- А чем тебе не подходит твое же собственное: утро, как праздник?
- Нет, скажи иначе.
Он подумал и проговорил ворчливо:
- Ничего не получается. Мир стар, как мир, это всем известно. Немного приукрашен - только…
- Нет, - объявила она с торжеством. - Не приукрашен. Юный и крепкий мир. Молодой, как мы с тобой… Вот, какой он!
- А что толку, что мы молодые? - пробормотал он.
- Давай поговорим, - предложила она. - Уж в такое прекрасное утро ты мог бы и не дуться на меня. Радуйся, как эта земля радуется.
- Не дуться я могу, - ответил он. - Но радоваться не с чего. Поводов для огорчения больше, чем поводов для радости.
- Я предупреждала, чтоб ты не обижался, - напомнила она.
- Правильно. Предупреждала. А ночью говорила, что не любишь меня и никогда не будешь моей. И потом поцеловала и разрешила говорить себе "ты". А еще потом приказала мне убираться в другой угол и пообещала, что если я буду смирненький, то лет через десять, может быть, полюбишь… Кажется, я ничего не забыл?
- Я не говорила: "Через десять лет". Я сказала - "возможно".
- Это дела не меняет…
- А сейчас ты решил мне мстить угрюмым лицом. Где ваша хваленая мужская логика, Георгий?
- Слушай, Лена, - оказал он. - He пили меня. Я уже объяснил - я не обижен, а огорчен. Не отнимай у меня хоть этого простого человеческого права - огорчаться. Не могу я радоваться, когда у меня неудачи.
- Догони меня! - крикнула Лена и побежала вниз. Он легко обогнал ее. Рыжие свечи сосен пылали под золотым небом. На одном из холмов плясали елочки, их сторожили рослые пихты, дремучие кедры раскидывали над ними жилистые лапы крон. Лес поворачивался вокруг солнца гигантской каруселью, простирал к нему ветви, раскачивался стволами в беге. Мир был молод и восторжен, земля улыбалась высокому небу.
- Больше не могу, - проговорила в изнеможении Лена и свалилась в снег. Георгий встал над ней, она потянула его за руку. - Слушай мое сердце. Оно гудит, как земля. - Она оттолкнула его и вскочила. - Мы сумасшедшие! Скоро дойдет до того, что мы, как дикари, будем поклоняться камням и деревьям, солнцу и звездам. Скажи, ты в Москве, на своей Абельмановской, ударялся в мистику?
- А как же! Только там мистика другая. Я больше поклонялся метро, а не соснам. Доберешься до Таганки, порядок - в любой конец Москвы за четверть часа. И гудит крепче, чем земля. Если придется выбирать идола, обязательно обращусь к конструкторам. Без хорошего мотора идол несолиден.
- Пойдем дальше, - сказала она. - Хочу ходить, ходить, ходить! Будем молиться здешним идолам не словами, а ногами.
Она шла впереди и часто проваливалась в разрыхлившийся crier. Потом они выбрались на холмик, выделявшийся голым островком в густом бушевании темнохвойной тайги. Высокие лиственницы подпирали небо, их нагие ветви уныло висели над зеленоватыми склонами. Островок, населенный одними лиственницами, казался мертвым и мрачным. Лена присела на диабазовый гребень, высунувшийся из земных глубин. Георгий нехотя присел рядом.
- Тебе не нравится здесь? - удивилась она.
- Не очень. Скучное местечко.
- Ты что-то скрываешь? Мы условились говорить друг другу всегда правду. Ты здесь встречался с Верой?
- Да. Мы здесь поссорились.
- Что же тебе неприятно: что ты приходил сюда с ней или что вы здесь поссорились?
- Ни то, ни другое. Вера осталась в старой моей жизни, я не хочу к ней возвращаться даже воспоминанием. Пойдем.
- Мне кажется, ты очень любил Веру, - заметила она. - Не понимаю, зачем вам надо было ссориться? Она была бы тебе хорошей женой. Во всяком случае, лучшей, чем я.
- Жалко, я с тобой не посоветовался до ссоры с Верой…
- А ты посоветуйся сейчас. Плохого совета я не дам.
Он посмотрел на нее смеющимися глазами. Его обрадовала сухость в ее голосе.
- Похоже, что ты ревнуешь, Лена. Ревность - вечная тень любви. Если так пойдет дальше, мне не придется ждать тебя десять лет.
- Не радуйся. По теории Чударыча, ревность более древнее чувство, чем любовь. Можно ревновать, еще не любя. Когда оскорбляют чувство собственности, тоже появляется ревность.
- Значит, у тебя ко мне появилось чувство собственности? Неплохо! Если это и не тень любви, то уж наверно - шаг к любви. Против такого толкования Чударыч не возражает?
Лена зевнула и засмеялась.
- Я уже сказала тебе - от любви не зарекаюсь.
- Ты объявишь мне, когда она придет?
- Обязательно. Но боюсь, она никогда не придет, если ты будешь морозить меня на снегу и томить голодом. Мечтаю об огне и хлебе.
- Через десять минут будет огонь и хлеб!
Они грелись у костра и закусывали, потом, не торопясь, возвращались в поселок. Уже темнело, на берегу засветились огни бараков.
- Ровно сутки, как мы отсутствовали, - сказала Лена.
На улице они ускорили шаги. Лене не хотелось идти к себе, Георгий пригласил ее в свою комнату. Пораженный, он остановился на пороге, загораживая вход. В комнате было чисто, но разбросанно. Койки стояли без одеял, подушек не было, по полу разлилась вода, словно его мыли, но забыли вытереть. У стола сидел одетый Семен. Он обернул к Георгию посеревшее лицо.
- Обещай быть спокойным, - проговорил Семен. - Дай слово, что не сделаешь с Сашкой плохого! Надо разобраться, надо разобраться…
- Где он, мерзавец? - крикнул Георгий. - Что он наделал?
Саша у следователя. С ним Виталий. Помни, ты обещал мне…
Георгий опустился на стул. Лицо его побагровело, губы дергались. Лена схватила Семена за руку.
- А Леша? Где Леша?
- Леша погиб, - ответил Семен, опуская голову. - Утром скончался.
8
Он коротко рассказал о событиях этой ночи. Он не выгораживал Сашу, но упомянул, что Леша сам налил себе спирта. Георгий был бледен, то вскакивал, то снова садился. Семен следил за ним с беспокойством. Лена спросила, где Светлана? Светлана была у себя, с ней находилась Надя, Вера ушла к Вале, Лена хотела пойти к Светлане, Семен задержал ее.
- Оставайся, пока не придет Сашка! - шепнул он. - Как бы не случилось нового несчастья.
Лена присела рядам с Георгием, и, не стесняясь Семена, обняла его.
- Что у тебя в мыслях?..
Он через силу улыбнулся.
- Есть люди, которым добро нужно не внушать, а вбивать…
- Успокойся! Лешу уже не спасешь, а себя погубишь. Прошу тебя - сдержись!
- Сдерживаться с преступником - поощрять на новые преступления. Саша знал, что я не потерплю подлостей, я предупреждал - все, узелок завязан! Сам захотел расправы.
- Тогда начинай расправу с себя. И меня не щади - я тоже виновата.
Он гневно оттолкнул ее руку.
- Мне не до шуток!
- Все-таки выслушай. Ты знал, что Саша задумал пьянку и не пресек ее. Ты всю ночь пропадал, а был бы здесь, несчастья не произошло бы. Я отвлекла тебя, значит, и на мне часть вины…
- Чего ты требуешь? - спросил Георгий после некоторого молчания. - Чтобы я поблагодарил Сашку за примерное поведение?
- Выслушай его спокойно. Прежде всего выслушай! - Хорошо, я выслушаю. Теперь иди к Светлане. Мне надо потолковать с Сашей без свидетелей.
- Саша идет! - сказал Семен, распахивая дверь. Саша стоял на пороге, не решаясь войти. Семен взял его под руку и ввел в комнату. Саша забился в угол, глядел оттуда затравленно и дико. Георгий сделал к нему шаг и остановился.
- Ты обещал… - напомнила Лена. Она не хотела уходить, пока разговор братьев не окончится.
- Жорка, я не виноват, - сказал Саша. - Клянусь, не виноват!
- Рассказывай, что было! - приказал Георгий охрипшим голосом.
Саша помнил только, что Леше стало плохо после порции неразбавленного спирта. Виталий помогал Леше, а он не мог, он сам был еле жив.
- Спирт дал ему своей рукой?
- Нет, он взял сам.
- Не лги!
- Не лгу! Он попросил, я поднес - так было, но Витька запретил, и я тот стакан выпил. Леша опять просил, я не налил, чтоб Витька не сердился, а он ухитрился мимо Витьки… Потом ничего не помню…
- О чем допрашивал следователь?
- Шьет обдуманное убийство, - ответил Саша, отворачивая лицо. - Взял подписку о невыезде… Спрашивал, зачем накупил столько спирта, что на десятерых бы хватило. Допытывался, были ли ссоры с Лешей, не ухаживали ли за одной девушкой, не играли ли в карты. На всю катушку захватывает…
Георгий прибивал Сашу взглядом, как гвоздем.
- Хорошо, подождем окончания следствия. Заменять прокурора не собираюсь. Но знай: веселым кутежам со смертными исходами прощения быть не может.
- Слово даю - никогда больше!..
- Слово твое - воздух! Помнишь наш московский уговор?
- Помню… Новая жизнь на новой дорожке.
- Жизнь новая, дорожка старая - дальше это не пойдет! Слушай меня внимательно. Ты парень взрослый, никто тебе не запретит пить, если жажда. Но дело надо доводить до конца: выпил, проглоти стакан! Для верности мы сделаем так: ты будешь пить, когда охота, а я заставлю тебя изжевать каждый выпитый стакан.
Саша угрюмо смотрел в пол. Георгий повысил голос:
- Оглох, что ли?
Саша сказал, не поднимая головы:
- Принимаю… Выпивок не будет…
Георгий повернулся к Лене.
- Ты защищала его от наказания, ибо он не знал, что делает. Теперь он все знает: и вину поступков и наказание за них.
- Проводи меня, - попросила Лена. В коридоре она сказала: - Не забывай, что ему нелегко. Не сорвись, если он что скажет не так.
- Не сорвусь, - хмуро пообещал Георгий.
Лена тихо вошла к себе. Светлана лежала на кровати, уткнув лицо в подушку. Надя сидела около нее заплаканная. Она встала навстречу Лене. Светлана услышала ее движение и подняла голову.
- Лена! - закричала она, вскакивая на кровати. - Леночка, он умер! Я лежала здесь, а он умирал!
Светлана схватила Лену за руки и говорила все торопливей, захлебываясь словами и слезами:
- Я лежала тут, я могла ему помочь, а не помогла! Я обиделась за грубость, а он нагрубил, потому что ему было плохо, он же никогда не грубил, никогда! А я обиделась, я обиделась, Леночка, я не помогла ему!
- Молчи! - крикнула Надя, топнув ногой. - Немедленно прекрати истерику!
- Я не помогла ему! - шептала Светлана, рыдая в подушку. - Я же могла помочь, могла!
Надя вполголоса сказала, не сводя глаз с затихшей на постели Светланы:
- Вот так уже шесть часов. Вначале просто лежала и о чем-то думала, а потом начались приступы - один за другим, отдохнет - и снова. А недавно кинулась к двери - бить Сашу. Я ее силой повалила…
- Может, вызвать врача?
- Вызывали. Вкатили ей чего-то, она подремала. Я так тебя ждала, а ты где-то шлялась.
- Я не ожидала, что так получится…
- Никто не ожидал. И мы с Сеней таскались на лыжах, сколько хватило ног, а пришли бы раньше, может, не допустили. Где Сашка?
- Он вернулся от следователя. Виталий еще там.
- Дали бы им лет по пять, чтоб знали! Но Сеня говорит, что под криминал не подходит. Потаскают и отпустят.
Лена показала глазами на Светлану. Та опять поднялась на кровати.
- Ты говоришь, их отпустят? Повтори, их отпустят?
- Лежи, лежи! Тебе надо послать.
- Сашка - убийца, его нельзя отпускать. Почему ты не отвечаешь?
- Я не знаю, Света. Кто может предсказать, чем кончится следствие? Ложись, прошу тебя.
- Я не хочу лежать. Сашку нельзя простить!
- Света, пойми, у нас нет прав сажать людей в тюрьму, это дело специальных органов.
- А убивать людей есть право? - закричала Светлана. - Я все слышала, что вы говорили. Криминала нет, и Сашку отпускают, а вы примирились! Я не хочу примиряться!
- Светочка, успокойся! - сказала Лена. - Никто из нас не примирился. Нельзя примириться с подлостью. Очень прошу тебя, ложись.
- Я хочу говорить! Я знаю, что Сашка ускользнет от наказания. Мы сами должны его наказать.
- Пойми же, глупая…
- Мы все можем, не перебивай, Надя! У нас нет прав посадить в тюрьму, но пусть он будет, как в тюрьме. Слышишь, Надя? Пусть ходит по земле, как в одиночке.
Надя переглянулась с Леной.
- Хорошо, Света! Теперь ложись!
- Нет, вы обещайте! Поклянитесь, что больше он не товарищ!
- Спасу с тобой нет! - воскликнула Надя. - Ну, кто подаст Сашке руку? Клянусь во всем, что хочешь, только успокойся, ради бога!
Светлана отвернулась лицом к стене. Надя сказала Лене:
- Посиди с ней, а я побегу в столовую, а оттуда к Вале.
Лена легла рядом со Светланой, обняла ее, поцеловала в голову. Светлана плакала тихо и непрерывно, тело ее сотрясала мелкая дрожь. Лена шепотом успокаивала ее и сама прослезилась. Она горевала о Леше, о Светлане, о себе, о Вале, о Дмитрии, о всех тех, у кого разбивается жизнь, и о тех, у кого она устраивается не так, как мечталось. Светлане стало легче от того, что над ней плачут она заснула. Потом заснула и Лена.
9
Лешу похоронили на недавно устроенном кладбище поселка, под большой, отдельно стоявшей сосной. Могила была единственная - в юном поселке уже родилось несколько детей, но смерть сюда еще не добиралась. Гроб вынесли из больницы, траурное шествие прошло по единственной улице поселка, скорбно гремела музыка. Впереди шли руководители стройки и друзья покойного, среди них опухшая от слез бесчувственная ко всему Светлана. Над могилой произносились речи, в речах говорилось, каким хорошим товарищем и отличным работником был Леша. На музыке и речах настоял Вася, в комитете многие сомневались, уместно ли оказывать почет человеку, умершему как-никак от перепоя. Вася кинулся в партком, там разъяснили, что почет относится к человеку, а не к обстоятельствам его кончины. Зато Миша организовал венки, протолкнул срочное изготовление памятника-пирамидки, подготовил ораторов, сам держал речь - лучшую на похоронах, все это признали.
Позади колонны плелся осунувшийся Виталий… Он тихо плакал, не утирая слез. Недалеко от него - тоже один - двигался Чударыч.
После гражданской панихиды Виталий отошел в сторону, чтоб не оказаться во главе возвращавшейся назад процессии. Они присели с Чударычем на пеньки. Чударыч печально сказал:
- Теперь Леша - мой родственник.
Виталий слушал безучастно.
- Я себе наметил ту сосенку. По возрасту мне бы открыть это кладбище - нет он - молодой… Ему ведь двадцати не было?
- Восемнадцать, - прошептал Виталий.
Когда последний человек скрылся за деревьями, Чударыч поднялся. В поселке, прощаясь с Виталием, Чударыч спросил:
- Вы теперь как - надумали что-нибудь?
- Не знаю… Говорят, судить нас будут.
Виталий знал, что на суде и самом страшном - показательном, в клубе, с общественными обвинителями - настаивает Миша. По местному радио передали его выступление, он объявил беспощадную борьбу пьянкам и бытовому разложению, упоминал Дмитрия, обрушился на Сашу и Виталия. Следователь находился под влиянием Миши. Он уже три раза вызывал Сашу. Один раз с Сашей и Виталием разговаривал Усольцев. Саша утверждал, что на днях им предъявят официальное обвинение в убийстве.
На исходе недели Сашу и Виталия затребовали к прокурору. У него сидели следователь и Миша, на столе лежало дело о гибели Леши. Прокурор прочитал вслух решение - следствие выяснило, что насилия над личностью погибшего Алексея Маринова не было, он сам потребовал спирта, его отговаривали, он не согласился. Поведение собутыльников покойного заслуживает морального осуждения, но криминала не обнаружено - медицинская экспертиза установила, что трагический исход объясняется особенностями организма умершего. В связи с этим дело прекращается, и Внуков с Кумыкиным от уголовной ответственности освобождаются.
- Выкрутились! - с ненавистью сказал Миша. - Ладно, не радуйтесь, жизни в поселке вам не будет…
Ни Саша, ни Виталий не радовались. Саша со страхом думал о том, как брат примет сообщение прокуратуры, Виталия придавила угроза Миши. Чем больше отдалялась страшная ночь пьянства, тем непереносимей становилось воспоминание о ней. Днем Виталий сдерживался, но в постели по-прежнему плакал, вспоминая Лешу.
Перед бараком Саша попросил Виталия:
- Пойди вперед и расскажи Жорке… Не говори, что я тут. А если не разбесится, позови…
Через несколько минут Виталий позвал Сашу - брат спокоен. Спокойствия Георгия Саша - по старому опыту - страшился не меньше, чем его гнева. В этот момент он жалел, что решение прокурора не было более суровым.
Но Георгий ограничился словесным внушением.
- Из карающих лап правосудия выскользнул - живи. Остается собственная совесть и товарищи, как с ними поладишь - твоя забота.
- Жорка, я исправлюсь, - пробормотал Саша. - Никогда больше…
В комнате находился Семен, он, по обыкновению, не вмешивался в разговор братьев. Георгий сумрачно сказал Семену:
- Надо бы, конечно, покрепче, но не могу…
- Ты обещал сдерживаться, - напоминал Семен.
- Не в этом дело, - невесело проговорил Георгий. - Пить научил Сашку не я, а обстоятельства, но компанию он мне составлял не раз. Шутили иногда, что доставили выпивоху в больницу, а там поставили диагноз: "Легкое опьянение с кровоподтеками". Дальше шуточек внушения не было, никто у нас не слыхал о таких несчастьях.
Саша понял из этого разговора, что отложенная до конца следствия расправа не состоится. Как ни тяжело было сознание вины перед Лешей и друзьями, угроза жестокого возмездия была еще тяжелей, он страшился брата больше, чем своей совести. Из осторожности он не показал, как ему стало легко.
Георгий повернулся к Виталию:
- Что ты собираешься делать?
Виталий уже не раз задавал себе этот трудный вопрос. Одно он знал - то самое, что пообещал Миша, - жизни здесь больше не будет. Им овладело неудержимое, как вопль, желание - бежать!.. Разве еще недавно, с тем же, так ужасно погибшим Лешей, он не вынашивал эту мысль о бегстве? Зачем же оставаться теперь, когда Леши нет, когда каждый камень, каждое деревцо, каждый человек будут напоминать о том, что он причастен к его гибели? У него сохранились деньги, на билет и оплату долгов хватит. Бежать, нет, бежать!
- Я уеду! Завтра оформлюсь. Не могу тут…
- Беги! Такие, как ты, добиваются успеха только в бегстве.
Георгий взглянул на спокойного, как всегда, Семена и закончил разговор хмурой шуткой:
- На пьяного наехала лошадь. Лошади удалось спастись. Не всегда так благополучно кончается - подумай над этим, Вик, когда потянешься к бутылке.
На другое утро Виталий отправился в отдел кадров. Его приняли так, словно ждали. Со стесненным сердцем Виталий видел, что от него непрочь отделаться. В бухгалтерии произвели срочный расчет, в кассе не задержали с оформлением билета на самолет.
Виталий уезжал, ни с кем не простившись. Он шел по поселку с чемоданчиком в руке, опустив лицо, чтоб не видеть, кто ему встречается. На улице его остановил Игорь. Как и другие, в эти дни Игорь почти не разговаривал с Виталием, но глядел на него без злобы и недоброжелательства.
- Пиши мне, - сказал Игорь, выслушав Виталия. - Зайди к моей маме, только не сообщай о Леше, чтоб она не огорчалась.
- Зайду! - грустно пообещал Виталий. - И напишу тебе. Обязательно напишу!