После долгого созерцания широкого и открытого моря с островами Диомида, серых скал и сине-зеленого пространства, неба такого же цвета, а чаще серой пелены облаков или тумана, сквозь который изредка виднелся остров Ратманова, глаза и вправду отдыхали на живой зелени, на обилии и разнообразии оттенков этого цвета.
Метелица пытался отвлечься от мыслей, от настоящего, прошлого, в особенности от будущего, искал в затерянных глубинах памяти полузабытое в детстве состояние, когда разум жил только тем, что впитывалось в данное мгновение через зрение.
Но, видимо, в детство невозможно вернуться ни в каком виде! Стоило немного ослабить внутреннюю волю, как мысли непослушно, неконтролируемо врывались в сознание, мешали друг другу, перебивали одна другую.
Поезд шел легко, плавно, словно лодка на тихой воде озера, хотя скорость для наземного транспорта порой была достаточно велика - около двухсот километров в час. Почти предельная для железнодорожного пассажирского сообщения, согласно предписаниям специальной санитарной службы по скоростям.
Мысли чаще всего обращались к месту, покинутому только вчера, и на мирный, ласковый пейзаж зеленой земли ложилась в воображении картина с беспрерывно летящими птичьими стаями, шумными вздохами моржей и китовыми фонтанами. Вспомнилась эскимосская легенда об образовании Берингова пролива, или Ирвытгыра, как называлось это место на чукотском языке. Она приводилась в книге местного писателя прошлого века Евгения Таю.
…Раньше вместо воды от одного берега к другому тянулась галечная коса с двумя горами. На заре жизни людей в этих местах один охотник сильно прогневал морских богов. Ибо возомнил он себя самым сильным, самым могущественным, способным делать все, что ему хотелось. И однажды, когда охотник плыл на одиночном каяке, на спину ему прыгнул неведомый зверь и стал когтями рвать сначала одежду, а потом и кожу на спине. Охотнику не удалось освободиться от зверька, и единственный путь к спасению был в том, чтобы плыть к берегу. Собрав все свои силы, охотник достиг берега, и ему удалось выброситься "а галечный берег вместе со зверьком. Это было существо, одинаково похожее и на маленького моржонка, и на нерпу, и на лахтака. Охотник снял с живого зверька шкуру и, ободранного, выпустил его обратно в море. Ночью ударила буря. Огромные волны перекатывались через косу. Люди в страхе бежали на две возвышенности - горы Имаклик и Иналик. Многие не достигли вершин, навсегда поглощенные разбушевавшимся морем. И ранним утром, когда разошлись тучи, утих ветер и взошло солнце, оставшиеся в живых люди вместо длинного перешейка увидели волны, широкий пролив и в нем два небольших острова - Имаклик и Иналик.
Так, согласно легенде, образовался Берингов пролив.
Странно, но эта легенда осталась лишь в книгах Таю, и она не приводилась в научных фольклорных сборниках. Правда, Таю утверждал, что старые фольклорные сборники недостоверны, ибо часто так называемые памятники устного творчества записывались у людей далеко не трезвых, в условиях, не предназначенных для повествования сказок, старинных легенд и сказаний.
А вообще, наука утверждает, что Берингов пролив образовался сравнительно недавно, и вполне возможно, что возникновение его запечатлелось в памяти живущих тогда людей.
Или же это тот самый "бродячий сюжет", который родил и библейский всемирный потоп, и погружение в пучины морские легендарной Атлантиды, и Сказание о невидимом граде Китеже?..
Как все же удивительно схоже человечество! Снаружи лишь тонкая корочка того, что обретено многовековой культурной историей, столетними миграциями, столкновениями и братаниями с другими народами, смешениями рас, взаимовлиянием языков, религий, обычаев, а чуть копни - устоявшиеся тысячелетиями те же общечеловеческие нравственные, психологические твердейшие основы, на которых неколебимо стоит одетый в разные одежды культур, рас, языков и даже социальных систем человек!
В этом Метелица убедился на своем опыте, работая в самых разных концах света, общаясь с людьми, далекими и по расстояниям, и по языкам, и по социальному положению.
Интересно ответил на вопрос, кем же он себя считает по национальности, Иван Теин. Он сказал со слабой улыбкой:
- Может быть, я представляю собой переходное звено к новому этническому типу - Человеку Севера. Ведь во мне и эскимосская, и чукотская, и русская, и татарская кровь.
И еще одним удивительным открытием для Метелицы была встреча с фанатичной приверженностью человека на Чукотке к своей земле. Это было понятно на юге, в той же Африке, где больше всего и пришлось ему поработать. Но там земля имеет еще и реальную ценность как предмет частной собственности, как живородящий источник благосостояния, еды, как колыбель всего живого… Правда, в этом не откажешь и здешним землям. Но если африканский житель буквально прикован к клочку, обработанному многими поколениями, то здесь, на вольных просторах тундры, вроде бы не должно быть такой привязанности к определенному месту… Но оказалось совсем не так. Быть может, именно здесь, где только камень, холодный берег, усыпанный разноцветной галькой, туманная и сырая тундра, и все это большую часть года покрыто снегом и представляет собой снежную ледяную пустыню, чувство к родной земле ощущается с какой-то обостренной силой.
И тем более странным и непонятным показалось такое скорое решение жителей Иналика покинуть родной островок. Правда, уж тут они не прогадали. Да и Кинг-Айленд, судя по всему, место куда более удобное во всех отношениях, нежели кусок голой скалы на самом ветровом потоке, в вечном тумане Берингова пролива.
Спокойно, хорошо было ехать в поезде.
Иногда для разнообразия Метелица ходил обедать в вагон-ресторан, полный туристов со всех концов света. Конечный пункт маршрута находился где-то на берегах Гибралтара. Дальше можно туннелем перебраться на Африканский материк. Многие туристы намеревались закончить путь на мысе Доброй Надежды…
Можно было занимать столик на открытом воздухе, на специальной площадке, защищенной от встречного ветра, но Метелица предпочитал сидеть внутри ресторана.
В одном из простенков висел большой рекламный плакат, сулящий необыкновенное путешествие в поезде через три величайших континента - Африку, Евразию и Америку. "От мыса Горн до Мыса Доброй Надежды"! - гласил плакат. "Скоро на первый поезд уже не будет ни одного билета! Спешите!"
На четвертое утро мелькнула мысль сойти на очередной остановке и пересесть на пассажирский дирижабль. Это случилось на подходе к Байкалу. Станция Бестужевская стояла прямо на берегу. За высокой стелой - памятником строителям Байкало-Амурской магистрали конца прошлого века - голубела гладь величайшего пресноводного водоема мира. Здесь, в интересах туристов, стоянку продлили. У самой воды горели костры и рыбаки-гиды варили уху из омуля.
Байкал для советских людей такого возраста, как Метелица, стал символом, знаменующим новый подход к природе. Именно с Байкала, с охраны его, начало формироваться главное правило любого технического сооружения: никакого вреда окружающей среде, полное сохранение природного баланса и существующего животного мира. С таким девизом строился и Южно-Якутский горно-металлургический комплекс, медное производство на Удокане, закладывались нефтяные скважины в Анадырской впадине. Трудно было, но правило соблюдалось. Кстати, освоение природных богатств в окрестностях Байкало-Амурской магистрали от собственно Байкала до мыса Дежнева уже к началу третьего тысячелетия обеспечило нашу страну всеми мыслимыми сырьевыми ресурсами в количестве, достаточном для действительного планирования экономики на десятки лет вперед…
На берегу, между железнодорожным полотном и водой, стояли старинные сибирские избы, украшенные затейливой деревянной резьбой. Кое-где даже виднелись поленницы дров, хотя Метелица прекрасно знал, что каждый дом получает в избытке любую энергию - для отопления, горячей воды, разных бытовых приборов. Но приверженность человека к открытому огню, зародившаяся в глубинах изначальной истории человечества, оставалась живой и была пронесена в двадцать первый век. И в памяти, всплыли услышанные еще в школе рассказы о первобытном человеке, впервые увидевшем огонь - зажженное молнией дерево, - ощущение близкого, живого тепла от пляшущих языков пламени. А вот когда первобытный человек самостоятельно добыл огонь, с этого момента и началась история энергетики человечества, история драматическая, приводившая к вооруженным столкновениям еще совсем недавно, в конце прошлого века.
Метелица обошел группу туристов, хлынувших к рыбакам, и подошел к чистой, спокойной воде. Присев на корточки, он ладонью зачерпнул воды. Да, байкальская вода была вкусна и холодна. И в чем-то она была похожа на воду старого науканского ручья на мысе Дежнева.
Купе было оборудовано специальной системой связи, и пассажир в любую минуту мог соединиться с самым отдаленным абонентом.
И вот в последние дни все больше стало одолевать искушение включить связь, поговорить с дочерью, с внуком Глебом. И сейчас, когда поезд снова тронулся, он уставился на аппарат, словно в заветную дверь, ведущую в мир. Метелица по внутренней поездной связи лишь попросил соединить его с Москвой… Он заказал номер в старой гостинице, в центре города, недалеко от кремля. Обычно ему предоставляли место в пригородном коттедже-номере на берегу Москвы-реки, в лесу. Но Метелице хотелось пожить именно в гостинице "Москва", когда-то в молодости такой любимой из-за своего местоположения в самом центре столицы. Здесь Метелица иногда ловил себя на мысли: вот проснется он в одно прекрасное утро - и окажется в далекой молодости: в старом Ленинграде, старой Москве. Но сам-то он будет моложе?.. Куда же ушло то прекрасное время? Куда оно исчезает, уходит? И почему этот вроде бы бесполезный вопрос снова и снова все чаще с годами возникает и мучает, не дает ночами спать даже в таком сверхкомфортабельном поезде? Почему чудо и загадка навсегда уходящего времени не только поражает воображение, но и ставит в тупик так называемый здравый смысл? Ведь когда он обратно вернется на Чукотку, все будет вроде бы и то, и все же не совсем то: ведь пройдет какое-то время. И это "не совсем то" не новое, которое появится в его отсутствие, а знакомое, привычное, но над ним уже прошло столько-то дней, прошло какое-то время… Жизнь, время, человек… Рассвет, день, сумерки… А где он сам нынче, Сергей Метелица?
Усилием воли он стряхнул с себя эти мысли.
Поезд пришел на Казанский вокзал, обновленный еще в прошлом веке, просторный и почти безлюдный.
Он спустился в прохладный вестибюль метро и через пять минут оказался на станции "Площадь Свердлова", под гостиницей.
Метелица получил у администратора плотную металлизированную карточку с магнитным кодом-ключом и поднялся к себе в номер.
Окна выходили на площадь.
Черной глыбой высился памятник Карлу Марксу. А ведь Метелица помнил этот памятник еще светлым. И как ни чистили, ни мыли, ни полировали гранит, он все больше и больше темнел. Видно, больше от выхлопных газов автомобилей, отравлявших в прошлом воздух почти во всем мире.
Раздался мелодичный звон вызова, и засветился экран дальней видеотелефонной связи.
- Здравствуй, папа!
- Здравствуй, Светочка! Знаешь, я только вошел в номер, не успел даже раздеться.
- Это что на тебе?
- Куртка из весенней, майской молодой нерпы, подарок моего друга Ивана Теина, - с оттенком хвастовства произнес Метелица. - А где Глеб?
- Глеб скоро будет, - ответила Светлана.
- Ну как ты живешь? - спросил он дочь чуть просевшим от затаенной нежности голосом.
- Спокойно, - ответила она своим любимым словом.
- Ну, это хорошо, - вздохнул Метелица. - Можно позавидовать.
- Думаю, что и ты не очень волновался в пути.
- Что ты имеешь в виду? - насторожился Метелица.
- Связь-то у тебя была отключена.
- Верно. Эта проклятая штука не давала мне даже по ночам спать, - засмеялся Метелица. - Несколько раз чуть не включил, но удержался… Видно, современному человеку отсутствие связи с миром также дискомфортно, как нашему предку глухота, слепота…
- Я вижу, что ты настроен на длинные рассуждения, - улыбнулась Светлана. - Давай отложим их до вечера. Будем сегодня вечером у тебя с Глебом.
- А я не собираюсь здесь надолго оставаться, - сказал Метелица. - Спешу к своим коровам.
- Твоих коров уже пасет академик Филиппов, - со смехом сказала Светлана. - Ты и не представляешь, сколько было претендентов на твою путевку!.. В общем, тебе придется возвращаться обратно на Чукотку. Звонил Волков. Он ждет тебя.
- Тогда до вечера, - сказал Метелица.
- До вечера, - отозвалась дочь, и экран медленно погас, держа еще некоторое время затухающий, но уже бесцветный контур человеческого лица.
Метелица прошел знакомой дорогой мимо Исторического музея, свернул налево на улицу 25-го Октября и прошел к зданию, стоящему в глубине двора.
Этот отдел Совета Министров ему был хорошо знаком. Не раз он приходил сюда за свои долгие годы. Все ему здесь было хорошо знакомо, от цвета пола до прекрасного вида из окна - на старую Москву, на Кремль.
Геннадий Волков, курирующий строительство моста через Берингов пролив, когда-то работал вместе с Метелицей. Он был намного моложе, хотя и ему давно перевалило за восемьдесят.
- Ну как там белые медведи, моржи и полярные сияния? - весело спросил Волков, выходя из-за письменного стола и пересаживаясь в мягкое кресло возле низкого столика, на котором уже стояли чашки с кофе.
- Полярных сияний еще не видел, белых медведей тоже. Не сезон еще, - с улыбкой ответил Метелица. - А вот моржей насмотрелся.
Он всегда с некоторой завистью относился к умению Волкова вести самую серьезную и трудную беседу, казалось бы, в шутливом, легком тоне.
- Итак, вернемся к моим коровам, - сказал Метелица и вопросительно посмотрел на Волкова.
- На следующий раз обещаю путевку на высокогорье, к чабанам, - торопливо сказал Волков. - Чистый воздух, высоченные горы, тишина!
У Метелицы засосало где-то над желудком.
- В связи с тем, что жители острова Малый Диомид раньше назначенного срока собираются переселиться, американская сторона предлагает досрочно соединить берега…
- Как это? - удивился Метелица.
- Они предлагают сначала соединить остров Ратманова и остров Малый Диомид, - сказал Волков. - Наш и их остров. В виде символа.
- Но это нарушает график, - заметил Метелица. - Это соединение должно произойти в самом конце, как завершающий аккорд, хотя…
- С нашей стороны принципиальных возражений нет, да и проектный институт не видит этому препятствий, - сказал Волков.
- Честно говоря, вся эта история с переселением мне не нравится, - задумчиво произнес Метелица.
- Не понимаю, - насторожился Волков.
- По сути, их вынудили продать свою родину, - сказал Метелица. - И в том, что им предложили другой остров, даже несколько лучший в климатическом отношении и больший по размерам, - нет утешения. Они были жителями Иналика - так они называют свой остров, - этим они и отличались от остального человечества, от других эскимосских племен. А теперь и этого у них нет.
- Это дело американцев, - сказал Волков.
- Все это верно, - вздохнул Метелица. - Вот Иван Теин, книги которого ты, наверное, знаешь, рассказывал мне, что примерно такое же случилось у нас в середине прошлого века, когда наша страна в поисках экономических решений выдвигала разные идеи: то укрупнение, то концентрация, то еще что-то в этом роде. Тогда группа науканских эскимосов, интереснейшая народность со своим языком, со своей культурой, была переселена. Промежуточная ступень, звено между народами Азии и Америки, они потом почти полностью растворились в другой этнической и языковой среде… И когда я слушал рассказы Ивана Теина, прямого потомка науканских эскимосов, я чувствовал в его словах горечь неутихшей обиды…
- Я тебя понимаю, - кивнул Волков. - Твои чувства, твою озабоченность. Но ведь Малый Диомид - еще раз повторяю - территория Соединенных Штатов Америки! И тамошние жители - граждане США!
- Да, это верно, - согласился Метелица. - Кстати, до середины пятидесятых годов прошлого столетия жители острова Малый Диомид, как и все жители Аляски, считались русскими подданными…
- Это как же? - удивился Волков.
- Это длинная история, но тебе не помешает ее знать, коли уж ты курируешь нашу стройку, - сказал Метелица. - Аляска, как известно, перешла под власть Североамериканских Соединенных Штатов в 1867 году. Причем некоторые историки ошибочно считают, что она была продана. Это не совсем так. И этого не могло быть по той простой причине, что в 1861 году в России было упразднено крепостное право. А тогдашняя Аляска была землей, населенной людьми. На Аляске, кроме эскимосов, жили атабаски, алеуты, индейцы-тлинкиты и другие племена. Договор, если говорить точным юридическим языком, был договором об уступке на право управления территорией Аляски. И такой территорией Аляска была почти сто лет, и население ее считалось подданным России. Я своими глазами видел сертификаты о предоставлении американского гражданства аляскинцам, выданные в 1957 году, где в графе "прежнее гражданство" стояло - русский.
- Интересно! - с живостью отозвался Волков. - И все же это еще не основание для вмешательства.
- Я понимаю, - понуро ответил Метелица.
- Послезавтра тебя ждут на мысе Дежнева, - сказал Волков. - Туда наедет много народу.
Светлана уже сидела в номере за накрытым столом. В кресле у окна сидел рослый молодой человек, Глеб. В свои пятьдесят два года Светлана выглядела прекрасно, хотя пока еще остерегалась принимать искусственные омолаживающие препараты.
Она молча поцеловала отца.
Глеб обнял деда и сказал:
- Еду вместе с тобой. С трудом, но получил назначение на твою стройку.