Герои романа Аркадия Первенцева - люди, работающие на авиационном заводе в годы войны. В самое трудное для страны время, осенью 41-го, завод с Украины эвакуируется на Урал, и рабочим предстоит сделать невозможное: уже через месяц после прибытия на новое место завод должен дать фронту самолеты.
"Испытание" - роман о героизме тружеников тыла, о братстве народов, о единстве советских людей, вставших на защиту своей Родины.
Содержание:
Арк. Первенцев - Испытание - Роман 1
ВСТУПЛЕНИЕ 1
ГЛАВА I 2
ГЛАВА II 2
ГЛАВА III 3
ГЛАВА IV 4
ГЛАВА V 5
ГЛАВА VI 7
ГЛАВА VII 8
ГЛАВА VIII 9
ГЛАВА IX 11
ГЛАВА X 12
ГЛАВА XI 13
ГЛАВА XII 14
ГЛАВА XIII 16
ГЛАВА XIV 18
ГЛАВА XV 20
ГЛАВА XVI 20
ГЛАВА XVII 22
ГЛАВА XVIII 23
ГЛАВА XIX 24
ГЛАВА XX 25
ГЛАВА XXI 26
ГЛАВА XXII 27
ГЛАВА XXIII 28
ГЛАВА XXIV 30
ГЛАВА XXV 31
ГЛАВА XXVI 32
ГЛАВА XXVII 34
ГЛАВА XXVIII 35
ГЛАВА XXIX 36
ГЛАВА XXX 37
ГЛАВА XXXI 38
ГЛАВА XXXII 39
ГЛАВА XXXIII 39
ГЛАВА XXXIV 40
ГЛАВА XXXV 41
ГЛАВА XXXVI 42
ГЛАВА XXXVII 43
ГЛАВА XXXVIII 44
ГЛАВА XXXIX 45
ГЛАВА XL 46
ГЛАВА НЕ ПОСЛЕДНЯЯ 47
Примечания 47
Арк. Первенцев
Испытание
Роман
ВСТУПЛЕНИЕ
Утром Богдана Дубенко, главного инженера одного из южных авиационных заводов, вызвали в Москву, а ночью в три часа пятнадцать минут его, вместе с народным комиссаром, принял Председатель Совнаркома. Беседа продолжалась пятнадцать минут.
Дубенко вышел из кабинета Сталина, и вслед за ним туда же вошли двое. Дубенко знал их: это были "короли" черного металла и алюминия. На очереди к приему находились еще трое: они отвечали перед страной за автоматическое оружие, взрывчатые вещества и уголь.
Многосильный "Паккард" промчал Дубенко по улицам столицы и, задержавшись на секунду у часового, прошуршал баллонами по свежей траве центрального аэродрома. "Дуглас" широко распластал крылья. Пассажиры умостились плотней и заткнули уши ватой. Майор Лоб положил машину на курс и, передав управление второму пилоту, пошел закурить трубочку. Майор Лоб "штрафник" и работу свою в гражданской авиации считал отбытием наказания.
В Харькове майор спросил Дубенко: "Жареным пахнет?". Дубенко выпил рюмку водки, посмотрел на майора с хитринкой. Тот махнул рукой и набил свою неизменную трубочку. "Я майор Андрей Лоб - и только, но меня последнее время беспокоят Балканы и почему-то остров Крит, - сказал он простуженным голосом, - и, по правде сказать, осточертело ходить на этой бандуре". Так он называл "Дуглас".
Они прошли над извилистой линией Кавказского хребта и опустились в Тбилиси. Уничтожив полсотни шашлыков, майор увел свою "бандуру" из Закавказья, заручившись у Дубенко письмом для перевода его в авиагруппу завода, где бы он был ближе к практической деятельности, любезной его сердцу.
Кровавыми цветами были усыпаны деревья. Дубенко остановился у горного прозрачного ключа, лег и напился воды. Шофер, молодой грузин, сломил веточку и подал ее Богдану. "Гранаты, - сказал он. - Как красиво цветут". Долины были усыпаны шатрами строителей. Горы дрожали от взрывов. В отрогах выгрызали ангары, недоступные для бомб фугасного действия. Заканчивали постройкой огромные корпуса - их принимал Дубенко. Заводы-дублеры, - так называлась объекты подобного рода. Корпуса были пока пустынны, гулки, а на сером камне, недавно вырубленном в горах, еще не осела копоть производства.
По той же дороге гранатов он вернулся в долину, обрамленную хребтами. Здесь текли теплые ключи радиоактивной воды. Болезнь со странным названием "ишиас", болезнь старческая, как думал Дубенко, свалила его ровно на неделю. Воды помогли мало, но нужно было двигаться дальше.
На маленькой станции, приклеенной к обрыву, его провожала хрупкая женщина с зелеными глазами. Он познакомился с нею у пальм, возвращаясь однажды в гостиницу. Женщина помогла ему взобраться по ступенькам, - такая была адская боль, - и потом ухаживала за ним. На прощанье она подставила ему свои губы. Дубенко поцеловал ее и уже в вагоне, бегущем между утесов и путанных южных деревьев, пожалел, что так мимолетна была эта встреча. В Тбилиси он послал нежную телеграмму своей жене, милой и ясной Вале, а женщине с зелеными глазами написал две строки и вложил в конверт лепесток граната. Все же, май - месяц любви и цветения.
В районе Мугани он встретил щуплого человека с черными вьющимися волосами и решительными глазами. Это был "король" алюминия, - Дубенко встретил его тогда, в Кремле. Он приехал вместе с караваном автомашин, набитых людьми и материалами. Щуплый человек сказал, что из красноватых камней, рассыпанных под ногами, он будет выплавлять алюминий. По камням бродили овцы и козы, выщипывая траву, и не верилось, что легкий блестящий металл так небрежно разбросан природой. Люди спрыгнули с автомобилей, натянули шатры. Громыхнул первый взрыв, от которого шарахнулось овечье стадо. Красноватые камни черпали ковшами экскаваторов и с шумом ссыпали на многотонные "ярославцы".
- Германия добывает свыше трехсот тысяч тонн, - сказал человек с курчавыми волосами, - они используют даже глину. Алуниды как нельзя нам кстати. Вы ходите по алюминию, товарищ Дубенко.
В палатке он достал овечий сыр, откупорил бутылку вина, пригласил Дубенко. Они говорили только об алюминии.
Из Баку Дубенко послал письмо. Оно было адресовано в Кремль. В Баку он опять встретил щуплого человека. Он размещал заказ на танкерные баржи для перевозки рапы из Кара-Бугаза. Заводы металлов военного значения - алюминия и магния - он строил ближе к энергетическим базам, так как выплавка тонны алюминия поглощала сказочное количество энергии.
Оловянные волны моря, казалось, достигали колес поезда. Везде стояли вышки, земля была черная и сочная от нефти. На отрогах, разрушенных сухими ветрами, прилетавшими из Афганистана, виднелись орудия с длинными стволами, нацеленными в небо. Дубенко увидел самолет, снизившийся для посадки. Это была новая машина, выпущенная цехами его завода. Она уже успела добраться до Каспия, хотя серия только что начиналась.
- Новая марка, - сказал полковник танковых войск, смотря в окно, - молодцы самолетчики.
В Махач-Кале Дубенко вручили телеграмму от женщины с зелеными глазами. Она беспокоилась о его здоровьи. Полковник искоса взглянул на подпись и, подмаргивая, сказал: "Ишь, какие красавицы догоняют вас в Дагестане. Видел ее на сцене - неважная актриса, но женщина "изумрудная". Дубенко порвал телеграмму и с каким-то сожалением пускал один за одним листочки, кружившиеся в солнечном ветре. Он ни в чем не мог упрекнуть эту женщину, но телеграмма в поезде - это походило на навязчивость. Хотя, может быть, - простое и чистое чувство.
В вагон сел крупный работник текстильной промышленности. Он приехал из степей загорелый, обсыпанный мелким песком и пылью. Его провожали люди в папахах и козловых сапогах. Она усадили его в купе и уехали на двух растрепанных "газиках". Текстильщик мог одеть в хлопчатку колоссальную армию, но это не удовлетворяло его. Он так беспокойно говорил о шерсти и овчинах, что, казалось, уже наступила зима, бушуют вьюги, и необходимо поскорее влезать в полушубки, валенки и ушанки из цигейки.
В купе и ресторане говорили о зерне, о мясе, овощных консервах, о сушеных фруктах, о конском ремонте и производстве седел, клинков и уздечек.
Люди мотались по разным горячим делам, посылали шифровки и молнии, беспокойно спали, сетовали на длительное передвижение, при случае сбегали с поезда и улетали на "дугласах", "пээсах" и "катюшах".
На Минеральных Водах Дубенко встретил своего старого друга детства - Николая Трунова. Кавалерийский генерал ехал на Украину. В Ростове Трунов перебрался в купе к Дубенко и до самой Лозовой, где сходил Николай, они о многом переговорили.
Пламенели коксо-химические заводы Донбасса, домны. Дым металлургии клубился над огромными терриконами. Казалось, могилы скифских вождей овеваются дымом жертвенных костров. Донбасс поставлял металл и топливо заводу Дубенко.
Друзья несколько минут побродили по мокрому перрону. Раздался последний звонок. Богдан видел в бравом генерале бывшего конного разведчика Кольку. Двадцать с лишним лет были позади. Они расцеловались на прощанье, как и прежде перед опасным делом. "Ведь мы теперь не только друзья по оружию, но и родичи, - пошутил Трунов. - Тимиш-то так-таки подхватил вашу Танюху".
- Едешь через Киев, - сказал Дубенко, - зайди на Кияновский переулок. Племянницу понянчишь. Только береги свои генеральские шаровары...
Богдана встретила Валя. Она бросилась к нему, свежая, красивая, привычная. Он схватил ее на руки и целовал загорелые щеки. У машины ожидал сын. Алешка уцепился ему в шею и не отпускал. Так он и внес сына в автомобиль. "Звонили из Москвы, - сказала Валя. - Вот письма, - она передала пачку пакетов, - но... рассмотришь после, Богдан. Опять углубился в дела, ведь я тебя не видела целую вечность".
- На завтра вызывают в Москву с докладом, - сказал Богдан, - не знаешь, майор Лоб уже работает на заводе?
- Майор Лоб работает на заводе, - потухая, сказала Валя.
- Родная Валюнька! Чем дальше, тем все больше и больше забот. Мне иногда хотелось бы вернуть студенческие годы...
ГЛАВА I
Дубенко проснулся, выпростал руки из-под одеяла. Окна раскрыты, в комнату залетела пчела, прожужжала и ударилась в стекло. Луча солнца упали на линолеум пола. В лучах заиграла пыльца - вероятно, принесенная ветерком с недалеких полей гречи и подсолнуха. Пчела снова прожужжала и улетела. На миг блеснула ее прозрачные крылышки.
Сегодня меньше болела нога. Дубенко выспался. Исчезли ощущения тошноты и гула в ушах. Ведь как-никак пришлось за шесть дней слетать в Москву, на Урал и возвратиться обратно. Корпуса, которые он принял в Закавказьи, должны были вместить заводы новых истребителей, а их тяжелым машинам приходилось дублироваться на Урале, ближе к тяжелому сырью. Пока там почти ничего не было - несколько недостроенных зданий центрально-обогатительной фабрики, горы, тайга и небольшое поле, поросшее мелким ельником и утыканное пнями. Стоило ли думать об этом в такое хорошее утро?
- Валька! - крикнул он, скидывая с себя одеяло.
- Ура! - Валя спрыгнула с кровати и бросилась к нему. - Я уже полчаса наблюдаю за тобой одним глазиком. А ты лежишь так, что лица не видно. Проснулся или спит еще... Думала-думала...
- Швырнула бы в меня подушкой, сразу определила бы.
- Боялась. Последнее время я тебя что-то стала бояться. Ты такой занятой, злой и угрюмый. К тому же важный. Государственные поручения выполняешь!
- Валюнька! Мигом полотенце, прямо отсюда в озеро. Поплаваю, побултыхаюсь.
- Не будет никаких купаний, - Валя погрозила пальцем. - Врачи категорически запретили и поручили следить мне.
- Сделай поблажку, - век не забуду.
- Просить бесполезно.
- Ах ты, мой телохранитель, - он привлек ее к себе, закинул голову, поцеловал в смеющийся полураскрытый рот, - таким образом, я окончательно перехожу в класс старичков. Нельзя купаться! Мне, пловцу, экс-чемпиону!
- Чемпиону купаться нельзя.
Она нырнула в кровать, натянула на себя одеяло.
- Вставать, вставать, Валюнька.
Он принялся щекотать ее. Она прыгала, хохотала.
- Хватит, Богдан. Я совершенно отвыкла от твоего общества.
Она лежала и болтала. Каштановые волосы рассыпались по подушке и щекотали его шею, лицо. Ему было приятно ощущать близко возле себя ее волосы, холодные плечи. Десять лет прожили они уже вместе, и до сих пор не стареет их чувство. И все благодаря, конечно, ей. Она заметила морщинки, сбежавшиеся на его лбу, и принялась целовать их, пока они снова не исчезли.
- Я не хочу, чтобы ты, находясь со мной, грустил, Богдан. Ты должен отдохнуть в полной мере. Сегодня ты должен выбросить из головы свои самолеты. Я скоро начну тебя ревновать к этим машинам.
- Согласен. Сегодня я провожу день в кругу своей семьи. Жаль, нет батьки, мы бы с ним сегодня пропустили по паре хороших чарок калганивки.
- Я могу выпить с тобой калганивки.
- Ну, в этом я нисколько не сомневаюсь...
- Следовательно, жена у тебя пьяница?
- Похоже на это. Ну, не сердись. Какая же может быть жена, если она не любит выпить немного? В Грузии я встретил женщину. У нее были зеленые глаза, волосы как у Есенина и круглые плечи...
- Прошу тебя не расписывать мне своих любовниц!
Валя шутливо ударила его и прикрыла его рот своей маленькой ручкой.
- Да не любовница она, Валюнька. Просто женщина с зелеными глазами. Но главное: она никогда не пьянела. Однажды она при мне выпила два стакана адской грузинской чачи и хоть бы что.
- Наверное ей помогают круглые плечи...
- Валька, только без обид. Даже пальцем не прикоснулся.
- Не обижаюсь. Не хочу даже думать об этом... встаем!
Они быстро оделись. Солнечная пыль носилась в комнате. По дороге, мимо дачи, разбрызгивая щебенку, промчался автомобиль. На повороте к пруду машина покричала.
- Кого это шут с утра понес в город, - отдыхал бы! - сказал Богдан.
Внизу послышались какие-то встревоженные голоса. Богдан уловил голос матери. Она старалась говорить шопотом, очевидно боясь разбудить сына. Но над ее шопотом возвысился требовательный басок инженера Тургаева.
Дубенко махнул рукой.
- Опять что-нибудь на заводе.
- Так всегда. Так каждое воскресенье, - обиженно произнесла Валя.
По лестнице простучали каблуки, и в комнату вошел Тургаев. Он был в синем костюме с орденом Красной Звезды. Позади него стояла мать, выглядывал заспанный, испуганный Алеша и над ним удивленное лицо Клавы - домработницы.
- Что случилось? - спросил Богдан. - На заводе?
- Мы воюем с Германией, - сдерживая волнение, сказал Тургаев.
- Воюем? - переспросил Богдан. - Уже воюем?
- Немцы бомбили сегодня в четыре часа Киев, Севастополь, Житомир... Напали.
Стало холодно и тяжко. Война началась. Тревога была написана на всех лицах, и никто не пытался скрыть ее. Началось великое испытание кровью. Богдан знал, что такое война, - и слово это как бы снова разбудило его юность.
- Вы готовы, Алексей Федорович? - спросил Богдан.
- Да.
- Выезжаем через десять минут. Пока я умоюсь, будьте добры, выгоните машину из гаража. Я отпустил шофера. Мамочка, дай Алексею Федоровичу ключи от гаража и машины...
- Позавтракал бы, Богдан. Все готово.
- На лету можно.
Мать ушла с Тургаевым. Богдан набил портфель необходимыми бумагами, защелкнул замки. Валя, обняв Алешу, стояла у окна. На нее падало солнце, но она не замечала его. Алеша жмурился и тоже смотрел на отца. Оба они были встревожены. Впервые они столкнулись с грозным явлением, с коротким словом "война". Богдан подошел к ним и долго целовал потянувшиеся к нему эти родные лица. На глазах ребенка от этой необычной ласки вскипели слезы и крупными каплями покатились по щекам и рубашонке.
- Ты чего плачешь, Алешка?
- В Киеве тетя Таня с Ларочкой. Киев бомбили немцы!
Десятилетний ребенок впервые произнес эти страшные слова "бомбили немцы". Они прозвучали не по-детски серьезно и осмысленно. Неужели и для сына его выпадет та же тяжелая доля, которую он испытал в своем детстве? Для того, чтобы дети были счастливы, он посвятил свою жизнь постройке боевых машин, которые должны защитить его родину... Он отправлял их прямо с завода на пограничную линию обороны. Сейчас они сражаются там...
ГЛАВА II
Дорога в город окаймлена дачами и канавами. Дубенко переложил на себя руль, скрипнули баллоны, и автомобиль покатил к пруду. У береговых очеретов стояли черногузы, ныряли утки. Усатый дядька в красной безрукавке удил рыбу с дощатой плоскодонки. У "кладки" стояла женщина. На ней праздничное платье и яркий платок. Очевидно, она на минутку выбежала вон из той хатки, чтобы ополоснуть белье. Два парубка в сатиновых рубахах и пиджаках подошли к продовольственному ларю и разочарованно остановились. На ларе спущены ставни. Обычный воскресный день.
- Начинается, - сказал Тургаев, глазами указывая на опушку дубовой рощи.
Красноармейцы устанавливали зенитку - копали траншею, рубили молодняк для маскировки. Два бойца снимали с грузовика клейменные желтые ящики, взваливали на плечи и относили в кусты. Молоденький лейтенант в ярко начищенных сапогах что-то вымерял. Он шагал, и голенища сапог поблескивали зайчиками. На просторном голубом небо плыли небольшие облачка. Автомобиль летел по твердому, отполированному шинами шоссе. Вот и окраины города. Громадные баки с бензином, разбросанные между кущами тополей и акацией, и невдалеке колонна трехтоннок. Красноармейцы в новеньком обмундировании держали в руках полуавтоматические винтовки, очевидно, только что выданные из складов, и пели песни. У колонны расхаживали командиры, оправляя кобуры револьверов. Кобуры, вероятно, тоже только-что выдали, и они еще были неудобны, не прилегали плотно к бедру. Сапоги тоже были нерасхожены, брюки и гимнастерки топорщились, каски, приспособленные сбоку, казалось, еще пахли краской.
В городе на улицах людей больше обычного. Толпы возле расклеенного повсюду выступления Молотова. Дубенко затормозил машину и, выйдя на тротуар, прочитал это историческое выступление. Рядом с ним стояли Валя и Алеша, в машине сидела Анна Андреевна. Они ехали на городскую квартиру вместе с ним. И сейчас он особо почувствовал необходимость близости этих родных людей. Слова, оповещающие о нападении Германии, наполнили его сердце тревогой за семью.
- Папа, значит, правда, война? - спросил Алеша.
- Правда, - ответил он, подсаживаясь в машину.