- Американским спекулянтам и авантюристам, грабившим здешний народ и его землю, мы укажем их настоящее место.
- Идет! Ведут! Под оружием! Так ему и надо! - Толпа заволновалась.
Маклярен шел с багровым от ярости лицом. Его вел под винчестером, взятым на изготовку, Оттыргин, а рядом шагал Берзин. Толпа расступилась. Стало тихо. Трубка в зубах американца не дымилась.
- Пришлось арестовать, - сказал Берзин, когда подошел к крыльцу. - Отказывался идти.
- Громче! - потребовали из толпы. - Не слышно.
- Маклярен отказывался идти, - повторил для всех Мандриков. - Его привели под оружием, чтобы он дал ответ всем вам. Поднимитесь ко мне и скажите, почему вы не выполняете приказов ревкома?
Маклярен стал рядом с Мандриковым и, оглядев толпу, вынул трубку и спрятал ее в карман. Все внимательно следили за каждым его движением. Мандриков поторопил его:
- Ну, отвечайте!
- Я американский подданный, - с гордостью произнес Маклярен. - Компания Свенсона тоже американская. Мы подчиняемся только законам Соединенных Штатов.
- Вот и весь спрос с него! - Закричали из толпы.
- Цены, по которым вы здесь продаете товары, установлены правительством Соединенных Штатов? - спросил Мандриков.
- Цены установлены мистером Свенсоном, и я подчиняюсь только ему, - Маклярен говорил пренебрежительно. - Приказ ревкома не могу признать.
- Вот и весь сказ, - закончил какой-то шахтер.
- Вы не будете выполнять приказа ревкома? - Спросил Мандриков.
- Нет, - твердо ответил Маклярен.
Мандриков отчетливо произнес:
- За неподчинение революционному комитету и его постановлению гражданин Маклярен подвергается аресту и отправляется на копи. Он будет добывать уголь для бедных семей.
- Здорово! - восхищенно крикнул шахтер. - Мы его обучим, как обушок держать. Это тебе, господин хороший, не доллары считать! Ха-ха-ха!
- Вы не смеете! - впервые Маклярену изменила выдержка: - Я американец.
- Вы живете на нашей земле и будете подчиняться нам! - ответил Мандриков. - Уведи его!
- Я не пойду! - закричал Маклярен, но к нему подскочил Оттыргин и, положив руку на плечо, сказал:
- Ходи быстрее.
Маклярен, увидев, что его за плечо взял чукча, вскрикнул и замахнулся на Оттыргина, но не ударил его, а лишь резким движением вырвал плечо и сошел с крыльца. Под свист, улюлюканье и крики Оттыргин повел Маклярена к тюрьме.
- Так будет со всеми, кто не пожелает выполнять наши законы! Склад Маклярена закрывается и берется под охрану ревкома до возвращения в Ново-Мариинск Свенсона. Ему будет предложено продавать товары по нормальной цене.
- Он не послушает! - крикнул кто-то Мандрикову, но ему же ответили из толпы: - Послушает, а то его к Маклярену в компанию. Вдвоем им веселее будет.
Люди веселились. Они видели, что у них есть защитники, что есть сила, которая на их стороне. Бирич был обескуражен и расстроен. Павел Георгиевич не предполагал, что ревком решится на какие-то действия против американца.
- А где же мы будем покупать товары? - закричала Толстая Катька. - Все лавки закрыты!
- Дура, - мысленно обругал ее Бирич. - Опять на руку большевикам спросила.
- Я не знаю, почему они не торгуют, - ответил Мандриков. Он догадывался, что коммерсанты сговорились, и, смотря на Бирича, громко продолжал: - Но если сегодня они будут продавать товары не по нормальным, а по спекулятивным ценам, ревком будет судить их!
- Правильно-о-о! - закричала толпа.
Ревкомовцы были довольны неожиданным митингом. По знаку Мандрикова члены ревкома вынесли из помещения все бумаги суда и сложили их на снегу. Новомариинцы образовали круг. Каждый старался протиснуться вперед, посмотреть на бумаги и узнать, что с ними будет сделано.
- Сейчас сожжем все дела мирового судьи Чукотско-Анадырского участка, - объявил Мандриков. - Суд помогал угнетать, эксплуатировать и грабить простых людей. Мы кладем этом конец. В огне сгорят все несправедливые приговоры.
- Ур-р-ра-а-а! - закричали новомариинцы.
Мандриков подошел к бумагам и достал коробок спичек. Все следили за его руками; Михаил Сергеевич вынул спичку, чиркнул о коробок. В наступившей тишине было слышно, как Зашипело и вспыхнуло маленькое желтое пламя. Оно коснулось торчащего уголка листка, и он, вспыхнув, превратился в черный пепел, а пламя перебросилось на другие бумаги. Огонь согревал сердца и души, вселял надежду и уверенность в будущем. Мандриков смотрел на костер и думал о том, что скоро такие же костры запылают в других поселках и в них сгорят все долги простых людей, сгорит их прошлая тяжелая и проклятая жизнь.
Чье-то прикосновение к руке вывело Мандрикова, из задумчивости. Он увидел около себя Оттыргина.
- Ты что, Отты?
- Приехал каюр Новикова.
- Николая Федоровича? - не поверил Мандриков, но, видя, что Оттыргин кивает утвердительно, пошел от костра. - Где он?
- Там. - Оттыршн указал в сторону, за кольцо людей, стоявших вокруг огня.
Мандриков и Оттыргин выбрались из толпы. Около нарты стоял Парфентьев и смотрел на огонь. Исхудалые собаки, утомленные многодневным перегоном, лежали на снегу.
Оттыргин, возвращаясь из тюрьмы, куда он отвел Маклярена, увидел, как Парфентьев проехал к зданию управления. Оттыргина удивило, что с ним не было Новикова. Он безошибочно определил, что Парфентьев приехал прямо из тундры. Но почему он один, без Новикова?
Оттыргин не успел окликнуть Парфентьева и побежал следом. Ему хотелось узнать о Новикове, Оттыргин подбежал к толпе, стоявшей у костра. Тут был и Парфентьев. Увидев юношу, он почему-то растерялся.
- Здравствуй, Оттыргин! Вот и я приехал. А зачем этот костер развели?
- Старого человека где оставил? - не отвечая Парфентьеву, спросил Оттыргин. - Он тебя прислал?
- Он остался там, - Парфентьев махнул рукой в сторону заката и вдруг рассердился: - А тебе какое дело. Проваливай!
Оттыргин поспешил к Мандрикову. В голосе Парфентьева, в его глазах была какая-то тревога и боязнь, Оттыргин подвел Мандрикова к Парфентьеву, указал на него:
- Он возил Николая Федоровича!
- Ты? - спросил Мандриков каюра.
- Я, - тряхнул головой Парфентьев.
- Пошли, расскажешь, - пригласил Мандриков каюра, и тот неохотно последовал за председателем ревкома.
Парфентьев, сбросив Новикова, не поехал в Марково, а направился в Ново-Мариинск, где ничего не знали о нем. И вот неприятная встреча с Оттыргиным, о котором он и не думал. Мандриков объяснил ему, кто он и что в Ново-Мариинске произошло. Узнав, что власть взяли друзья Новикова, каюр перепугался, но собой владел.
- Где же вы расстались с Новиковым? - спросил его Мандриков.
- В Усть-Белой. - Парфентьев говорил осторожно.
- Николай Федорович ничего с вами не передавал? - Мандриков чувствовал в каюре какую-то непонятную настороженность. - Я его друг, и вы можете говорить со мной откровенно.
- Нет, не передавал. - Парфентьев проклинал себя за то, что не попытался уйти от преследований вместе с Новиковым. Его бы, понятно, благодарили. Неужели сбудется то, о чем так горячо рассказывал Новиков. В Ново-Мариинске уже советская власть.
- Новиков знал, что вы едете сюда? - Мандрикову показалось странным, что Николай Федорович не воспользовался оказией и не прислал с каюром письма.
- Знал, - кивнул Парфентьев. - Но ничего не передал.
- Как он себя чувствовал, здоров? - забеспокоился Мандриков.
- Здоров.
Односложные ответы Парфентьева ничего не дали Мандрикову. Он только узнал, что в Усть-Белой создан отряд и его командиром является коммерсант Малков и что в Усть-Белой находятся американцы, Парфентьев ушел от Мандрикова с твердым намерением немедленно бежать из Ново-Мариинска, но, взглянув на истощенную упряжку, решил остаться. У него в запасе больше недели. Раньше никто не сможет приехать из Усть-Белой и рассказать о нем.
- Кажется, твой каюр знает больше, чем говорит, - поделился Мандриков с Оттыргиным. - Что-то он утаивает. Последи за ним незаметно. Понаблюдай. Было бы интересно знать, с кем он здесь будет встречаться.
В кабинет вошла Нина Георгиевна. Видно, она шла быстро, потому что запыхалась. Лицо ее раскраснелось. Оттыргин бесшумно выскользнул из кабинета.
- Устаете?
- Пустяки, - Нина Георгиевна улыбнулась. - Если бы вы знали, как я себя хорошо чувствую.
- Вот теперь знаю, - засмеялся Мандриков.
- Я спешила к вам.
- Что-нибудь случилось с товарищами? - насторожился Мандриков.
- Они бродят по квартире и требуют, чтобы я их выпустила. Называют меня тюремщиком. - Нина Георгиевна весело засмеялась. - Какие замечательные люди! А сколько им пришлось в жизни перенести. Они мне все про себя рассказали. Видимо, нет счастья для человека в этой жизни.
- Неправда, - возразил Мандриков. Он увидел, как Нина Георгиевна погрустнела. Очевидно, вспомнила свою жизнь. - Разве вы сейчас не довольны тем, что помогаете нам?
- Вы правы, сейчас я просто счастлива. Я радуюсь выздоровлению ваших товарищей так, словно они мои дети.
- Бучек со своей лысиной как раз сойдет за младенца, - расхохотался Мандриков. "А серьги-то она сняла", - подумал Михаил Сергеевич и вспомнил о Струкове.
- Дмитрий Дмитриевич жаловался мне, что вы его не пустили в дом.
- Не могу, Михаил Сергеевич. Не могу. Как вспомню…
- Он же не тот, за кого мы его принимали, - начал объяснять Мандриков, но Нина Георгиевна перебила его:
- Не верю, не верю! Он обманывает всех. Он не такой, каким вы его считаете. Не верьте ему. Я не хочу о нем слышать! Он… он… он ужасен.
- Ну, хорошо, не будем о нем говорить, - отступил Мандриков. - Вы пришли…
- Чтобы сказать, что Елена ждет вас у меня. - Нина Георгиевна с укоризной посмотрела на Мандрикова. - Как она переживает! Этот Берзин… Она же любит вас. Не обижайте ее. Идите к ней. Сейчас же…
Михаил Сергеевич послушался. Все были у костра, и Мандриков незамеченным вышел из ревкома. Елена встретила его радостно:
- Пришел! - Она обняла его.
Нина Георгиевна, чтобы не мешать, прошла в соседнюю комнату. Оттуда донесся ее недоумевающий голос:
- А где же больные?
- Сбежали, - засмеялась Елена Дмитриевна. - Просили передать тебе благодарность.
Мандриков вглядывался в любимую. Видно, она провела тревожную, бессонную ночь. Она вопросительно смотрела на него. Михаил Сергеевич быстро передал ей разговор с Берзиным, а потом сказал:
- А ну, дамы, одевайтесь - и в ревком.
- Зачем? - испугалась Елена.
Нина Георгиевна удивленно смотрела на Мандрикова. Он, волнуясь, торжественно сказал:
- Мы узаконим наш брак!
- Миша… правда это?
Они подходили к ревкому. Костер уже погас. Осталось большое пятно от растаявшего снега и замерзшей, черной от пепла воды. Толпа разошлась, только несколько группок продолжали что-то оживленно обсуждать. Увидев Мандрикова с женщинами, они с любопытством проводили их до дверей.
В кабинете были все члены ревкома, за исключением Булата, который не вернулся с копей, и Фесенко, не покидавшего радиостанцию после выговора. Тут же находились Тренев, Рыбин и Оттыргин. При появлении Мандрикова с Еленой и Ниной Георгиевной в кабинете стало очень тихо. Члены ревкома выжидающе смотрели на своего председателя. Он снял шапку и, остановившись посередине комнаты, обратился к товарищам:
- Друзья! Я уже давно люблю Елену Дмитриевну, и она отвечает мне тем же. Мы решили соединить свои жизни. Я прошу на это вашего согласия и одобрения. Борьба и общие цели объединили нас, и я надеюсь, что мой союз с Еленой Дмитриевной не отразится на наших отношениях.
Мандриков умолк. Елена стояла рядом. Новость и просьба Мандрикова были очень неожиданными. Члены ревкома поглядывали на Берзина, близкого друга Мандрикова.
- Скажи ты, Август Мартынович, - попросил Бучек.
Берзин, сидевший у печки - его лихорадило, - встал и, оглядев всех, заговорил чуть сердито:
- Я уже говорил Михаилу Сергеевичу, что я против этого брака. - Елена вздрогнула и направилась к двери, но Мандриков удержал ее за руку. - Причины: Елена Дмитриевна была женой Бирича-младшего, осужденного нами. Правда, она была в незаконном браке, но это дела не меняет. Все ее знают как жену Бирича. Теперь она становится женой нашего товарища Мандрикова. Я всем сердцем желаю Михаилу Сергеевичу счастья, но считаю, что этот союз наносит нашему делу ущерб. Я сказал все.
- Я согласен, - сказал Бучек.
- И я, - присоединился Галицкий.
- Би хэпи! - радостно воскликнул Аренс Волтер и, подбежав к Мандрикову, хлопнул его по плечу и дружески сказал Елене Дмитриевне: - Любить… хорошо… би хэпи.
Исчезла натянутость. Мандрикова и Елену Дмитриевну окружили и стали поздравлять, но Берзин и Оттыргин не подошли к ним.
Михаил Сергеевич чувствовал за шумными поздравлениями и улыбками скрытое неодобрение его выбора, но изменить уже ничего не мог. Он достал из кармана исписанный листок, над которым сидел утром, протянул его Треневу.
- Прочти вслух. Прошу тишины, товарищи!
Тренев, довольный вниманием Мандрикова, начал:
- "Акт. Мы, нижеподписавшиеся, Михаил Сергеевич Мандриков и Елена Дмитриевна Чернец, члены Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, настоящим актом по обоюдному соглашению вступили в брачный союз для совместной борьбы за лучшую жизнь, а также делить и невзгоды, встречаемые на пути к лучшему…"
Члены ревкома с удивлением слушали этот любопытный документ. Берзин понимал, сколько пережил Мандриков, чтобы написать его. Он называл ее товарищем по борьбе. Он верит, что Елена Дмитриевна будет достойна и его и его товарищей.
Тренев продолжал читать:
- "Взаимные наши отношения должны руководиться только совестью каждого из нас. По обычному, праву современного человечества будущее потомство должно идти, по линии мужской, для чего Елена Чернец записывается в посемейный список как Елена Дмитриевна Мандрикова. Все вышеизложенное в полном сознании подписываем".
Тренев кончил читать и осторожно опустил листок на стол.
Михаил Сергеевич взял лежавшую около чернильницы ручку и подписал акт. Он протянул ручку Елене Дмитриевне.
Она решительно шагнула вперед и размашисто поставила свою подпись. Взглянув в лицо Мандрикову, громко, чтобы слышали все, проговорила:
- Ты мой муж!
Он с любовью смотрел в ее зеленоватые глаза. От пережитого волнения лицо ее светилось, и она была очень хороша в эту минуту. Члены ревкома, измученные жизнью и непрерывными тревогами, истосковавшиеся по женской любви и ласке, залюбовались ею, а кое-кто просто по-мужски завидовал Мандрикову.
Только взгляд Берзина не смягчился. Он, сжав губы, хмуро следил за происходящим. Он хотел счастья Михаилу Сергеевичу, но эта зеленоглазая высокая женщина не принесет, ему радости.
В ней он чувствовал врага, хитрого, умного врага, который уводил от него друга. Августу Мартыновичу хотелось крикнуть Мандрикову, что это не та женщина, но, взглянув на них, он крепче сжал кулаки. Изменить что-либо он не мог.
- Чтобы акт был законный, нужны подписи свидетелей, - сказал Тренев. - Разрешите мне первому…
Он так подобострастно смотрел на Мандрикова, что тому стало не по себе, но он ответил:
- Конечно, - хотя Мандрикову хотелось, чтобы первой стояла подпись Берзина.
Тренев пригладил ладонями свисающие волосы и старательно вывел свою фамилию. Мандриков поискал глазами Берзина. Августа Мартыновича в кабинете не было. Никто не заметил, как он вышел, и вместе с ним исчез Оттыргин.
Глава третья
1
Поздним утром Булат и Мохов привели на копи осужденных колчаковцев. Трифон Бирич, Перепечко, Соколов и милиционеры, осужденные за жестокое обращение, всю дорогу шли молча. Они только злобно посматривали на немногочисленных конвойных. Мохов, шагавший рядом с Булатом, шепнул:
- Как волки глядят, того и смотри набросятся.
Булат рассмеялся:
- Куда же они побегут, если нас побьют?
Он оглянулся, и Антон невольно последовал его примеру. Вокруг лежала заснеженная земля, залив, далекие сопки. Они розовели под ярким солнцем. Тени на снегу были фиолетовые. В прозрачном, чистом, накаленном морозом воздухе звонко хрустел под ногами снег. Безмолвие лежало над землей. Антону показалось, что люди непозволительно нарушают его. Булат с удивлением понизил голос:
- Красота-то какая! Только сейчас приметил.
Мохов ничего не ответил. Дальше они шли молча. Когда впереди показались приземистые постройки копей, Булат сказал задумчиво:
- Кто в них живет, тот этой красоты не видит. Эх!
Копи встретили тишиной. Около барака медленно ходил, опираясь на палку, лишь один человек. Он приложил руку к глазам, стараясь рассмотреть людей. Булат помахал рукой, но человек торопливо заковылял к двери и, открыв ее, что-то крикнул внутрь барака. Сразу же из двери стали выходить люди, и, когда арестованные колчаковцы и охрана подошли к бараку, их встречали почти все его жильцы. Вид у них был заспанный и недовольный. Шахтеры угрюмо смотрели на гостей. Булат проговорил в раздумье:
- Сегодня не воскресенье. Чего же они не работают?
Резкий и пронзительный свист разрезал воздух и заставил от неожиданности вздрогнуть. Кто-то из шахтеров узнал Трифона Бирича и издевательски прокричал:
- Нижайшее почтение господину коммерсанту! А где же ваш папочка?
Шахтеры тесным кольцом окружили колчаковцев. Булат, опасаясь, что они могут расправиться с арестованными, пояснил:
- Ревком прислал их, чтобы вы обучили уголек рубать и чтобы они себя прокормили честным трудом.
- Это дело, Булат, - выступил вперед Харлов.
К Александру подошло еще несколько шахтеров. Харлов оглядел колчаковцев.
- Силенка у них есть. На харчах добрых были.
- Наши харчи жрали! - выкрикнул кто-то. - Только им мякиш с маслицем доставался, а нам корочка, что рот драла.
- Не будет теперь этого, - заверил Булат. - Всем будет по справедливости. Где людей поместим? - Булат обратился к Харлову. Он всегда выделял старого шахтера, как человека серьезного и авторитетного среди шахтеров, и сам себе ответил: - Со всеми. Чтобы на глазах были, не шушукались.
- Думаешь, могут еще жало выпустить? - Харлов изучающе смотрел на колчаковцев. - Не до конца вырвали?..
- Всяко может быть, - сказал Булат. - А работать они должны до десятого пота, по двенадцать часов. - Он обернулся к колчаковцам: - Охранять вас не будем, но запомните: в Ново-Мариинск вам ход заказан. За уголь, что добудете, будете получать жратву. Кто не будет рубать уголек, тот куска хлеба, не получит. Кто посмеет бежать с копей, того… - Булат выразительно щелкнул языком. - Ясно?
Колчаковцы недружно ответили. Перепечко спросил:
- А передачи можем получать с Ново-Мариинска?
Антон скрипнул зубами. Он вспомнил, как Наташа пыталась послать ему передачу, когда он был в тюрьме, но ее выгнали. Хотел он попросить Булата, чтобы тот отказал. "Мстить хочу. Не должен я походить на них".
Пребывание колчаковцев в тюрьме не было сытым. Булат помедлил с ответом. Антон шепнул ему:
- Пусть получают.