Так рассуждая, он незаметно добрёл до Эрмитажа. Рассмотрев Петра Великого на коне, он решил вернуться: достаточно на первый раз и такой прогулки. Выйдя вновь на Невский проспект, он удивился тому, что все магазины почему-то закрыты. Увидев огромные рекламные щиты кинотеатра, решился посмотреть фильм. Уже в кинозале он почувствовал голод, и как только закончился сеанс, тут же пошел искать какое-нибудь кафе, чтобы перекусить. Но везде всё было закрыто. – Непонятно, - подумал он, взглянув на часы. – Сейчас всего половина двенадцатого. – Как? – не поверил он своим глазам. – Я же приехал в час дня. Так это уже около полуночи? Ну, и глупец же я. Ведь меня предупреждали о белых ночах. – Он увеличил шаг и вскоре уже открывал замок входной двери гостеприимного дома. Очень тихо он вошел в квартиру и сразу же свернул направо в маленькую комнатушку. На тахте лежала чистая постель, а на столе в блюдечке, накрытый салфеткой, лежал бутерброд. Рядом стоял стакан остывшего чая.
3
Утром Яков извинился за позднее возвращение, обвинив во всём белую ночь.
– Ничего страшного, - успокоила его Ксения Павловна, - это всё совершенно естественно. Давай лучше подумаем о сегодняшнем вечере. Я пригласила к шести часам пару своих друзей, это ведущие преподаватели вокала в консерватории. Мне думается, что такое предварительное прослушивание тебе не помешает перед поступлением. Я готова быть твоим аккомпаниатором. А по сему, давай прорепетируем, чтобы вечером не облажаться.* Что ты предпочитаешь: классику или современные песни?
– Я могу и то, и другое. – Сказал Яков. - Тогда начнем с Онегина, - сказала Ксения Павловна.- Она достала ноты и села к небольшому кабинетному роялю. Просмотрев несколько оперных партий, перешли к песням. – Тебе волноваться не о чем. – Сказала, собирая ноты, пианистка. – У тебя уникальный голос, и поёшь ты очень выразительно.
Вечером Яков был представлен гостям и тут же, так сказать первым номером, прошло прослушивание.
Длительную паузу после его окончания никто не смел нарушить. Только, когда Ксения Павловна сложила ноты и все сели к столу, слово взял один из гостей. Всем своим видом он утверждал, что к нему можно обращаться только, начиная со слов: уважаемый маэстро. Высокий лоб, пышная шевелюра совершенно седых волос, очки в тонкой золотой оправе, серый костюм-тройка и, ко всему, тонкий хрящеватый нос над выдающимся вперед узким подбородком.
- Я, пожалуй, Вас возьму к себе. Вы правильно сделали, приехав
В Ленинград. – Чуть картавя, а точнее грассируя, произнес маэстро.
– Я тоже думаю, что молодому человеку лучше всего заниматься у Виталия Эдуардовича. – Высказала своё мнение маленькая сухая старушка.
Больше на эту тему разговоров не было. Только однажды к Якову обратилась дама с вопросом о том, как ему понравился город.
Город Якова просто очаровал. Все лето до начала занятий он провел в Ленинграде. Бессоновы, которым он сообщил, что уже зачислен в консерваторию, просили его остаток лета провести у них. Но Яков с помощью ещё каких-то друзей Ксении Павловны уже устроился на работу в ресторанном оркестре и считал, что в самом начале нельзя брать никакого отпуска.
Во второй половине июля хозяйка имела серьезный разговор со своим квартирантом.
– Вот что, Яшенька, - начала Ксения Павловна, - подошло время моего курортного сезона. Я через два дня уезжаю, сначала в Одессу к брату. Могу, если хочешь, передать привет Вике. А затем на пару недель в Болгарию. Ты остаешься за хозяина. Помни: пьянки не устраивать, женщин не приводить. Ну, разве если сами придут. Будут какие-то проблемы, смело обращайся к соседке напротив. Зовут её Неля Степановна, но говори ей просто Неля, поскольку она ненавидит, когда к ней обращаются по отчеству. У неё же есть ещё одна пара ключей.
Проводив на вокзал Ксению Павловну, Яков направился на переговорный пункт позвонить Бессоновым. Он рассказал Людмиле, что уже работает и работа у него вечерами, а за два часа до работы бывают репетиции, что у него всё хорошо, и что он сейчас сам себе хозяин. Что купил себе новую электрогитару. Что ему очень нравится город, хотя иногда бывает грустно: вспоминается Одесса. Он только умолчал, что грусть его связана не столько тоской о южном городе, сколько воспоминаниями о тех днях, когда они с Леной гуляли там, в тени акаций и каштанов. Когда, вдыхая аромат их цветов, он нежно прикасался губами к её губам, а она, обнимая его за шею, шептала: как я тебя люблю. Когда эти картины воспоминаний овладевали Яковом, становилось невыносимо больно и обидно сознавать, что ничего этого уже не будет. Тут же перед его глазами возникало искаженное ненавистью и презрением лицо её мамаши, и прекрасный образ красавицы Лены тускнел, серел и исчезал прочь.
Днями Яков бродил по городу, посещая многочисленные музеи Ленинграда. Театры ещё сезон не открыли, а гастроли периферийных его не увлекали. Так шли дни. Наступил август.
Однажды, придя домой, Яков почувствовал, что дверь в комнату не заперта. У него замерло сердце. – Неужели, - подумал он, - я забыл, уходя, закрыть дверь. Он быстро вошёл в квартиру. Тревога его ещё больше усилилась, когда он увидел на столе бутылку шампанского, вазочку конфет и маленький круглый торт. Открылась дверь спальни хозяйки, и перед ним предстала Виктория.
– Здравствуй, Яшенька! Ты так удивлен и растерян. – С улыбкой говорила Вика. Она подошла к Якову и, обнимая его, продолжала. – Я всегда в это время приезжаю к тёте, а в этот раз, так просто с большим удовольствием.
– А тётя твоя уехала. – Наконец выговорил Яков.
– Вот поэтому и с большим удовольствием. – Объясняла Виктория. – Ты боишься, что мы без неё не управимся. Чего ты стоишь такой испуганный? Тебе бы следовало открыть это шампанское и налить по бокалу, чтобы мы могли отметить твоё успешное поступление в консерваторию. Ну, проснись. Господи! Ведь не ребенок же ты.
– Я не могу пить, мне сейчас на работу. – Очнулся Яков. – Как ты попала в дом? Откуда у тебя ключи?
– Как откуда? Тетя дала свои. Она от нас уехала в Болгарию, а ключи дала мне. – Разъясняла Вика. – Ну, хорошо. Выпьем, когда ты вернешься с работы.
– Я возвращаюсь поздно. – Сказал Яков и зашел в свою комнатушку. Через минуту он вышел с каким-то свертком и гитарой в твердом футляре. Не сказав больше ни слова, он исчез за дверью.
Вернулся Яков около двенадцати ночи. Когда он вошёл в комнату, то увидел, что диван-кровать раздвинут, застелен, и под белой простыней спит Вика. Он тихо вошёл в свою комнатушку, сбросил рубашку и, взяв полотенце, так же тихо направился в сантехническую часть квартиры. Вернувшись, он Вику на диване не застал. Она стояла в легком халатике так, что прикрывала собой вход в Яшину маленькую спальню.
– Ты почему не спишь? – Спросил Яков, еле поворачивая язык, на котором ощутил какую-то горечь. Эту горечь он всегда чувствовал в минуты испуга или сильного волнения. Вика не отвечала. В ярком лунном свете Яков видел, как её карие глаза расширились настолько, что стали точно круглые. Как в замедленной съемке, она, словно фантастическая птица, плавно подняла, а затем опустила руки, и легкий халатик, который один прикрывал её тело, исчез и, почему-то, оказался у её стройных ног. Вика подалась всем телом вперед и прижалась обнаженной грудью к телу Якова, которого начала бить мелкая дрожь.
– Ну, не надо так бояться, дорогой. – Шептала Вика. – То, что я сейчас предложу тебе, это прекрасно, это удивительное наслаждение, которое отпущено человеку за все потери и страдания, выпавшие на его долю. Глупые люди назвали это грехом, не понимая, что самый тяжкий грех, отказаться от восторга любви. – Она повела Якова к дивану. Повела осторожно, как больного, боясь вспугнуть его робкое желание.
Необычный прилив страсти напряг все части его тела. Забыв всё на свете, он подчинился его призыву и вскоре почувствовал боль, смешанную с радостью и счастьем удовлетворения, и ощущение полной свободы.
Какое-то время они лежали, обнявшись, и Яков ни о чём не мог думать. Наконец, Вика встала и, открыв бутылку шампанского, наполнила бокалы. Яков смотрел на её обнаженное тело с восторгом. Никогда он не видел такой красоты. Прав был лорд Байрон, утверждая, что ночь показывает звезды и женщин в более выгодном свете. Она принесла Якову вино прямо в постель. – Давай, дорогой, выпьем за тебя, - сказала Виктория, - за твои успехи, за твой талант. Сегодня ты снова доказал, что талантлив во всём.
Когда Яков выпил вино и пожелал вновь обнять Вику, ему на мгновение показалось, что рядом с ним другая женщина, о которой он всегда мечтал, и видел в ней будущую жену и мать своих детей.
Он тут же себя стал винить за то, что так, хотя и в мыслях, обидел Вику. – Как это низко, - говорил он себе, - так неблагодарно отнестись к женщине, которая подарила тебе несказанную радость. Надо думать, что она любит меня, раз отдала самое дорогое, что есть у неё. А это надо уважать. Да, но как же я? У меня ведь нет любви к ней. Как же я мог взять то, что по праву должно принадлежать человеку, который любит её? Набросился на женщину как самец. - Яков вытащил руку, на которой лежала голова Вики, и отодвинулся от неё.
– Что случилось, дорогой? – с недоумением спросила она.
– Я, наверное, поступил очень скверно. – Стал объясняться Яков. – Я не имел права воспользоваться твоей добротой ко мне. Ведь для того, чтобы позволить себе такую близость с женщиной, её надо любить. Но у меня к тебе нет этого чувства.
– Не казни себя, милый, я сама хотела этого. – Успокаивала такого молодого, родившегося только сегодня мужчину, Виктория. Если нет желания, то после такой ночи не обязательно идти подавать заявление в ЗАГС. Ты ещё не привык ко мне. Сегодняшняя наша встреча только прелюдия к прекрасной симфонии. Сегодня ты услышал только тему, но надо почувствовать и её разработку. Ты будешь в полном восторге, когда вольются другие голоса, когда почувствуешь гармонию страсти. Не надо ни о чём сожалеть. У нас с тобой впереди ещё десять прекрасных ночей моего пребывания в Питере. Не будем заглядывать вперед, не будем примешивать ложку дегтя в это сладкое блюдо, которое мы мастерим вдвоём.
4
Вика сумела сделать для Якова эти десять дней своего пребывания в Питере праздником. Он подружился с ней и, поскольку не надо было говорить о своих чувствах, они говорили о чём угодно, и Яков быстро понял, что его любовница совсем не глупая девица.
Яков ещё не был в Исаакиевском соборе, и Виктория повела его в этот прекрасный храм-музей. Он восторгался не только роскошными резными дверями, не только яркими красками прекрасных росписей, его охватило чувство причастности к чему-то великому, непостигаемому, таинственному. – Как я завидую людям верующим, - думал он. - Они могут придти в свой храм и обратиться к богу за помощью, советом. Или поделиться с ним своей радостью и печалью. Они могут облегчить свою душу. Они верят, что есть сила, которая сумеет им помочь. Почему я до сих пор не посетил этот удивительный дворец веры, где царит необыкновенная власть над твоим духом? Спасибо Виктории за то, что привела меня сюда. Здесь не просто красиво, здесь величаво. – Он понял, что ему надо за многое благодарить эту молодую женщину. Она оказалась сведуща в вопросах и делах, которые были для Якова ещё закрыты и недоступны. Она совсем неплохо знала живопись и, посетив с ней вторично Эрмитаж и Русский музей, Яков смотрел на их шедевры уже другими глазами.
В конце августа приехала Ксения Павловна. Она опытным взглядом определила, что Яков сильно изменился, и понимала почему, но не стала смущать молодого человека своей догадкой.
Провожая Вику, на вокзале, Яков сказал ей много теплых слов. – Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала. – Говорил он возле её вагона. – Мы провели чудесную декаду. Я не знаю, во что перерастет наша короткая встреча. Но могу с уверенностью сказать, что тебя мне будет нехватать. - Он обнял её и поцеловал в губы.
– Мы очень скоро увидимся. Я приеду на зимние каникулы, - пообещала Вика и вошла в вагон. Долго она что-то объясняла Якову через стекло, улыбаясь и посылая воздушные поцелуи. Но когда поезд тихо и плавно тронулся с места, Яков увидел, как две слезинки скатились с её глаз.
В одном из своих писем Людмила Бессонова писала: " Дорогой Яшенька! Как тяжкий груз лежало на мне беспокойство, что ты всё ещё страдаешь от своей обиды. И как я обрадовалась, прочитав твоё письмо о том, что ты отлично проводишь время в обществе новой подруги Вики. Я всегда тебе говорила, что не весь свет, что в окне. Что ты встретишь еще не одну прекрасную женщину, и такую, которая полюбит тебя всем сердцем. Все наши мысли о тебе и твоей учебе. У нас всё по-старому. Леха растет. Он по тебе страшно скучает. Может быть ты сумеешь приехать на зимние каникулы? Мы были бы очень рады. Бессонов, конечно, тоже скучает, но офицерская честь не дает ему права растрогаться при получении твоих писем. Я тебя целую. Передавай привет добрейшей Ксении Павловне. Привет тебе от моих мужчин. Люда".
- Хорошо бы и, правда, на зимние каникулы махнуть к
Бессоновым. - Думал Яков. – Но я не хотел бы и упустить возможность провести время с Викой. Только не надо себя обманывать: я вовсе не влюблен в нее. Просто мне с ней весело и приятно. Но увлекаться тоже нельзя. – Он вспомнил её лицо в вагонном окне и эти две слезинки. - Раиса Михайловна нам рассказывала про маленького Принца, и там была очень важная мысль: мы отвечаем за тех, кого приручили. Но ведь Лена и её мать не посчитались с тем, что я приручён ими. Хватит думать о Лене, - уговаривал себя Яков, - пора бы выбросить её из головы. "Надо сменить объект дум", - вспомнил он наставление Павла. - Вот и буду думать о Вике. Красивая женщина, умна, стройна, будущая пианистка. Мы занимаемся одним делом, у нас общие интересы. А любовь? А это ещё не известно: всем ли людям так повезло, что, становясь мужем и женой, они ещё и любят друг друга.
Конечно, это смешно, когда о любви и браке рассуждает человек, не имеющий жизненного опыта. Но интуиция и здравый смысл позволили нашему герою приблизиться к истине. Жаль, что из далекого будущего ему нельзя дать совет, нельзя объяснить, что брак без любви, это большая ошибка. Жить в нелюбви, это все равно, что жить в иммиграции: может быть и сытно, может быть и удобно, но очень тоскливо. Тебя плохо понимают, на тебе лежит груз ностальгических воспоминаний, который уже приносит не радость, а огорчение и печаль. Каждый ответственен за своё прошлое, поэтому он в будущем расплачивается за свои ошибки. И так же, как незнание законов государства не освобождает нарушителей от ответственности, так и игнорирование житейских правил и выработанных человечеством установок заставляет потом каяться в необдуманных поступках.
Яков всего этого не знал и с нетерпением ожидал Нового Года.
5
Вика не дождалась каникул, она приехала за два дня до праздников.
Яков, который с восторгом отнесся к её приезду, все же был огорчён тем, что не встретил гостью на вокзале.
– Я хотела сделать тебе сюрприз, дорогой. – Обнимая и целуя Якова, объясняла она. – У меня для тебя есть ещё куча сюрпризов. – Но Вика ничего не успела разъяснить ему, поскольку в дом вошла тетя. – Здравствуй, Ксюша! – бросилась ей на шею племянница, которая именно так фамильярно называла свою тетку с детства. – Я решила встретить Новый Год с вами, для меня это очень важно, - многозначительно сказала Виктория. – Я, непременно, всё расскажу, но позже.
- Ты мне сделала такой новогодний подарок, - обнимала и
целовала свою любимую племянницу тетка, - я так рада твоему приезду. Может быть, конечно, не так, как Яша, - она взглянула на покрасневшее лицо квартиранта, - но все же банкет по этому случаю я сегодня организую, тем более что нынче понедельник и наш Яша выходной. Вы будете мне во всем помогать. – Тоном начальника заявила Ксения Павловна.
– Я готова как пионер, - откликнулась Вика, - буду делать всё, что угодно, если только не понадобится поднимать тяжёлое. – Тетя замерла как вкопанная. Она мельком взглянула на Викин живот и перевела взгляд на Якова. Этот большой ребенок стоял совершено невозмутимо, разумеется, ничего не понимая в многозначительных взглядах женщин.
– Так, Яша, - продолжала командовать Ксюша, написав что-то на листке бумаги, - вот тебе список продуктов. Спускайся в магазин, и чтобы через полчаса мы имели всё, что необходимо для создания праздничного ужина.
– Есть, товарищ командир, - приложив руку к голове, ответил Яков и немедленно скрылся за дверью. Ксения Павловна подошла к Вике и положила руку ей на живот.
– Сколько? – спросила она.
– Четыре месяца. – Отвечала Вика.
– Пока ещё ничего не видно. – Точно ставя диагноз, сказала тетя. – Мама знает? – Виктория утвердительно кивнула головой. – А Яков?
– Ещё нет. – Улыбнулась Вика. – Не успела сказать. Ксюша, - продолжала она, - не надо сегодня никого приглашать, только мы втроём.
– Да, да. Конечно. - Согласилась Ксения Павловна.
Сообщение о том, что он скоро станет отцом, и обрадовало Якова, и несколько шокировало.
– Мне всегда казалось, - говорил он Вике, - что рождение ребенка в семье, это обоюдное решение супругов.
- Ты не рад этому? – без обиды спросила Вика.
– Нет, нет, что ты? - успокоил он её. – Я рад, я очень люблю детей. Мне просто кажется, что это несколько не вовремя. У нас ещё нет квартиры, мы студенты. На жизнь я заработаю, это меня не волнует.
– Тебя вообще эти вопросы не должны волновать, - убеждала его Вика, - мои родители совершенно счастливы, что у нас будет ребенок, а папа сказал, что все материальные заботы до нашего окончания консерватории он берет на себя.
Якова эта забота никак не обрадовала. Не было никакого желания быть зависимым от Викиных родителей. Он себя поймал на мысли, что со своим отцовством и статусом супруга он уже смирился. Но его мучил совсем другой вопрос. На просьбу Виктории расписаться в ЗАКСе Яков ответил длительным молчанием.
– Что ты молчишь, Яша? – грустно вопрошала она. – Я тебе не мила? Разве тебе со мной плохо? Разве ты не счастлив, когда мы с тобой в постели? Или я не стою тебя? Я буду очень стараться. Я стану пианисткой, достойной быть твоим аккомпаниатором. Я рожу тебе много детей, которых ты любишь. А этого малыша уже можно услышать. – Она взяла голову Якова и приложила к своему животу. – Ты не хочешь брать меня в жены?
– Не говори глупости. – Сурово сказал Яков. – Я готов быть тебе мужем. Я готов быть отцом нашему ребенку.
– Так что же тебя мучает? – удивлялась Вика.
– А мучает меня один вопрос, - повысил голос Яков, - сказала ли ты своим родителям, что твой будущий муж еврей?
– Дурачок, - рассмеялась Виктория, - они знают всю твою историю с семейством маминой сестры. Они были удивлены и возмущены поведением тети Иры. Мои родители совершенно иных взглядов. – Она обняла Якова и тихо говорила ему прямо в ухо: - Не надо думать об этом, выкинь эти глупые мысли из головы.