Олаф понял, что это не приглашение, а приказ в вежливой форме, и заставил себя не артачиться. Он уже кое-что слышал об этом недавно возникшем Американском легионе, и благоразумие подсказывало не портить с ним отношений. Вот тогда-то и закрался в сердце Свенсона страх: а не стало ли что известий этому Легиону о нем и его отце, о той дождливой ночи?.. Свенсон заставил себя рассмеяться: "Прошло же девятнадцать лет. Кости О'Лира давно истлели, да и отца нет". Страх был загнан куда-то в глубину сердца и там притаился. Сейчас же, когда Олаф рассматривал знакомые берега, страх снова охватил его. "Трушу, как мальчишка, болван, - обругал себя Олаф. - Я им нужен. Если бы кто хотел взять меня за О'Лира, то смог бы это сделать и в Сиэтле. Тут что-то другое. Но что?"
- Шлюпка ждет вас, босс, - сказал капитан.
Свенсон зашел в каюту, надел шляпу и взглянул в зеркало. На него смотрел высокий поджарый человек со спокойным темным лицом. Выдающиеся вперед надбровные дуги прикрывали взгляд прищуренных глаз. Большой рот был крепко прикрыт губами с жестким изгибом. Только подбородок, маленький и округлый, как у женщины, огорчал Олафа, и поэтому он решил отрастить бороду, которая придала лицу более суровое, мужественное выражение. Олаф провел рукой по короткой щетине, уже покрывшей подбородок. Вид несколько неряшливый, но сбривать бороду ради какого-то мистера Томаса он не будет.
Свенсон спустился в шлюпку. Она отвалила от шхуны. Матросы налегли на весла. Олаф повторил в памяти адрес Легиона - "Приисковая почта" - и усмехнулся: от прежней жизни Нома остались лишь названия. Запасы металла в этой земле оказались тощие. После нескольких лет золотой лихорадки здесь вновь наступила тишина. Люди разбрелись, и теперь жителей раз в десять меньше. Тихо в порту. Только над пустынной бухтой тоскливо кричат чайки. У причалов в какой-то сонной неподвижности стоят два стареньких каботажника… И чего тут обосновался Легион? Свенсон не мог найти ответа на свои раздумья.
За шлюпкой наблюдал с пристани человек в легком пальто и шляпе. Когда Свенсон выпрыгнул из шлюпки, человек подошел к нему быстрым твердым шагом военного и сухо спросил:
- Мистер Свенсон?
- Да. - Олаф ответил сухо, сдержанно, всматриваясь в молодое лицо.
- Росс, - назвал себя незнакомец, не протягивая руки. - Прошу следовать за мной. Командир Томас ждет вас!
"Немного похоже на вежливый арест", - пошутил про себя Свенсон, но на душе у него было неспокойно. Озадачивало обращение Росса, который шагал впереди, не произнося ни слова. Он вывел Свенсона из порта, и, миновав улицу, они оказались на площади, окруженной гостиницей, тремя ресторанчиками и почтой. Они поднялись на второй этаж. Свенсон прочитал на двери скромную вывеску: "Американский легион. Пост - Ном".
Через приемную Росс ввел Свенсона в кабинет, обставленный с претензией на комфорт. Росс представил Олафа человеку, сидевшему за большим столом.
- Томас, - назвал себя сидевший за столом и, не вставая, протянул руку Олафу. - Садитесь.
В отличие от своего подчиненного Томас говорил медленно, мягко выговаривая слова, что в нем выдавало южанина. Был он старше Свенсона лет на пять. Седина тронула виски, да и вся фигура несколько обрюзгла. Но это не помешало Олафу определить в нем военного, как и в Россе, который снял пальто и уселся в кресло против Свенсона.
Томас, навалившись грудью на стол и переплетя пальцы, на одном из которых был перстень с рубином, сказал:
- Не будем тратить времени. Вы ведь спешите в Ново-Мариинск?
- Да, - кивнул Свенсон, рассматривая полное лицо Томаса с тонкой полоской мексиканских усиков.
- Американский легион стоит на страже порядка, - заговорил Томас привычно, как давно и хорошо заученную роль, но несколько напыщенно. - Мы не позволим, чтобы у нас случилось то же, что в России.
"А какое мне до этого дело? - подумал Свенсон. - То, что происходит в России, мне только на руку. Сейчас я там никаких налогов не плачу, цены на меха устанавливаю сам".
Томас, словно угадав мысли Олафа, продолжал:
- И не позволим ущемлять интересы американских граждан где бы то ни было.
Свенсон насторожился. Это, кажется, касается его. Но кто же сможет ущемлять его интересы на Чукотке? Русские купцы все у него в руках. Он их иногда поддерживает товарами, многие ему должны. Вот Бесекерский, например, пытается сам вести дело. Но он ему не мешает. И Свенсон продолжал внимательно слушать Томаса.
- …даже если сейчас внешне все кажется благополучным. - Томас перевел дыхание и спросил: - Вы довольны вашей торговлей на Чукотке?
- Вполне. - Свенсон не понимал, к чему клонит Томас.
- Ну, а если туда придут большевики?
- Едва ли, - улыбнулся Олаф.
- Мы разделяем ваш оптимизм, но обязаны все предусмотреть, и особенно сейчас, когда Красная Армия идет на восток. Трудно сказать, где она остановится. Адмирал Колчак отступает. Мы оказываем ему возможную помощь, но… - Томас расцепил пальцы и развел руками, не договорив фразы. Он пододвинул к себе папку, лежавшую слева на столе, раскрыл ее и в упор посмотрел на Свенсона. - Мы знаем, что вы хорошо акклиматизировались на Чукотке. Однако, если там появятся большевики, они, в лучшем случае, выгонят вас, отберут все.
- Я же только торговец… - начал Свенсон, но Томас движением руки остановил его.
- Мы хорошо знаем, кто вы, мистер Свенсон. Знаем, что у вас чуть ли не все чукчи в долгу, что вы их снабжаете охотничьими припасами и продуктами, что они на вас молятся, как на своего бога. Но мы знаем и как вы тут, в Номе, искали золото, как потом основали фирму в Сиэтле…
Свенсон обомлел: "Они знают это…" Олаф невольно облизал неожиданно пересохшие губы и почувствовал себя таким беспомощным, беззащитным, что у него исчезла всякая уверенность и самодовольство. Это не укрылось от Томаса, и он незаметно обменялся взглядом с Россом. Томас с легкой улыбкой сказал:
- Мы считаем вас, мистер Свенсон, хорошим американцем и ценим ваши заслуги на Чукотке. - Олаф не понимал, издевается над ним Томас или говорит серьезно. - Но то, что вы сделали - мало! Чукотка тяготеет к нашей Аляске. И мы должны там прочно закрепиться. Нет, не посылкой войск, а своими друзьями, которые были бы с нами, друзьями из русских, из аборигенов. Друзьями верными, послушными и исполнительными. Есть у вас такие?
- Да… Есть. - Свенсон постепенно приходил в себя, все еще не веря, что страхи его были напрасными. Он даже заставил себя улыбнуться. - Есть верные, как комнатные собачки.
Свенсон вспомнил Биричей, Малкова, Соколова, Аренкау… Да мало ли таких. Эти сделают все, что он захочет. Томас одобрительно кивнул, но сказал:
- Комнатные собачки слишком звонко лают, но редко кусают. Нам нужны такие, чтобы меньше шумели, а больше делали.
- Есть такие. - Свенсон вспомнил многих должников с далеких стойбищ, факторий.
- Их нужно больше, - Томас сидел за столом, выпрямившись, крепко сжимая руками край стола. Он сейчас уже не беседовал, а отдавал приказания: - Это должны быть наши люди, готовые выполнить любое поручение. Они должны быть везде. У власти на Чукотке должны быть такие русские, которые ненавидят большевиков, уничтожат даже тех, кто посмеет думать о большевиках. - Лицо Томаса покраснело.
Он ударил кулаком по столу: - Чукотка нам нужна. Мы до сих пор были слишком нерешительны и просили, представьте себе, просили у этого кретина, русского царя, право построить там железную дорогу, провести телеграф с Аляски на Чукотку, Ха-ха-ха! - Томас залился злым, клокочущим смехом. - Просили то, что принадлежит нам. Кто коренные жители Чукотки? Американские индейцы, их потомки. Они перешли через Берингов пролив и освоили край, и лишь потом там появились русские. Посмотрите! - Томас указал на одну из карт, висевших на стене кабинета, и подбежал к ней, хлопнул рукой по яркой раскраске: - Чукотка, Колымский край, наконец, Амур, Приморье, черт побери, все это должно быть нашим, американским! Вы поняли меня, Свенсон? Начнем с Чукотки. Она будет нашим мостом. Мы вцепимся в нее, как бульдог в свою жертву. - Томас говорил быстро, возбужденно. Он стоял как боксер, готовый к нападению.
- Вы знаете, Свенсон, что бульдог, если он вцепится своей добыче в ногу, то, сколько его ни бьют, он доберется до горла. Так должны и мы. Такой должна быть наша тактика там, на Чукотке. Вцепимся, а там… - Томас махнул рукой и вернулся за стол, обтер носовым платком вспотевшее лицо и заговорил спокойнее, ровнее: - Вам понятно, Олаф?
Свенсон кивнул, но в душе он не разделял взглядов и планов Томаса. Как-то до сих пор Свенсон был все время в стороне от политики. Его интересовали только деньги, доходы, коммерция. А тут… Как не хочется ему во все это впутываться. Олаф был убежден, что большевики никогда не появятся на Чукотке. Он даже надеялся, что и царская власть не вернется, а будет какое-то подобие ее в том виде, в каком она сейчас существует в Ново-Мариинске.
Свенсон мечтал так же спокойно, как он это делал до сих пор, торговать и дальше, открыть фактории на Колыме и Лене… Сбудутся ли эти планы или им действительно угрожают большевики? А что, если Томас прав? Свенсон лихорадочно думал. Отказаться от предложений Томаса, от сотрудничества с ними? Нет, он не может. Не случайно Томас напомнил о том, как он с отцом "искал" золото. А если все случится так, как говорит Томас, и Чукотка станет американской, заслуги Свенсона принесут ему такие выгоды, о которых он не может сейчас и мечтать. И Олаф сказал:
- Я согласен…
- Мы не просим! - оборвал его Томас. На лице Росса появилась саркастическая улыбка, и он в тон Томасу добавил: - Нам не требуется вашего согласия, Свенсон. Вы обязаны делать все, что прикажет Легион.
- Да, - Олаф поник. Томас сказал Россу:
- Зовите Стайна.
Из передней комнаты вошел белобрысый с невзрачным лицом человек. Его бесцветные глаза, казалось, ничего не выражали. Он стоял навытяжку, как солдат перед офицером, ожидая его приказаний.
- Это Сэм Стайн, - сказал Томас Свенсону. - Сами вы ничего не будете делать без его указаний. Вы слишком известны и при любых событиях всегда должны оставаться в тени, чтобы к вам не было никаких претензий. Стайн же на Чукотке не собирается навечно поселяться. Верно, Сэм? Да ты садись!
- Верно, сэр. - Сэм опустился на диван и усмехнулся, но глаза его оставались по-прежнему холодными. Томас продолжал поучать Свенсона:
- Познакомите Стайна на Чукотке с нужными людьми. Стайн пойдет с вами на вашей шхуне и будет считаться, скажем, вашим бухгалтером. Это позволит ему без всяких подозрений объезжать все поселки под видом проверки того, как ведут учет ваши агенты на факториях, не слишком ли много обманывают своего босса. Ха-ха-ха!
Свенсон только молча кивал, соглашаясь. Вот у него и свой бухгалтер появился, хотя до сих пор Олаф сам вел весь учет, а теперь кто-то чужой будет знать о его подлинных доходах, сделках. Томас успокоил Олафа:
- Стайн такой же бухгалтер, как бегемот - жонглер на проволоке. Так что если он и будет листать ваши счетные книги, то лишь для собственного развлечения… Ну а теперь слушайте, с чего надо начать…
На рассвете шхуна "Нанук" вышла из порта Ном, имея большую осадку, чем накануне. Вечером шхуна приняла на борт ящики с винчестерами, пулеметами, патронами и гранатами. И хотя трюмы были полны, все же для оружия нашлось место. Стайн спал в каюте Свенсона, а Олаф прогуливался по палубе в глубокой задумчивости. Никогда он не выходил в рейс на Чукотку с таким беспокойным чувством, как в этот раз. Свенсон даже не заметил, как "Нанук" миновала портовый маяк и взяла курс на северо-запад к Чукотскому берегу, лежащему за беспокойной равниной синевато-седого угрюмого Берингова моря.
Глава третья
1
Новиков возвращался домой после дневной смены. Зной сменили дожди. Потоки воды размывали склоны сопок, заносили мостовые улиц песком, мелким камнем.
Ноги Николая Федоровича промокли, едва он вышел из заводских ворот. Сапоги прохудились. Хотел вечером подлатать их, да вот должен привести к Роману Берзина. Новиков подумал, что дождь в этом случае все-таки на руку. И стемнеет раньше, вон какая липкая хмарь стоит, и во время дождя не так уж сильно присматриваются люди, больше по домам сидят.
Новиков вспомнил, как он после ареста Антона сам встретил Берзина на вокзале. Новиков пришел в белой рубашке, с большой Библией в красном бархатном переплете и бронзовыми застежками. Он стоял на условленном месте в момент прихода хабаровского поезда и разглядывал говорливую толпу на перроне, пассажиров, поднимавшихся по гранитной лестнице на вокзальную площадь. В этом потоке людей был и тот, кого он ожидал. Какой он из себя? Вдруг, словно из-под земли, появился перед ним молодой человек с переброшенным через руку легким пальто. Сухощавый, в простенькой городской одежонке и соломенной шляпе, с саквояжем в руке, он, приподняв шляпу, спросил:
- Вы от брата? Как его здоровье?
Ответил Новиков, как было условлено, но не мог скрыть своего удивления. Уж слишком молод показался ему этот светловолосый парень - "салага". Берзин заметил и понял настроение Новикова, но не обиделся, а только улыбнулся своими голубыми, чистыми, как у девушки, глазами. Весь он как-то светился. Его лицо с крупным, немного тупым носом, резко очерченными губами и большим, но упрямым подбородком было белое, едва тронутое загаром. И если бы не тяжелый, нависший над глазами лоб, он казался бы юношей.
Август Берзин - человек твердый, серьезный, знающий дисциплину. Он терпеливо ждал приказа партии, проводя день за днем в маленьком домике Новикова, и только по ночам выходил ненадолго подышать свежим воздухом. Когда выпадало свободное время, Новиков беседовал с Берзиным, обсуждал новости, но о себе Берзин ничего не говорил. Знал лишь Николай Федорович, что Берзин латыш, родом из Цесисского уезда.
И вот сегодня Новиков должен отвести Берзина к Роману. Николай Федорович вошел во двор своего домика, счистил с сапог грязь о скобу, вбитую в крыльцо.
- Наконец-то явился, - недовольно заворчала жена, маленькая старая женщина, когда Новиков вошел в дом. - И где тебя носит? Совсем от дома отбился.
- Ладно тебе, - махнул кепкой Новиков и, зачерпнув ковшиком из кадки воды, жадно стал пить. Переведя дух, позвал:
- Август!
Из комнаты вышел Берзин с тонкой брошюрой в руке. На нем был поношенный костюм и рубашка с расстегнутым воротом. Он вопросительно смотрел на Новикова. Тот стянул куртку и сказал:
- Сегодня пойдем…
- Куда опять? - возмутилась женщина. - Да ты посмотри на себя. Лица нет. Старый, а носишься, как…
- Не авралить, - перебил ее благодушно Новиков. - Давай свое варево на стол.
Не слушая, что продолжала ворчливо говорить жена, Новиков с Берзиным прошли в столовую. Николай Федорович устало опустился на стул.
- Чем сегодня занимался?
- Вот, перечитывал, - Берзин взмахнул брошюрой в оранжевой обложке. - Послушайте, какие замечательные слова в "Коммунистическом манифесте"! - И он громко, с заметным акцентом прочитал: - "Ближайшая цель коммунистов та же, что и всех остальных пролетарских партий: формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти".
- Что и делаем, - кивнул Новиков.
- Что и сделаем, - в тон ему сказал Берзин и стал помогать хозяйке накрывать на стол.
Новиков, откинувшись на спинку стула, следил за Берзиным. "Этот выдержаннее, чем Мандриков".
…Старенькие с потемневшим бронзовым циферблатом часы хрипло пробили девять ударов. Николай Федорович начал раскуривать трубку. Перед окном мелькнула чья-то фигура. Новиков узнал Наташу:
- На чуток уйди, в спальню, - сказал он Берзину.
- Добрый вечер, Николай Федорович, - виновато, просительно проговорила с порога девушка, отведя со лба намокшие пряди волос. - Не сердитесь, что я к вам пришла без разрешения.
Николай Федорович повернулся к Наташе, и его поразила происшедшая в ней перемена. Она похудела. В глазах, всегда веселых, счастливых, - горе. Щеки поблекли.
- Уж раз пришла, что же с тобой, дочка, сделаешь, только в другой раз так не делай, - смягчился Новиков. - Ну, проходи, садись. - Он взглянул на часы.
- Я только на минутку. - Наташа, не снимая жакета, присела на край стула, с надеждой и тревогой глядя на Новикова. Она сложила руки на коленях и чуть ссутулилась.
Новиков забарабанил пальцами по столу. Наклонив голову, он из-под бровей поглядывал на девушку. Ему было жаль Наташу, но что он мог сказать ей, чем утешить. А утешить надо. Как можно спокойнее он сказал:
- Известно, что Антон жив и здоров…
Старик на мгновение запнулся, вздохнул. Ему трудно было лгать. Свой человек - солдат из охраны контрразведки - тайком сообщил, что Мохова бьют, пытают, но он молчит. Как долго сможет Антон выдержать мучение? Но сказать об этом Наташе токарь не мог, он успокаивал ее, а сам не смотрел ей в глаза:
- Здоров. Наш товарищ передает. Всем привет, тебе особый, значит. - И через силу весело добавил: - Готовься! Как выпустят, свадьбу сыграем, а?
Новиков смущенно поскреб щеку, услышав, как фальшиво звучит его неискренне бодрый голос. Но Наташа не заметила этого. Ей так хотелось, чтобы с Антоном ничего плохого не произошло. Она поверила Новикову и даже слабо улыбнулась:
- Вы все шутите…
- Какие могут быть шутки! - Новиков боялся, Что Наташа будет продолжать расспрашивать его об Антоне, и в прежнем тоне многословно продолжал: - Вы пара хоть куда. Я еще на свадьбе "яблочко" спляшу. Тряхну стариной.
- Николай Федорович, - не слушая старика, с мольбой произнесла Наташа, - нельзя ли Антоше письмо передать?
- Нет! И не проси, - покачал головой и твердо сказал Новиков. - Что надо, он знает. А твое письмо - лишний риск. Ко мне, пока не вызову, больше не ходи. Как что будет нужно - сообщу. А теперь бывай здорова! - Ему тяжело было видеть Наташу и ее переживания.
- Хорошо, Николай Федорович, - покорно согласилась Наташа, едва сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.
Наташа поднялась, торопливо застегивала жакет. Новиков подошел к ней и поцеловал в лоб:
- Будь спокойна, с Антоном все ладно обойдется.
Наташа порывисто прижалась к груди старика и закрыла глаза:
- Спасибо.
Проводив девушку, Новиков заходил по комнате, забыв об Августе, который находился в спальне. Думы об Антоне не давали покоя. Не имея своих детей, Николай Федорович всей душой привязался к парню, любил его, и мысль о том, что Антона пытают, приводила в отчаяние. Воображение рисовало одну картину истязаний страшнее другой.
В подпольном комитете уже несколько раз обсуждали возможности освобождения Антона, но пока не находили верного и реального плана, который бы привел к успеху. Новиков не находил себе места: "Как же спасти Мохова?" Эта мысль не покидала его ни днем ни ночью, и приход Наташи еще больше растревожил его боль. За одно был спокоен Николай Федорович - Антон ничего не скажет врагам.
Новиков задумался и только негромкий кашель Берзина напомнил ему о госте.
- Август, - позвал Новиков и, когда Берзин вошел, спросил: - Слышал?
- Да.
- Это невеста нашего Антона Мохова, который должен был тебя встретить. Его колчаковцы взяли…