Она крепко держала Мандрикова за руку и тянула к дверям. Михаил Сергеевич заколебался, но нашел в себе силы отказаться.
- Нет, я не могу, не обижайся и пойми меня.
Он простился с Еленой Дмитриевной и, не возвращаясь к Клещиным, ушел ночевать в ревком.
Нина Георгиевна испугалась, когда на пороге увидела Струкова. Он исхудал, оброс, но держался спокойно, словно ничего не произошло. Струков приветливо, с легкой улыбкой поздоровался и хотел пройти.
- Куда вы? Зачем?
- Как зачем? - развел руками. Струков. - Я вернулся домой. Мой арест - досадное недоразумение, которое, к счастью…
- Здесь лежат люди, измученные в тюрьме, в которую вы их доставили, - сказала Нина Георгиевна.
Струков не знал, что Бучек и Галицкий находятся в его квартире. В нем поднималось страшное желание вышвырнуть из дому и эту женщину и этих шахтеров, но он только улыбнулся:
- Я не знал, что вы ко всему еще и сестра милосердия.
- Вон! - гневно крикнула Нина Георгиевна. - Вон!! Вы, вы… подлец!
Теперь лучше уступить, но не забыть. Он найдет возможность и удобный случай, чтобы распутаться с этой б… Струков насмешливо поклонился и многозначительно сказал:
- До свидания, и более интересного.
Он вышел на улицу, дрожа от бешенства. Куда-то надо идти. Но куда? В дома тех, с кем до сих пор вел знакомство, не пойдешь. Ревкомовцы сами ютятся по чужим углам. Да и кто пустит бывшего начальника милиции? Ничего. Главное, остался жив. Большевики только здесь, в Ново-Мариинске. А весь уезд живет по-старому, и там где-то Стайн, Свенсон. Хорошо бы встретиться с Биричем, но нельзя, чтобы их видели вместе. Первое время надо быть очень осторожным. Струкова пробирал холод. Он выругался и зашагал к кабаку Толстой Катьки. Там хоть тепло и можно выпить, пожрать.
Толстая Катька, уже давно ничему не удивлявшаяся, все же была изумлена приходом Струкова. В первую минуту она не знала, как себя вести, но тут же решила, что гостеприимство никогда не вредит, и засуетилась. В кабаке по-прежнему было многолюдно, шумно, дымно. Приход Струкова только на минуту привлек внимание.
Толстая Катька хотела усадить его за стол, где было посвободнее, но он попросил:
- А более спокойного уголка у тебя не найдется? Без этих, - он небрежно кивнул на галдевших гуляк.
- Ступай за мной! - Толстая Катька привела Струкова в свою комнатушку. - Лучше нет.
Струков оглядел грязную затхлую комнатку и задержал взгляд на разворошенной постели с засаленными подушками и серым бельем, поморщился.
- Лучше не надо. Тащи вина и закуски. Побольше.
Через час Струков спал непробудным пьяным сном и даже не слышал, как к нему несколько раз входила кабатчица; обшарила его карманы и, не найдя ничего интересного, обругала Струкова. А перед утром улеглась рядом и захрапела.
Рано утром они вместе завтракали.
- Пока поживу у тебя.
- Живи, жалко, что ли, - равнодушно ответила кабатчица. - Мужички ежели ко мне будут приходить, не помешают?
- Погоди с ними, - остановил ее Струков. - Я же тут буду.
- А-а, - осклабилась Катька. - Так бы и слазал. К черту всех пошлю. Ну, скорее жри.
- Куда торопишься? - заинтересовался Струков.
Толстая Катька не успела ответить. В дверь нетерпеливо постучали. Катька открыла маленькую дверцу-глазок:
- Закрыто. Торговать буду с обеда.
Она захлопнула "глазок". В дверь посыпались удары, послышалась ругань. Катька вернулась к столу и рассказала о поручении Бирича, а потом спохватилась.
- Ох, выболтала я, старая дура.
- Не бойся, - успокоил ее Струков. - Не выдам, а ты все сделай, как Бирич просил.
- Сделать? - Толстая Катька уставилась на него хитрыми глазками. Она о чем-то стала догадываться, Струков рассердился.
- Делай как хочешь. Не со мной же Бирич договаривался.
- Ладно лаяться, - миролюбиво ответила Толстая Катька. - Ты уйдешь али тут останешься? Тогда торгуй за меня.
- Уйду. - Струкова заинтересовало поручение Бирича. "Молодец, старый коммерсант, уже против ревкома действует. Надо с ним поскорее встретиться".
Он и Толстая Катька вышли из кабака. Около двери уже никого не было. Жаждущие опохмелиться, после криков и стуков в дверь, ушли. Толстая Катька направилась к Маклярену, а Струков зашагал в ревком.
В коридоре Еремеев топил печь. Струков спросил его:
- Когда же начальники новые на службу приходят?
- Товарищ Мандриков уже здесь, - ответил Еремеев, и Струков с опаской посмотрел на дверь, ведущую в кабинет председателя ревкома. Постучал, но ответа не последовало. Он подождал немного и, приоткрыв дверь, спросил:
- Можно войти?
Мандриков сидел за столом и что-то писал. Он так увлекся работой, что не слышал Струкова. Тогда он громче повторил свой вопрос. Михаил Сергеевич поднял голову, секунду смотрел на Струкова, занятый своими мыслями, потом кивнул:
- Да, да, можно.
Они поздоровались за руку. Струков сказал Мандрикову, что Нина Георгиевна не пустила его домой и ему пришлось ночевать у Толстой Катьки.
- Это напрасно, - поморщился Мандриков. - Там же грязь. Пришли бы сюда, что ли. Сегодня примитесь за дело. Помещение под аптеку и амбулаторию выделяем в бывшей лавке. Там же пока можете и ночевать, а с Ниной Георгиевной я поговорю. Замечательная она у вас. Сама предложила ухаживать за больными и к себе их взяла. Обижена она на вас, но будем верить, что все уладится. Ведь она надеялась на спокойную жизнь, и все опять рухнуло.
- Вы всю ее жизнь знаете? - удивился Струков.
- Немного, - уклонился Мандриков. - Вы поступили благородно, протянув руку помощи Нине Георгиевне.
- Не могу спокойным оставаться, когда вижу, что люди несчастны, - с наигранной искренностью сказал Струков. - Всегда хочется помочь.
Мандриков верил ему. Вот почему он горячо вступился за него, когда Берзин, которому он рассказал об утреннем разговоре со Струковым, все еще сомневался.
- Был бы ты с ним, Михаил Сергеевич, поосторожнее. Я не могу верить ему, пока не получу подтверждения из Владивостока.
- А я верю ему. Человеку надо верить, даже если он в таком положении, как Струков. Ты ко всем недоверчив. Вчера устроил сцену с Еленой…
- Хорошо, что сам об этом начал, - Берзин смотрел ему в глаза. - Ты у нее ночевал?
- Нет, - покачал головой Мандриков. - Здесь.
- Хоть тут правильно поступил, - облегченно вздохнул Берзин и, волнуясь, продолжал: - Ты, Михаил Сергеевич, вправе, как и каждый человек, распоряжаться своими чувствами и любить кош хочешь. Но ты должен понять, что прислан сюда партией и твоя жизнь принадлежит ей, и посвящена она нашему святому делу. Твоя связь с женой сына коммерсанта порочит его. Как же со стороны все выглядит? Мужа арестовал, отправил в копи, а сам спишь с его женой.
- Не говори со мной в таком тоне.
- Дело не в тоне, а в существе, - Берзин с болью смотрел на товарища. Ему хотелось помочь Михаилу Сергеевичу, и он продолжал: - Если вы любите друг друга, - Берзин избегал называть Бирич примени, - то женитесь по закону.
- Мы об этом уже говорили, - сказал Мандриков и спрятал исписанный лист в карман.
Берзин прошелся по комнате, вернулся к столу.
- Хотя я и убежден, что твоя женитьба на этой женщине принесет нам всем вред, но все же хочу пожелать тебе счастливой любви.
Михаил Сергеевич горячо сжал руку товарища. Он видел, что Августу Мартыновичу эти слова стоили большого труда. Ради дружбы Берзин шел на соглашение со своей совестью. Мандриков знал, что это дорого стоило Августу Мартыновичу.
- Я очень тебе благодарен, Август, - взволнованно сказал Мандриков, но Берзин остановил его:
- Хватит об этом, - ему показалось, что его согласие унесло что-то из их дружбы. Было неприятно и больно. Он помолчал.
- Оружия сдано мало. Всего четырнадцать винтовок разных систем и немногим больше шестисот патронов. Револьверов четыре, из них половина старых, ломаных. Наверное, оружие припрятали. Может быть, обыскать?
- Начать обыски - вызвать недовольство, - сказал Мандриков. - Да едва ли боевое оружие было у многих. Здесь нужно охотничье.
- Винчестер к каким ты отнесешь? - спросил Берзин. - А у каждого по паре.
- Не отберешь же винчестеры, - проговорил Михаил Сергеевич: - Они - средство к существованию.
Вошли Титов и Волтер. Матрос поздоровался:
- Утро добрый, - и довольно захохотал.
- Доброе утро, Аренс, - ответил Мандриков. - Ты уже говоришь по-русски.
- Хорошо, - закивал Аренс и ударил себя в грудь. - Я есть ученик, он есть тычер, я хотел сказать, учитель. - Волтер указал на Титова. Комиссар радиостанции сокрушенно покачал головой:
- Замучил меня Аренс. Сегодня почти ночь не спал. Все дежурство донимал, но ученик способный.
Волтер настороженно вслушивался и спросил обеспокоенно:
- Титов есть сердитый меня. - У Аренса был расстроенный вид. Он страстно воскликнул: - Я надо говорит понимай русский. Я буду говорит Ленин.
В словах Волтера прозвучала такая убежденность, что ревкомовцы переглянулись. Мандриков сказал:
- Волтеру надо помочь. Я думаю, что Куркутский будет для него лучшим учителем. Да вот и он.
В кабинет входили Куркутский и Оттыргин. Михаил Сергеевич сказал Куркутскому:
- Ревком поручает тебе, Михаил Петрович, научить товарища Волтера говорить по-русски, ну и писать чуть-чуть. Три месяца хватит?
- Три месяца? - переспросил Куркутский, и его узкие глаза брызнули весельем, но он видел, как серьезно смотрели на него товарищи, и кивнул. - Хорошо. За три месяца научу говорить и писать чуть-чуть.
- О май фрэнд, сэнкю вэри мач.
- Скажи по-русски: о мой друг, я очень благодарен. Ну, повторяй за мной. О мой друг…
- О-о май друг… - начал Волтер с таким прилежанием, что все вновь засмеялись. Куркутский укоризненно покачал головой:
- Смеяться на уроке нельзя. На первый раз ставлю кол.
- Что есть коол? - спросил Аренс.
- Уроки переносятся в школу, - объявил Мандриков.
В кабинет вошли Гринчук, Клещин и Тренев.
- Начнем, товарищи, просмотр судебных дел. Работы тут много, - Михаил Сергеевич указал на бумаги и папки, перенесенные из кабинета Суздалева. Взял верхнюю и, подождав, пока усядутся товарищи, раскрыл ее.
- Дело берегового чукчи-охотника Туккая о неуплате налога и взыскании с него пени и штрафа…
- Аннулировать! - сказал Гринчук. - А все, что получено с Туккая, вернуть ему!
- Правильно, - поддержали остальные.
- Туккай болен, - напомнил Берзин.
- Его семья бедствует, - сообщил Куркутский.
- Сегодня же вернуть все семье Туккая, - сказал Берзин. - И помочь ей продуктами.
- Принято. - Мандриков взял очередное дело. - Взыскание с рабочего-угольщика Кузьмина долга в размере шести долларов. Дело еще не рассмотрено, Что будем делать?
- Аннулировать! - решили ревкомовцы.
Это слово все чаще и чаще слышалось в комнате. Быстро росла на правом конце стола стопа просмотренных дел. Работу ревкома прервали возбужденные голоса. В коридоре раздался топот, шум, кто-то заспорил с Еремеевым.
- Что там такое? - Мандриков держал в руках очередное дело.
Ревкомовцы повскакали с мест. Руки скользнули в карманы за оружием. Берзин строительно направился к двери, но она рывком распахнулась, и на пороге выросла пышная копна меха. На красном возбужденном лице Толстой Катьки зло и торжествующе горели глазки. Кабатчица тяжело дышала. Ее могучая грудь ходила, как кузнечные меха. Пронзительный крик оглушил ревкомовцев:
- Что же такое творится? Где справедливость?
За спиной Толстой Катьки люди одобрительно зашумели.
- Что случилось? - строго спросил Мандриков.
- Да он еще спрашивает? - завопила, размахивая руками, Толстая Катька.
- Говорите тихо! - грозно потребовал Мандриков.
Кабатчица моментально сбавила тон и стала торопливо объяснять, боясь, как бы ее не перебили. - Пошла я это к Маклярену кой-что купить, а он по-прежнему за доллар десять наших рублей дерет. Я ему говорю, американскому живодеру, что наша народная власть решила. - При последних словах кабатчицы некоторые ревкомовцы не могли удержаться от улыбки, но это не смутило Толстую Катьку, и она с еще большим пафосом продолжала: - Он мне вот что ответил…
Маклярен брил с полок товары, которые называла Толстая Катька, и складывал на прилавок. Гора чаю, сахару и консервов росла. Толстая Катька прикинула на глаз, что нести будет тяжеловато, и остановила Маклярена, который по ее же просьбе из глубины склада принес большую банку сала.
- Это я потом возьму, - сказала Толстая Катька. - Ну, подсчитай, сколько я тебе должна заплатить.
Маклярен пододвинул к себе счеты и, поглядывая на товары, быстро защелкал костяшками. Работал он, не выпуская из зубов трубки. Толстая Катька с нетерпением ждала, когда он объявит, сколько ей надо платить. Глазки ее блестели от волнения. Сейчас она преподнесет этому молчаливому черту сюрпризец. Маклярен, не вынимая трубки, выдохнул облачко дыма и произнес:
- Шестнадцать долларов и пятьдесят три цента.
- Добавь пачку соли и спичек, чтобы ровно семнадцать было, - попросила Толстая Катька. Маклярен выполнил ее просьбу. Толстая Катька задрала подол кухлянки и долго доставала из длинной штанины кошелек. Маклярен с невозмутимым видом укладывал покупки в большую картонку.
- У меня долларов нет, - сказала Толстая Катька, достав наконец потертый кошелек. - Есть русские деньги. Можно ими?
Маклярен кивнул. Толстая Катька долго мусолила в руках цветные бумажки и выложила несколько на прилавок. Американец пересчитал их и сказал:
- Здесь мало, одна десятая того, что надо.
- Как мало? - взвизгнула Толстая Катька. - Ты что, идол каменный, не знаешь приказа ревкома?
- Приказ ревкома для русских. Я американец. - Его темное лицо было по-прежнему спокойно: - Будешь платить?
- Живодер, спекулянт! Отдай покупку! Я же тебе заплатила!
Она кричала, брызгая слюной. Маклярен взял деньги с прилавка и сунул их Толстой Катьке:
- Уходи!
- Отдай товар! - Толстая Катька орала во всю силу своих могучих легких. Ее голос был далеко слышен. К складу Маклярена, привлеченные криком кабатчицы, стали сходиться люди. Маклярен смотрел на Толстую Катьку мутными глазками, точно впервые ее видел, и попыхивал трубкой. Кабатчица продолжала орать. В двери склада появились любопытные. Маклярен с неожиданной ловкостью схватил ее за плечи, повернул лицом к двери и ударом колена вышвырнул из склада.
- Уби-и-и-и-л! - завопила, не поднимаясь, Толстая Катька, но окружающие хохотали. Убедившись, что ей никто не сочувствует, она с трудом поднялась и набросилась на любопытных:
- Чего гляделки уставили да ржете? Американец вон с вас по десять шкур снимает и новой власти не признает.
Слова Толстой Катьки согнали с лиц улыбки. Она продолжала:
- Ревком по справедливости решил, а он и знать его не хочет. Драли с нас шкуру и будут драть.
- С тебя содрать, еще сто останется, - сказал кто-то, но на его слова не обратили внимания. Несколько человек вошли к Маклярену в склад и тут же вернулись обескураженные:
- Толстая Катька права. Цены прежние.
- Да как же так? - раздались недоуменные голоса. - Выходит, ревком только пообещал. А зачем тогда Громова расстреливали?
- А другие купцы так же торгуют?
- Айда к другим! - Толстая Катька вошла в раж. Она уже была убеждена, что коммерсанты ее обижают и не хотят подчиниться приказу ревкома, который так заботился о ней. Толстая Катька забыла о поручении Бирича. Она размахивала руками. - Айда к русским купцам!
Толстая Катька побежала к складу Бесекерского.
Толпа ринулась за ней. Склад Бесекерского оказался закрытым. Кабатчица метнулась к складу Сукрышева. Тот тоже был на замке.
Людей охватила злоба на коммерсантов, обида за свое полуголодное существование, опасение, что их надежды на лучшую жизнь не оправдаются, Они метались от склада к складу, но все было закрыто, и тогда Толстая Катька повернула к ревкому. Очистив дорогу от Еремеева, рванула дверь в кабинет Мандрикова.
…Толстая Катька перевела дыхание. Мандриков видел, как посуровели лица его товарищей.
- Вы правду рассказали? - спросил Берзин кабатчицу.
- Вот крест. - Толстая Катька мелко перекрестила грудь, а стоявшие за ней закричали:
- Правда! Ваших законов американец не признает, Все по-старому. Опять голодать, а мы-то думали…
Толпа заволновалась. Мандриков сказал:
- Сейчас ревком примет меры. Прошу не расходиться. - И попросил Берзина: - Сейчас же надо пригласить Маклярена и всех остальных коммерсантов. - Стоявшей в двери Толстой Катьке он сказал: - Маклярен будет отвечать перед всеми. Выходите на улицу и ждите их.
Когда за кабатчицей закрылась дверь, Михаил Сергеевич быстро изложил встревоженным товарищам свой план, и они его одобрили. Гринчук предложил:
- А после при всех сожжем все это. - Он указал на судебные дела.
- Мы же все их не прочитали? - забеспокоился Клещин.
- А что толку? - Титову понравилось предложение Гринчука. - Все они одинаковы.
- Правильно, - поддержали остальные.
Мандриков не стал возражать. С улицы доносился гул нетерпеливо ожидавших людей. Берзин сказал Михаилу Сергеевичу:
- Ждут. Надо нам выйти, объяснить.
Мандриков во главе ревкомовцев вышел на крыльцо правления и увидел, что здесь собрались почти все жители Ново-Мариинска.
- Товарищи! Граждане! Сейчас стало, известно, что агент американской компании Свенсона не подчинился приказу ревкома и продолжает торговать по спекулятивным ценам, бессердечно драть втридорога.
Толпа заволновалась. Послышались крики. Мандриков увидел, что к правлению подходят Бирич, Бесекерский, Сукрышев и другие торговцы.
Михаил Сергеевич продолжал:
- Революционный комитет стоит на страже трудового и бедного люда и никому не позволит наживаться на его голоде и нищете. Ревком постановил, чтобы товары продавались по тем же ценам, что и в России, не выше тех, которые здесь были до приезда Громова. И стоимость рубля сравнять со стоимостью доллара.
- Американец не согласен! - крикнул Смирнов.
Он на голову возвышался над толпой. Мандриков узнал его и подумал, что надо поговорить с этим человеком, узнать от него о купце Караеве и о положении в районе мыса Дежнева.
- Сейчас мы потребуем от Маклярена подчиниться нашим законам, - ответил ему Мандриков. - Сейчас он придет!
Тут около крыльца появился Еремеев, которого Берзин послал за Макляреном, и крикнул:
- Американец не желает идти!
- Плевал он на ревком, - донеслось из толпы. - Товары его, и он будет продавать их за столько, за сколько захочет. Он хозяин.
У Берзина порозовели щеки. Он сказал Мандрикову, сбегая с крыльца:
- Я сейчас его приведу. Отты, пошли со мной.
Толпа проводила их взглядом. Кто-то проговорил:
- Так-то он и послушает их.
- Мы сурово накажем тех, кто не будет подчиняться революционным законам, - заговорил Мандриков. - Справедливость восторжествует, на северной земле не будет несчастных и голодных.
Новомариинцы внимательно слушали председателя ревкома и непрерывно поглядывали в ту сторону, откуда должен был показаться Маклярен.