Несмотря на то, что молодых ещё не расписали, поскольку заявление они только-только подали, уже через неделю после приезда в Питер Вики, её родители встречали их в одесском аэропорту. А на следующий день Людмила Бессонова принимала гостей и готовилась к свадьбе.
Это было жёсткое условие жениха. Он понимал, что в Одессе невозможно Викиной маме не пригласить на свадьбу семью сестры, и он будет вынужден встретиться с Леной. Яков в душе очень хотел этой встречи, но безумно боялся ее. – Нет, - говорил он себе, - я никогда не должен видеть её. Это так же, как алкоголик, бросивший пить, не должен прикасаться к рюмке, чтобы снова не пуститься в запой.
Вика всё это понимала и целиком поддерживала Якова. Вот так и случилось, что их свадьба проходила в лётном городке. И хотя двухкомнатная квартира Бессоновых была маловата для такого мероприятия, но стол на восемь персон был накрыт с высоким мастерством. В этом сокращенном варианте свадьбы были и свои преимущества. Можно было познакомиться друг с другом поближе. А Павел просто привел высказывание кого-то из мудрецов: продолжительность брака обратно пропорциональна расходам на свадьбу.
Яков был в приподнятом настроении, он гордился тем, что за этим столом сидят его любимый брат Лёха, близкий друг и наставник Раиса Михайловна, за которой Бессонов послал машину, и конечно, сами Бесоновы, он – уже подполковник, и его прекрасная супруга Людмила.
После множества тостов за счастье молодых, слово попросил сам виновник торжества. Он поблагодарил Викиных родных за доброе к нему отношение, своих старших друзей Бессоновых за помощь и дружбу, Леху за братскую любовь и Раису Михайловну за мудрую науку жизни. – А еще, - добавил Яков, - мою молодую супругу за её желание подарить мне сына. Спасибо тебе, дорогая Леночка!
За столом воцарилось гробовое молчание. У Вики из глаз покатились слезы. Она, опустив голову, мрачно встала из-за стола и вышла на балкон. Все с удивлением смотрели на Якова. Он стоял с широко раскрытыми глазами, с недоумением глядя на происходящее и ничего не понимая, что происходит. К нему подошла Люда.
– Яша, ты оговорился, - тихо сказала она, - ты назвал Вику Леной.
Яков мгновенно выскочил из-за стола и помчался к Вике. – Прости, дорогая, - умолял он, - я сам не понимаю, как это произошло. Я даже не понял, что я сказал.
– Вот это-то меня и пугает, Яшенька. – Говорила ему Виктория. – Я боюсь, что ты никогда не забудешь свою Лену.
– Нет, нет. Это не так. – Уверял её он. – Я не хочу даже слышать её имя. Ты же знаешь, что я отказался делать свадьбу в Одессе, только чтобы не видеть её – Знаю, - отвечала Вика.- А ещё я знаю, что ты любишь не меня, что ты тоскуешь по Лене.
Долго длился этот разговор. Павел отправил на машине Раису Михайловну домой. Людмила постелила в одной комнате родным Вики, а в другой молодым. Сами же хозяева с Лешей ушли спать к друзьям. В эту ночь Яков был особенно ласков с Викой. Она отвечала ему тем же, время от времени твердя одни и те же фразы: - я заставлю тебя забыть её. Я заставлю тебя полюбить меня. Ты мой. Ты только мой.
ЭПИЛОГ
Много лет прошло с тех пор, когда в доме Бессоновых поднимали бокалы за счастье молодых. Уже в этом же, знакомом нам полку, относящемуся к дивизии генерала Бессонова, вновь служил капитан Кузнецов.
Алексей Кузнецов явился к командиру полка с просьбой отпустить его в Одессу на гастрольный спектакль известного певца, его брата, Якова Кузнецова. – Я помню твоего братишку, - сказал полковник, - давай-ка маханем вместе. Когда спектакль? – Завтра вечером, - ответил капитан. Командир приказал дежурному, чтобы завтра был готов самолет. – Товарищ полковник, - вновь обратился Алексей к командиру. – Разрешите с нами лететь директору нашего подшефного детского дома. – Хорошо, вылетаем завтра в одиннадцать ноль, ноль.
Вся Одесса была заклеена афишами, приглашающими на спектакль "Евгений Онегин" с народным артистом России Яковом Кузнецовым в главной роли.
Зал Одесского оперного театра был забит до отказа. В первых рядах сидели приглашенные Яковом: генерал Бессонов с супругой, его друг и учитель Раиса Михайловна, Лев Самойлович и София Лазаревна Коганы, Вика с родителями и двумя детьми, старший служил в армии и приехать не смог. Рядом с ними ещё несколько учителей музыкального училища.
Где-то, может быть и не на последних рядах, но, во всяком случае, далеко от сцены, сидела красивая блондинка с мужем и детьми.
Когда Онегин спел свою последнюю арию, и прозвучали известные слова: " Позор! Тоска! О, жалкий жребий мой!", блондинка рыдала в голос. – Успокойся, дорогая. – Уговаривал её сидящий рядом супруг, - ты такая впечатлительная.
Раздались последние аккорды оркестра, и зал наполнился громом аплодисментов. После длительной овации Яков вышел на поклон, но публика не давала ему уйти со сцены. – Хорошо, - сказал он, подняв руку и призывая к тишине. – Я спою вам ещё две песни, - ему вынесли гитару. - Первую я посвящаю тем, кто в нелегкой моей жизни заменил мне мать: это ваша землячка, простая русская женщина Екатерина Кузнецова, которой, к сожалению, здесь нет; это присутствующая здесь, моя первая учительница Раиса Михайловна и, сидящая рядом с ней, добрая моя подруга Людмила Бессонова.
Зал замолк, было тихо, как в храме. Яков стал петь его любимую песню о матери. Когда он закончил, никто не посмел нарушить тишину. Все сидели точно под гипнозом. Но через несколько секунд гробового молчания раздался, как взрыв, шквал аплодисментов. Яков вновь рукой успокоил зал. – А вторую песню я посвящаю своей любимой женщине.
Зазвучали гитарные аккорды, и в зал полилась песня –воспоминание о счастливых днях первой любви. Сидящая вдали от сцены блондинка под звуки этой песни уплывала далеко, далеко. Она, как по воле волшебника, оказалась в маленьком одесском ресторанчике, где в фантастическом танце кружились звезды, рожденные блеском стеклянных плафонов, хрустальных бокалов и зеркальных ложек и ножей в ловких руках официантов. А звуки божественного голоса, звучащего только для неё, доносили незабываемые слова: "песня первой любви в душе до сих пор жива". Она не смогла сдержать, прорвавшиеся, как горный поток, рыдания и покинула зал.
А певец все пел. Перед его мысленным взором возник портрет девушки, которая могла по праву носить титул принцессы. К её огромным голубым глазам, к шёлковой копне золотистых волос, к её бархатной коже милого лица, не хватало только маленькой короны, обозначавшей, что она королевского рода.
И опять, думая об её особом роде, в душе Якова вскипала обида. Эта обида никогда его не оставляла. У него уже было всё: и великолепная квартира в Ленинграде, и почетное звание. Он был лауреатом многих конкурсов вокалистов. Жена, трое детей. Слава, успех. Но обида не давала покоя. Может быть, он и забыл бы уже Лену, но каждый раз обида напоминала ему о том, что отобрали у него любовь, что унизили его, оскорбили.
Эти мысли не раз заставляли его подумывать об отъезде из страны на постоянное место жительства в Израиль. Виктория его поддерживала в этой инициативе. И однажды он обратился в посольство за визой. Но к его огромному удивлению ему отказали в выдаче прав на выезд в страну обетованную.
– У вас нет на это права, - сказали ему.
– Почему? – спросил Яков.
– У Вас нет свидетельства о рождении, нет ни одного документа о родителях. – Объясняли ему. – Запись в паспорте ещё не говорит, что Вы -истинный еврей.
- Так значит ещё неизвестно истинный ли я еврей. – Думал Яков. – Так почему же Ленина мама не была столь требовательна к подтверждению моей национальности? Почему она не спрашивала у меня метрики? Значит, как обидеть человека – он еврей, а как помочь - то неизвестно кто.
О, я помню тебя, младший лейтенант милиции, хорошо помню. Ты оказался прав. Я сделал нелегкий выбор. Я пожелал остаться евреем.
Афула 2002, Израиль
© Copyright: Борис Смирнов, 2004
Свидетельство о публикации №204032000151
.
