6
Рано утром Мурман был уже на связи. Иванов отстучал ему "все в порядке", передал от всех "общий привет", и успокоенный Алекс пошел домой будить Кащеева на завтрак.
По дороге повстречался ему Мэчинкы - старик волочил, по снегу нерпу. Был он в полной охотничьей амуниции, знать, подстерегал нерпу в засаде на припайном льду. И вот с утра - удача.
- Хорошая нерпа! - поздоровался Алекс.
- Ии… - молодая! - старик остановился, сбросил с плеча лахтачий ремень, привязанный к нерпе, отдышался. Алекс угостил его сигаретой. Закурили.
- Мальчиков там… я видел, - улыбнулся старик.
- Капитан?! Где?
Мэчинкы махнул в сторону моря.
Но сколько ни всматривался в горизонт Алекс, так ничего и не увидел.
…Старик протянул ему бинокль.
Льды были только у берега, а океан - чист. И там у горизонта на неторопливых волнах покачивалось суденышко колхозного капитана.
- Тяжело идет, - сказал Алекс.
- Ръев! - засмеялся Мэчинкы. - Пойду, всем скажу…
Алекс тоже заспешил к Кащееву с новостью.
- Ну, ну, - выслушал его Иван Иванович, он уже сидел за чаем.
- Сейчас весь поселок выйдет на берег.
Он торопливо допил чай и выскочил на улицу.
Председатель был прав. Со всех концов Полуострова сбегались люди к разделочной площадке. Теперь уже и невооруженным глазом было хорошо видно - Мальчиков тянет кита.
Два вельбота вышли ему навстречу. Когда "Гордый" с невозмутимым капитаном на мостике причалил к колхозному пирсу, вельботы завели под хвост кита трос, закрепили его, а второй конец вынесли на берег. Тут подошел трактор, вельботы подали в сторону, и под крики толпы трактор медленно стал вытаскивать кита на берег.
Наконец трос отцепили, и люди облепили исполина. Каждый норовил прикоснуться к нему, похлопать по черной глянцевитой спине, оценивающе-восторженно поохать, как приличествует знатокам.
- Ну, поздравляю, - пожал Кащеев могучую длань капитана. Капитан Мальчиков - самый неразговорчивый человек в колхозе. Кроме того, был он выше всех ростом, и силой его бог не обидел. Рассказывали, будто он однажды с помощью бревна (трактора поблизости не оказалось) столкнул свой катер с мели во время отлива.
О молчаливых людях вообще ходит много слухов. Не избежал этой участи и Мальчиков. Поговаривали, что у него в западном секторе Арктики есть зазноба и что он-де по ней скучает, оттого и нелюдим, оттого и пилит его денно и нощно законная жена, маленькая, худенькая, злая особа. Но поселковые сплетницы сочувствовали капитану и поговаривали, что вот он в последний раз выполнит план и подастся на запад, к той самой.
Правда, на прямой вопрос председателя Мальчиков только пожимал плечами, ронял в адрес кумушек два-три веских морских слова, и довольный Кащеев уходил в контору, спокойный за выполнение плана будущего года.
На этот раз капитан против обыкновения улыбался. Это радовало председателя.
- Там еще морзверь есть, - сказал капитан. - Моржи так и идут, так и идут. Утром опять в море, ты уж ребятам выдели.
- Какой разговор! - согласился Кащеев. - Пусть сразу идут к Карабасу - от моего имени. Пошли боцмана.
- И то… пойду-ка лягу в дрейф, устал чего-то.
Капитан подозвал боцмана, объяснил ему ситуацию, а сам неторопливо пошел по тропинке в горку, домой.
А между тем на берегу готовились к празднику К разделке кита еще не приступали, но наиболее нетерпеливые разожгли костры.
Подошел наряд пограничников во главе с молоденьким лейтенантом, начальником заставы. Застава была далеко, в сопках, но в обязанности поста входило проверять все суда, приходящие с моря, и хотя "Гордый" им известен, все равно служба здесь исполнялась четко.
Лейтенант был уроженцем Кавказа, на Чукотке первый год, и все его тут удивляло. Несмотря на молодость, он имел награды за дела на южной границе. Лейтенанту было все время холодно. Ему не хватало южного солнца. А когда непривычный человек зимой и летом видит снег, видит снег весной и осенью, душа его зябнет, тут не спасет и южный темперамент.
Маленький черноглазый жгучий брюнет Ш.Ш. не мог вообще понять, зачем тут живут люди, если вот уже год он не видит персиков и гранат и забыл вкус хванчкары и псоу.
Парадный мундир его висел в шкафу. На мундире уже были награды, которых еще не было даже у многих начальников Ш.Ш. в центре. И говорил с грустью Ш.Ш. Ивану Ивановичу Кащееву:
- Нэт, дарагой, тут орден нэ получишь.
И был по-своему прав, ведь с его точки зрения ни один здравомыслящий нарушитель никогда не сунется сюда, что ему тут делать, нарушителю, в этой стране вечной непогоды, где ничто не растет, не плодоносит, не благоухает.
- У-у, холодина, ч-черт! У-у, страна! Теперь я знаю, пачему тут мамонты вымерли!
Кащеев как мог облегчал ему жизнь. Подарил специально сшитый из неблюя - молодого августовского оленя - жилет. Подарил брюки, сшитые из пыжика, - Ш.Ш. надевал их вместо нижних нательных. Ш.Ш. был ему безмерно благодарен, звал в гости на Кавказ, где обещал принимать по-княжески в прямом смысле слова - ведь по родословной Ш.Ш. обыкновенный князь, и ничего тут не поделаешь, если ему об этом сама прабабка говорила.
Кита Ш.Ш. тоже видел впервые.
- Каков красавец? - спросил его Кащеев. - А?
- Ц-ц-ц… - ответил Ш.Ш.
- А мантак? Как, будешь пробовать?
На лице молодого кавказца мелькнула гримаса отвращения, но молниеносно погасла - он был воспитанным человеком.
- Нэ нада!
- А китовые котлеты? Пальчики оближешь, Алекс - он умеет!
- Нэ нада!
- А грудинку, - продолжал Кащеев, - коптить можно. Там сало с мясом, слоями! Только представь!
- Нэ нада!
- Ну и зря, дорогой товарищ! Было бы что там, дома, рассказать…
- Я знаю, чего дома рассказать! - горячился Ш.Ш. - Я дома про ваш мороз буду рассказывать - они от рассказа простудятся!
- Вай! Вай! - дразнил Кащеев. - От такой закуски отказываешься! Смотри, сколько мяса - любой кусок бери! На выбор!
- Нэ нада! Зачем такой большой кит?! Зачем? Лучше один маленький барашек! Послушай, я такой шашлык сделаю - ц-ц-ц - всегда помнить будешь!
- Нет барашка, - отвечал Кащеев, - и не будет.
- Нэт барашка, - грустно повторил Ш.Ш. - Кругом на земле лето, а тут нэт лета. Нэт лета, нэт барашка, а есть кит. Зачем?
Но втайне Кащеев подумал о сюрпризе для Ш.Ш. Хорошо бы съездить с Мэчинкы к дальним отрогам, там горные бараны летают с вершины на вершину как птицы, думал он. Вот уж когда Ш.Ш. обрадуется дичи! Только лицензию надо взять у охот инспекции.
Подошли люди с фленшерными ножами и начали не спеша разделывать кита.
Мужчины вырезали из туши огромные полосы мяса и сала, а женщины уже на земле, разрезали эти полосы на аккуратные кирпичи. Вся продукция пойдет в дело. В колхозной столовой, в детском саду будут и бифштексы и паровые котлеты, а для любителей и шашлык из китовой грудинки. Ну, а самые лакомые части люди сразу же отнесут домой. Да, что ни говори, много вкусных блюд можно приготовить из деликатесного китового мяса.
- С почином!
Кащеев не заметил, как к нему подошел Пивень. Поздоровались.
- Вроде бы стандартный, - неуверенно протянул Пивень, оглядывая кита.
- Конечно, - махнул рукой Кащеев, - вон какая громадина, и так видно. Левиафан!
- Чего?
- Левиафан, говорю, чудовище! - улыбался Кащеев.
- А это мы сейчас проверим!
- Что проверим? - удивился Кащеев.
- Кита проверим. Длину. Каков он должен быть по инструкции?
- Ясное дело, не меньше десяти метров.
- Правильно. А если меньше - это неполовозрелый, так?
- Так, - согласился Кащеев.
- Если неполовозрелый - его убивать нельзя, - продолжал Пивень.
- Ни в коем случае, - благодушествовал Кащеев.
- И за убийство - штраф и арест судна.
- Ну, наверное, я не знаю, - немного потускнел Кащеев.
- Поглядим, поглядим, - и Пивень, вынимая на ходу рулетку, направился к киту.
Кащеев внимательно следил, как тот делает обмер. "Все правильно", - подумал он.
- Ну-с, вот так, - и Пивень протянул председателю рулетку. - Девять метров и двадцать сантиметров. Что на это скажете?
- Ничего, нормально.
- Как же нормально, если целых восемьдесят сантиметров не хватает?
- Чего мелочиться-то из-за каких-то полметра?
- Не полметра, а восемьдесят сантиметров. Нарушение. Что прикажете делать? Где капитан Мальчиков?
- Отдыхает.
- Ну что ж, составим акт, когда он отдохнет, - упорствовал Пивень.
- Идемте в правление, - сказал Кащеев, - тут не место выяснять производственные отношения.
- Вы правы, Иван Иванович. Идемте в правление, там и составим акт.
- Дался вам этот акт!
- А как же! Я констатирую нарушение, а вы смотрите на все сквозь пальцы! Я сочиняю плакаты, а вы скоро медведей начнете бить!
- Да не трогаем мы медведей! И кит нормальный, идемте в правление.
- Только отдайте распоряжение, чтобы прекратили пока разделывать кита.
Иван Иванович дал бригадиру раздельщиков указание, чтобы люди поселка взяли сколько кому надо, празднику не препятствовать, а разделку придется на некоторое время приостановить.
Иван Иванович понимал, что дело значительно серьезней, чем может показаться на первый взгляд. Формально Пивень прав. И после той несостоятельности, которую Пивень, судя по информации, продемонстрировал в области на прежнем месте работы, ему сейчас надо доказать, что он не лыком шит, показать работоспособность, принципиальность, верность инструкциям. И лучшего способа, чем акт на большую сумму в самой первой командировке, и не придумаешь. Самое трудное, предчувствовал Кащеев, то, что Пивень будет объяснять все заботой о государственных интересах. А с демагогией, подкрепленной бумагами, воевать ой как трудно! Но ведь у меня тоже государственные интересы, черт возьми, думал Кащеев. Что же делать?
Если будет составлен акт, придется наказать Мальчикова и запретить ему выход в море до особого разрешения области. Если Мальчиков останется на берегу - это невыполнение плана по морзверопромыслу. Невыполнение плана ударит по трудодню рабочих зверофермы и морских охотников. В итоге - сплошная маета, оправдывание перед областью.
"Странно как-то дело поворачивается", - размышлял удивленно Кащеев. Но вслух ничего не говорил, обмозговывая ситуацию.
- Без решения правления я не буду подписывать акт, - сказал Кащеев Пивню на пороге конторы. - Так что вы идите обедайте, а я посоветуюсь с народом. Хорошо?
- Это правильно, - поддержал его Пивень тоном великодушного победителя.
Пивень ушел.
- Членов правления ко мне, - сказал председатель посыльному. И дядю Элю тоже.
Первым пришел дядя Эля.
7
Эзрах Рубин, кишиневский еврей, работал продавцом, и непосредственно подчинялся только Карабасу. Все звали, его просто "дядя Эля".
Дядя Эля только родился в Кишиневе, но совсем его не помнил, прожив всю долгую жизнь "на северах" - от Мурманска до Уэлена, и вот теперь в Полуострове уже десятый год.
Если Ш.Ш. хочет на юг и боится холода, то дядя Эля не хочет на юг, он боится жары.
Каким-то образом дядя Эля уже был полностью в курсе событий.
- Это же надо, - сразу начал он, - дал нам бог счастья. Сколько ездит командировочных, такого еще не было.
- То ли еще будет, - буркнул Кащеев.
- Разве ничем не помочь? У меня столько дефицитов - я ему дам.
- Этот дефицит не возьмет. Для него кит - самый что ни на есть дефицит. Вернее, акт.
- Акт? Это что - слава, деньги, ордена?
- Вот именно, - сказал Кащеев, - для него именно так.
- А мы должны страдать?
- Пожалуй…
Заседание правления колхоза началось с долгого молчания. Кто трубку разжигал, кто "беломором" затягивался.
- Вот, такие дела, - кратко объяснил ситуацию Кащеев и предложил высказываться. Все молчали.
- Ну, чего грустите? - спросил председатель. - Чего боитесь?
- Мы за вас боимся, - кто-то подал голос.
- За меня не надо бояться. Надо бояться за дело.
- Надо создать комиссию, - предложил дядя Эля.
- Правильно! - поддержали его.
- Включите меня в комиссию, - горячо предложил дядя Эля. - Я тридцать лет меряю материю. Это надо уметь! Мне скоро на пенсию, но я не ухожу, кто же тогда будет мерить материю? Сколько вам надо, чтобы было в ките?
- Хотя бы десять метров…
- Минимум?
- Ни сантиметра меньше!
- Тогда я пошел мерить! - встал дядя Эля.
- Не торопитесь. - Кащеев тоже встал. - Мы вам доверяем, дядя Эля, Мы назначаем вас председателем комиссии. Идите на берег. Найдите Пивня и работайте.
- Хорошо, спасибо, - засуетился дядя Эля, - я побежал.
Правленцы медленно расходились.
Дядя Эля легко взбежал по трапу на катер, где в ожидании капитана, стоял, облокотившись на леер, Федот Пивень и смотрел на береговую суету.
- Привет начальству, - мелко сподхалимничал дядя Эля.
- Привет, - пробасил Пивень.
- Хорошая погода, правда?
- Да так себе…
- Как же это так? - возразил дядя Эля. - Очень хорошая погода.
- Туман, снег… - ответил Пивень.
- Нет, нет, вы не правы! Когда на душе праздник, никто не видит тумана. А если туман на сердце - его никаким солнцем не разгонишь, ведь так? А тут такая удача! Посмотрите на берег!
- Какая удача? Это браконьерство! Восемьдесят сантиметров не хватает в ките.
- Восемьдесят! - притворно всплеснул руками дядя Эля. - Китовая недостача?! О-ей! Я помню, у меня в магазине в пятьдесят шестом была недостача - это ужасно! И кто был виноват? Медведь! Да, да, умка - белый медведь! Мы в пургу не работали, он залез в пристройку, побил все стеклянные банки и унёс оленью тушу, был голодный! Мы его даже не поймали. Еле отчитались, - вздохнул дядя Эля.
- Белого медведя нельзя стрелять; - назидательно сказал Пивень. - Белый медведь друг, а не враг, не убивай его просто так!
- Сами сочинили?
- Сам, - скромно потупился Пивень.
- Это надо запомнить, - подхалимничал дядя Эля. - Это хорошие стихи! Хотите, их все охотники запомнят наизусть? Я им скажу, и они запомнят, а?
- Они напечатаны.
- В газете?
- Нет, я привез плакаты. Они у Кащеева. Там есть слова, можно их дать охотникам.
- Нет, такие стихи надо писать в журналах и переводить на заграничные языки! Такие стихи - дефицит! Да! И я их расскажу охотникам, - засуетился дядя Эля. - Хорошее дело надо пропагандировать!
- Вас бы включить в комиссию, - заметил Пивень, - вы понимаете важность государственных дел.
- Я не справлюсь, - застеснялся дядя Эля.
- Не боги горшки обжигают!
"А тем более разбивают", - подумал дядя Эля, но вслух спросил:
- Трудно кита мерить?
Пивень кивнул.
- Киты, ведь они разные, - продолжал дядя Эля. - Если на него залезть, мерить тяжело.
- Сбоку. Надо сбоку. По боковой линии.
- Рулетку бы хорошую…
Вот, и Пивень протянул ему никелированную рулетку.
- Так тут дюймы! - воскликнул дядя Эля.
- Вот тут футы и дюймы, а на второй стороне - метры и сантиметры. Универсальная, - гордился Пивень своим имуществом. - Все можно измерить!
- Так уж и все? Материю вы можете измерить?
- А чего тут сложного? Берешь метр…
- Вот, вот, я так и думал! - говорил дядя Эля быстро, и голос его звенел. Этого и надо было дяде Эле. Ему надо было, чтобы его Пивень рассердил или обидел лично. Все мог простить дядя Эля, кроме удара по престижу его профессии.
- Вы думаете, в метре сукна столько же материи, как в метре ситца, да? Или еще хуже - в метре шелка, да? Если б это было так - как просто бы жилось на свете! Никто не знает, сколько чего в метре! Один-единственный настоящий метр хранится в Париже, в Палате мер и весов, под стеклом, чтоб его не трогали руками! Вы думаете, что метр на земле это все равно что метр в космосе? Нет, вы никогда не изучали теорию относительности, а еще ходите с рулеткой! Давайте вашу рулетку и идемте со мной! У вас еще есть? Или это единственный? Единственная. Тогда ее надо беречь.
С этими словами дядя Эля проворно спрыгнул на трап, протянул руку Федоту Федотычу, помог ему взобраться, сделал шаг и уверенно поскользнулся, выронив рулетку:
- Ах!
Рулетка плюхнулась в воду и плавно легла на дно Чукотского моря.
Оба проковыляли на причал и потерянно остановились. Вот одно из положений, когда слова бессильны.
- Не волнуйтесь, - сказал после минутного молчания дядя Эля. - Я вам все померяю и так, сантиметром, у меня есть. - И он достал из кармана портновский сантиметр.
Они пошли к киту. Члены комиссии уже были там.
- Мы ему доверяем, - показал на дядю Элю Кащеев, - он в комиссии. У вас нет возражений?
Пивень не возражал.
- Отойдите, - приказал всем дядя Эля. - Не мешайте работать! Федот Федотыч, проследите, чтобы мне не мешали работать!
Все отошли, рядом остался только Пивень. И все внимательно следили за манипуляциями заведующего магазином.
- Итак, вот… фиксируем, вот, вот, фиксируем, идите за мной, Федот Федотыч, еще раз, еще раз, вот и вот… идемте дальше, пишите, пишите, фиксируем, вот, вот, итак - комиссия, просьба подойти, последняя запись, записи столбиком; считайте, Федот Федотыч! Комиссия, не мешайте инспектору работать!
Дядя Эля никогда не ошибался при устном счете. Он спокойно смотрел на тревожное лицо председателя, на суровые лица членов комиссии, на уверенные росчерки пера в блокноте Пивня.
Пивень подвел итог:
- Одиннадцать метров десять сантиметров…
Этого не ожидал даже Кащеев. Он отвернулся, чтобы скрыть невольную улыбку.
Дядя Эля вытирал со лба бисеринки пота.
- Я протестую! - опомнился Пивень. - Я констатирую переобмер!
- Комиссия не может ошибаться! - твердо сказал председатель.
- Надо измерить рулеткой! Принесите новую рулетку! - потребовал Пивень.
- Рулетки дефицит, - тихо сказал дядя Эля. - У нас в Арктике неважно со снабжением. Консервированные ананасы есть, рулеток нет. Я тут десятую навигацию, их не завозили ни разу. Могу измерить деревянным метром, взять его из магазина, хотя и не имею права. Им нельзя мерить чужеродные предметы, метр стирается или, наоборот, на него что-нибудь налипает. Но вам, Федот Федотыч, я могу пойти навстречу, если разрешит председатель.
- Разрешаю, - сказал Кащеев. Уж он-то теперь был уверен, если дядя Эля справился с заданием, имея сантиметр, то с деревянным метром он справится не хуже.
- Составляйте акт, - обратился председатель к комиссии.
- Я этот акт не подпишу, - заявил Пивень.