- Придуманные восторги по поводу жертвы для всего человечества, для мира, процветания и спокойствия людей - это все ложь! Смотрите, как все рушится вокруг! Нет Иналика! И вы, старый Адам, вы не тот Адам, который был до взрыва, вы - другой, сделанный белым человеком для утешения и отвода глаз. Тот старый Адам Майна, который украшал Иналик, был его совестью и мудростью, лежит погребенный под обломками скал, а вы, вы - искусственное создание, электронный робот! Хранитель Иналика! Это смешно! Что тут охранять? Никто не покусится на старый хлам, полуразрушенные жилища, вонючие старые нынлю!
Он повернулся к Петру-Амае:
- И книга ваша никому не нужна! Это просто еще одно оправдание, приманка, с помощью которой вас заманивают в западню, чтобы вас легко уговорить, чтобы вы не препятствовали насилию над природой, над Беринговым проливом! Но мост, даже еще не построенный, уже убивает. Он убил нашу любовь, отнял родину, убил Адама Майну!
- Замолчи! - закричал старик.
Трудно было предположить такой силы голос в нем, и Петр-Амая, и Френсис, и даже Перси вздрогнули.
- Ты обезумел! - продолжал уже тише Адам Майна. - Если кто-то и повредился в уме и в телесном здоровье, так это ты. Где же твоя мужская эскимосская гордость? Ты ее глушишь разной одурманивающей химией, якобы безвредной, а на самом деле разрушительной для здоровья. Ты бы лучше призадумался, откуда у тебя такие мысли? Вот уж кого нет, так прежнего Перси, человека нашего племени, человека нашего опыта, нашего разума…
Перси с удивлением посмотрел на разбушевавшегося старика. Во взгляде молодого человека промелькнуло что-то живое, но во всем остальном сходство с роботом не уменьшилось.
- Это говорит мертвый! - воскликнул Перси. - Это говорит мертвый Адам Майна! Френсис, уйдем отсюда. Уйдем к живым людям. Нельзя жить на кладбище!
Перси схватил за руку Френсис и потянул к выходу.
- Никуда я отсюда не пойду! - закричала Френсис. - Ты не прав! Иналик не стал кладбищем. И пока мы живы - он никогда не умрет!
- Я пришел за тобой! - упрямо сказал Перси и снова схватил Френсис за руку.
Она умоляюще смотрела на Петра-Амаю.
- Оставь ее в покое!
Петр-Амая старался держать себя в руках.
- А ты лучше бы убирался отсюда, с нашей земли! - Перси метнул злобный взгляд. - Коммунистам не место на Иналике! Все зло от вас! От русских, придумавших этот мост и уговоривших американцев! Дураки, поддались пропаганде! История ничему не научила их! Идем, Френсис!
Он сжал ее руку так, что Френсис застонала.
Петр-Амая в два прыжка оказался рядом с Перси и отшвырнул его от девушки. Он даже удивился, каким легким и слабым было тело Перси.
Перси отлетел к стене с окном, поскользнулся на блестящем покрытии пола и, не удержавшись на ногах, растянулся, скользнув по нему антиморозным костюмом.
Медленно поднявшись с искаженным от гнева лицом, он набросился на Петра-Амаю, выставив вперед кулаки в термических рукавицах. Удар пришелся прямо в лицо, и Петр-Амая на секунду потерял сознание.
Когда он очнулся, Перси снова лежал у стены, а рядом стоял Адам Майна с решительным и сердитым видом.
- Убирайся вон отсюда! - кричал он над поверженным Перси. - Ты поступил как белый человек!
Это было наихудшей оценкой для эскимоса. Если здешний житель поступал как белый человек, это значило, что он пал до последнего предела низости, до дна. Правда, за последнее время этим выражением пользовались в самых крайних случаях.
Перси медленно поднялся. На этот раз вид у него был далеко не воинственный. И внешне он как-то переменился и обмяк. И тут Петр-Амая догадался, что перед приходом сюда Перси явно принял психический стимулятор, действие которого теперь иссякало.
Перси молча прошел мимо прижавшейся к стене Френсис, мельком взглянул на Адама Майну, задержался взглядом на Петре-Амае и резко рванул на себя дверь.
Горящие злостью и неутоленной местью глаза ожгли Петра-Амаю, и он потом долго не мог забыть их.
Вечером из Кинг-Айленда сообщили, что Перси Мылрок помешен в больницу для излечения от интоксикации, полученной от употребления большой дозы психического стимулятора "Арктик-67".
Глава третья
Весна для Ивана Теина была и радостным, но одновременно и трудным временем. С годами он все острее заново переживал ранние, почти детские воспоминания, связанные с древними ритуальными обрядами, которые совершались не столько ради их давно утраченного значения, сколько из-за их красочности, праздничности, радостного настроения. Позже они уже и другое название имели - Праздник возвращения солнечного света.
Ранним утром, перед восходом солнца, кожаные байдары сняли с высоких подставок и отнесли на берег. Обложили толстым слоем снега, чтобы он, тающий от набирающего силу солнечного тепла, постепенно смачивал кожу, делая ее снова эластичной, упругой, способной противостоять бурным морским волнам.
Как председатель сельского Совета, хранитель и знаток древних обрядов, литератор и полномочный представитель советской власти, Иван Теин на некоторое время как бы становился шаманом в высоком значении этого слова. Ивана Теина это действо по-настоящему волновало и будило в его сознании давние, скрытые до поры до времени чувства.
По весне Ивана Теина властно звало море, ежедневно, ежечасно врываясь в огромное окно сиянием торосов и голубых обломков айсбергов, темным небом над открытой водой за еще крепким и прочно держащимся за берег припаем; громким криком приглашали нескончаемые птичьи стаи, пролетающие над домами нового Уэлена, задевающие крыльями старые яранги на древней косе.
Вот и сегодня, совершая обряд, за которым издали наблюдали Сергей Иванович Метелица и еще несколько человек, крупные инженеры Главной администрации стройки, Иван Теин с тоской поглядывал на торосы и видел между ними тропу, по которой бы ушел, не оглядываясь, на самый край ледового припая. Неужто так силен в нем зов предков, и там, где-то в не изведанных еще наукой глубинах сознания, какая-то не изученная еще до конца химия вырабатывает соединения, вызывающие в его мозгу, во всем его теле жажду движения, жажду преследования зверя на торосистом весеннем льду?
К тому времени, когда солнце выкатилось из-за скалистого мыса и залило все вокруг ослепительным светом, вся процессия направилась к яранге Теина, где в чоттагине трещал костер и в котле варилось оленье мясо, сохраненное с осеннего забоя, провялившееся за зиму и дошедшее до состояния, пригодного для жертвенного угощения.
- Какая погода! - с восторгом произнес Метелица.
- Да, хорошо в море в такую погоду! - с нескрываемой тоской отозвался Иван Теин.
- Ну так идите в море! - сказал Метелица.
- Дел много в Совете… Вот компьютеры дали три варианта установки макета моста.
- Интересно, - сказал Метелица. - Давайте после завтрака обсудим это с жителями села.
Модель-макет Интерконтинентального моста в одну сотую натуральной величины привезли из Магадана. Но даже в таком уменьшенном виде это было солидное сооружение, по существу самый что ни на есть настоящий мост, изготовленный из тех же материалов, из которых должен был строиться Интерконтинентальный мост. Решено было этот макет поставить так, чтобы он мог служить людям. Эти пожелания заложили в компьютер, и он выдал три варианта на выбор.
В яранге был полумрак, и пока глаза привыкали, различался только яркий отблеск огня и хлопочущая у огня Ума. В ноздри бил запах дыма, возвращающий чуть ли не в древность, в изначальную историю человечества, когда горящее дерево было единственным источником тепла и света. На безлесном берегу Чукотского полуострова собирали выброшенные волнами обломки деревьев, куски древесной коры. Запах от них был особенный, ни на что не похожий, ибо прежде чем попасть в костер, деревья долго путешествовали в морской воде океана, пропитываясь солью.
Глаза привыкли, и Иван Теин заметил сидящего в изголовье мехового полога Петра-Амаю. Когда сын вернулся из путешествия на Малый Диомид с огромным синяком под глазом и рассказал о стычке, происшедшей между ним и Перси в старом доме Ника Омиака, Иван Теин ощутимо почувствовал боль в сердце.
Вчера Петр-Амая заявил, что собирается жениться на Френсис. Однако Френсис еще не получила официального развода. "Мало того, что ты собираешься жениться на иностранке, так она еще и числится замужем!" - сердито сказал сыну Иван Теин. "Фактически она никогда не была женой Перси", - возразил Петр-Амая. "Но закон есть закон". - "Многие у нас На это даже не обратили бы внимания", - заметил Петр-Амая. "Это и плохо, - вздохнул отец. - Законы надо чтить везде". Дело пока кончилось ничем. Иван Теин заявил сыну, что приложит все усилия, чтобы помешать воссоединению Френсис и Петра-Амаи, пока Френсис не получит официального развода.
Уже несколько месяцев Джеймс Мылрок не подает вестей о себе. Вчера поздно вечером Иван Теин вызвал его на разговор, чтобы пригласить на сегодняшнее торжество, но Джеймс довольно сухо отклонил приглашение, сославшись на то, что отошел лед и они намереваются начать моржовую охоту. С другой стороны, так всегда и было: американская сторона первой пробовала свежее моржовое мясо после долгой, темной зимы. А жители острова Святого Лаврентия, расположенного напротив Кивака, выходили в море уже в конце марта, а иной раз промышляли одиноких моржей даже в феврале.
Гостей в яранге было много, и оленьего мяса досталось каждому по небольшому кусочку. Зато Андрей Опэ, главный агроном тепличного комплекса, попотчевал свежей картошкой и клубникой - первым урожаем этого года.
Пробуя свежие ягоды, чем-то напоминающие морошку, Иван Теин думал, что надо посетить тепличный комплекс. Опэ так увеличил урожаи, что их некуда девать даже с учетом того, что часть продукции брали строители Интерконтинентального моста.
После завтрака двинулись на снегоходах в новый Уэлен, оставив позади яранги и медленно отмокающие под сыреющим снегом кожаные байдары.
Пригласив всех к себе в кабинет, Иван Теин прочитал вслух: компьютер советует три места, где можно установить мост-макет. Первое - это пролив через старую Уэленскую косу Пильгын. Правда, ширина пролива лишь около полутора десятков метров. Второе место - через реку Тэю-Вээм. Но там макет-мост будет стоять в безлюдном месте, в стороне от главной дороги. И, наконец, третье: установить мост над Уэленским ручьем. В этом случае он захватит часть лагуны и таким образом сократит летний путь из нового Уэлена к ярангам почти наполовину.
- Мне больше нравится последний вариант, - добавил Иван Теин. - Мост будет служить своему назначению и всегда будет на виду у людей.
Все подошли к окну. Отсюда хорошо видно, где будет стоять мост.
- По-моему, это разумное предложение, - подал голос Метелица.
- Летом мы можем больше пользоваться колесным транспортом, - заметил Саша Вулькын.
Все остальные тоже высказались за то, чтобы мост-макет возвести над Уэленским ручьем.
- Считайте, что через месяц у вас будет прекрасный мост, - сказал на прощание Метелица.
Монтировать сооружение прибыли уэленцы - Семен Аникай и Михаил Туккай. С ними целый отряд промышленных роботов, с которыми они управлялись с ловкостью оленных пастухов. Забавно было смотреть, как расположившиеся на склоне горы Линлиннэй роботы по утрам сами освобождали себя от ночного снега, постепенно проявляясь на фоне белизны, словно стадо или, скорее, толпа сказочных существ. Выстроившись в несколько рядов, они двигались к установке энергетического питания, и это молчаливое шествие внушало странную тревогу.
Грузовые дирижабли возили конструкции макета-моста из Магадана. Они бесшумно пролетали над домами нового Уэлена. Огромные серебристые тела на некоторое время заслоняли солнце. Потом большая тень соскальзывала на лед лагуны и, словно подгоняемая невидимым и неслышимым ветром, мчалась на склон горы Линлиннэй, сливаясь с самим дирижаблем у причальной мачты.
Возле строительной площадки всегда толпились зрители. К вечеру, когда охотники возвращались с моря и кончалась работа на небольшом кожевенном предприятии, где обрабатывалась пушнина, нерпичьи и моржовые кожи, и новая смена заступала на тепличном комплексе, народу становилось заметно больше. Прибегали и школьники.
Макет-мост сооружали на двух насыпных искусственных островах - "Ратманова" и "Малый Диомид". Американский островок нес на себе воссозданный с мельчайшей точностью Иналик, и кое-где даже художники-макетчики расставили фигурки людей. Одна из них, как утверждали знающие люди, очень походила на нынешнего Главного хранителя Иналика Адама Майну.
Солнце лишь ненадолго опускалось за горизонт.
Поздними вечерами, сидя за своим письменным столом, Иван Теин видел стройку. Беззвучная, слаженная, без единого человеческого возгласа работа. Семен Аникай и Михаил Туккай управляли ходом монтажа из небольшого домика на алюминиевых полозьях, стоящего чуть поодаль от строительной площадки. Вспомнилось дно Берингова пролива, где в вечном морском безмолвии трудились подводные роботы. Но там морское дно, а здесь земля, старый Уэленский ручей, вспоивший не одно поколение морских охотников, над ним - летящие на север, на свои гнездовья живые птицы. Мост-макет рос как бы сам по себе, без участия человека, потому что даже те, кто наблюдал за работой промышленных роботов, почему-то остерегались громко разговаривать. Лишь школьники в конце дня нарушали эту гнетущую тишину; но позднее, когда они возвращались домой, над строительной площадкой снова нависала напряженная, полная скрытой энергии тишина, прерываемая лишь лязгом металла и протяжными утробными звуками сигналов-команд.
Ночью приходилось задергивать на окнах плотные шторы, и когда утром Иван Теин раздвигал их, первое, что он видел, - это блестевших на ярком утреннем солнце промышленных роботов; иней на их металлических телах медленно таял под теплыми лучами.
На байдарах тоже стаял снег, подходило время весенней моржовой охоты.
Открытое море напоминало о себе частыми туманами, обилием перелетных птиц и ощутимым теплом.
И однажды поздним вечером Саша Вулькын сказал:
- Завтра можно выходить на охоту.
Представитель Службы охраны окружающей среды предписал на время миграции моржей и китов ограничить плавание грузовых судов, а для грузовых дирижаблей и вертолетов посоветовал другие маршруты.
На первую охоту попросились художник и Метелица.
Байдары тащили по льду до открытой воды. Это можно было сделать грузовым аэрокраном минут за десять, но тогда надо было отказаться от удовольствия пройтись по тающему, покрытому голубыми снежницами весеннему морскому льду, следуя за медленно движущимся снегоходом-буксиром. Когда-то, в старину, эту работу выполняли собачьи упряжки.
Никто не ехал ни на снегоходах, ни на прицепленных нартах. Метелица шагал следом за Иваном Теином, держась за борт кожаной байдары. Солнце припекало, вокруг сверкал лед, над головами пролетали птичьи стаи, было празднично и ярко. Молодые ребята разделись по пояс, подставив тела солнечным лучам.
Иван Теин чувствовал себя в эти минуты по-настоящему счастливым, немного сожалея в душе о том, что это чувство не может до конца понять и разделить Метелица, родившийся и выросший далеко отсюда. Ему неведома эта внутренняя праздничность, предвкушение азарта погони за убегающим зверем, ощущение полного обновления души и тела. Пока живешь на Чукотке, это случается каждый год, каждую весну, с каждым возвращением солнечного тепла.
Блеск открытой воды слепил глаза. Плавающие льдины сверкали белизной. Когда спустили байдару и она закачалась на воде, просвечивающей сквозь прозрачную моржовую кожу. Метелица не выдержал и воскликнул:
- Ну и сооружение! Неужто в нем можно плавать во льдах?
Иван Теин чуть насмешливо посмотрел на него:
- Если опасаетесь, можете остаться.
- Нет, уж решился - пути назад нет, - громко произнес Метелица и осторожно взошел на байдару, стараясь ставить ногу на деревянные планки-перекладины.
Водрузили мачту, подняли парус, и байдара взяла направление на острова. На руле, низко надвинув на глаза цветной солнцезащитный козырек, сидел Саша Вулькын. Иван Теин занял место на носу. Метелица пристроился под ногами сидящего на возвышении рулевого. Остальные готовили охотничье снаряжение: надували пузыри-поплавки, примеряли наконечники гарпунов, проверяли старое огнестрельное оружие.
Когда отошли от берега и открылся Берингов пролив, видимый во всей своей шири, оба острова предстали в новом облике: увенчанные высокими башнями-опорами, словно бы выросшими сами по себе из той же серо-черной породы, из которой сложены острова Большой и Малый Диомид. Острова изменили свой внешний вид, и это было несколько странно и непривычно для людей, привыкших к их неизменным очертаниям.
- Байдара впереди! - воскликнул один из гарпунеров.
Меж льдин вдали виднелось темное пятно. Через некоторое время стал ясно различим парус. Вглядевшись, Саша Вулькын сказал:
- Иналикцы, теперешние кинг-айлендцы.
Иналикскую байдару вел Джеймс Мылрок. Иван Теин узнал его еще издали и крикнул ему по-чукотски:
- Етти, Мылрок!
- Хэллоу, Иван!
Мелькнувшее было выражение радости на лице у Джеймса сменилось сумрачностью. Но через некоторое время оба старых друга, благодаря внутреннему усилию, незаметному для окружающих, улыбались друг другу, оживленно заговорили о течениях, местах, где на льдинах лежат моржи.
Байдары качались на воде борт к борту, ударяясь, но эластичность корпусов, связанных моржовыми и лахтачьими сыромятными ремнями, амортизировала удары, и кожаные суда лишь пружинили, не нанося друг другу никакого вреда.
Изменился Джеймс. В его облике уже не было прежней уверенности в себе, и внешне он постарел. В глазах не исчезло выражение глубокой озабоченности, иногда переходящее в явную опечаленность… Остальные охотники с интересом наблюдали за неожиданной встречей двух старых друзей.
Байдара принадлежала Джеймсу Мылроку, точно так же, как его собственностью были гарпуны, оружие, все, что было на байдаре, до последнего мотка ремня. Всю свою жизнь, все то время, что они знакомы, для Ивана Теина всегда было непостижимым, непонятным, как можно быть собственником байдары. Те, кто охотился на байдаре Джеймса Мылрока, получали долю от добычи в зависимости от того, как распорядится хозяин. Хозяин… Маленький, но хозяин. Это чувствовалось даже во внешнем облике эскимоса, в каких-то едва уловимых оттенках его поведения.
Обычно такая встреча в море заканчивалась совместной трапезой. Уэленцы уже доставали вместительные термосы.
Но вдруг Джеймс Мылрок отпустил борт уэленской байдары и деловито сказал:
- Ну, нам пора! Желаем вам удачи.
- И вам не возвращаться с пустой лодкой, - произнес в ответ Иван Теин, едва скрывая сожаление.
Байдары разошлись с парусами, полными весеннего ветра.
После такой грустной встречи охота для Ивана Теина уже была не в радость.
Севернее острова Ратманова заприметили довольно большую льдину с несколькими моржами. Вид могучих животных разом вызвал азарт из глубин сознания, и это на некоторое время отвлекло Ивана Теина от грустных мыслей.
Пока разделывали добычу и варили на медленном огне свежатину, память снова возвратилась к встрече с Джеймсом Мылроком.