- В бюро я попал. А секретарем, к сожалению, избрали меня. Я дал самоотвод, его не приняли.
- Почему "к сожалению"? Это не плохо.
- Это плохо. Я боролся с Мухой из принципа. А теперь подумают, что я стремился занять его высокое местечко. Не могу даже сказать, как это неприятно.
- Умный не подумает, а дурака что слушать? Кого же бригадиром? Не Семена ли?
- Решили Надю рекомендовать. Показатели у нее пониже, чем у Семена, зато характер тверже.
2
Саша не раз слыхал, что время лечит, его собственный опыт говорил о том же: он совершал проступки, за них сперва наказывали, потом их забывали. Но с некоторых пор время стало портиться, оно не лечило, а казнило - чем дальше, тем становилось хуже. Кругом двигались, разговаривали, ссорились и мирились люди, множество людей, бывшие товарищи - он не имел к ним пути.
Он скоро разобрался, что вокруг него воздвигали стену отчуждения. Ему не подавали руки, не шли в напарники, не здоровались, не прощались, по возможности избегали даже служебного разговора. Вначале Саша махнул рукой на этот враждебный сговор. Многого недоброжелателям не добиться - прокуратура от обвинения отказалась, брат простил, начальство не прижимало, остальное было не страшно: так, блошиные укусы, или, по-человечески, мура! Но оказалось, что мура страшнее кары, кара нечто определенное, она имеет начало и конец, а мура - заволакивала и удушала.
Саше не хватало не воздуха, а слов. Он тосковал по разговору.
Он не любил болтовни. Люди разговаривали, он слушал, изредка вставляя одно-два слова. Брат блистал острословием, Саша снисходительно улыбался: трепотня, ничего особенного! Он свою молчаливость ценил больше, гордился, что слов на ветер не бросает. Сейчас он готов был бросать слова на ветер, собаке под хвост, черту на рога, говорить, лаять, мяукать, пищать, орать, лишь бы нашлись слушатели. Те немногие слова, которые он ронял в компании, были, оказывается, необходимостью, он не мог без них больше.
- Поговори со мной, Жорка, - просил он, когда брат возвращался с работы.
Георгий знал, что Саше нелегко. Но он считал, что какое-то время надо перетерпеть.
- Никто тебя не обижает? - начинал он. - Я имею в виду - придирки по работе?
- С нормами не придираются… Работаю.
- Тогда чего тебе? Все хорошо, по-моему.
- Плохо, - говорил Саша, опуская голову. - Не любят меня.
- Ах, так, - не любят? А есть ли тебя за что любить?
- Не знаю.
- Зато я знаю. И могу доложить: не за что!
- Я же человек!.. Почему меня не любят?
- Давай разберемся на пяти пальцах. Один загнем - сам-то ты кого из товарищей любишь?
- Не терплю! - говорил Саша, поднимая голову. - Особенно этого курносого! Ух, гад же!
- Второй загнем - а себя любишь? Или тоже ненавидишь?
- Ну, вот еще - ненавидишь!.. Я себе зла не сделаю.
- Это, между прочим, ошибка, Сашок, и - принципиальная! Если кто и делает тебе зло, так это ты сам. Загнем третий палец - за что любить тебя тем, которых ты ненавидишь? За то, что их ненавидишь? Или за то, что одного себя любишь? Как видишь, и пяти пальцев не понадобилось, всего тремя обошлись.
Георгий переодевался, чтоб идти к Лене, а Саша сидел на койке, ворочая, как глыбы, не дававшиеся ему мысли. Потом он начинал снова:
- Поговори со мной, Жорка.
- Да мы же обо всем договорились, - терпеливо разъяснял брат. - Тебя не любят, потому что ты не заслужил любви.
- А почему никто не разговаривает?
- А о чем с тобой разговаривать? О проблемах перехода от социализма к коммунизму или о структуре атома?
- Меж собою они разговаривают…
- Пойми же, чудак, у тебя испытательный срок после крупного проступка. Надо доказать, что ты достоин хорошего отношения.
- Срока без приговора не бывает.
- Приговора нет, а срок идет. Говорю тебе, перекрутится!
Георгий уходил, и одиночество становилось нестерпимым. Лучше всего было бы напиться. Водка в магазинах исчезла, но, на худой конец, можно нализаться и красного вина. Саша вспоминал предостережения брата и страшился пить. Он выходил в поселок. В поселке было еще хуже, чем в пустой комнате.
Некоторое время Саша носился с мыслью прорвать удушавшую петлю молчания, участвуя в какой-либо общей затее. Он записался в лыжники, у них всегда было весело. Лыжи ему выдали, но веселья не отпустили. Саша на ровных участках ходил так-сяк, а на спусках, разгоняясь, падал. Когда сваливался другой, к нему спешили, Сашу обходили осторожно. Инструктором у лыжников был Семен, этот всюду поспевал с советами и помощью. Саша рухнул у ног Семена, обдав его облаком снежной пыли. Семен отряхнул снег и пошел дальше. Саша, встав, крикнул:
- Неужто не видишь - упал же!..
- Помощи ты не просил, - возразил Семен. - Я думал, ты нарочно.
Саша падал еще не раз, но на помощь не звал, у него не было уверенности, что ему протянут руку. Вскоре и лыжная пора кончилась, весна добралась и до снега в пихтовых чащах, где он держался дольше, чем на реке и под соснами.
Саша уходил в клуб, бродил в фойе, одинокий в шумной толпе. Кино можно было смотреть и без разговора, но и кино не радовало. Отчуждение было не испытанием, а позором. Саше казалось, что все искоса с недоброжелательством наблюдают за ним, он втягивал голову в плечи. Час радости в зрительном зале не оправдывал и минуты терзаний в фойе. Он возвращался в пустую комнату и раздевался. Сон не шел, тут тоже была издевка, раньше он мог спать, хоть целые сутки, теперь не вмещал и шести часов сна. Георгий приходил поздно и торопливо лез в постель. Саша приподнимался и начинал свое:
- Поговори со мной, Жорка…
- Утром потолкуем, - бормотал Георгий. - Спать хочу. Вот еще выискалась нежная барышня с расстроенными нервами! Спи! Дай отдых утомленному человеку!
- Поговори, - молил Саша - Поговори…
Саша давал брату отдых, но сам отдыха не находил. А потом стало и вовсе плохо.
Когда Надю утвердили бригадиром, Светлана напомнила об их уговоре. Они сидели у реки, по льду тянулись разводья, с часу на час ожидали ледохода. Надя притворилась, что не знает, о чем речь.
- Уговоров было много - не давать спуску парням, выполнять норму, ходить на все картины. Какой ты имеешь в виду?
- О Сашке, конечно.
- А что? Уговор выполняется. С ним не дружат.
- Этого мало. От него надо избавляться.
- Живет - пусть живет. Не убивать же!
- Убивать не надо. А жизни не давать.
- Не понимаю, чего ты хочешь?
- Слушай, Надя, - сказала Светлана. - Часть людей уходит на строительство аварийного поселка. Скажи, чтоб Сашку забрали от нас. Откажись принимать бригаду, если его оставят.
Надя знала, что Светлана не отвяжется и что легко отделаться от Саши не удастся. Светлана сидела грустная и твердая, она не глядела на подругу. Надя командовала всеми девушками, на Светлану кричала больше, чем на других. Она могла закричать и сейчас, обозвать Светлану дурой, такие слова раньше действовали. Начинать бригадирство с капризов - какая нелепость!
- Хорошо, - решила Надя. - Я сделаю, что ты хочешь, поругаюсь с самим Кургановым… Но тебе скажу одно: ты слишком ненавидишь, Светлана!
- Нет, - отозвалась та. - Я слишком люблю.
Дня через два на стене конторы вывесили списки перекомплектованных бригад. Саша не нашел своей фамилии в Надиной бригаде. Он пошел объясняться.
- Не нравится - иди, жалуйся, - посоветовала Надя. - Но вряд ли поможет. Тебя отчислили вполне официально, с протоколом и подписями.
- Но почему? Я требую - почему?..
- Потому. Не нравишься ты нам. Площадка большая, пристраивайся в другом месте.
- Надька, смотри!..
- Уже посмотрела и, знаешь, что увидела? В бригаде у меня одни трезвенники - как на подбор. Ты портишь общую картину.
Если бы этот разговор происходил не на глазах у Семена, взбешенный Саша прибегнул бы к словам покрепче. Но Семен не терпел ругани. Ссориться с Семеном было неразумно.
Вечером Саша пожаловался брату. Георгий нахмурился.
- Взялись за тебя! Ладно, великий строитель из тебя, кажется, не получится. Может, натянешь на слесаря четвертого разряда. Завтра поговорю на руднике.
- Все это Васькины штучки, - злобно сказал Саша. - Он подговорил Надьку. Знаю я этого гада! Он крепче всех требовал меня под суд.
Мысль, что в Васе корень всех бед, не давала ему покоя. "Нет, врешь! - бешено думал Саша. - Если тебя за шибкую бдительность - в секретари, так ты думаешь, бога за это самое… за бороду поймал? Мы еще разочтемся!"
На другой день он вышел работать в электромастерские рудника.
3
Аварийный поселок - так называлось общежитие для новоселов, прибывавших Этим летом, - разбивался около рудничных служб, в ненарушенной тайге. По набросанному наспех плану какие-то деревья вначале оставляли, чтоб создать на улице аллею, потом стали валить лес стеной - деревья росли не аллеями, а как вздумается. Жалеть это добро не приходилось, поселок со всех сторон захлестывало зеленое море. Прораб махнул рукой на чертежи:
- Здесь не улица Горького, трястись над каждым деревом не обязательно.
В один из дней Саша, отправившийся из цеха в поселок за материалом, свернул в сторону, чтоб посмотреть, как работают бывшие бригадники. Он подошел к Игорю и Вере. Игорь подпиливал электропилой стволы, потом они с Верой их валили. В воздухе стоял особый, возбуждающий и печальный аромат свежего сруба. Дерево пахло живыми соками, как смертельно раненное тело пахнет кровью. В стороне пели другие электропилы, с громовым шелестом валились другие деревья. На опушке рычали и посапывали бульдозеры, выкорчевывающие свежие пни.
Саша после недолгого молчания сказал:
- Тяжелая работенка.
Вера ответила:
- А мы не ищем легкой. И вообще - проваливай!
Насупленный Саша насупился еще больше.
- Посмотреть уже нельзя?
- Такими гляделками, как у тебя, и бревно сглазишь.
Саша знал, что Вера недолюбливала его и в те времена, когда дружила с Георгием. Он пожалел, что заговорил с ней, хорошего ответа ждать было нельзя. Он отошел, ничего больше не сказав. Шагах в ста Саше повстречался Вася.
Вася обходил порубку, оглядывая образовавшуюся площадку. Бешенство, не перестававшее бродить в Саше, забурлило пеной.
- Здорово, начальник! - приветствовал Саша.
- Я не начальник, - холодно ответил Вася.
- Не начальник? Людьми командуешь, кому жить, кому подыхать, согласия их не спрашиваешь - значит, начальник!
Вася презрительно поглядел на него.
- Ты ищешь ссоры? Ссора тебе не поможет.
- А что мне поможет? Не объяснишь?
- Одним собой живешь. Плюешь на всех, было бы тебе хорошо.
- И плюю! И буду плевать!
- На всех плевков не хватит. Вон гляди, деревья! Они тоже без товарищей не живут. Одно дерево не составляет леса, один человек еще не человек. А ты? Что хочу, то закон, до других дела нет. Тебе и говорят: живи сам по себе, раз такой.
Саша не отрывал от Васи бешеного взгляда. Все было ложью! Правильно, и дереву тошно одному, он не дерево - ему хуже.
- Я тебе не пень - антимонии выслушивать. Возвращай в старую бригаду, понял!
- От меня это не зависит. Тебя товарищи не хотят.
- Возвращай! - бушевал Саша. - Возвращай, а то будет плохо!
Вася повернулся к нему спиной. Саше показалось, что Вася трусливо бежит. Бегущего врага надо догнать и повалить - это был старый инстинкт, он бросил Сашу вслед Васе. Тот оглянулся, не веря, что Саша лезет в драку. Саша ударил Васю в плечо.
- Да ты с ума сошел! - закричал Вася. - Подумай, что делаешь!
Саша схватил с земли сук. Вася сумел отскочить, но поскользнулся на мокрой земле, одна нога подвернулась под другую. Вася упал, пытался приподняться, тут же со стоном повалился. Саша снова размахнулся, но вихрем налетевшая Вера сшибла его с ног. Саша в ярости отшвырнул ее в сторону. Он опять схватился за сук. Подоспевший Игорь прыгнул Саше на плечи, оба полетели на землю. Вера подскочила к Васе, хотела поднять его.
- Беги за ребятами! - крикнул Вася. - Мы с Игорем пока удержим его.
Вася пополз, загребая руками землю, к катавшимся неподалеку Игорю и Саше. Саша раз за разом отшвыривал Игоря, подминал под себя - Игорь, не возвращая удары, валил Сашу на землю, не давая напасть на Васю. Бешенство мутило Сашу. Этот низкорослый дьяволенок присасывался, как пиявка, его руки легче было выкрутить жгутом, чем отбросить. Саша, не помня себя, стал душить Игоря, рыча:
- Ага, ты тоже! Я тебе покажу! Живым не выпущу, нет!
Игорь бился под Сашей, пытался сорвать его пальцы со своей шеи. Подползший Вася схватил Сашу за руку. Саша бросил Игоря и навалился на Васю. Игорь снова прыгнул Саше на плечи. На этот раз Саше удалось швырнуть его так, что он сразу не сумел подняться. Вскочив, наконец, на ноги, Саша с бранью схватил сук и бросился на обоих врагов. Тут он увидел бегущего брата.
Георгий широкими скачками перепрыгивал пни и поваленные стволы. Сук выпал из рук Саши. Он помчался в глубь леса, не разбирая дороги. Он слышал за собой свистящее дыхание брата. Георгий по-прежнему не подавал голоса, это ужасало Сашу - он знал, каким бывает брат, когда от ярости не может кричать.
Саша выскочил на полянку, обежал стоящий на ней валун, в смятении остановился. Это была не полянка, а провал - ущелье ручья. Каменистые берега падали вниз стеной. Саша отпрянул от обрыва и понесся вдоль, отыскивая пологий спуск. На обрыв вырвался Георгий. Саша прислонился спиной к пихтачу, нависшему над провалом, выхватил из кармана нож. Он всегда носил его с собой, хоть ни в одной драке не прибегал к нему - теперь лишь нож мог спасти от расправы.
- Стой, Жорка! - заорал он. - Стой, падло, завалю!
Георгий бежал с той же жуткой молчаливостью.
Саша заревел еще неистовее:
- Стой, говорю! Не пощажу!
Георгий прыгнул на валун, таким же стремительным прыжком слетел с него. Саша взглянул на его перекошенное лицо и швырнул нож в ручей. На Сашу обрушился тяжкий, как копыто, кулак. Упав на землю, Саша схватил брата за ноги.
- Жорка! - молил он. - Не бей!
Георгий отшвырнул его ногой. Теперь Саша услышал его голос.
- Вставай! - шипел Георгий. - У меня же принцип - лежачего не бью. Вставай, гад!
- Не встану! - бормотал Саша, ползая на коленях, снова ухватывая брата за ноги. - Не встану, Жорка!
Георгий пнул его, но Саша не выпустил ноги. Георгий заговорил спокойней:
- Поднимайся, не трону!
- Дай честное слово, Жорка!
Георгий - высвободил ногу, сделал шаг вбок.
- Иди вперед!
Саша торопливо шагал к руднику. Ему по-прежнему было страшно, он спешил на народ. Увидев Васю, около которого хлопотали люди, Саша хотел обойти стороной, но брат приказал остановиться.
Вася сидел на земле, правая штанина была закатана. Вспухшее колено покраснело, Вася ощупывал его, стараясь узнать, нет ли перелома.
- Вывих, - определил Георгий, дотронувшись до опухоли. - Нужно доставить тебя на носилках в медпункт рудника. Там вправят.
Он показал, как делать носилки из сучьев, потом протянул руку Вере.
- Спасибо, что позвала! Ты двоих спасла: и Васю, и Сашу. А может, еще и Игоря…
Она помедлила с ответным рукопожатием.
- Почему Сашу? На него не нападали. Он сам, как бешеный…
Георгий сумрачно взглянул на стоящего с опущенной головой Сашу.
- Черт знает, чем могло кончиться. За убийство меньше пятнадцати лет не дают. Пятнадцать лет - не многим слаще смерти… А так - годом отделается… В науку пойдет.
Он знаком приказал брату идти. Тот с прежней покорностью и торопливостью шагал впереди. Около служебных зданий Саша повернул к Георгию залитое слезами и грязью лицо.
- В милицию ведешь? - прохрипел он с рыданием. - Сука, лягавый, родного брата властям!..
Георгий жестко сказал:
- Властям - не врагам. Будут другие учить тебя, дурака, раз моей науки не послушался. Шагай, шагай.
4
В один из понедельников, когда библиотека для посетителей закрыта, Чударыч разбирал полученную почту - пакеты с книгами и журналами, письма. Письмо от Сувориной он перечитал дважды. Она благодарила за сведения о сыне, сообщала, что выполнила поручения стройки - отобрала в магазинах нужную литературу, заходила в заочный политехнический институт - там уже вое подготовлено к открытию нового отделения. Для таежного учебно-консультационного пункта отбирают, программы, методические указания, учебники. "Летом можно начинать на месте вступительные экзамены, - писала Суворина. - Если бы вы звали, как приятно возиться с вашими просьбами. Три четверти моего сердца в вашей милой глуши! Ах, если бы и жить там около сына и ставших родными его друзей!"
Чударыч, улыбаясь, зашагал вдоль стеллажей. Он останавливался у полок, где стояли любимые книги, клал на них руку. Со стороны можно было подумать, что он прощается с ними. Он и вправду прощался. Приходил срок бросать созданную библиотеку для другого, более настоятельного дела.
Еще в ноябре, отправляясь в Москву, Чударыч подумывал о том, что пора их поселку связаться с заочным институтом. В Рудном по плану предполагалось открыть среднюю школу для взрослых, но Чударыч понимал, что этого мало. Он выписал в отделе кадров нужные цифры - людей с законченным средним образованием уже было больше двухсот, а в навигацию этого года должно было прибавиться, по крайней мере, с полтысячи. "Надо, надо!" - твердил себе Чударыч.
И ни с кем заранее не сговариваясь, непоседливый старик долго разыскивал в Москве, в Мазутном проезде, нужное ему учреждение - Всесоюзный Заочный Политехнический институт. Там разъяснили, что консультационный пункт в тайге открыть можно, но деньги на помещение, лаборатории первых курсов и учебные занятия на месте придется отыскивать у себя. Институт будет обеспечивать программами, методическими указаниями и принимать студентов, приезжающих на учебные сессии. Чударыч на радостях, что дело выгорает, обещал достать любые требуемые средства. Он был уверен, что Усольцев его поддержит.
Усольцеву мысль о своем отделении института понравилась еще больше, чем новая библиотека.
- Великолепно! - одобрил он, когда Чударыч рассказал о московских переговорах. - Уж если мы сможем помочь ребятам на месте приобрести высшее образование, они по-настоящему ощутят, что здесь их дом. Помещение выстроим, лаборатории оборудуем - это все в наших руках. Труднее с преподавателями и консультантами. В этом году приезжает к нам много инженеров разных специальностей - будем искать среди них. В общем, давайте писать официальную просьбу в институт и завернем это дело по-серьезному.
Прохаживаясь по пустому читальному залу, Чударыч думал об этой новой работе, найденной им для себя. Он чувствовал, что нужен своим ребятам, и чем дальше, тем будет нужнее. Это было радостное чувство, он даже прослезился от сознания того, что скоро придется сменить свой - хоть и живой, но тихий - читальный зал на всегда набитый людьми кабинетик заведующего учебным пунктом института: вопросы, справки, просьбы, споры, телефонные звонки, вызовы, заседания, комиссии, экзамены, беседы на бегу в коридорах, страх и радость на лицах - он тосковал по гаму и толкотне, как по чему-то издавна родному.
Вечером пришла Лена. Она обрадовалась книгам.