Все смотрели на рулевого, и в их глазах Василий видел дружескую теплоту.
- Что же ты молчишь, дорогой? - обратился к Василию капитан. - Мучаешься и не знаешь, почему компас врет на полградуса. У тебя же осколки в груди. А железо, как известно, влияет на магнитные стрелки.
Василий молча посмотрел на капитана, и в глазах его вспыхнул огонек радости.
Капитан обратился к штурманам:
- На вахте Василия Петровича учитывайте девиацию - остовая полградуса.
- Есть! - ответили штурманы и сдержанно заулыбались.
- А плавать, Василий Петрович, ты будешь, - продолжал капитан, - вернемся из рейса, хирурги уничтожат девиацию, и снова в рейс.
От счастья, большого счастья Василию хотелось обнять капитана и штурманов, он чувствовал, как теплые слезы радости заволакивают его глаза, и тихо проговорил:
- Есть!
И выбежал из каюты.
Андро Ломидзе
Моряна
Перевалило за полночь.
Капитан порта, еще не старый, высокий широкоплечий мужчина с длинными усами, и рослый молодой парень - старший надзиратель вошли в одноэтажное деревянное строение и сразу же направились к гудевшей чугунной печке. Большой орлиный нос капитана покраснел от холодного ветра, широкое лицо надзирателя посинело.
Согрев свои жилистые руки, капитан снял пальто, повесил его на гвоздь, вбитый в стену, присел к столу и, надев очки, стал перелистывать журнал.
Из дверцы печки то и дело вырывались клубы дыма. Капитан глухо кашлял, старший надзиратель прикрывал глаза рукой, чернобородый хромой береговой матрос чихал, словно кошка, а сын капитана прятал свое худое, с впалыми щеками лицо в воротник дождевика. Приходилось открывать дверь, чтобы дым развеяло ветром, - тогда в комнату с силой врывался грохот бушующего моря.
Дребезжало оконное стекло.
Хромой матрос бросил короткий взгляд на всегда суровое лицо молчаливого капитана, сидевшего с опущенной головой, тихонько открыл дверцу печки, сунул в нее полено и, опять пристроившись на длинной скамье, продолжал бороться со сном.
В эту ночь бодрствовали капитаны всех пароходов, стоявших в порту. Вахтенные не сводили глаз с натянутых до предела швартовых.
Через высокий бетонный мол, врезанный в море и укрывающий корабли в гавани, перекатывались огромные волны. На конце мола, у входа в порт, находились два маяка, огонь одного из них зажигался и "мигал" через определенные промежутки времени, второй маяк светил постоянно.
- Через час должна показаться "Украина". - Капитан встал, засунул руки в карманы и задумался.
- Поти - один из лучших на Черном море портов, - сказал старший надзиратель, - но одно плохо - в шторм пароходам трудно входить в него.
- Совершенно верно, - согласился капитан.
Дверь распахнулась, в комнату вошел маленького роста юноша - младший надзиратель.
- Капитан, погасла мигалка. Мы пытались подойти к маяку на катере, но волны чуть не разбили катер о мол. Подле маяка вода прямо кипит. Придется "Украине" остановиться на рейде.
- Не смогли подойти к маяку на катере? Да что он, в открытом море, что ли? - закричал вспыливший капитан. - Где это слыхано, чтобы в такой шторм теплоходы останавливались на рейде!
- Если с "Украины" увидят, что горит лишь один маяк, они пройдут мимо, курсом на Батуми, - вмешался в разговор старший надзиратель.
- Ну что ты говоришь, Нестор, - рассердился капитан, - а еще опытный моряк! У нас элеватор простаивает, ждет "Украину" с зерном. Да оставим элеватор, ты видишь, море точно сумасшедшее, если теплоход и добредет благополучно до Поти, то кто даст гарантию, что он дотянет до Батуми?
- Да-а, пожалуй, выход один, - проговорил старший надзиратель, - надо кому-то пройти по молу до маяка и зажечь его.
- И я так думаю, - сказал младший надзиратель, - но все береговые матросы отказались, даже самый отчаянный Леван и тот испугался.
- Значит, никто не рискнул? - усмехнулся капитан. - И это моряки! Левану передай от меня, что он крыса береговая!
- Я попробую, капитан, - тихо промолвил младший надзиратель и заморгал большими карими глазами.
Но капитан не услышал его слов.
- Капитан, я пойду! - повторил надзиратель громче.
Капитан повернулся к нему, вытирая платком усы:
- Ты же только оправился от болезни.
- Ничего со мной не случится.
- Нет, тебе нельзя.
- Я пойду, отец, - донесся голос из угла комнаты.
Капитан с гордостью посмотрел на сына, потом по лицу его проплыло облачко печали.
- Иди, Вано, - сказал капитан.
Вано вышел из комнаты.
- Будь осторожнее! - крикнул ему вдогонку старший надзиратель. Поглядев на пустой рукав Вано, он подумал, что капитан порта удивительный человек. Ну кто бы другой послал с таким заданием сына, вернувшегося с фронта одноруким!
Капитан надел пальто и нахлобучил фуражку.
- Когда Вано вернется, спиртом разотрите! - приказал он, вышел из дежурки и вздрогнул от порыва моряны. Ураганный ветер бил капитану в лицо песком и мелким галечником. Но в реве моря он отчетливо разобрал гудок "Украины".
"Доберется ли Вано до маяка? Вдруг его смоет волна?"
На набережной мигали, то погасая, то вновь вспыхивая, электрические лампочки.
Капитан сам не знал, куда и зачем шел.
Остановившись у причала, он долго стоял, глядя в ту сторону, где находился вход в порт. Затем зашагал по железнодорожному полотну между складами. Вдруг остановился, как вкопанный.
Где-то совсем близко гудела сирена теплохода. "Уж не мерещится ли мне?" - подумал капитан и опустил воротник плаща.
Он увидел, что в конце мола сверкали два огня. Теплоход уже вошел в порт, и береговой матрос размахивал фонарем, указывая ему причал.
"Маяк светит, значит, жив Вано, - обрадовался капитан, - хоть бы он сообразил пробыть всю ночь на маяке… Нет, замерзнет, не стоит ему там оставаться. Наверно, он сейчас ползет по молу, окоченевший. Только бы не смыло его волной! Пойду навстречу, помогу. Если нам на роду написано погибнуть, то погибнем вместе".
Идти невозможно. Каждый шаг грозит оказаться последним Капитан опустился на колени, протянул вперед руки и пополз, ощупывая шероховатую поверхность бетона.
Из открытого моря через мол обрушивались в порт волны. Одна из них ударила и протащила с собой капитана. Он провел рукой по краю мола и убедился, что еще немного - и он был бы в море.
Капитан боком, словно краб, отполз на середину мола и опять стал продвигаться вперед, с трудом цепляясь за бетон сведенными от холода пальцами рук.
Вода то перекатывалась через его голову, то снизу заливала грудь.
К утру ветер ослабел и море бушевало уже не с такой силой. Волны разбивались о мол, и лишь их брызги попадали в порт.
Капитан поднялся на ноги. Мокрая одежда плотно прилипла к его телу, и он скрючился, весь дрожа. Напрягая зрение, капитан все пытался увидеть сына.
Холодный ветер слепил глаза капитана солеными морскими каплями. Он шатался как пьяный. Вдруг нога его поскользнулась на мхе, и капитан тяжело упал, ударившись головой об острый край мола…
Вано, не спавший всю ночь, совершенно закоченевший и посиневший от холода, покинул маяк и направился в порт. По дороге он заметил на краю бетона пятна крови. "Наверно, коршун растерзал чайку", - подумал Вано и ускорил шаг.
Эгон Лив
Нора
В синеватой дымке уже отчетливо различалась зубчатая кромка берега, когда в рубку вошел капитан. Весь он благоухал цветочным одеколоном, и в голосе его слышалась необычная торжественность.
- Ну-ка, пусти меня, Арнис, а сам ступай приберись - через час будем дома.
Рослые, сильные парни поменялись местами. Капитан взялся за рулевое управление и вгляделся в полоску далекого берега.
Но Арнис не пошел в кубрик. Привалившись плечом к двери, он равнодушно следил за ленивой игрой волн.
- Все упираешься? Зря ты это…
Арнис выжидательно взглянул на Эрнеста.
- Ребята… да и я… - Капитан замялся, не сводя глаз с носа траулера, который ритмично взлетал на встречной волне. - Ну, поспорили мы, что ты сегодня пойдешь с нами в клуб. Коротыш, он верно говорит: "Как Арнис живет, это не жизнь". Это он в точности. Уже третью неделю на корабле ошиваешься, будто в Зарциеме свободной комнаты не найти. Люди ведь… поговаривают они… - Но тут Эрнест понял, что Коротыш Круминь выложил бы все куда яснее и доходчивее, и, нахмурившись, замолк.
Во взгляде Арниса промелькнуло беспокойство, но он постарался скрыть его.
- Ничего сегодня не выйдет, капитан…
- А я говорю, пойдешь! Если денег нет - будут. Ясно? - И, окончив разговор, капитан распахнул дверь. Арнис уже переступил комингс и вдруг обернулся. - Значит, поговаривают люди?
- Да черт с ними, пусть говорят что хотят, лишь бы ты сам…
- А ты скажи, что говорят! Раз начал, то договаривай.
Эрнест еще больше помрачнел, и на черта было затевать этот разговор!
- Да, Коротыш говорил, будто бабы болтают, что видели…
Хлопнула дверь, и Арнис уже исчез в кубрике.
Бабьим пересудам в поселке капитан не придавал особенного значения, но то, что Арнис живет все время на корабле, этого и он не мог понять.
Все шло как надо, и вдруг что-то стряслось с парнем. И без того был молчаливый, а тут еще больше замкнулся. Кое-кто из команды считал, что новенький "чересчур о себе понимает".
А что плохого, если человек не пересыпает пустые слова, как чешую? Высокий и сильный штурман в первый же день понравился Эрнесту. Сам капитан кончил всего семь классов, здесь же, в Зарциеме, поэтому с молчаливым почтением поглядывал на практиканта-штурмана, уже кончающего Мореходное училище. Потому и с комнатой готов был помочь. Но Арнис отказался. Нет - и все. А ведь жить на корабле, когда вернешься с моря, когда промок и промерз, - Эрнест знал, что это значит. Печка дымит, хлеб на другой же день плесневеет, а одежда никогда и не просыхает. Поневоле начнешь прислушиваться к бабьим разговорам.
В морских воротах с грохотом выплясывали зеленовато-седые валы. Вот они схватили корабль так, что он затрясся до самого киля, и Эрнест выкинул из головы мысли об Арнисе…
Последний ящик с рыбой был выгружен. Арнис взял шланг и принялся окатывать палубу. Громко переговариваясь, от рыбного комбината поднимались в гору работницы. Вскоре голоса их растаяли в вечерних сумерках, и снова над рекою нависла тишина. Ветер, днем срывавший с волн пенные шапки, унялся, и только ясный, испещренный ранними звездами небосвод говорил о том, что на сегодня норд угомонился и теперь дремлет где-то на горизонте.
Из кубрика вышли капитан с Круминем. Потоптавшись у двери, они подошли к Арнису.
- Штурман! - начал Коротыш. - Бросай ты это дело. Пошли!
- Сегодня не могу. - И Арнис отложил шланг. - Письмо домой надо написать…
- Да ну тебя, не выламывайся! Сказано - пошли, значит - пошли! - прошипел Эрнест, глядя за реку, откуда тянуло влажной распаханной землей.
- И верно, старик, давай с нами! Посмотрим на наших девочек, по рюмочке пропустим, глядишь, и жизнь по-иному заиграет.
Круминь не успел закончить. Подхватив его под мышки и поставив на трап, Арнис, посмеиваясь, направился к открытой двери кубрика.
- В другой раз, Коротыш… Не задерживайся.
Капитан с сердцем плюнул и, махнув рукой, сошел на берег.
Оставшись один, Арнис торопливо принялся действовать. Прежде всего подмел пол, перестелил койку, взбил подушку. Небольшая лампочка под потолком светилась красновато и тускло - как от нее неуютно!
Потом долго мылся на палубе речной водой, поглядывая на потемневшие строения рыбокомбината.
В одном из окон все еще был свет. Но скоро он погаснет - Арнис это знал. Вернувшись в кубрик, он достал чистую рубашку. Сыроватая, какой-то прелью отдает, но тут уж ничего не поделаешь - бутылочка капитанского цветочного одеколона пуста. Арнис сел и стал ждать. И сразу время как будто остановилось. Арнис не выдержал, вылез на палубу и уставился на далекий огонек, пока тот наконец не погас.
Вечер был пропитан прохладной сыростью и такой тихий, что шаги Норы послышались бы еще далеко, у первых причалов. Прошла минута, десять, полчаса, и только тогда Арнис вдруг понял, что ждет напрасно. Выбравшись на крутой берег, он еще долго вслушивался в редкие вечерние звуки и, наконец, вернулся к себе. Норы не было.
Лежа на койке, Арнис разглядывал шершавые доски над головой и думал о Норе. Снова вспомнил тот день, самый первый…
В тот день, вытаскивая трал, Арнис поскользнулся и расшиб локоть. Серьезного ничего не было, но капитан не успокоился, пока не отвел его на медпункт. Эрнест чувствовал себя здесь как дома. Лихо сбив фуражку на затылок, он осторожно приоткрыл дверь, причем в голосе его не было и следа обычной угрюмой сдержанности.
- Можно, Нора? У меня тут один - медведь, а не человек - корабль хотел вверх килем поставить. Починишь?
Посреди комнаты стояла стройная брюнетка в белом халате. Поздоровавшись с Эрнестом, она пристально взглянула на Арниса.
- Добрый вечер, - сказала она тихим глуховатым голосом.
Арнис почему-то смутился от ее взгляда.
- Да чепуха… - показал он свой локоть, завернув рукав. Растерянность, охватившая его с первой минуты, не проходила.
- Ну, вот и готово. Если завтра не будете в море - приходите, я сменю повязку.
Арнис молча кивнул.
- Это верно, что вы из Риги?
Значит, Нора что-то о нем уже слышала?
- Да, - сказал он и наконец-то улыбнулся.
- Из Риги… - Нора задумчиво переложила из руки в руку бинт и опустила голову. - Так вы приходите, я перевяжу…
На другой день штормило, и корабли остались в порту. Арнис встал рано. Долго брился, мылся, потом, устроившись на койке, перечитал скопившиеся за неделю газеты. Отсыревшие страницы расползлись, и Арнис чертыхался. Сегодня его раздражало все, даже стенные часы. Тикают еле-еле, будто у них одышка. Арнис почистил ботинки - минута. Растопил плиту и сварил кофе - пятнадцать минут. В такой день можно сходить на край света и к ужину вернуться домой.
Около четырех он закрыл кубрик и пошел в гору к амбулатории.
Нора при виде его резко вскочила, и Арнису показалось, что и она ждала этой встречи. Но почему тогда молчит? И почему избегает его взгляда?
- Так, - опустив рукав, сухими губами произнес Арнис. - Спасибо…
- Не за что, это моя обязанность.
- Ну, так я пошел… - пробормотал он.
Нора подняла голову и вслушалась в тишину, заполнявшую помещение.
- Погодите, - сказала она шепотом, подошла к двери и, открыв ее, выглянула в коридор. Заметив удивление Арниса, она попыталась улыбнуться.
- Жители этого поселка не любят, когда у меня кто-нибудь задерживается. Прошу. - И она кивнула на стул в углу комнаты.
Арнис послушно сел, и вновь установилось напряженное молчание. Где-то далеко работал мотор. Сюда шум его доносился приглушенным, как гудение шмеля Нора медленно провела рукой по лбу, сняла белую шапочку, и только теперь Арнис заметил, какие у нее густые и темные волосы.
- Вы знаете, что меня зовут Нора?
- Да.
- А что вам еще про меня говорили? - Хотя она и улыбалась, глаза ее смотрели серьезно.
- Больше ничего. Я здесь всего несколько дней.
- Ну и хорошо. - Нора резко встала. - А теперь ступайте.
И впервые она улыбнулась открыто и свободно.
Арнис вышел на дорогу и, закинув голову, принялся разглядывать бегущие к восходу облака. Вон зюйд-вест как свистит, затягивая серым туманом корявые сосны. В такую погоду в море не пойдут, и думать нечего. И, значит, завтра он еще раз увидит Нору. Дорога была покрыта свежей щебенкой, и Арнис, как в мальчишеские годы, шел, пиная большие серые голыши.
На следующий день Нора, сняв повязку, легко прикоснулась пальцами к зажившему локтю.
- Ну, вот… медведь. Вот и все…
Они стояли так близко, что Арнис чувствовал ее дыхание.
- Нора, - услышал он свой голос, чужой и срывающийся. - Нора, я хотел бы вам кое-что сказать…
Нора поправила волосы и долго, как-то испытующе, вглядывалась в Арниса. Потом отвернулась и подошла к окну.
Над рекою поднимался туман.
- Сегодня вы уйдете в море. А я море не люблю, - грустно покачала головой Нора. - Если бы вы знали, как мне тяжело каждое утро видеть прежде всего его зеленую прорву!.. Побудьте еще немного, - торопливо произнесла она, услышав за спиной шаги Арниса. - Если никуда не торопитесь…
Арнис нашарил маленький клеенчатый диванчик.
Когда Нора села рядом с ним, комнату уже заполнила густая тьма. Долго они не произносили ни слова. Арнис отыскал теплые пальцы Норы. Она не отняла руки, и Арнис, широко раскрытыми глазами глядя в темноту, чувствовал легкий ток крови в спокойной ладони Норы.
- Нет, Арнис. Нет, нет!.. - Нора резко встала. Подойдя к столу, она долго шарила в ящике. Чиркнула спичка, осветившая ее лоб и густые тени ресниц.
- Уже поздно, Арнис, ступай! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел нас вместе… Если бы ты знал, как все это сложно…
- А чего нам бояться? - прошептал он.
Нора распахнула форточку и выкинула крошечную звездочку сигареты.
- Послушай, Арнис. - Голос Норы звучал уже твердо и ясно. - Сюда ты больше не приходи, слышишь? Обещай мне - и я приду к тебе…
- Но ведь я…
- Я знаю. Но ночью на корабле ты один. Когда на комбинате никого не будет, я спущусь. Если в моем окне погас свет - значит, я иду к тебе…
Позднее, когда они уже несколько раз встречались на корабле, Арнис пообещал, что не будет заговаривать с Норой при встречах на комбинате, ни на песчаных уличках Зарциема. Но почему?
- Это недолго, милый. Мы что-нибудь придумаем, а до того времени потерпи, ну прошу тебя… Ну хочешь, я брошу курить?
Последний раз она пришла только на полчаса. Уходя, долго стояла у двери, и Арнису показалось, что и ее гнетут эти встречи украдкой.
- Послушай, давай уедем отсюда. Я больше не могу. Мне кажется, что о нас уже знают. А эти люди мне никогда не простят, и тебе тоже…
- Почему? Ну почему мы не можем им сказать об этом сами? Ну разве же это жизнь? Ну скажи, что тебе мешает, - и мы… И мы тут же, если только ты хочешь…
- Нет, нет, Арнис, только не это! До субботы, когда ты вернешься с моря, я все решу. Может быть, мы все-таки уедем. Так вернее. А в субботу я приду.
И вот она, суббота.
Арнис потянулся за сигаретами, когда на палубе послышались шаги. Его так и подкинуло на койке, но тут послышался спокойный голос Эрнеста.
- Ну, Коротыш, если уж бог дал тебе язык, так умей им пользоваться.
Первым в кубрик влез капитан, чуть не согнувшись вдвое. Взглянув га Арниса, он довольно улыбнулся.
- Это хорошо. Чистую сорочку надел. И побрился. Значит, мы в самый раз! А ну, Коротыш, ставь на стол…
Круминь водрузил на столик бутылку.
На минуту в кубрике установилось молчание. Подняв стакан, Эрнест уголком глаза наблюдал за Арнисом. К удивлению обоих, штурман встал с койки, взял стакан и выпил его единым духом.