- Главное в том, что иналикцы уже истратили значительную часть денежной компенсации, полученной за уступку острова. Как бы продали остров. А выкупить обратно денег уже нет.
- Но разве такая сделка была? - спросил Петр-Амая.
- Была! - ответил Адам Майна. - В присутствии адвокатов, представителей властей и Администрации строительства.
Френсис на кухне хорошо слышала разговор в большой комнате и время от времени подавала оттуда реплики.
- Хью Дуглас несколько раз мне говорил: пусть ваши иналикцы не высаживаются на остров. Если будет продолжаться самовольное возвращение на остров, придется принимать меры.
- Какие такие меры? - насторожился Адам Майна.
- Он не уточнял, - ответила Френсис.
- Запретят, что ли, приезжать сюда? - предположил Адам Майна. - Если такое случится, придется обращаться в Верховный суд!
- А суд возьмет и скажет: остров уступили, права утеряны, о чем же вы раньше думали? Теперь поздно, - сказала Френсис, внося блюдо с оленьим мясом.
- Да, - вздохнул Адам Майна. - Поймали нас, как глупую весеннюю нерпу в сеть.
Иногда Петр-Амая ловил на себе изучающие взгляды Френсис.
Внешне он не изменился, только чуть похудел. Такой же взгляд, тот же голос и милая, чуть застенчивая улыбка, когда замолкал, ожидая ответа.
Сегодня на плато Френсис неожиданно столкнулась с Перси. Сначала не узнала его в форменной одежде строителя Интерконтинентального моста. Одежда походила на обычный спортивный костюм для утренней пробежки, если не считать надвинутого на голову капюшона с меховой опушкой, опутанного к тому же проводами. Это одеяние было сконструировано в космической лаборатории НАСА и обеспечивало тепловой комфорт при скорости ветра более тридцати метров в секунду и температуре наружного воздуха до минус шестидесяти градусов по Цельсию. Френсис шла от причальной мачты и не была уверена, что это он, пока Перси ее не окликнул. Лицо у него вытянулось, обозначились скулы, и мальчишеский облик исчез, уступив место резким и даже несколько огрубевшим чертам. В глазах холод и бездонная глубина. Перси кивнул Френсис, на мгновение остановился, словно колеблясь, и прошел мимо, размеренно шагая. Потом Френсис подумала: может, она встретилась с одним из промышленных роботов, используемых на подземных и подводных работах? Она как-то видела несколько десятков таких машин на мысе Принца Уэльского. Их только что выгрузили с корабля, и они стояли на зацементированной площадке рядами, похожие на странных низкорослых, широкоплечих людей. Инженер с помощью дистанционной установки проверял их, включая то каждого из них попеременно, то всех сразу. Вспомнились давние кинофильмы, которые Френсис смотрела, о войне и военных. Промышленные роботы, стоящие на заснеженной площадке под ледяным ветром Берингова пролива, напоминали шеренги солдат… Френсис несколько минут смотрела вслед. С той поры, как они расстались, Перси никогда не возвращался на Кинг-Айленд. Зато его часто видели в Номе в самых дорогих и шумных кабаках, расплодившихся в связи со строительством Интерконтинентального моста.
- Вы располагайтесь здесь, - сказала Френсис Петру-Амае, прежде чем она с Адамом Майной удалилась, чтобы записать его рассказ о необыкновенном приключении.
Уходя, старик виновато признался:
- Честно говоря, мне не хотелось особенно распространяться по этому поводу. Но если это нужно для книги, то я уж не буду отказываться…
Петр-Амая остался один в доме, где еще недавно жил мэр острова Ник Омиак.
Притушив свет, он подошел к окну и посмотрел на темнеющий в густых сумерках остров Ратманова. Громада главной островной опоры будущего моста ярко освещалась снизу и казалась светящейся изнутри. Световодные трубчатые конструкции начертили на фоне неба замысловатый чертеж, и к этому чертежу бесшумно плыли грузовые дирижабли. Иногда вспыхивали фейерверком огни термической сварки, хотя основные стыки соединялись на молекулярном уровне.
Петр-Амая сидел в глубоком покойном кресле и размышлял о книге, пытаясь найти какую-нибудь приемлемую форму соединения самых разнородных материалов. Внешне стержень, на который нанизывались все события, материалы, изыскания, даже старинные легенды и предания, уже был - сам Интерконтинентальный мост. Но хотелось внутреннего единства, естественного сцепления, особой силы притяжения всего собранного и того, что еще должно быть собрано в единое целое, прочное, впечатляющее и нужное людям, как сам мост. В поисках этого внутреннего единства Петр-Амая изучал старинные исторические труды, штудировал Карамзина, древние русские летописи, народные эпосы от якутского сказания о Нюргун-Боотуре Стремительном, киргизского Манаса и калмыцкого Джангара до Кольца Нибелунгов… Мучились ли такими творческими сомнениями те, кто создал эти удивительные памятники творческого духа человека? Обращался и к отцу, но Иван Теин, похоже, занят своим… Подозрение о том, что отец находится в состоянии углубленной работы над своим произведением, подтверждалось прежде всего тем, что он более аккуратно придерживался установленного распорядка дня и отклонение хотя бы на минуту раздражало и портило ему настроение. Отец стал более замкнут, мало разговаривал и большую часть времени проводил в своем кабинете, отключив всю информационную систему. Иногда появлялся оттуда в состоянии необычайного оживления, и это означало, что ему удалось написать нечто, чем сам доволен. Правда, такое случалось довольно редко. Обычно отец был хмур и часто отвечал невпопад, когда к нему обращалась Ума.
Конечно, можно расположить материалы книги по разделам, снабдив их переходами, связками. Даже в таком виде книга будет интересна. Но хотелось чего-то большего, значительного, могущего соперничать если не во всю силу, то хотя бы отчасти с Интерконтинентальным мостом… Единство культур?
Пожалуй, это то, что может объединить разнородные материалы и стать настоящей сердцевиной книги: идея о существовавшем веками, тысячелетиями мосте человеческих, дружественных, культурных отношений, поддерживавших мир в Беринговом проливе!
Возбужденный этой мыслью, Петр-Амая ощутил потребность немедленно поделиться ею и, едва дождавшись Френсис, не дав ей даже снять теплую одежду, сообщил о своем открытии.
- А куда мы поместим рассказ деда Адама о его переживаниях под рухнувшей крышей и под многотонным грузом скальной породы?
- Знаешь, Френсис, - серьезным тоном ответил Петр-Амая, - и для этого рассказа найдется вполне определенное место. В той части книги, где будут помещены материалы философского характера, рассуждения людей о мире, об их отношении к жизни, к смерти… И вообще, мне даже видится отдельный раздел об Адаме Майне, человеке ярком, необычном.
- Да, - задумчиво сказала Френсис, - судьба Адама Майны удивительна.
- Пока мы ждали тебя, он мне поведал о своей жизни, - сообщил Петр-Амая.
- Никто и никогда в нашем кругу не напоминает Адаму Майне о его женитьбе, - сказала Френсис. - Бывает, что порой он сам вдруг вспомнит, а так - будто этого никогда не было.
Оставив включенным экран главного информационного телеканала, Френсис повернула рычажок музыкального автомата, и комната наполнилась звуками "Времен года" Вивальди в старой записи Московского камерного оркестра. Петр-Амая читал, что в прошлом веке музыка средневекового композитора была популярна.
- Ты хотел меня увидеть? - спросила Френсис, усаживаясь напротив.
Петр-Амая молча кивнул.
- А я хотела тебя видеть каждый день, каждый час, каждое мгновение с тех пор, как ты уплыл на парусной лодке, ничего не сказав мне, ничего не спросив… Я тогда подумала, что ты совсем отказался от меня. Может, ты и вправду обиделся, но разве можно обижаться на глупую девочку, которая не знает и не ведает, что делает?.. Я ждала… Ждала и взрослела вместе с ожиданием и вместе с любовью, которая тоже росла вместе со мной…
- Но почему ты ни разу не попыталась увидеться или хотя бы поговорить со мной?
- А я верила, что все равно это случится, - с обезоруживающей улыбкой сказала Френсис. - В свое время. Когда будет угодно богу и судьбе.
- Ты веришь в бога? - удивился Петр-Амая.
- Я смутно подозреваю, что есть нечто там, - Френсис сделала неопределенное движение головой. - Разве это не чудесно, что мы встретились с тобой, полюбили друг друга? Препятствий этому было гораздо больше, чем благоприятствующих обстоятельств. И когда я поступила так необдуманно, все равно бог вел нас друг к другу… Тебе неприятно это слышать?
Она заметила ироническую улыбку на лице Петра-Амаи.
- Нет, говори, говори, - попросил Петр-Амая.
- Я знаю, что ты не веришь в бога, что ты материалист, марксист и даже коммунист. Но все равно я тебя очень люблю, и нет у меня другой жизни, как только с тобой!
- А как же твой бог, который, как мне кажется, не любит материалистов, марксистов и коммунистов? - с усмешкой спросил Петр-Амая.
- Ах! - воскликнула Френсис. - Бог куда мудрее и терпимее всех земных философов и политиков! Для него самое главное - настоящее счастье людей.
- Что-то у него это не всегда получается, - заметил Петр-Амая.
- Что ты имеешь в виду? - насторожилась Френсис.
- Мы-то с тобой, может быть, и счастливы, а Перси?
- Я его очень жалею и сочувствую ему, - тихо сказала Френсис. - Но счастье мое только с тобой. Если бы я даже смирилась и стала его женой, все равно его счастье не было бы настоящим… Он работает здесь, на плато. Я встретила его сегодня. Он очень изменился, он стал похож на робота…
- На кого? - не понял Петр-Амая…
- На робота… На те человекообразные механизмы, которые работают глубоко под водой, на морозном ветру, во льдах. И взгляд у него какой-то странный…
- Это трудно пережить, - вздохнул Петр-Амая. - Ведь я был женат и у меня дочка.
- Я знаю об этом, - тихо ответила Френсис.
Петр-Амая с удивлением посмотрел на нее.
- Когда меня уговаривали вернуться к Перси, мне постарались сказать о тебе все, - объяснила Френсис.
- Вот как! - воскликнул Петр-Амая.
- Ты знаешь, по древним нашим обычаям это прекрасно, когда у будущих супругов уже есть дети! - со смехом произнесла Френсис. Вскочив с кресла, она поцеловала Петра-Амаю.
Он задержал ее в объятиях, чувствуя, что теряет власть над собой, погружаясь в теплоту юного девичьего тела.
Петр-Амая проснулся в постели один и некоторое время не мог сообразить, где находится. И когда голова окончательно просветлела, Френсис появилась в дверях с подносом, на котором дымились две чашки кофе.
- Ох, если бы все это увидел мой отец! - простонал Петр-Амая.
- Разве плохо, когда жена подает в постель любимому утренний кофе?
- Во-первых, ты мне официально еще не жена, а во-вторых, мой отец Иван Теин такие вещи называет недостойными настоящего мужчины привычками.
Петр-Амая привстал на постели и посмотрел в окно: туман затянул пролив, и остров Ратманова скрывался в белесой пелене, сквозь которую едва пробивались сигнальные огни островной опоры-башни.
- Ты все же выпей кофе, - сказала Френсис. - А позавтракаем с Адамом Майной. Я его пригласила. Он пошел к лунке, где поставил сеть на нерпу, и скоро придет.
Проглотив крепкий кофе, Петр-Амая спрыгнул с кровати, принял сначала горячий, а потом ледяной душ.
- Сегодня настоящая здешняя погода! - весело произнес Адам Майна, входя в комнату. - Я включил локатор: и у нас на острове, и у вас сегодня на работу вышли одни промышленные роботы. Самый настоящий зимний туман. Идешь и глотаешь коктейль из мельчайших кристаллов льда, влаги и студеного воздуха - бодрит! К вечеру, думаю, разойдется - ветерок тянет с севера. Обычно в такую погоду с плато спускаются рабочие. Любопытный народ! Все им интересно: как мы тут жили, били моржа и тюленя, добывали кита. Любят заходить в древнее жилище Аяпана, которое тот сохранил. Да и мне самому удивительно: как можно было жить в этой земляной яме, похожей скорее на звериную берлогу, чем на жилище человека?
После завтрака Адам Майна отправлялся в обход селения и любезно согласился взять с собой Петра-Амаю.
Ветер усилился, но туман не расходился. Густой его поток вместе с ветром двигался вдоль пролива, застревая клочьями на покрытых неубираемым снегом крышах опустевших домов, антеннах, высокой башне старой опреснительной установки. Быстро дошли до северного селения. Несмотря на ветер и занесенную снегом тропу, на это потребовалось не более десяти минут. Здесь туман превращался в мелкую изморозь, ощутимо бьющую по коже лица. Петр-Амая натянул на голову капюшон.
Спустились на лед пролива и, одолевая торосы, прошлись в сторону острова Ратманова. Старик шагал не снижая скорости даже на неровном льду. Петр-Амая едва поспевал за ним, не понимая, зачем Адаму Майне понадобилось спускаться на лед. Неожиданно сквозь пелену тумана проступила темная стена советского острова, а наверху, на вершине растущей вверх башни-опоры, засверкали огни.
- Говорят, что поначалу должны соединить оба острова, - сказал Адам Майна. - Четырехкилометровый пролет повиснет над проливом…
Петр-Амая посмотрел вверх, где пелена тумана была не столь плотной и угадывалось присутствие светлеющего неба, и попытался представить себе именно с той точки полотно моста, как бы нависающего над частью Берингова пролива, разделяющего оба острова.
Адам Майна, видимо, думал о том же. Приблизившись, он спросил:
- Каково будет, а?
- Трудно даже вообразить! - вздохнул Петр-Амая. - Хотя мне приходилось не раз видеть голографическое изображение всего сооружения.
- Говорят, привезли модель моста, - сказал Адам Майна. - Вот бы взглянуть.
- Да, я тоже слышал об этом, - отозвался Петр-Амая. - Даже не одну, а две. Нашу должны установить в Уэлене, а американскую в Номе.
Обратно шли рядом, не спеша.
Прошло около десяти минут, прежде чем Адам Майна снова заговорил:
- И все-таки, хотя все это грандиозно и захватывает и послужит на пользу человечеству, я все чаще думаю о том, что куда лучше было бы обойтись без моста… Нет, я понимаю, что мост нужен, но… вот если бы можно было найти другое место. Беда вся в том, что другого-то места нет. И наша родина именно здесь.
Петр-Амая не нашелся что ответить.
- А вот как ты думаешь? Только говори прямо, я не собираюсь ничего публиковать.
В голосе старика чувствовалась усмешка и обида.
- Если говорить честно, я за то, чтобы мост строился, - совершенно искренне ответил Петр-Амая. - Я вот только вчера размышлял о том, что в этой точке земного шара явственно обозначилась лучшая черта человека - способность жить в мире и дружбе. Хотя поводов для столкновений было множество - пространство довольно ограниченное, дороги моржей и китов проходили по одним и тем же путям. И, если взглянуть в очень давнюю историю, можно найти упоминания и о стычках из-за охотничьих угодий, о набегах на стойбища как с одной, так и с другой стороны. Но потом установился мир. Как это случилось, к сожалению, история не оставила свидетельств: ни на вашей стороне, ни на нашей в то время еще не умели ни читать, ни писать. Остались предания об установлении дружеских отношений. С тех пор мы поем одни и те же песни, многие наши предания имеют одни корни, да и языки наши схожи, не говоря о том, что мы били морского зверя одним и тем же оружием и наши гарпуны не отличить. Так что мост, если говорить о мосте человеческих отношений, был установлен задолго до того, как у ученых людей возникла идея строительства моста через Берингов пролив.
- Я слышал об инженере Борисове, - кивнул Адам Майна.
- Были и другие проекты, - продолжал Петр-Амая. - Был проект американского инженера Стросса. Кстати, инженер Борисов предлагал построить не мост, а плотину, чтобы изменить климат, сделать его теплым. Он проектировал плотину еще в то время, когда считалось, что можно безнаказанно переделывать природу, изменять лик земли… Сторонники изменения климата меньше всего думали о том, как сохранить привычное природное окружение человека, исконно живущего здесь, источники его существования. А вот Стросс проектировал именно мост. Это как бы материальное воплощение уже построенного воображаемого моста дружбы в Беринговом проливе, распространение на все человечество опыта нашего добрососедства.
- Убедительно говоришь, - вдруг улыбнулся Адам Майна. - Как настоящий коммунист.
- Почему вы смеетесь, Адам Майна? - с оттенком обиды спросил Петр-Амая.
- Нет, я сказал всерьез, - и впрямь посерьезневшим голосом ответил Адам Майна. - Я слушал ваших людей и по радио, и по телевидению и заметил, что они всегда говорят с чувством глубокой веры. И ты говорил сейчас точно так же, и в этом, поверь мне, ничего, кроме хорошего, нет. Наоборот, мне нравится, что ты такой.
Поднимались на остров мимо старой школы, за крышей которой виднелась церквушка, а к югу в два ряда стояли домишки Иналика, и только чуть поодаль светилось окно дома Ника Омиака.
- Здесь, в Иналике, - продолжал Адам Майна, - каждая семья испокон веков имела постоянное место поселения. Эти дома воздвигнуты на старых подземных нынлю. Под полами, под фундаментами домиков, стоящих на сваях, можно разглядеть вход в нынлю. Сейчас они занесены снегом.
- А вы довольны, что стали Хранителем Иналика? - спросил Петр-Амая.
- Что толку от этого, если я тут один? - сердито отозвался старик. - Только и радости, когда кто-то спустится с плато или приедет с Кинг-Айленда… Весной, когда начнется ход моржей, здесь будет повеселее.
В тамбуре Адам Майна снял со стены старый обломок оленьего рога и тщательно очистил от снега торбаза. Его примеру последовал Петр-Амая.
Войдя в комнату, от неожиданности они оба остановились на пороге.
В кресле, повернутом к входу, развалившись сидел Перси Мылрок. У дальней стены стояла Френсис.
- А-а, гость пришел, - овладев собой, пробормотал Адам Майна. - Ну, здравствуй, Перси.
- Какой я гость? - усмехнулся Перси. - Я здешний житель, родившийся в соседнем доме. И Френсис еще считается по нашим законам моей женой… Верно, Френсис?
Он обернулся и многозначительно поглядел на молодую женщину.
Перси был в специальной одежде с автономным термопитанием, и это придавало ему вид неземного пришельца. Такая одежда была уместна там, на стройке, среди огромных металлических конструкций, машин и промышленных роботов, а здесь, в домике эскимоса, она вызывала противоречивые чувства. Да и внешне Перси очень изменился и выглядел совсем другим, нежели тогда, когда Петр-Амая впервые его увидел.
- Что же вы молчите? - тем же издевательским тоном спросил Перси, явно наслаждаясь их замешательством. - Как идет работа над великой книгой?
- Что же, работа идет, - прокашлявшись ответил Петр-Амая. - И мы все очень сожалеем, что вы отстранились от нашей общей работы. Но мы еще надеемся, что вернетесь к нам. Свидетельства человека, представителя арктического народа, непосредственно занятого на строительстве Интерконтинентального моста, украсили бы книгу…
- Свидетельства… украсили бы книгу, - усмехнулся Перси. - Нет уж! Сами украшайте могилу, которую роете себе!.. Вы будто ослепли! Не видите, что творится вокруг. Белые люди насаждают искусственную жизнь, совсем чужую для нас, а вы, вы даже не замечаете этого! Все, что творится, - все чуждое, не наше, не наше!
Перси почти перешел на крик.