- Я знаю, о чем ты хочешь говорить, - откашлявшись, произнес Джеймс Мылрок. - Но меня, ты знаешь, не надо убеждать в этом. И я знаю, что так же, как и я, думает твой отец. Ник Омиак. Но вот большинство наших земляков думает совсем иначе… Они хотят вернуться на Малый Диомид.
Джеймс Мылрок замолчал, потрогал рукой чашку кофе, поднял, но потом осторожно поставил на стол.
- Думаешь, и мне не хочется в Иналик? - с болью в голосе спросил Джеймс Мылрок. - Я теперь редко сплю ночами, все думаю, вспоминаю. Стоит закрыть глаза, как передо мной - наш островок, пролив и темная громада острова Ратманова… Как все это забыть? Раньше хоть время от времени я мог высаживаться на остров, а теперь и этого лишился: скажут, что вот и сам Джеймс Мылрок вернулся… Особенно тяжело весной. Вот скоро начнется моржовая охота, как я могу проплыть мимо родного Иналика?
Джеймс Мылрок замолк и сделал несколько глотков остывшего напитка.
Доверительный тон прибавил смелости и уверенности Френсис.
- А что же делать? - с отчаянием в голосе спросила она. - Вот меня послали уговаривать земляков вернуться на Кинг-Айленд, а как я могу это сделать, кто меня послушается?
- Ты говорила с отцом?
- Об этом еще нет.
- Жаль, - заметил Мылрок. - По-моему, у него одного есть разумная идея, толковое объяснение случившемуся.
- Но он мне ничего об этом не сказал, - повторила Френсис.
Джеймс Мылрок молча встал, включил переговорное устройство и позвал Ника Омиака.
Пока ждали отца, Френсис удалось допить кофе и собраться с мыслями.
Молчаливая жена Джеймса Мылрока безмолвно поставила на стол третью чашку и так же, не говоря ни слова, удалилась. Весь ее вид свидетельствовал о том, что она не жалует гостью, причинившую горе ее сыну, Перси.
- Френсис, - начал отец. - Я не хотел заранее тебе говорить, но, похоже, вместо того чтобы уговаривать своих земляков, тебе придется уговаривать свое начальство…
Френсис с недоумением уставилась на него.
- Сейчас поясню, - продолжал Ник Омиак.
Он, похоже, волновался: впервые с тех пор, как произошла вся эта история с неудачной свадьбой дочери, он вошел в дом Мылрока.
- Со всеми нами это случается каждую весну. Перед началом весенней охоты на моржей. В душе возникает беспокойство, тоска… В этот раз нашим землякам показалось, что это тоска по Иналику. Тоска по Иналику живет в душе каждого из нас, но к ней прибавилась еще и весенняя тоска. Вот люди и ринулись на Малый Диомид!
- Ты думаешь, что со временем они успокоятся и вернутся на Кинг-Айленд сами? - спросила Френсис.
- Я только хочу сказать, что сейчас самое худшее время уговаривать их вернуться. Надо подождать.
- Да, Френсис, - вступил в разговор Джеймс Мылрок. - Ты должна убедить свое начальство не предпринимать ничего такого до вскрытия пролива… А там видно будет.
Френсис шла вместе с отцом по пустынной улице Кинг-Айленда.
- Может быть, и удастся наших вернуть сюда, - задумчиво проговорил Ник Омиак, - но болячка все равно останется. Пока не вырастут дети, которые родятся здесь, на Кинг-Айленде, все будут рваться обратно на Малый Диомид.
- Я буду рожать на Чукотке.
- А почему не дома?
- Потому что отец моего ребенка там. Он меня ждет в тундре, в бригадном доме Папанто… Там так хорошо! Кругом, куда ни посмотри - заснеженная земля, холмы… Знаешь, там кое-где уже началось таяние снегов, родились первые телята. Встаешь утром, прислушаешься - капель звенит!
Ник Омиак вежливо послушал, а потом сказал:
- А моря все равно нет!
Френсис вздохнула: да, порой она чувствовала какое-то стеснение там, в бригадном тундровом доме. Может, и вправду это от того, что она островная жительница и привыкла всегда видеть и чувствовать вокруг безбрежный морской простор.
Переговорив с Хью Дугласом и убедив его в том, что возвращение эскимосов на Малый Диомид явление временное, Френсис собралась в Иналик.
- И вам бы тоже не мешало туда приехать, - сказала она отцу. - Тебе и Джеймсу Мылроку.
- Нет, об этом и речи не может быть! - резко ответил отец.
- Почему?
- Да потому, что неохота слушать: "Ага! И вы не выдержали! Вернулись в родной Иналик? То-то же! Нет, я не поеду в Иналик! В другое время. Но только не сейчас.
В Иналике Френсис почувствовала себя вернувшейся по-настоящему домой. Точно так же было три года назад, когда она сошла со старенького вертолета, совершившего посадку на льду между островами. Возвращение после долгой школьной зимы в Номе воистину было счастьем, которое усиливалось сознанием того, что больше не придется надолго уезжать из родного Иналика.
Служебный вертостат сделал посадку там же на льду. От домов побежали люди встретить гостью.
Первыми подошли Джон Ляпан и Адам Майна. Среди встречающих Френсис с удивлением заметила Перси. Он стоял поодаль, держа под мышкой голубую рисовальную папку, с которой он, похоже, не расставался.
Джон Аяпан понес сумку Френсис и сообщил последние иналикские новости:
- Приезжал представитель Администрации… Уехал, так ничего и не добившись. Вот Перси Мылрок обещает помочь. Говорит, что у него есть знакомый адвокат, который возьмется за наше дело. Может, нам еще и доведется выиграть, а?
Включив в доме отопление и свет, Джон Аяпан сказал:
- Это хорошо, что ты с нами. Все настоящие иналикцы возвращаются домой. Знаешь, у меня такое ощущение, что я два года пил и только протрезвел. А когда я трезвею, я так жадно начинаю жить, будто наверстываю потерянное в дурмане.
Вечером пришел Адам Майна. Он спросил, не нужна ли какая помощь, и, уходя, как бы между прочим заметил:
- Это хорошо, что ты приехала рожать в родное селение. Все настоящие эскимосские женщины так делают. Я всегда знал, что ты - настоящий человек.
Большинство иналикцев восприняли приезд Френсис как ее возвращение на родину. Каждый посчитал своим долгом прийти в дом, предложить помощь. Френсис была в полной растерянности. Как в такой обстановке вести речь о том, чтобы люди покинули Иналик?
По вечерам она разговаривала по видеофону с Петром-Амаей. Пожив несколько дней в Уэлене, он все же вернулся обратно в бригадный дом Папанто.
- Здесь остались твои вещи, - говорил с нежностью в голосе Петр-Амая. - Когда я смотрю на них, трогаю их, будто ты рядом или вышла ненадолго в соседнюю комнату. В большой гостиной на стенах включены твои любимые картины, звучит твоя любимая музыка, только тебя нет.
- Потерпи немного, я скоро вернусь, - шептала Френсис, и слезы катились по ее лицу.
- Ты не плачь, - через силу, сдерживая свои слезы, говорил Петр-Амая и старался улыбнуться. - Видишь?
Френсис засмеялась: Петр-Амая пытался стереть ее слезы с экрана видеофона.
- Ты почаще со мной разговаривай, - просил он.
- Хорошо…
Какая это была прекрасная весна! Прав был тысячу раз Джон Аяпан, которого раньше большинство иналикцев считало никчемным человеком: все вдруг словно протрезвели! Многие ремонтировали дома, откапывали из-под снега старые остовы байдар, намереваясь покрыть их свежей кожей, хотя на берегу еще стояли новенькие деревянные и пластиковые вельботы, приобретенные на компенсацию. Но те словно чужие, а вот эти старенькие, чиненые-перечиненые; все же свои.
Порой Френсис совершенно забывала о своей миссии. Вставала поутру, убирала дом и уходила к кому-нибудь из соседей, помогая разделывать добычу, чинить одежду, обувь охотников, готовить пищу. О новом времени напоминало лишь нависшее над северной половиной острова полотно моста. При желании на него можно и не смотреть или воображать, что это низкое серое облако у входа в северную горловину пролива между островами Ратманова и Малый Диомид.
Вторым напоминанием о сегодняшнем дне Иналика было присутствие на острове Перси Мылрока.
Как ни старалась Френсис избежать встречи с ним, но это было невозможно. Иналик слишком маленькое селение, да и улица, в сущности, всего лишь одна - из одного конца ряда домиков до другого. Так и случилось столкнуться с Перси как раз напротив ее домика.
- Здравствуй, Френсис!
Она вздрогнула и остановилась.
- Здравствуй, Перси…
- И ты, значит, вернулась в Иналик?
Чтобы не затевать долгого разговора, Френсис лишь молча кивнула.
- Говорят, дитя скоро у тебя будет, - сказал Перси, внимательно оглядывая Френсис.
Беременность ее можно было заметить лишь тогда, когда Френсис была в легком платье. А так, в зимней одежде, Френсис казалась по-прежнему стройной девушкой.
- Я сейчас иду встречать адвоката из Анкориджа, мисс Мишель Джексон, - сказал Перси. - Но потом мы с тобой поговорим…
- Мне не о чем с тобой говорить, Перси, - тихо сказала Френсис.
- Есть о чем, - сказал Перси и улыбнулся.
Френсис в тревоге посмотрела ему вслед.
Перси выглядел неплохо. Он был спокоен, голос ровный и без злобы. Внешне казалось, он был рад возвращению на Малый Диомид. Он ходил на охоту, но добычу приносил соседям, так как в его доме ее некому было разделывать.
Френсис увидела снижающийся на лед пролива вертостат. Любопытство удержало ее на улице, и она видела, как Перси нес небольшой дорожный чемоданчик своей гостьи - высокой белой девушки с огромными глазами.
В тишине легко различались слова, высокий восторженный голос гостьи:
- Как прекрасно! Дико и величественно! Только здесь и мог родиться такой великий художник, как ты, Перси!
Перси и Мишель поднимались прямо на Френсис, и она слышала все.
- Мы отвоюем ваш остров! Поднимем всю мировую общественность! Нобелевский комитет! Организацию Объединенных Наций! Совет безопасности!
Когда они возникли перед ней, Френсис сделала движение, чтобы уйти с дороги - тропка в Иналике совсем узенькая, двоим еле-еле можно разойтись, но тут Перси окликнул ее:
- Френсис! Не уходи! Я хочу представить тебе Мишель Джексон. Мишель, это Френсис Омиак, помощник начальника Американской администрации строительства Интерконтинентального моста.
Мишель пристально вгляделась в Френсис и медленно и значительно произнесла:
- Ах, вот вы какая, Френсис! Ну что же, рада с вами познакомиться.
Свою гостью Перси Мылрок поселил в пустующей учительской квартире при школе. Несколько раз сводил ее на охоту, что, в общем-то, неодобрительно было встречено остальными иналикцами, считавшими морскую охоту сугубо мужским делом.
- Не дай бог, еще распугает зверье, - мрачно заметил Джон Аяпан, придя к Френсис с куском свежего нерпичьего мяса. - Надо бы сказать Перси, чтобы такого не позволял.
- Не послушается он, - с сомнением сказала Френсис.
- Да нет, вроде, разумный стал, - отозвался Джон.
Как-то Френсис завела разговор с Джоном Аяпаном о будущем Иналика. Однако тот был непреклонен и заявил:
- Отсюда меня увезут только мертвым! Живым не уйду! Так и скажи своим начальникам. Или пусть сажают в тюрьму. Но в тюрьме я буду знать: отбуду срок - и снова вернусь на родной остров.
Остальные были не столь категоричны, как Джон Аяпан, а были и такие, которые определенно собирались возвращаться на Кинг-Айленд по окончании весенней моржовой охоты.
Каждый вечер Хью Дуглас интересовался делами. Френсис старалась сдерживать свое раздражение на глупые, по ее мнению, вопросы своего шефа, который представлял себе миссию Френсис таким образом, что она только тем и занималась, что с утра до вечера вела переговоры со своими земляками о возвращении на Кинг-Айленд.
А долгими вечерами она беседовала с Петром-Амаей. Сначала он подробно расспрашивал о самочувствии и даже интересовался тем, что она ела. Убедившись, что Френсис, в основном, питается привычной эскимосской пищей, свежим нерпичьим мясом, Петр-Амая с удовлетворением говорил:
- Это хорошо. Я советовался с врачом, и он сказал, что это наилучшая диета в твоем положении. А в общем, береги себя. Старайся поменьше волноваться. В хорошую погоду больше гуляй, дыши свежим воздухом.
- Свежего воздуха здесь хватает, - с улыбкой отвечала Френсис.
- Ну, а как твоя миссия? - спрашивал Петр-Амая. - Продвигается дело?
- Сегодня у меня был дед Майна, - в один из вечеров принялась рассказывать Френсис. - Мы с ним долго говорили. Помнишь, я тебе рассказывала о предположении моего отца? Адам Майна тоже говорит, что к лету многие вернутся на Кинг-Айленд… Но он мне сказал вот о чем: если совсем отнять надежду у людей, это только ожесточит их. Сейчас на острове только, пожалуй, двое - Джон Аяпан и Перси Мылрок - категорически заявляют, что они никогда не согласятся жить где-нибудь в другом месте, кроме Малого Диомида.
- Разве Перси там? - с тревогой спросил Петр-Амая.
- Он здесь, - ответила Френсис. - Но ты не беспокойся. Он ведет себя нормально. Сейчас занят своим адвокатом, некоей Мишель Джексон, которая обещает оказать содействие и отсудить остров.
- Вот как! - удивился Петр-Амая.
- Мне это все так надоело! - вдруг всхлипнула Френсис. - Так хочется все бросить и уехать к тебе!.. Но это случится не раньше конца мая.
- Ничего, Френсис, я потерплю, - со слабой улыбкой произнес Петр-Амая и снова сделал уже привычный жест - принялся вытирать слезы с изображения Френсис на видеофоне.
Френсис выключила связь и в предчувствии необычного повернулась к двери.
Там стоял Перси.
Он сделал шаг в комнату и сказал:
- Я давно пришел, но ты была занята разговором, и я не хотел прерывать… Добрый вечер, Френсис.
- Добрый вечер, Перси…
- Почему не зовешь в дом? Боишься меня?
- Чего мне бояться? - пожала плечами Френсис. - Проходи. Только я уже собиралась спать.
Перси не очень уверенно прошел в комнату, словно опасаясь, что кто-то ещё может здесь быть. Уселся в кресло, глядя на Френсис, стоящую у задней стены.
- Тебе нравится дома? - спросил после неловкого молчания Перси.
- Нравится.
- Хотела бы ты всегда жить в Иналике?
- Зачем спрашиваешь? - вздохнула Френсис. - Ты же прекрасно знаешь, что это теперь невозможно;
- Почему невозможно? - голос у Перси переменился, стал жестче. - Если бы все захотели, Иналик можно вернуть!
- Кто это тебе сказал?
- Сам знаю! Да вот и адвокат Мишель Джексон говорит: можно!
- Чем слушать чужих адвокатов, подумал бы, как помочь людям, - мягко сказала Френсис. - Ты знаешь, что Администрация имеет право потребовать большую неустойку, если иналикцы будут мешать работам? А в конце концов, силой выселят…
Перси едва дослушал ее и крикнул:
- Это ты слушаешь чужих адвокатов! Я все знаю, все слышал! Ты стала советским агентом! И все, что происходит здесь, обо всем сообщаешь своему Петру-Амае! Так знай, Френсис, ты теперь в моих руках. Можешь что угодно говорить, возражать, но я действительно советовался с адвокатом. А Мишель Джексон знает законы! Ты еще значишься моей женой. Следовательно, тот, кто родится здесь, в Иналике, будет считаться моим ребенком и будет носить мое имя!
- Я буду рожать на Чукотке, - стараясь быть спокойной, сказала Френсис.
- Даже если бы ты родила на Луне, ребенок все равно будет считаться моим! - продолжал кричать Перси. - По нашим, американским законам!
- А по человеческим он никогда не был и не будет твоим! - неожиданно для себя резко и громко сказала Френсис. - Уходи отсюда! Мне надо ложиться спать.
- Нет, погоди, - Перси понизил голос. - Дай мне высказаться. Нам деваться некуда: или возвращаться в Иналик, или потерять свое человеческое достоинство до конца. Я решил вернуться сюда. У меня будет достаточно денег, чтобы построить здесь хороший большой дом, даже лучший, чем на Кинг-Айленде. Представляешь - по-настоящему свой дом! Там будет много места не только этому ребенку, но и всем нашим будущим детям! Френсис! Слушай меня!
Он не давал ей открыть рта и продолжал:
- Через неделю в Ненане начнут принимать ставки на угадывание начала ледохода на реке Танана. У меня есть вернейшие сведения, когда это произойдет. Я поставлю на это все свои сбережения и получу в сто раз больше, чем имею теперь! Ты представляешь - я стану миллионером! Ты мне скажи, много ли ты в своей жизни встречала эскимосов-миллионеров? Я буду независим, богат! Я буду жить здесь, в Иналике, и никто не посмеет выгнать меня отсюда! Милая Френсис, дождись моего возвращения! Я пока ни о чем не прошу, только об одном - дождись. Тогда поговорим и все решим разом. Подождешь?
Он подошел к двери.
- Если бы ты знала, как я тебя люблю! Это мука и боль на всю жизнь! Если бы ты знала…
Френсис неподвижно стояла у стены и пришла в себя, лишь когда в окне мелькнула фигура поспешно удаляющегося Перси.
Глава восьмая
Мишель Джексон была несколько озадачена, когда в Иналике Перси поместил ее в покинутой иналикской школе. Все дни в Иналике, поразившем ее неприютностью и пустынностью, Мишель ожидала увидеть хоть какие-нибудь признаки суровой красоты, но ничего не обнаружила, кроме голого камня, нерастаявшего снега и ледяных торосов, куда легко можно было соскользнуть с единственной оледенелой улицы.
Стремление иналикцев вернуться на свой островок, их взволнованные рассказы о том, как им здесь хорошо, походили на повальное сумасшествие. Для нормальных людей, как ей показалось. Малый Диомид, кроме технической - как опоры для Интерконтинентального моста, - иной ценности не представлял.
Большею частью эти два дня пролив был окутан туманом. За белесой пеленой порой проступала черная громада острова Ратманова и серое, повисшее над северной оконечностью, полотно моста. Пожалуй, это и была единственная достойная внимания деталь пейзажа.
Даже Ном после Иналика показался Мишель огромным шумным городом, а отель Саймона Галягыргына с его роскошью окончательно изгладил из памяти сумрачное впечатление от крохотного островка. В довершение всего пришел Перси…
- Так почему же ты ко мне не приходил в Иналике? - игриво спросила Мишель, подкатываясь к нему по широкой постели. - Мне было там так холодно и неуютно, и каждый вечер я с нетерпением ждала тебя!
- Извини, - хрипло ответил Перси, - но я не мог. Я думал о том, что надо бы зайти, но не мог…
- Почему?
- Потому что там была Френсис.
- Ты ее еще любишь? Даже после всего, что случилось?
- Я ее всегда буду любить, что бы с ней ни произошло и ни случилось! - резко ответил Перси.
- Но ведь она беременна от этого, как его…
- Ну и что? - вызывающе произнес Перси. - У нас это не считается большим грехом.
- Если ты ее так любишь, то как же я? - Мишель погладила голое плечо Перси.
Но тот вдруг вздрогнул, словно его ожгли неожиданно холодом, съежился и спрыгнул с кровати.
- Извини, - виновато произнес он. - Я пойду к себе. Мне надо хорошенько отдохнуть и выспаться перед дорогой.
- Ты еще не оставил мысль о выигрыше на ледоходе? - спросила Мишель, всем своим видом показывая, что ей хотелось бы, чтобы Перси остался у нее до утра.
- Я уверен в выигрыше! - сказал Перси. - И тогда я стану по-настоящему независимым человеком!
Одевшись, Перси спустился в вестибюль и вышел из гостиницы. Стояла светлая ночь, и солнце вот-вот должно было показаться. Глубоко вздохнув, Перси спустился вниз по улице, миновал квартал, где проживали выходцы с Кинг-Айленда, и вышел на набережную залива Нортон.