге Таня. - Как он тебя поднимает-то...
Втянув голову в плечи и затаив дыхание, Нюша старалась не шевельнуться. Что ж это такое? Когда парни и девушки, дурачась, назвали ее имя, это было понятно. И, когда Степа пропесочивал ее, это тоже было не в диковину. А теперь вдруг сам Матвей Петрович говорит серьезные слова и предлагает ее в комсомольские вожаки. Да нет, это какой-то подвох, шутка. Какой же она вожак! С первого же дня нашумит, накричит, перессорится со всеми. Да ее самое надо еще вести за руку, то подталкивать, то сдерживать, чтобы она не вылезала из колеи.
- И лучше не говорите, Матвей Петрович! - вскочив, умоляюще выкрикнула Нюшка.
- Дисциплина, Ветлугина! - перебил ее председатель собрания. - Проси слова в порядке очереди.
- Все равно не буду секретарем!.. Не буду и не буду! Вот и весь сказ!.. - Перешагивая через скамейки, Нюша пробралась к двери и схватилась за скобку.
- Нет уж, сиди, - задержала ее Феня. - Привыкай к порядку-то.
Собрание между тем шло своим чередом. Когда все желающие высказались, председатель приступил к голосованию.
- Смотри, за тебя руки тянут! - шепнул кто-то Нюше. Обхватив пылающую голову руками, она опустилась на порог у двери - только бы ничего не видеть и не слышать. Как сквозь стену донесся до нее размеренный голос: "Пять... шесть... девять... одиннадцать", потом председатель собрания что-то объявил, затем все поднялись, задвигали скамейками, захлопали в ладоши.
- Вставай... - толкнула Нюшу Феня. - Заголосовали тебя! Большинством! - И, схватив за рукав, она потянула ее к столу.
Нюша вырвалась и стремглав выбежала из избы-читальни.
ПРОВОДЫ
Утром Нюшка как ни в чем не бывало пришла в правление колхоза и занялась своими обычными делами: подмела пол, убрала со столов окурки, затопила печь, присыпала песком заледеневшую дорожку перед крыльцом.
Пришли счетовод с завхозом, потом Василий Силыч.
Они принялись что-то обсуждать, подсчитывать и не обращали на рассыльную никакого внимания.
"Значит, ничего они о вчерашнем собрании не знают", - решила Нюша. Если бы знали, то счетовод обязательно бы заговорил с ней о "младом племени", о международных новостях, о пограничных инцидентах, как это он обычно делал со Степой Ковшовым.
"А может, меня и не избрали в секретари-то, - спохватилась Нюшка. - Взяли да и переголосовали, когда я убежала... Оно и к лучшему... Еще не доросла я, как говорит Степа".
В правление вошел высокий, рыжеватый старик Прохор Уклейкин.
- Честь имею! - по-военному отрапортовал он. - Я от старшего конюха, от Тихона Кузьмича... Кормов требует... Уль... уль... ультимативно... - Он с трудом выговорил трудное слово. - Так и просил передать... "Не обеспечат, мол, в срочном порядке, слагаю с себя всякую ответственность за конское поголовье".
- Скажи на милость - ультимативно! - покачал головой Василий Силыч. - Нет чтобы самому зайти, так нарочного посылает. Тоже мне персона! - И он обратился к Нюше: - Сходи-ка проверь. Я вчера Осьмухиным да Ползиковым наряд дал, чтобы они солому к конюшне подвезли...
- Есть, дядя Вася! - козырнула Нюша и, прихватив свою знаменитую суковатую "палочку-выручалочку", которой она отбивалась от собак, отправилась по деревне.
С кого же начать? Пожалуй, с Осьмухиных. Нюша недолюбливала эту семью. Осьмухины, особенно шумная, крикливая Матрена, больше всех поносили молодой колхоз, вступили в него позже других семей, успев до этого разбазарить почти все свое хозяйство, да и сейчас продолжали жить словно единоличники.
"Сквалыги... притворщики", - подумала Нюша, осторожно пробираясь через темные сени, заставленные ларями, кадушками, ящиками.
Она с трудом открыла тяжелую, тугую дверь, переступила высокий порог, и ее сразу обдало жаром - прямо против двери топилась печь.
Засучив рукава, раскрасневшаяся дородная тетка Матрена пекла блины. Она наливала тесто из опарницы на сковородку, ловко орудуя сковородником, задвигала ее в жаркую печь, поближе к огню и тем же сковородником вытаскивала другие сковородки с уже готовыми блинами. Быстро поворачивалась, подносила шипящую сковородку к столу, сбрасывала блин в глубокую миску, и затем все повторялось сначала. Вид у Матрены был решительный, строгий, будто она по меньшей мере была кузнецом и стояла у наковальни.
За широким столом молча ели блины муж Матрены Тимофей, узколицый, небритый мужчина, неуловимо чем-то похожий на суслика, и ее дочь Феня.
Заметив Нюшку, Феня едва не поперхнулась блином и, взглянув на стенные часы, поднялась из-за стола.
- Кончай, мама... На работу пора. И так опаздываешь.
Она поспешно оделась и вышла за дверь.
- А ну еще по парочке, - сказала Матрена, круто поворачиваясь к столу и сбрасывая со сковородки в миску горячие блины.
Нюша обратилась к Тимофею:
- Дядя Тимоша! Скажите вы тетке Матрене...
- А-а, рассыльная! - засмеялся Тимофей, придвигая к себе сметану. - Блинов хочешь? Гречневые... с пылу-жару. Мы тут с Фенькой наперегонки схватились, кто больше умнет.
- Вы почему не на работе? - спросила Нюша. - Почему солому не возите?
Матрена, сделав вид, что не замечает дивчину, вновь загремела сковородником:
- Тимофей, кого это бог принес?
- Нюшка Ветлугина заявилась... - лениво отозвался Тимофей.
- А я думала, что ее будущий отчим пожаловал, сам старший конюх...
- Тихон Кузьмич, поди, только что похмеляется. После вчерашнего сватовства у него головка болит... Аграфена ему сейчас на особинку жарит-парит.
Нюшка растерянно посмотрела на Осьмухиных. Ох уж этот Горелов! Сколько недобрых разговоров вызвало его сватовство к Нюшкиной матери.
- Тетя Матрена! Дядя Тимофей! - умоляюще заговорила она. - Почему вы за соломой не поехали? Вам же дали вчера наряд!
Отложив сковородник, Матрена уперла руки в бока:
- Да разве же это работа - гнилую солому из-под снега выкапывать? Додумались тоже, начальнички!.. Профукали корма-то, а теперь людьми помыкают! Ты что об этом понимать можешь? Да кто ты такая, чтобы наставлять меня?..
- А она, Матрена, зампред! - вытирая ладонью масленые губы, ухмыльнулся Тимофей. - Ко всем дыркам затычка...
- Так не пойдете на работу? - с трудом сдерживая себя, спросила Нюшка.
- И не подумаем! - бросила Матрена. - Какая уж тут работа! Собрались в артели Тюха с Матюхой, Колупай с братом - вот теперь и трещит все по швам...
- А я... я говорю... пойдете! - взорвалась Нюшка. - Я вот председателя кликну... Он вам...
Она бросилась к двери и чуть было не опрокинула ведро с водой. И тут ее словно бес попутал. Не помня себя, Нюшка схватила ведро и с размаху выплеснула воду в печь, на горящие дрова. Огонь с шипением потух, из печного чела повалил густой чадный дым.
- Ах ты... затычка! Бес лукавый! - завопила Матрена.
Нюшка выронила из рук ведро, бросилась в сени, спрыгнула с крыльца и помчалась вдоль деревни. А следом за ней, воинственно размахивая сковородником, тяжело топала Матрена и на всю улицу проклинала басурманку Нюшку.
Из домов высыпали любопытные, откуда-то появились вездесущие мальчишки.
- Айда, ребята! - кричали они.
- Нюшка Ветлугина чужие блины съела!
- Ее сковородником бить будут!
Нюшка понимала, что бежать вот так вдоль всей улицы, на глазах у людей, смешно и глупо, но остановиться уже не могла и только свернула в переулок. И тут она неожиданно налетела на Матвея Петровича, дядю Васю и Степу Ковшова.
- Бег на дальнюю дистанцию! - Матвей Петрович, усмехаясь, задержал Нюшу. - Очень интересно!
Размахивая сковородником, подбежала запыхавшаяся Осьмухина.
- Помилуйте, Матрена Силантьевна. - Матвей Петрович отобрал у разгневанной женщины сковородник. - Что за спешка?
- И это девки пошли! Да я жаловаться буду... До суда дойду! - продолжала вопить Матрена.
Подошли колхозники.
Матвею Петровичу наконец удалось немного успокоить Матрену и узнать от нее, что Нюшка, как разбойник, ворвалась к ней в дом, залила водой огонь в печи и не дала допечь блины.
Кругом весело засмеялись:
- Это лихо!
- Нюшка, она может!
- Гляди, скоро и печки крушить начнет! И двери высаживать!
Нюша густо покраснела. Потом, заметив, что Матвей Петрович с удивлением покосился на нее, а Степа прыснул в кулак, она вдруг вплотную подошла к Матрене:
- Вы уж все говорите... по правде! Пусть люди слышат. Почему вы с Тимофеем на работу не ходите? Почему дома отсиживаетесь?.. Полдень скоро, а вы блины печете...
- Да кто ты такая? - вновь взбеленилась Матрена. - Уборщица при правлении, девка на побегушках, а тоже во все нос суешь...
- А это не так уж плохо... - заметил Матвей Петрович. - Она ведь колхозница, за артельное дело болеет. Да к тому же с сегодняшнего дня Нюша еще и секретарь комсомольской ячейки.
- Секретарь! - удивилась Матрена. - Так зачем же блины губить?.. Ты меня убеди, сагитируй!
- Уж я ли тебя не агитировал вчера, - покачал головой Василий Силыч. - Семь потов спустил. И так и этак обхаживал.. А ты все ж на работу не вышла. Совесть надо иметь!..
- "Совесть, совесть"... Как люди, так и я, - забормотала Матрена и, провожаемая смехом и шутками собравшихся, поспешила удалиться.
- Неужто все блины погубила? - фыркнув, спросил Матвей Петрович.
- Молодец деваха! - подал голос кто-то из колхозников. - Так Матрене и надо.
Не мог сдержать улыбки и Василий Силыч:
- Ну-с, истребительница блинов!.. Все же придется тебе ответить за такую агитацию. Несдержанна ты очень...
- Ну и прорабатывайте! - буркнула Нюшка. - А все равно Осьмухины лодыри и сквалыги. И колхоз им чужое место. Плюют они на все с высокого дерева и посмеиваются.
Колхозники начали расходиться по домам. К Нюшке подошел Степа.
- Ну, так как? Приступаешь к работе, секретарь? - улыбаясь, спросил он.
- Можно считать, что она уже приступила, - заметил Матвей Петрович.
- Тогда принимай дела, - сказал Степа. - Мне завтра уезжать надо.
Вздохнув, Нюшка посмотрела на Матвея Петровича, на девчат, потом на Степу.
- Пошли... приму!..
На другой день Нюшка выпросила на конюшне у Горелова лошадь, запрягла ее в сани и, подъехав к дому Ковшовых, постучала в окно. На крыльце с рюкзаком за плечами показался Степа. Вслед за ним вышла Таня.
В широких санях-розвальнях на соломе сидели разодетые по-праздничному девчата и Уклейкин с гармошкой. Под дугой позванивал колокольчик, в гриву и в хвост лошади были вплетены кумачовые ленты.
Степа переглянулся с сестрой, потом покосился на Нюшу:
- Зачем это?
- Садись! На станцию тебя отвезем.
- Один доберусь... пешком.
- А ты не кобенься, - прикрикнула Нюша, подталкивая парня к саням.
Пожав плечами, Степа вместе с сестрой сел в сани. Нюша взялась за вожжи и тронула лошадь.
Перед правлением колхоза, где уже собралась порядочная толпа колхозников, подвода остановилась. Василий Силыч сказал Степе несколько напутственных слов, попросил его учиться на курсах как следует и вернуться в Кольцовку вместе с трактором к весенней пахоте.
Потом вышел вперед дед Анисим:
- Ты уж, Степаха, того... в грязь лицом не шлепнись... Будь там попровористей... С машиной на короткую ногу сойдись... Зауздай ее, как конягу доброго, чтоб она потом не брыкалась... Без машины нам теперь и податься некуда... - И он пространно принялся рассказывать, как мужики когда-то оконфузились с паровым локомобилем для мельницы.
- Регламент деду! - крикнула из саней Зойка, и колхозники, оттеснив Анисима в сторону, начали прощаться со Степой.
По Нюшкиному сигналу Уклейкин растянул мехи гармошки, и девчата затянули полюбившуюся им песню об "огненном трактористе - Петре Дьякове". Только вместо "Прокати нас, Петруша..." они спели: "Прокати, Ковшов Степа, на тракторе, до околицы нас прокати".
- Вот это песню выискали... - заговорили в толпе. - Прямо как на заказ.
- Да ты что, Нюшка! - сердито сказал Степа, когда подвода тронулась дальше. - Нарочно все придумала?.. В песню меня зачем-то вставила... Еще митинг этот? Зачем звону столько?
- А что ж такого! - ухмыльнулась Нюшка. - В кои веки пария в трактористы провожаем - почему бы не отметить! - И она заговорщицки переглянулась с девчатами. - А потом, может, это у нас мероприятие такое... коллективные проводы по плану ячейки.
- Уж будь ласковый, подчиняйся новому-то секретарю, - смеясь, заметила Зойка и запела частушки о миленке-трактористе, который оседлал железного коня и перепахал все поля на белом свете.
Девчата подхватили высокими срывающимися голосами. С песнями они доехали до конца Кольцовки и только здесь умолкли. Но, как только показались избы следующей деревни, девчата снова запели. Так, привлекая всеобщее внимание, они проехали несколько деревень.
Лошадь уже еле тащила тяжелые розвальни.
- Ну хватит! - взмолился наконец Степа. - Лошадь замучили... Да и петь вам больше нечего... Поезжайте обратно. - И он, кивнув Тане, решительно выскочил из саней и принялся прощаться с девчатами.
И тут Таня заметила, что, когда очередь дошла до Нюшки, брат с особой осторожностью взял ее шершавую руку и довольно долго держал в своей ладони.
- Ты с комсомольцами посматривай тут, - заговорил он на прощание. - За конями в первую очередь, за амбарами, за всем прочим. О комсомольской пустоши тоже не забывай. Пусть семена для сева не забудут приготовить, удобрения. Ясно тебе? Если чего не знаешь - ты спрашивай... или пиши там... Я, конечно, отвечу...
- Ясно, - выдохнула Нюша, медленно поворачивая лошадь обратно.
- Нюш, а ты ж о членских взносах ничего не спросила, - напомнила догадливая Таня.
- Ох, верно, совсем забыла! - спохватилась Нюша и сунула вожжи в руки Зойке. - Поезжай, я вас нагоню.
Переглянувшись, девчата тронули подводу к дому, а Нюша, Таня и Степа пошагали к станции.
- Степ, а Степ, - осторожно спросила Нюша, стараясь шагать с ним в ногу. - Ты выведай там... на курсах-то. Может, и девчат принимают. Ну хотя бы на потом, на будущий год.
Степа повернул голову к Нюше, взгляды их встретились, и он без слов понял, о чем она думает.
- Ладно... - кивнул он. - Узна́ю.
...Светило солнце, радуя своим теплом Небо по-весеннему было белесо-голубое, но снег в полях лежал еще по-зимнему чистый и пышный. По нему пролегали бесчисленные тропки, лыжни, следы зайцев, собак и терялись в голых прозрачных перелесках. Кое-где в поле виднелись стожки сена, прикрытые горностаевыми шапками, вдоль дороги чернели вешки, в перелесках несмело насвистывали птицы, оповещая о еще не близкой, но неизбежной весне.
ПОСЛЕ СВАДЬБЫ
Нюша с трудом открыла глаза, подняла с подушки тяжелую голову и долго не могла понять, где она находится. Над головой нависал темный от старости, точно просмоленный, потолок, ноги упирались в кирпичную шершавую трубу, пахнущую сухой пылью, а вместо сенника спину согревали теплые мешки с рожью.
Рядом с Нюшей, сжавшись калачиками и вкусно посапывая, спала молодая ветлугинская поросль - Клава и Ленька.
"Мы ведь на печке вчера заснули. У нас же новый человек в доме", - сообразила наконец Нюшка, и что-то неприятно царапнуло ей сердце.
Она раздвинула легкую ситцевую занавеску, прикрывающую печь, и окинула взглядом избу.
На сдвинутых впритык столах остатки еды, пустые бутылки, опрокинутые стаканы и рюмки - следы вчерашнего свадебного гулянья.
В горшках с геранью груды окурков, пол затоптан, замусорен сеном, соломой, горшечными черепками. А в углу, на широкой деревянной кровати, где обычно спала Нюшкина мать с Клавой и Ленькой, сейчас похрапывает Тихон Горелов, новый человек в ветлугинской семье.