- Извини, Тутриль, разжаловалась я тут на свою судьбу… Ты не обращай внимания.
- Что ты, Долина, я вот слушаю тебя и думаю… Думаю, что ты зря жалуешься. Конечно, тебе нелегко пришлось, но оглянись, посмотри вокруг, какие люди живут здесь, в старом Нутэне.
- В старом Нутэне, которого скоро не будет, - с неожиданно грустной ноткой произнесла Долина Андреевна, тряхнула волосами и весело сказала: - А я рада, что скоро мы все будем в Кытрыне! Худо-бедно, а все же районный центр.
Рассказ Долины Андреевны разволновал Тутриля. Он хотел сказать, что во всяком движении вперед, наверное, есть какие-то издержки. Кто-то отрывается, уходит вперед, часто не ведая, куда он идет на самом деле. Отец Долины, человек горячий, увлекающийся, назвал свою дочь словом из партизанской песни, не понимая значения этого слова. Но он знал, что это хорошее слово - слово, с которым люди шли вперед, завоевывая свободу для таких, как он. Потом, когда до его сознания дошло, что без русского языка невозможно в новой жизни, он стал усердным посетителем курсов, заставил всех в своей яранге изъясняться только по-русски и дочь свою учил только русскому языку, говоря при этом, что в новом обществе чукотский язык будет не нужен… В пылу спора он даже договаривался до того, что вообще всех других языков не будет… Останется один язык - язык социализма и коммунизма, великий революционный русский язык…
На этот раз пельмени получились, и Долина, несмотря на протесты, наложила Тутрилю тарелку с верхом.
В сенях послышался шум, распахнулась дверь, и в комнату без всякого предупреждения вошел Коноп. Он сделал вид, что не ожидал увидеть здесь Тутриля, и с нарочитым удивлением произнес:
- Какомэй! Ты здесь? А я-то думал, что ты фольклор записываешь на свой магнитофон.
- Надо же человеку и отдохнуть! - сердито возразила Долина Андреевна. - И что за манера - входить без стука, приходить без приглашения?
Коноп некоторое время пристально смотрел на Долину Андреевну, потом решительно подошел к столу, взял бутылку и громко прочитал:
- "Будафок"… А ты меня таким не угощала… Так, - он нагнулся и принялся рассматривать керамическую бутылочку ликера "Старый Таллин". - Как снаряд… "Старый Таллин". Наверное, крепкое. Говорят, чем старее вино, тем оно крепче.
Тутриль встал.
- Ну, мне пора.
- Что ты, посидел бы еще, - потухшим голосом произнесла Долина Андреевна.
- Может, человеку по делу надо, - сердито заметил Коноп. - В научную же командировку приехал.
Коноп вышел следом за Тутрилем и закрыл за ним дверь.
9
Выйдя из домика, Коноп зажмурился от яркого солнечного света. Все сверкало и блестело. По кромке крыши висели длинные сосульки, а из подтаявших сугробов кое-где торчали обломки ледяных копий.
Направляясь к гаражу, находящемуся на морской стороне селения, он вдруг встретил Тутриля.
- Етти! Чего так рано встал?
- Тебя ищу, - озабоченно ответил Тутриль.
- Что-нибудь случилось? - встревоженно спросил Коноп.
- Ничего, - стараясь казаться спокойным, ответил Тутриль. - Не подбросишь к яранге Токо?
- Это ерунда, - весело ответил Коноп. - Я как раз мимо буду ехать.
У гаража, искрошенный гусеницами, был в масляных пятнах снег.
Коноп отпер большой висящий замок и отодвинул широкие ворота.
- Входи в мои владения, - пригласил он гостя.
Глаза постепенно привыкли к полутьме. Тутриль увидел грузовой автомобиль на колодках и вездеход. В дальнем углу - токарный станок, верстак, инструменты.
- Даже автомобиль у тебя тут, - заметил Тутриль.
- Летом ездим, - отозвался Коноп. - В отлив по береговой полосе можно гнать, как по асфальту. До девяноста выжимал вдоль прибоя. Песок мокрый, держит отлично! Жаль, сейчас зима, а то прокатил бы с ветерком. До Токовой яранги можно берегом ехать. Я сейчас чай поставлю. Проходи сюда.
Уголок возле верстака был украшен яркими журнальными картинками. На отдельной тумбочке - проигрыватель. Возле скамьи стоял низенький столик, на нем стаканы и большая фарфоровая чашка. Колотый сахар был насыпан в консервную банку.
Коноп налил воды в электрический чайник, включил вилку в штепсель.
- Вот мое хозяйство, - с гордостью произнес он. - Мечтаю получить мотонарты. Говорят, теперь такие делают… И еще - хочу получить новый вездеход. Этот старенький, чиненый-перечиненый. Держится только на честном моем слове…
Коноп разливал крепко заваренный чай, не переставая разговаривать:
- А к Токо съездить любопытно и интересно… Я сам люблю там бывать. Не понимаю, что это такое, может, наука может объяснить: каждому ясно - нынче яранга изжила себя, лучше жить в доме, да не просто в доме, а чтобы, так сказать, с удобствами, с водопроводом и прочим. А как войду в чоттагин, увижу меховой полог и чувствую щекотание в горле, будто неразведенного спирту хватанул… Может быть, потому, что в детстве жил в яранге? Но вот Айнана: она родилась в доме, всю жизнь провела в интернатах и общежитиях, а тут - живет в яранге, и вроде бы ей нравится.
- Откуда ты знаешь, что нравится? - спросил Тутриль, ожидая, пока остынет чай.
- Сама сказывала, - ответил Коноп. - Как-то мы с Долиной Андреевной беседовали с ней.
- О чем?
- Да про все. Про нее, про ее моральный облик, - пояснил Коноп. - Комсомолка, а живет в яранге… Приезжал к ней парень из Анадыря - вроде жених. Только почему-то быстро уехал. Непонятно. Вот ты как насчет этого думаешь?
- Насчет чего? - спросил Тутриль.
- Ну, этого самого… - Коноп посмотрел на Тутриля. - Вот как ты думаешь: правильно Долина рассуждает?
- О чем? - не понял Тутриль.
- Да об этом самом, - Коноп сделал какое-то неопределенное движение. - Долина Андреевна говорит, что, мол, наши девушки слишком легко идут на сближение…
- На что?
- На сближение, - повторил Коноп. - Это ее выражение - сближение, близость… Так вот Долина Андреевна осуждает наших девушек. Главное, за то, что рожают детишек. Но ведь ясно, что именно от этого и бывают ребята. Я это еще в третьем классе, между прочим, знал.
- А как ты сам об этом думаешь? - осторожно спросил Тутриль.
- Честно?
Тутриль молча кивнул.
- Конечно, жалко девушек, - медленно проговорил Коноп. - Но парней маловато, а те, кто приезжает, - на время. Руки, значит, в нашей кассе, а глаза видят леса, поля, уши слышат песню петуха… Я знаю тут одного бывшего пограничника. Остался работать строителем в совхозе. Деньги копит на машину…
- Не все ведь такие, - попытался возразить Тутриль.
- Конечно, не все, - легко согласился Коноп. - Но когда народу маловато, то такие очень заметны…
Тутриль и Коноп некоторое время молча пили чай. Потом Тутриль осторожно спросил:
- А как у тебя самого? Почему ты не женат?
Коноп помедлил с ответом.
- Все как-то не получалось… Тех, кого я любил и на ком бы женился, моя персона не интересовала. А кому я был интересен, те мне почему-то не подходили… А потом с годами становишься осторожнее…
- А Долина Андреевна?
После продолжительной паузы Коноп неопределенно сказал:
- Много рассуждает…
- Эгей! Есть кто тут? - послышался голос Гавриила Никандровича. - Ворота нараспашку, механика нет.
- Как нет? - весело отозвался Коноп, видимо обрадованный тем, что прервался трудный для него разговор. - Мы тут! Чай пьем!
Гавриил Никандрович поздоровался с Тутрилем и спросил:
- А как машина, готова?
- Товарищ директор! - укоризненно произнес Коноп. - Когда было такое, чтобы у Конопа не была готова машина?
- Это уж точно, - удовлетворенно произнес Гавриил Никандрович. - Ну, а если так, то через двадцать минут можем выезжать. Значит, вы с нами, Иван Оннович?
- До яранги Токо, - ответил Тутриль.
- Добре, - сказал Гавриил Никандрович.
10
Вездеход, гремя гусеницами, круша снег, медленно проехал по главной улице селения. Гавриил Никандрович, уступивший переднее сиденье Тутрилю, гудел за спиной, стараясь перекричать шум двигателя:
- Как сойдет снег - прекращаем ездить на вездеходе в черте селения. Такое постановление вынес на совете Роптын. Чтобы не нарушать почву.
Вездеход, ныряя в сугробах, как будто судно в волнах, пронесся мимо последнего домика, оставил слева вертолетную площадку и вырвался в открытую тундру, полную солнца и сверкающего снега.
Проехав немного по снежной целине, машина повернула к морю и, держась границы торосов и покрытого снегом берега, помчалась вперед, взметывая позади искрошенный гусеницами снег.
Коноп, видимо, старался показать Тутрилю свое умение водить вездеход и держал высокую скорость. Сидевший на узкой железной скамье Гавриил Никандрович только покряхтывал.
Не прошло и часа, как на мысу показалась яранга Токо.
Она резко выделялась на снегу. От чуть заостренной конусом крыши шел дымок.
Тутриль ощутил волнение и подумал, что вот так, наверное, волновался путник в далекие времена, когда после долгого пути по белой пустыне, среди холода и одиночества, он вдруг видел перед собой знак живой жизни, человеческое жилье.
Обитатели одинокой яранги еще издали заметили вездеход и вышли встречать его.
Тутриль сразу узнал сильно постаревшего Токо и его жену Эйвээмнэу.
Рядом с ними никого не было.
Коноп осторожно подвел машину к сугробу, наметенному вокруг яранги, и весело крикнул:
- Гостя вам привез!
- Какомэй, Тутриль! - приветливо сказал Токо. - Смотри, Эйвээмнэу, кто к нам приехал!
- Кыкэ, Тутриль! - запричитала старуха. - В очках, как доктор! Ни за что бы тебя не узнала, если бы Айнана не рассказала. Ну, наверное, Кымынэ рада!
- А ты разве не рада, Эйвээмнэу, что у вас такой знатный земляк? - спросил Гавриил Никандрович.
- Рада, конечно, рада, - торопливо ответила старуха. - Айнана нам столько пересказала! Входите, входите в ярангу. Чайник давно вас ждет… Еще как увидели вездеход, поставили.
Пригнувшись, Тутриль шагнул в сумерки чоттагина.
Некоторое время он стоял неподвижно у двери, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме.
Первое впечатление - запахи. Прелой собачьей шерсти, дыма костра, квашеной зелени, прогорклого нерпичьего жира и еще чего-то неуловимого, далекою и смутного…
Глаза понемногу привыкли к освещению чоттагина. Сначала Тутриль увидел огонь, закопченную цепь над ним и черный чайник. Очаг был обложен поседевшими от пепла камнями. За горящим огнем виднелась пестрая меховая стенка полога и во всю ее ширину - бревно-изголовье, к которому вплотную был придвинут коротконогий столик.
Вдоль стен яранги стояли деревянные бочки с припасами, ящики, на гвоздях висели ружья, мотки лахтачьих и нерпичьих ремней, связки песцовых и лисьих шкур. Под крышей из моржовой кожи на перекладинах валялись оленьи окорока.
Тутриль шагнул в глубь чоттагина, и Токо услужливо придвинул ему китовый позвонок.
Вошедший следом за Тутрилем Коноп тихо шепнул:
- Ну, что я тебе говорил? Волнуешься?
Тутриль молча кивнул и уселся на китовый позвонок.
Пока хозяйка хлопотала, готовя угощение, гости рассаживались вокруг столика. Гавриил Никандрович вытащил бутылку водки и, ставя ее на столик, сказал, как бы оправдываясь:
- По случаю приезда гостя…
- Давненько, однако, я не пробовал водки, - заметно оживился старик. - Айнана говорит: в Нутэне не продают водку. Борются с алкоголизмом… Ну как, Гавриил Никандрович, скоро победу будем праздновать?
- До победы над этим злом, - вздохнул директор, глянув на бутылку, - далековато, прямо скажем… Продажу мы ограничили, это верно. Так что Айнана правду говорит - борьбу ведем: разъясняем…
- Кстати, где она? - спросил Тутриль.
- Капканы поехала проверять, - ответил старик. - Теперь только к вечеру вернется. Погода хорошая, чего торопиться в ярангу?
- Это верно: в ярангу чего торопиться? - подхватил Коноп. - Вот в Нутэн она бы старалась поскорее вернуться.
- Это почему? - спросил Токо.
- А потому, - Коноп подтянул чашку поближе к себе. - Там - кино, клуб, хороший дом. Вот перед ученым земляком говорю тебе: чего за ярангу уцепился? Что ты этим хочешь доказать? Какой пример молодежи подаешь?
- А мне здесь хорошо, - упрямо и сердито ответил Токо. - Никто не командует, не укоряет, не учит жить… А потом - охотиться отсюда удобнее: далеко ездить не надо.
- И чего в яранге жить? - разошелся Коноп. - Мы тебе предлагали охотничью избушку поставить, а ты отказываешься, говоришь - яранга лучше. Сильны еще в тебе пережитки капитализма, товарищ Токо.
Во время этого разговора Тутриль несколько раз ловил какой-то виноватый, извиняющийся взгляд Токо, которому явно было неловко.
Гавриил Никандрович, заметив, что Тутрилю не по себе от этого разговора, сказал:
- Коноп! Откуда у старого Токо пережитки капитализма?
- Как откуда? Он же человек преклонного возраста. Родился и вырос до революции…
- Чукотский народ, как говорил приезжий лектор, прямо из первобытности в социализм переселился, - напомнил Гавриил Никандрович. - Перепрыгнул через рабовладельческое общество, феодализм и капитализм. Один ученый-эвенк книгу написал. Так и называется - "Некапиталистический путь развития народов Севера"…
- Да? - обескураженно протянул Коноп. - Не попадалась…
Хозяйка разлила чай и подала в большой миске испеченные в нерпичьем жиру лепешки.
Тутриль взял лепешку, поглядел в дырку и словно увидел себя много-много лет назад, когда вот в такой яранге он ждал, пока мать испечет в кипящем нерпичьем жиру кавкавпат.
- Вкусно? - тихо спросила Эйвээмнэу.
- Очень! - ответил Тутриль.
- Вот! - встрепенулся Коноп, завидев лепешки. - А в поселке пекарня, свежий хлеб. Чем гостя угощаешь?
- А мне нравится, - сказал Тутриль. - Детство вспомнил.
Токо отломил кусок лепешки, пожевал и задумчиво, спокойно сказал, обращаясь к Тутрилю:
- Все агитирует и агитирует! Как приедет, все одну песню поет.
- Но ты пойми, что нельзя так! - немного сбавил тон Коноп.
- Кому я мешаю? - спросил Токо.
- Общей картине, - ответил Коноп. - Выпадаешь как-то, как бы в стороне оказываешься… Добро бы дома у тебя не было, а то ведь есть! Хочешь - дадут с центральным отоплением?
Токо вздохнул и сосредоточенно принялся пить чай.
- Мало погостили, - сказала Эйвээмнэу. - Побыли бы еще. Тутриль, ты тоже едешь?
После чаепития собрались ехать дальше.
- Я же к вам приехал, - улыбнулся Тутриль. Старик как-то растерянно посмотрел на него, оглянулся на жену.
- Да-да, - торопливо сказал он, - конечно… Эйвээмнэу, разве ты не видишь - Тутриль к нам приехал. Понимаешь, к нам!
- Ну что же, - задумчиво произнес Коноп. - Можно, конечно, в научных целях и в яранге пожить…
Вездеход умчался.
Токо и Тутриль долго смотрели вслед машине, пока она не растворилась, не исчезла в белой тишине тундры. Напрягши слух, еще долго можно было слышать шум двигателя, слабое эхо, прокатывающееся по заснеженным долинам к торосистому морю.
11
Ясный день стоял над одинокой ярангой.
После полудня по направлению к Нутэну пролетел вертолет.
Солнце медленно перемещалось по огромному чистому небу. После обеда Тутриль и Токо выбрались из яранги и уселись на нагретую солнцем старую нарту.
Раскурив трубку, Токо глубоко затянулся и спросил, удивив Тутриля:
- В Русском музее давно был?
- Давненько, - растерянно ответил Тутриль, вспоминая с неожиданным стыдом о том, что был в этом прославленном музее всего раз или два, да и то в студенческие годы.
- Был бы я в Ленинграде, - мечтательно сказал Токо, - дневал и ночевал бы там. Люблю картины. Особенно Айвазовского, который море рисовал… А как там с воздухом?
- С каким воздухом? - не понял Тутриль.
- С загрязнением, - ответил Токо. - Говорят, столько машин нынче развелось, что уже человеку воздуху не хватает… Я это понимаю: когда Коноп отъезжает на вездеходе, я еще полдня чувствую запах моторного дыма.
- Машин действительно много, - ответил Тутриль, - но воздуху еще хватает.
- Ты не удивляйся моим вопросам, - сказал Токо. - Я же грамотный человек. Много читаю, слушаю радио: у меня здесь хороший приемник. Ты не гляди, что живу в яранге, я в курсе мировой политики. Сам всю жизнь строил новое, сносил яранги, ставил первые дома в Нутэне. Ты Конопа не слушай - никаких пережитков капитализма у меня нет… Только обида. Поругались мы с твоим отцом крепко.
- Я знаю, - кивнул Тутриль.
- Поэтому я в ярангу и переселился, - продолжал Токо. - Не могу я с ним согласиться… Не могу… Здесь тоже много думал, старался понять его.
- А Айнану не жалко? Она ведь из-за вас вынуждена жить здесь, - сказал Тутриль.
- А ей здесь нравится, - ответил Токо. - Хотя и грустно…
- Почему?
- Любовь была… И кончилась. Уехал он. Вот ему не понравилось здесь, испугался. Побоялся жить в яранге. Что же, он прав: ведь ярангу он только в букваре увидел… А тебе яранга понравилась. Я это сразу заметил по твоему лицу. Ты ведь родился точно в такой. У нас и яранги одинаковые были, никакой разницы не было. Ты хорошо сделал, что приехал сюда. Я тебя ждал и верил, что приедешь. Я много думал о тебе, пока ты был далеко, учился. Когда ты в письмах вспоминал нас с Эйвээмнэу, мне было хорошо на душе: ты же мне был как сын, потому что сын брата все равно что твой собственный, если считать по старинному обычаю.
- Ты знаешь, для чего я приехал? - спросил Тутриль.
Токо кивнул:
- Айнана мне сказала… Хорошее дело затеял. Иногда, когда задумаюсь о смерти, пугаюсь… Не смерти, а того, что все уйдет вместе со мной сквозь облака. В небытие. Почему-то мне казалось, что именно ты придешь за ними, за моими легендами, за моими сказками…
- В Нутэне Калина приходила ко мне, хотела рассказать легенду о росомахе, да не смогла… Вдохновение покинуло ее, - с улыбкой вспомнил Тутриль.
- А ты не смейся, - строго прервал его Токо. - Она хорошо сказывает. И легенды о росомахе серьезные… Какую она хотела рассказать?
- О следе…
- Расскажу как-нибудь, - пообещал Токо. - Потерпи, если не торопишься…
- Время у меня есть.
- Вот и хорошо… Мне надо с тобой о многом поговорить, порасспросить тебя. Все же ты ученый человек. Гляжу на тебя, и радуюсь, и не верю: Тутриль - ученый! Кандидат наук называется твое звание, правильно я говорю?
Тутриль кивнул.
- Говорят, у нашего народа такого еще не было… И даже у тангитанов не всякому такое звание дают… Это хорошо, что ты приехал за моими сказками и легендами, - повторил Токо и испытующе посмотрел в глаза Тутрилю так, что тот не выдержал и отвел взгляд.
- Я смотрю на тебя и думаю: сердцем ли ты приехал за ними или по долгу службы?
Тутриль растерялся и поначалу не нашелся, как ответить.
- Ну, во-первых, у меня командировка есть, ну, конечно, и сердцем…
- Ты мне скажи прямо, вот если бы сейчас тебе сказали: дадим тебе большие деньги, сделаем тебя самым большим начальником, только не слушай старого Токо, - как бы ты поступил?
- Все равно слушал бы тебя, - с улыбкой ответил Тутриль и снова услышал: