Соседей-попутчиков ещё не было, и она вновь занялась чтением телеграммы. Вопрос: что же такое произошло дома, не оставлял ни на минуту, и надежда на отдых в мягкой постели покидала Людмилу. Однако она постелила на своей нижней полке и, пользуясь одиночеством, переоделась в домашний халат. Вскоре все же поезд тихо тронулся, и мимо окон стали мелькать служебные здания вокзала и старенькие дома окраины крымской столицы. Когда состав набрал скорость и столбы электропередач пробегали перед её взором всё чаще и быстрее, глаза, утомленные этим однообразием, начали медленно закрываться, и она устало опустилась на постель. Тело стало таким тяжёлым, что трудно было натянуть на себя простынь с шерстяным одеялом. Проявив необычайную силу воли, Людмила всё же закуталась потеплее и, несмотря на то, что простыни и наволочка были совершенно сырые, под ритмичный стук колес мгновенно уснула.
Снился ей лётный городок. Она, что-то напевая, вешала на протянутый возле дома тонкий авиационный трос белье. Белье было почему-то совершенно мокрое и горячее, и от этого тяжёлое и обжигающее руки. Вдруг в небе, всё усиливая пронзительный звук, пикировал штурмовик. Сквозь этот шум она услышала голос Бессонова: "не печалься, ласточка, у тебя ещё всё впереди". Внезапно всё стихло, а самолет со свистом врезался в землю. Раздался взрыв. Людмила, окончательно не просыпаясь, приоткрыла глаза и увидела, что дверь купе с шумом распахнулась и в ней показалась дородная дама с объёмным багажом. – Вы уже отдыхаете? – писклявым голосом спросила новая пассажирка. – Нет. Я сплю. – Вяло ответила Люда и закрыла глаза. Тут же она вновь оказалась возле собственного дома. Бельё было холодное, как лед. От упавшего самолета к дому двигался бензовоз. На его ступенях стоял Никита Кузнецов. – Где Бессонов? Где Паша? - кричала в истерике Людмила. - Кузнецов обнял за плечи соседку и тихо шептал ей в ухо: - Нет Павла. Нет. Сегодня его очередь не быть. – Она открыла рот с намерением позвать мужа, но голоса у неё не было. Сколько ни пыталась крикнуть Люда, ни единый звук не мог вырваться из её онемевшего рта. Но вдруг, точно прорвав платину, раздался крик: "Паша!!!"
От этого крика проснулась не только Люда, но и её попутчица. – Что с Вами, миленькая? – беспокойно осведомилась соседка. - Вы так стонали во сне, а потом так кричали, что прямо страшно было за Вас.
– Извините меня, ради бога. Нервы. Устало – оправдывалась Людмила. - Она снова легла на подушку, но сон уже не шёл.
Мучивший вопрос: "что случилось?" назойливо повторялся многократно в стуке колёс. Голова разламывалась от боли. Мила встала и вышла в коридор. У проводницы она узнала, что ещё только час ночи, и попросила таблетку от головной боли. До прибытия поезда было целых семь часов, и она вернулась в купе, и улеглась на свою влажную постель.
Когда Бессонова открыла глаза в окно светило яркое солнце, а её попутчица с аппетитом ела бутерброды, запивая их чаем. Она широко улыбнулась засаленными губами, – чайку не желаете? - Нет. Спасибо. Я уже дома позавтракаю. – Сказала Люда, доставая из сумочки часики. – Так мы скоро уже на месте.
Тут она обратила внимание, что соседка полностью готова к выходу, и засуетилась. Она собрала постель, сняла с тремпеля свое платье и шерстяную кофточку, и через несколько минут могла бы сойти на перрон. Но поезд так медленно и нехотя двигался, как будто у него не было никакого желания доставить скучающую женщину к её, ждущему на платформе, супругу.
Всё же, пусть с большим трудом, состав дополз до станции, и с почтением остановился, предоставив возможность, ожидающему с букетом цветов летчику, обнять свою любимую жену.
– Дорогой, что тут у тебя случилось? – с нетерпением задала мучивший её вопрос Людмила.
– Не надо нервничать, всё в порядке, а подробности в машине и дома. – Улыбаясь, успокаивал супругу майор. Он схватил её за руку, и они, как дети, быстрым шагом, чуть ли не бегом, направились к их "Победе".
10
Яша Кузнецов был родом из Одессы. Мать - молдаванка, пристроив сына к подруге-соседке, ушла с мужем евреем и была расстреляна фашистами вместе со всеми. Сердобольная женщина приняла малыша как сына, и рос он вместе с её двумя детьми как родной. Она даже дала ему свою фамилию: Кузнецов. Но, когда в начале сорок пятого года пришла повестка о гибели мужа, то бедная женщина вынуждена была отдать мальчика в детский дом. В сорок пятом Яша был уже достаточно большой, ему было семь лет, и он понимал, что к чему, и знал, что произошло с его родителями.
В детдоме его полюбили за спокойный и покладистый характер, за доброту и за удивительную одаренность, которую открыла у него музыкальный руководитель. Очень быстро с помощью самоучителя на гитаре они освоили этот инструмент, и Яша душевно пел под собственный аккомпанемент мелодичные украинские и молдавские песни. Но когда он исполнял песни военных лет, особенно такие, как "Тёмная ночь" или "Землянка", то слушатели плакали и не отпускали певца. Все абсолютно точно знали, что после окончания школы ему дорога в консерваторию. Под руководством того же музыкального руководителя он стал заниматься и фортепиано. Всё своё свободное время он проводил в музыкальном классе за работой над этюдами и гаммами.
С разрешения директора, на территорию детского дома въехал зеленый "Виллис". Из машины выскочил сержант и обратился к стоящей у входных дверей воспитательнице: - Меня послали сюда пригласить в гости к майору на выходной день Яшу Кузнецова. – Воспитательница повела военного в кабинет директора.
Через несколько минут Яша в праздничном костюме стоял перед директором детдома. – Поезжай, Яшенька. В понедельник утром тебя привезут. – Наставляла своего подопечного седовласая женщина. – Я уверена, что тебе не надо говорить, как там себя вести. Поезжай. Проведай братика. Да не забудь взять для него игрушку в подарок.
Стоявший рядом сержант с удивлением посмотрел на Яшу, услышав слово "братика". Конечно, историю с маленьким Лешой Кузнецовым знал весь полк, но о братике в ней ничего не упоминалось. Однако приказ есть приказ: сержант усадил рядом с собой молодого человека, и через полчаса они подъехали к офицерским домам.
На пороге уже стояла Бессонова с Лешей на руках. Мальчуган чуть-ли не вывалился с её рук, он подбежал к Яше и повис у него на шее. Затем, взяв его за руку, подвел к женщине, ожидавшей на крыльце.
- Тетя Люда, это мой брат Яша, – захлебываясь от радости,
кричал Леха. – Ну, здравствуй Яшенька, - очень ласково приняла хозяйка гостя. Она погладила юношу по голове и повела на второй этаж в их квартиру. – Леша, ты занимай гостя, а как придет наш папа, мы сядем обедать.
- А у меня папа летчик, а тетя Люда его жена. – Разъяснял
брату маленький хозяин. – Она мне не мама, она мамина подруга, а мама моя умерла. Её уже нет, осталась только красивая фотография. – Значит, теперь твоей мамой будет тетя Люда, раз она папина жена, - старался объяснить создавшееся положение Яша. Люда, готовя обед на кухне, слышала этот разговор, и ей на минуту показалось, что может быть Алеша скоро назовет её мамой. Она фартуком вытерла набежавшую, не то от лука, не то от предвкушения счастья, слезу.
- Нет, так не бывает, чтобы было две мамы. Моя мама Надя!
- начал было капризничать Леша. – Ну, ладно, ладно, - успокаивал его Яша. – Вот возьми лучше от меня подарок. – И он вытащил из кармана воздушный пистолет.
Дверь открылась, и в квартиру вошел Бессонов. – Папа! Папа! - бросился ему навстречу Леха.
– Посмотри, какой пистолет мне подарил мой братик.
– Прекрасный подарок. Здравствуй Яша, – Бессонов подошел к мальчику, протянул ему руку и, поглаживая по голове, притянул к себе и обнял.
За столом супруги узнали всю страшную историю Яши и его родителей.
– А ты имеешь с этой женщиной, у которой тебя оставила мать, хоть какую-то переписку. – Спросил Бессонов.
– Нет. Я не помню адреса. Дом и двор помню, а адреса нет. – Грустно признался Яша. - Помню только, что напротив нашего двора была лавка, где продавали керосин.
– Я часто бываю в Одессе, - улыбнулся Яше майор, - так что если ты хочешь, то попытаюсь разузнать.
- Мне бы очень хотелось, - скромно ответил Яша, - но стыдно Вас нагружать своими заботами.
Бессонов о чем-то глубоко задумался. Лицо его стало суровым. Так бывало всегда, когда он решал серьезную проблему. За столом возникла большая пауза.
– Вот что Яша, - наконец сказал он, - ты уже человек взрослый, и тебе решать как лучше. В понедельник мы с женой вместе с тобой поедем в детдом, чтобы оформить Лешино усыновление. Если ты не возражаешь, то мог бы стать, как и брат Алеша, нашим вторым сыном, ещё одним Бессоновым.
Людмила молчала. Она знала, что её муж, такой всегда уступчивый и покладистый, в редких случаях, принимая серьезное решение, никогда от него не отступал. Ну, а потом она была совсем не против, иметь ещё одного сына.
- Вы очень хорошие и добрые люди, - тихо произнес Яша. – Я был бы вам благодарен, если и в дальнейшем вы позволите нам встречаться с Лешей. Но разрешите мне остаться Кузнецовым. Я хочу жить и учиться в нашем детдоме, у меня там много друзей и я там занимаюсь музыкой.
– Я тоже Кузнецов. – Вставил своё слово Леша.
– Нет, Лешенька. – Вмешалась Люда. – Ты теперь Бессонов.
– И нет, и нет! – запричитал Леха. – Я Кузнецов, я Кузнецов, как Яша.
– Хорошо, хорошо, - успокоил его майор, – а ты Яков поступай, как хочешь, но помни, что двери нашего дома для тебя всегда открыты, и ты всегда у нас желанный гость.
11
В понедельник утром, согласно предварительному плану, к Бессонову явился его стрелок-радист младший сержант Дейнега. Он, по просьбе командира, должен был взять маленького Лёху и повести в часть, на аэродром, в клуб. То есть устроить экскурсию и напомнить ему достопримечательности летного городка.
Личный состав полка прекрасно знал этого юного спортсмена, и все солдаты и офицеры очень тепло встретили старого знакомого. Когда Лешу посадили в кабину, стоящего на ремонте самолета, восторгу его не было границ. Карман почётного гостя был набит болтиками и гаечками, шайбами и шплинтами. Покидать кабину он ни за что не хотел. С большим трудом его удалось уговорить отправиться на обед. Но все же, когда майор с женой вернулись в часть, ему доложили, что задание выполнено и никаких происшествий не произошло.
Людмила была не очень довольна сегодняшним днем. С оформлением документов всё обошлось хорошо, но её расстроил тот факт, что по настоянию мужа Алеше оставили фамилию Кузнецов. Она не могла ничего возразить против аргументов Бессонова: что эту фамилию желает носить сам мальчик, и очень хотелось бы сохранить память о его отце, близком их друге Никите.
Людмила, служившая как вольнонаёмная в полковом лазарете медсестрой, решила оставить работу, чтобы больше времени отдать делу воспитания Алеши. Однако Бессонов был категорически против.
– Нет необходимости делать из мальчика барчука. Пусть будет как все. - Настоятельно требовал майор. – Надо чтобы он рос в коллективе своих сверстников. А у нас неплохой гарнизонный детский сад.
Люда заметила, что в последние дни Бессонова как подменили. С момента появления в доме Лехи, он стал совершенно несговорчивым в вопросах, касающихся мальчика. Казалась, что выполнение обязанностей по своей новой должности его менее волновало, чем обязанностей отцовских. Он по несколько раз в день, при каждом удобном случае, стал заезжать домой с неизменным вопросом: как дела, сынок? Конечно, Павел в этих случаях непременно подходил к жене и нежно целовал её, но Мила понимала, что в их семье для Бессонова человек номер один – это Лёха. Нет, она не ревновала и не огорчалась по этому поводу, она просто удивлялась тому, как отцовство может изменить человека. Но ноющая боль оттого, что она не может иметь собственного ребенка, мучила её, хотя всё это не мешало Людмиле обожать малыша и испытывать к нему самые нежные материнские чувства.
Маленького Кузнецова отдали все же в детский сад, и жизнь потекла размеренно и однообразно. Каждую неделю Яшу привозили в гости. Но вот однажды он приехал с гитарой.
– У меня нет ничего, чтобы я мог вам подарить. – Смущенно сказал юноша. – Может быть, моя песня расскажет, как я благодарен вам за всё, что вы делаете для Леши и для меня.
После ужина малочисленные, но дорогие для Якова слушатели уселись на диван, и он начал петь им самые лучшие и душевные песни, какие только знал.
Начал он с известной в те времена песни "Мама". Ласковый мальчишеский голос проникал прямо в душу. Глаза его увлажнились, а каждое слово "мама", произносилось с такой нежностью и грустью, с такой любовью и тоской по женщине, которую исполнитель едва помнил, что Людмила не выдержав, в голос разрыдалась. Она сначала выбежала на кухню, а затем подошла к юному певцу и, не дав ему закончить песню, обняла мальчика, прижала к груди и долго целовала его голову. Даже у Бессонова что-то запершило в горле, и ему был совершенно понятен душевный порыв жены.
– Ты прекрасно поёшь, мой друг. – Сказал майор. – Тебе просто необходимо учиться.
- Да, я обязательно пойду в консерваторию. – Смущенно
ответил Яша. – Но я хочу вам спеть ещё.
– Непременно, Яшенька, непременно. – Воскликнула возбужденная Мила. – Мы тебя очень внимательно слушаем.
Яша пел и "Землянку", и "Тёмную ночь" и многое другое. Но когда Бессонов услышал родные с детства украинские песни, то сначала замер, а потом, вскочив, подошел к Якову и категорично заявил: " вот что, славный представитель подшефных, ты просто обязан завтра дать сольный концерт для личного состава нашей части. И не вздумай отказаться!"
- А я и не отказываюсь, – улыбаясь, говорил, довольный теплым приёмом, артист.
Уже в десять часов утра, в воскресенье, над дверями дома офицеров висел огромный красочный щит, извещавший о том, что сегодня в семнадцать ноль, ноль концерт замечательного исполнителя народной и солдатской песни.
Довольно большой зал Дома Офицеров был забит до предела. Там оказались не только военные, но и гражданские лица, завсегдатаи всех мероприятий, проводимых здесь.
В первом ряду сидел весь старший комсостав и гости полка, командующий дивизией, генерал Симанович и начальник политотдела полковник Кравченко.
На сцену вышла Людмила Бессонова. Она удивительно трогательно рассказала вкратце историю молодого певца, но о еврее отце дипломатично промолчала. Не те были времена, чтобы можно было об этом говорить свободно.
Сначала Яков пел песни военных лет и современные, потом веселые песенки английских и американских солдат, а в конце молдавские и украинские песни.
Концерт закончился не просто овацией. На сцену вбежала толпа солдат. Они подхватили на руки этого талантливого мальчика, и вместе с гитарой он поплыл над головами в сторону выхода. Однако в большом проходе майор приказал опустить его на пол. – Пойдем Яша. – Сказал он. - С тобой хочет поговорить генерал.
В первом ряду на своих местах сидели гости из дивизии. – Сколько тебе лет, юноша? – спросил Якова полковник. – Скоро шестнадцать лет. – Ответил он. – Через пару лет в армию. А в каких войсках служить собираешься? – задал вопрос генерал. – Я ещё не думал. – Признался Яша. – У нас в детдоме держат только до восемнадцати, а потом или армия или учеба. – Ну, вот что, мил человек, - опять заговорил полковник, - если не поступишь в консерваторию, то могу тебе помочь пройти службу в военном ансамбле. А поёшь ты превосходно. Майор, я надеюсь, что мы сегодня вечерком ещё услышим его песни.
- Так точно, товарищ полковник! – ответил Бессонов. – Ты
Яша иди с тетей Людой и Алексеем домой, а мы скоро будем.
Яша помогал Людмиле накрывать стол и работал на кухне. Он чистил картофель, резал лук, тер морковь для плова. Скоро он так освоился, что стал потихоньку напевать.
– Тебе не надо петь лишь бы где, - остановила его Людмила. – Тебе надо беречь голос только для концертов, ведь это настоящее сокровище.
– Нет. Я пою потому, что мне хорошо. – Возразил ей Яков.
Мне хорошо у вас, тепло. Спасибо вам.
– И мне хорошо, - очень громко закричал Алеша, беспрерывно путаясь под ногами и мешая готовить стол.
Яша взял малыша на руки и заявил ему: - тебе будет ещё
лучше, если будешь не мешать, а помогать. Ты у нас уже большой хлопец.
Открылась дверь, и в квартиру вошли гости.
Много песен звучало в этот вечер в квартире майора Бессонова. Генерал пригласил Яшу выступить в следующий выходной в дивизионом Доме офицеров. На этот концерт, который прошёл с неменьшим успехом, генерал пригласил начальника политотдела армии. И хотя с этого дня Яков почти каждый выходной был гостем в одной из частей воздушной армии, все понимали, что не это главное, что может быть даже такая нагрузка на неокрепший молодой голос излишняя. Понимали и другое, что надо помочь парню получить музыкальное образование. И этим занялся, по поручению начальника политотдела армии генерала Казакова, капельмейстер дивизионного оркестра. Все концерты внезапно прекратили и юного певца повезли на прослушивание в Одесскую консерваторию.
Там в Одессе Яша умалил своего провожатого, чтобы его повозили по городу. Он все искал знакомый дом, где прожил в семье доброй тети Кати Кузнецовой, которую он долгое время называл мамой, самые тяжелые годы его жизни. Но ни дома, ни знакомой керосиновой лавки, так и не увидел.
Однако прослушивания прошли успешно, хотя в консерваторию его не приняли из-за неоконченного среднего образования, и необходимостью подождать с занятиями вокалом на период мутации голоса. Но он, по рекомендации специалистов, был зачислен в музыкальное училище, на дирижёрско-хоровое отделение.
12
Яша тепло и трогательно попрощался со своими друзьями и воспитателями и зашел к директору дома. В глубоком кресле сидела ещё не старая, но умудренная жизнью женщина. Её глаза, такие добрые и ласковые, с грустью смотрели на высокого и худощавого юношу. – Как он вырос за эти годы, - думала она, - и похорошел. Он непременно будет нравиться женщинам, и своим смуглым лицом, и непокорным смоляным чубом, и необыкновенно нежным и задумчивым взглядом черных очей и, прежде всего, божественным голосом и умением проникать своими песнями в самое сердце.
Она поднялась и пошла навстречу своему воспитаннику. – Вот что Яша я могу тебе сказать на прощание. – Говорила она, положив ему руки на плечи. – У тебя есть всё, что нужно для того, чтобы стать замечательным певцом и интересным человеком. Так сложилась судьба, что встретились на твоём ещё коротком жизненном пути хорошие люди. Ты цени это и помни о них. Один мудрый итальянец сказал, что талант на одну треть состоит из инстинкта, на одну треть – из памяти и на одну треть – из воли. Инстинкт у тебя от отца с матерью, да и волю, и желание стать певцом у тебя не отнимешь. Но не позволяй себе забыть ни того плохого, ни того хорошего, что было уже в твоей жизни, и наверняка будет. Тебе суждено овладеть самым универсальным языком человечества – музыкой. Пусть же этот язык всегда у тебя будет правдивым. Успеха тебе и счастья. А гитару ты возьми с собой, как память обо всех нас.