А Капитон оглянулся с таким видом, словно поджидал Володю, зная, что тот сейчас выйдет. Задыхаясь больше, чем всегда, он спросил:
- Ваську не видел?
- Видел, ну и что?
- Где он?
- А зачем?
- Где видел?
- Видел…
- И больше не увидишь. У нас теперь другая наука начнется. Сам учить буду.
Володе показалось, что сразу потемнело сияющее праздничное небо.
- Только посмей! - выкрикнул он и пошел прямо на Капитона.
А тот, большой, жирный, покачнулся и захрипел:
- Ох, отойди ты сейчас от меня… ох, лучше отойди…
- Как же, - отрывисто дыша, с ненавистью сказал Володя и твердо сел рядом.
- Ух-х ты! - яростно выдохнул Капитон. Он вскочил с места и жирными кулаками сильно ударил по скамейке.
Володя даже не пошевелился. Он сейчас ничего не боялся. Он был полон той победоносной, упрямой решимости, которая всегда помогала ему в трудную минуту.
- Уйди отсюда! - прошептал Володя.
- Убью!
Володя спросил, суживая глаза:
- Кого? Вечканова? Я - сучок дубовый!
- Ух-х ты какой, ух какой! - захрипел Капитон, отступая к своим воротам.
Когда Володя вернулся под навес, там по-прежнему было тихо и особенно темно после ослепительного блеска снега.
Володя призывно свистнул. Ответа не последовало.
- Васька, это я! - позвал он.
И снова не получил ответа. В сумраке пахло прелым деревом и кроликами. Володя тоскливо и зло еще раз позвал:
- Васька!
Хотя для него было совершенно ясно: кричи не кричи - все равно никто не отзовется. Не видать ему больше Васькиных золотистых веснушек, не слыхать шепелявого голоса, которым тот говорил в пьесах. Да и самой пьесы никто теперь не увидит: без Васьки - какой же может быть спектакль?
Вот так и получилось, несмотря на все старания взрослых. А может быть, получилось бы лучше, если бы они так не старались. Может быть, надо было бы собраться всем ребятам да рассказать взрослым, как их ловко обманывает Капитон. Неужели сами-то они ничего не видят? Неужели нет на свете такого человека, умного и решительного, друга-товарища, который бы все сразу понял и кинулся бы на помощь?
Так думал Володя, стоя под навесом и вытирая озябшими ладонями горячие мальчишеские слезы.
БЕГСТВО
А Васька сначала просто летел по улицам без оглядки, ничуть он не сомневался в том, что если Капитон его догонит, то непременно убьет. Отдышался только в трамвае, уносившем его в сторону вокзала. Это он успел сообразить. Он даже впервые за всю свою жизнь потратил три копейки на билет, опасаясь столкновения с кондукторшей.
Еще было совсем светло, а вокзал уже сиял огнями. Это смутило Ваську - как бы его не заметили при таком-то освещении. Он осторожно пробрался в огромный зал. Тут было тепло и так людно, что он немного успокоился. Огляделся, чтобы хоть понять, куда идут люди, но оказалось, что понять этого нет никакой возможности. Шли кто куда. Многие вообще никуда не шли, а стояли в очередях, в кассы или к буфету. Некоторые разглядывали огромные расписания поездов, а некоторые ничего не делали, а просто сидели или лежали на широких диванах. Васька сообразил, что именно здесь, в зале ожидания, и есть то самое место, где никто не обратит на него внимания.
Он забился в дальний угол, тут отыскалось подходящее местечко между диваном и стенкой. Можно посидеть на полу и без помех все обдумать.
Только начал думать, куда ему теперь направиться, как вспомнил, что еще ничего не ел с самого утра. Деньги у него были - те, что Тая дала ему из своей копилки. Человек он был осторожный и тогда же зашил их в подкладку пальто. Достал, пятерку и отправился разыскивать буфет.
Так началась его самостоятельная жизнь, требующая обдуманных действий. Это для Васьки явилось такой ошеломляющей новостью, что он даже перестал жевать.
Раньше, все было ясно - что делать, куда пойти. А сейчас он даже не знал, с чего начать, с кем посоветоваться. Он нисколько не боялся людей, но и не очень им доверял. И он сразу сообразил, что мальчишка, в одиночестве гуляющий по вокзалу, обязательно заинтересует взрослых. Это не на базаре, где у каждого свое дело и на мальчишек не обращают внимания. А пассажиры - народ прежде всего любопытствующий. На этом Васька чуть было и не погорел.
Эту пассажирку в черной меховой шубке он даже не сразу и заметил. Сидит в самом дальнем конце дивана и читает "Огонек" так внимательно, будто не в зале ожидания, а у себя дома.
Как раз это Ваське и надо. Он стоял тут же и спокойно доедал бутерброд с колбасой. И вдруг услыхал:
- А ты смотри, не подавись…
Он и в самом деле чуть не подавился от неожиданности.
- Зачем же ты стоя ешь? Садись. - Она убрала свой маленький чемоданчик, поставив его на большой, и повторила: - Да садись же.
Заглатывая непрожеванный кусок, Васька невнятно пробормотал:
- Чего там, постою… - А сам подумал: "Не смыться ли? Нет, поймают, народу хоть и много, а тесноты нет. Поймают".
Осторожно присев на самый краешек, покосился на свою собеседницу. Вроде ничего плохого она не думает. Красивенькая. Из-под розовой вязаной шапочки выглядывают темные блестящие завитки волос, а щеки такие розовые, чистые, румяные, ну просто - кукла. В школе так бы и прозвали - "кукла".
Обмахиваясь "Огоньком", как веером, она спросила:
- Куда же ты, мальчик, едешь?
Этот вопрос еще не был продуман, но Васька уже слегка осмелел и бойкой базарной скороговоркой ответил:
- В Крым-пески-туманы-горы…
Она рассмеялась открыто и весело, как девчонка.
- Смешной ты какой-то!
- Я - веселый, - совсем осмелел Васька. - Охота мне в теплых странах пожить.
- Ты беспризорный?
- Нет. Я - самостоятельный.
- Какой же ты самостоятельный? Сам не знаешь, куда едешь. Вот мы с мужем, например, едем на Кавказ. А ты неизвестно куда.
- А там цирк есть?
- Не знаю. Я еще никогда не бывала на Кавказе, наверное, где-нибудь есть.
Васька представлял себе Кавказ, Крым-пески и вообще все "теплые страны" только по халтурным Капитоновым коврам. Там было все: синее море, пальмы с листьями, похожими на искривленные гребенки, толстые красавицы в прозрачных голубых и розовых платьях, а иногда и вовсе без платьев.
- В Теплом городе есть цирк, - сказала "кукла". - Это я знаю. Очень хорошо знаю.
Она почему-то нахмурилась и вздохнула, но Васька не обратил на это никакого внимания. Он пылко заявил:
- Ну вот я и поеду в Теплый город.
- А для чего тебе цирк? - спросила она.
- В артисты поступлю.
- Да ты же еще маленький.
- Ну, тогда в обезьянки. Я способный, я все могу.
Она снова заливисто рассмеялась:
- Нет, ты определенно смешной. О господи, в обезьянки!
Но вдруг, перестав смеяться, она наклонилась к нему и таинственно спросила:
- Ты из дома удрал, да?
- Нет у меня никакого дома, - ответил Васька с такой горькой решительностью, что она сразу же все поняла.
- Убежал. Бедный человечек…
- Дома я был бедный, а сейчас ничего. Сейчас я - житель. Начинающий житель.
- Очень плохо тебе жилось, начинающий житель.
- Чего там, - Васька с отчаянием взмахнул рукой. - Никакой жизни не было…
Она потребовала:
- Расскажи по порядку.
Не очень-то он любил рассказывать о своей жизни. Бесполезное это дело, да и небезопасное. У него не слишком показательная жизнь выдалась. Вот у Вовки Вечканова - это жизнь. Хоть в рамку вставляй всем на удивление. Сучок дубовый…
Но, начиная новую жизнь, Васька решил говорить одну только чистую правду, и поэтому он почти ничего не утаил, разве что самые неприглядные случаи. Да и того, что он сказал, было достаточно для одной ребячьей жизни. Его слушательница загрустила.
- Все-таки лучше бы тебе вернуться к тому милицейскому лейтенанту.
- К дяде Васе? Нет. Теперь он в детский дом меня определит. Или в интернат. А на клоуна учиться надо с детства, а то кости затвердеют.
- Ну зачем же клоуном? - воскликнула она удивленно и даже, кажется, испуганно.
- А что? - удивился Васька. - Вы думаете, что я не смогу?
А она продолжала удивляться:
- Вот еще! Кто это тебя надоумил?
- Мечта такая… - Васька усмехнулся.
Наклонив голову, словно прислушиваясь к каким-то своим тревожным мыслям, она печально говорила:
- Ты еще маленький и не все понимаешь. Мечта… Ты думаешь, клоуну очень жить весело? Был у меня один знакомый клоун… Ох, как мне трудно было с ним!.. - Но тут она вдруг рассмеялась и торопливо прошептала: - Вот идет мой муж. Мы ему ничего не скажем про клоуна. Хорошо? Смотри же…
Муж! Васька насторожился. К ним приближался не очень-то молодой человек в сером пальто и серой каракулевой шапке.
- Занял очередь. Ну как ты тут? Не очень скучала?
- Вот мальчик, - сказала она.
- Мальчик! - воскликнул он восхищенно. - Да неужели? - Смешно двигая бровями, он начал разглядывать Ваську, как что-то очень необыкновенное. - Да, пожалуй, это и в самом деле мальчик.
"Уж не клоун ли это?" - подумал Васька, но "кукла" остановила мужа.
- Я серьезно говорю. Зовут его Васей. Совершенно одинокий. И мечтает сделаться актером.
И она рассказала все, что только что сама узнала от Васьки. Про его нелегкую жизнь и про мечту, которая началась от цирковой обезьянки. И так трогательно все это у нее получалось, так вздрагивал ее нежный голос, что Васька только поеживался. Ему было очень неловко все это выслушивать, так неловко, будто она при всех кормила его с ложечки тепловатой кашкой.
Ему очень хотелось убежать подальше, но теперь, когда только что начиналась новая жизнь, он решил все перетерпеть.
- Да, - проговорил муж, - биография для актера, прямо скажем, самая подходящая. Слушай, а ты не врешь?
- Провалиться мне…
Тот подождал немного, с интересом поглядывая на Ваську, словно ждал - провалится он или нет.
- Не провалился, - серьезно отметил он. - Значит, надо бы тебе помочь…
- Надо, надо! - горячо воскликнула женщина. - Я очень хочу ему помочь.
Он ласково взглянул на нее и восторженно улыбнулся:
- Если королева хочет… Ладно, билет я тебе возьму, но только, - он погрозил Ваське пальцем, - только уговор: ты меня не выдавай. А то что же у нас получается: ты сбежал из дома, а я тебе помог. Меня привлекут за соучастие. Тебе ничего не будет, потому ты - несовершеннолетний. А меня так припекут…
- А я как раз вас и не знаю, - заторопился Васька, опасаясь, как бы неожиданный его благодетель не передумал. - Никого не знаю, никогда не видел, ничего не слышал…
- Ну, я вижу, с тобой не пропадешь. А тебя-то мы запомним. Вот если задуманное сбудется и ты станешь артистом, мы придем к тебе и скажем…
Она перебила мужа:
- Мы скажем: "Здравствуй, Вася!.." - заливисто засмеялась и замахала руками - ну совсем как девчонка. А он говорил: королева!
ВАГОННОЕ ЗНАКОМСТВО
Провожая Ваську до вагона, "куклин" муж так сказал молоденькой проводнице:
- Вот этот мальчишка отстал от мамы. Мы тут собрались и купили ему билет, а вы уж присмотрите, чтобы все было в полном порядке. Едет он до Теплого города. Смотри, Вася, нигде больше не выходи из вагона.
- Беда с этими мальчишками, - сказала проводница и покраснела.
- А что, донимают?
- Да уж… - Она взмахнула фонарем и, строго сдвинув подрисованные бровки, приказала: - Полезай, парень, в вагон. Да чтоб у меня не баловаться! - И добавила: - С мальчишками беда.
Мужчина рассмеялся и добрым голосом заверил:
- Замуж выйдете, все пройдет.
- Посватайтесь.
- Уже женат! - воскликнул он так ликующе, что проводница очень расстроилась.
- Все, кого не встретишь, женаты…
- Вас как зовут?
- Нюра. А что? Да вы не беспокойтесь, доставлю в целости.
- Вот что, Нюра. Это не простой мальчик. Его мать в цирке дрессировщица.
- Ну!! Со зверями?
- Звери у нее всякие, а главное, обезьяны…
- О, господи! - воскликнула Нюра. - Зверей подчиняет, а собственного сына что же?..
- Да так получилось. Вы уж присмотрите. Ну, Вася, будь здоров.
Он подмигнул Ваське и ушел. Нюра посмотрела вслед, потом осветила Ваську своим фонарем и, вздыхая, приказала:
- Иди в вагон. Седьмое купе…
Васька сообразил, что у молоденькой проводницы что-то там не заладилось с личной жизнью, но долго думать ему было некогда - сон мгновенно его свалил. Так намаялся за день, что не слыхал даже обычных поездных шумов, а проснувшись, не сразу сообразил, куда это его занесло. А когда разобрался, то слегка загрустил: один ведь он теперь на всем белом свете! Один, и никому до него дела нет.
Поезд бежит, вагон покачивается, стучат колеса. Пассажиры внизу пьют чай, о чем-то разговаривают и, конечно, не думают о нем. Но это, пожалуй, даже и лучше, что не думают. Не замечают. А то начнутся допросы да соболезнования - этого он хотя и не очень опасался, но не хотел.
И зачем это "куклин" муж сказал, что Васька отстал от матери-дрессировщицы?.. Теперь придется изображать "циркового мальчика".
А может быть, это даже и лучше - ничего не надо придумывать самому, хотя придумывать придется. Не станешь же всем рассказывать о своем бегстве.
Какая же это новая жизнь, если все еще надо изворачиваться и врать? И, как бы отвечая на его мысли, внизу басовито сказали:
- Хватит тебе врать-то.
Осторожно заглянув вниз, Васька увидел немолодого тощего и толстоносого мужчину. Рядом с ним сидела большая, полная женщина с таким белым лицом, словно непропеченный калач, густо обсыпанный мукой. И полные ее руки, обнаженные до локтей, тоже были белые и непропеченные.
Тощий мужчина басовито проговорил:
- Довольно врать-то. Вчерашняя выручка сто двадцать, а ты нам по десятке сунул. А где остальные?
Белотелая лениво ела булку, запивая чаем. Она равнодушно сказала:
- За десятку, Гуталин, сам аккомпанируй и сам пой цыганские романсы.
Гуталин - необыкновенное какое имя! На верхней полке напротив лежал совсем молодой парень, черноволосый и смуглый. Он только что проснулся и, потягиваясь, зевал во весь рот, вздрагивая при этом, как собака. У него было такое нечистое лицо, будто по нему и в самом деле прошлись сапожной щеткой. Он долго зевал, широко разевая большую розовую пасть с мелкими нездоровыми зубами. Кончив зевать, он сказал:
- Будете спорить - и этого не получите. - Улыбка вспыхнула и погасла на его темном лице.
- Мы больше не будем выступать, если так, - пригрозил тощий.
- Да, - подтвердила белотелая. - Такого нахальства мы не ожидали.
Гуталин пошевелил пальцами в продранных носках.
- Бунт? Смешно. Надоело мне с вами… Можете возвращаться в свой Дом культуры, выступать бесплатно, раз десятки вам мало.
Из дальнейшего разговора Васька понял, что эти двое - муж и жена. Он - баянист, она певица, исполнительница цыганских и русских романсов. А Гуталин у них главный. Он и администратор, и кассир, и конферансье. И, кроме того, он - главный жулик. Это Васька сразу определил. Насмотрелся на таких нахальных.
Белотелая допила чай и, облизывая ложку, неторопливо проговорила:
- В Доме культуры мы, по крайности, жили спокойно, как птички в клетке. Уговорил ты нас, завлек. Гуталин ты и есть. И душа у тебя гуталиновая.
Снова мгновенная улыбка пробежала по лицу жуликоватого администратора.
- Птички… - Увидев, что Васька поднял свою вихрастую голову, он спросил: - Видал канареек? А ты откуда взялся?
- Из цирка, - ответил тощий баянист. - Проводница ночью сказывала. От своих отстал.
Это сообщение почему-то очень заинтересовало Гуталина.
- Нет, правда? - спросил он. - Ты не акробат?
- Укротитель, - ответил Васька.
- Ну это ты, скорей всего, заливаешь.
- Слушать не заставляю.
- Ого! Самостоятельный, - проговорил Гуталин и глаза его переливчато блеснули. - Кого же ты укрощаешь, тигров?
- Обезьян. - Зная, что с таким по-хорошему нельзя, Васька грубо сказал: - Отожмись, дай человеку сойти. Высунулся, как змей…
Внизу хихикнули и притихли. Притаились. Ждут, что будет.
Гуталин засмеялся, ловко спрыгнул на пол.
- Вот, птички-канарейки, как настоящие-то люди разговаривают. Слыхали? А тебя, молодчик, как звать?
- А это тебе не надо знать.
- Законно. Занимательный ты парень. Жрать хочешь?
От еды Васька еще никогда не отказывался. Тогда Гуталин предложил:
- Ресторан тут есть. Живопырка. Но жрать можно, если, конечно, при деньгах.
Ну, это и младенцу ясно - прощупывает он Ваську, под его деньги подкапывается.
- Нет, - сказал он, - ресторан твой, живопырка, не по нашим деньгам.
- Ну, тогда давай чай с ситником пить… - Гуталин приказал белотелой певице: - Мадам, можно вас попросить…
На это Васька согласился и отправился умываться. По пути его перехватила проводница, не та, что дежурила вечером, а другая, постарше.
- Это ты цирковой мальчик? - спросила она.
- Я. А где тетя Нюра?
- Отдыхает твоя тетя. Накормить тебя велела.
- А чего меня кормить? У меня свои деньги есть.
- Деньги свои держи при себе. Вот тебе полотенце, умойся да заходи сюда.
Проводница накормила его вареной картошкой с огурцами, дала чаю и очень вкусную булку.
Аппетит у Васьки всегда был хороший, а за весь вчерашний день ему удалось наскоро проглотить лишь пару бутербродов на вокзале. Глядя, как он ест, проводница - женщина, видать, нежалостливая - расспрашивала Ваську про маму. Как это она не боится зверей. Васька и сам этого не знал и потому старался отвечать как можно туманнее.
- Привыкла.
- И не боится?
- Звери ее боятся. Как завидят - воют от страха.
- О, господи! Бьет она их?
- Нет. Этого у нас не полагается, - неохотно объяснял Васька. Вот ведь, не хотел врать, заставляют.
- А как же она с ними?
- Взглядом действует. Гипнозом. Посмотрит в глаза, они все и выполняют.
- Есть же на свете женщины… - завистливо вздохнула проводница. - Мне бы такую силу в глазах…
- Зверей укрощать?
- Каких зверей? - Она вздохнула и засмеялась. - Пассажиров. Такие, бывает, попадаются, что твои звери.
И Васька засмеялся так, что заблестели все его многочисленные веснушки. Даже неулыбчивая проводница вроде как бы просияла:
- Ох ты, конопатенький! Как тебе щеки-то позолотило к весне…
- А я и зимой такой же, - сообщил Васька и поблагодарил за угощение. - Спасибо, тетя, за хлеб, за кашу, за милость вашу…
- Ну, иди, отдыхай, веселенький. - Проводница погладила его рыжие волосы. - А с этим, с чернявым, соседом своим, поосторожнее. Жуликоватый он. Да и все они - грызутся все время. И чего это Нюрка тебя к ним сунула?
В купе ждал его Гуталин. На столике уже был приготовлен завтрак: белый хлеб, колбаса, чай.
- Давай садись. Угощаю, как артист артиста.
- Да я уж позавтракал, - сказал Васька. - Проводницу встретил знакомую. Так что благодарим за ваши старания.
Сказал и полез на свое место. Оттуда хорошо видно все, что делается за окном вагона, А делается там такое удивительное, что Васька забыл все на свете. Еще только вчера вечером он лег спать, покинув зимний город, прошла одна ночь, и вот уже поезд проносится через весну. Чернеет обнаженная земля, весело зеленеют озими, колышется под теплым ветром прошлогодняя бурая трава, и ветки пробегающих деревьев усыпаны темными почками. Ворона, блестя на солнце черным пером, гонится за поездом, каркает, как бы приветствует Ваську со скорым прибытием в Теплый город для новой жизни.
Новая жизнь. По пути к ней тоже разные встречаются люди и не со всеми можно разговаривать душа в душу. И вообще, никогда не мешает держать ухо востро.
Художник В. Аверкиев