- Ну… - она замялась, - он почти что чукча. Он наш. Наш.
- А вот все старые полярники тоже остаются на севере. Пенсия подходит - слетают на юг, поживут в домике с садом и морем и снова улетают на север.
- Почему?
- У них уже сердце привыкло к северу. Статистика показывает - если до пенсии жил на севере, а на старости лет уезжаешь на юг, очень быстро умираешь. Другая обстановка, другой ритм жизни, эмоциональная нагрузка другая, понимаешь?
- Понимаю.
- А у меня пока никакой эмоциональной нагрузки - ни здесь, ни там.
Он пошел к двери.
- Неправда, - сказала она.
Он посмотрел в ее серьезные глаза, засмеялся:
- Спасибо.
Почему-то ему вдруг очень хорошо стало после разговора с Машей. Он не знал, не догадывался, почему она права. А если бы он попытался отойти от своих житейских рациональных схем, до него бы дошло, что случайный здесь человек не стал бы среди ночи звонить по поводу собаки, не стал бы таким голосом разговаривать по телефону, и мудрость этой чукотской девушки в том и заключалась, чтобы по интонации, по оттенкам голоса (а сколько она их слышит каждый день!) узнавать в сиюминутном если уж не будущее, то, во всяком случае, надолго вперед. Так охотник, читая следы, знает, стоит ли ему продолжать идти вперед, угадывает, с чем в итоге он будет.
Алекс возвращался в дом Кащеева, холодный резкий ветер сбивал, его с ног, и думал он о том, что подтаявший наст за ночь подмерзнет, хорошо будет на нартах идти, вспоминал он лейтенанта, свой разговор с ним, очень важный разговор, и тут в ночи возникло лицо Старого Старика, он молчал и смотрел на Алекса с улыбкой, и понял радист, что телефонные слова его пали на благодатную почву. Жаль только - улетит он, не узнает, чем все кончится. Впрочем, начинается пурга, и никто не знает, как долго торчать тут Алексу и когда он отсюда улетит в свой непонятный отпуск.
10
Карабасу было жалко Бармалея. "В конце концов, - думал он, - ни одного по-настоящему злодейства Бармалей так и не совершил, никого не убил, ничего не уничтожил. Какая ж ему польза от злодейства? А может быть, он злодей-неудачник? Нет, среди злодеев неудачников не бывает. И разве настоящий, злодей будет носить злодейскую одежду, чтобы все знали за версту, что он плохой, что он разбойник? Нет и еще раз нет! Значит, Бармалей маскируется под нехорошего человека? Зачем? Он, наверное, добр, но рядится в злодея потому, что цель, которую он поставил, добром не достичь. Он стесняется своей доброты или раньше ему за эту доброту попадало от злодеев, носящих респектабельное платье, белые манишки и галстуки-бабочки, трости и черные котелки. Его, доброго, раньше не понимали, и ему не везло. И он стал маскироваться. Но какая же у него тогда цель? Завладеть сокровищами мира и отдать их детям?! Да-да! Сколько было бы на свете золотых и бриллиантовых красивых игрушек! А на Северный полюс вот он зачем попадает: он хочет там признаться доктору Айболиту в самом сокровенном. Его мечта - установить на Северном полюсе большую-большую новогоднюю елку и чтобы вокруг нее собрались все дети земного шара! Да-да! И пусть простит его доктор Айболит за очень извилистый, сложный и долгий путь к цели, столь простой и очевидной".
Такой примерно сценарий заготовил Карабас для очередной воспитательной встречи с детьми. Но что-то в нем вызывало сомнения. "А не примут ли они меня, чего доброго, за идиота?" - подумал Карабас и принялся на всякий случай "сочинять" сказку о спящей царевне и семи богатырях.
11
Утопая в снегу, спотыкаясь и падая, захлебываясь проклятиями, по селу мчался председатель сельсовета Джексон Кляуль. Только что случилась трагедия, и Джексон Кляуль мчался за ее виновником, черным псом Чарли, но догнать его было непросто.
А случилось вот что. Джексон Кляуль мирно беседовал с Пивнем о погоде, видах на урожай (то есть на охоту) и обсуждал новости культурной жизни. Беседа протекала в дружественной обстановке на свежем воздухе, у входа в сельсовет, Джексон небрежно крутил на пальце крохотный мешочек. Мешочек возбудил любопытство Пивня. Раскрыв его, Джексон показал резиновый кружочек - печать, символ власти и непререкаемого авторитета Джексона Джексоновича Кляуля. Джексон гордился печатью. Он не расставался с ней даже на морской охоте. Он считал ненужным хранить ее в сейфе (мало ли что может случиться), а постоянно носил с собой - так надежнее. В конце концов односельчане не мыслили Д. Д. Кляуля без печати.
Подбрасывая печать, ловя ее не глядя, Джексон выслушивал точку зрения Пивня на события в Португалии и не заметил, как к ним подошли три собаки - пограничные барбосы Серый, Чарли и Дружок. Пивень крикнул на собак, чем вывел из равновесия Джексона, в очередной раз подкидывавшего резиновый кружок, и Джексон промахнулся, не поймал печать, а вертевшийся возле него Чарли схватил ее на лету, молниеносно проглотил и дал тягу.
Джексон побледнел, у него подкосились ноги, но в тот же миг он взял себя в руки и, озверев, рыча и чертыхаясь, ринулся следом за Чарли.
Никому не понять всей бездны отчаяния, в которой волею случая очутился Джексон Кляуль.
Представьте себе державного владыку без скипетра, вот кем в мгновение ока стал Джексон. Да что там говорить, представьте себе, что шалунишка Нептун, возвращаясь домой после бурной ночи, проведенной в обществе русалок и наяд, вдруг обнаруживает под утро, что забыл у них самое главное - свой трезубец. Что такое Нептун без трезубца? Жалкий сварливый старикашка, с клочковатой, давно не чесанной бородой! А с трезубцем в руке? Царь и всех вод грозный повелитель, с прекрасной волнистой ухоженной бородой!
Что такое Джексон без печати?.. Вот именно!
Собаки мчались на берег моря. Туда же направился и Пивень. За собаками гнался Джексон. Встречные односельчане, мигом оценив ситуацию, бросались активно помогать Кляулю. Волнение, охватившее село, невольно передалось Кащееву (он сидел в конторе и смотрел в окно). Кащеев вышел на улицу и направился к морю.
Ш.Ш. тоже прохаживался по берегу. Он сразу же понял - событие имеет к нему отношение, но его удивила разноритмичность коллектива, который в настоящее время приближался к нему.
Стремительно несущиеся собаки, бегущий Джексон, идущий Кащеев, шествующий Пивень, суетливо торопящиеся поселяне.
Чарли бросился к ногам Ш.Ш. и завертелся вокруг. Подлетевший Джексон бросился грудью на собаку, подмял ее под себя, и они закрутились в клубке.
Ш.Ш. недоуменно наблюдал. Сержант и солдат разняли Чарли и Джексона.
Солдат держал Чарли за ошейник.
Подошли люди.
Из сбивчивых пояснений Джексона и Пивня Ш.Ш. все понял. Чарли взяли на поводок.
Люди расходились.
- Как же жить-то теперь… без печати? - тревожно спросил Пивень.
- Умрем, - огрызнулся Кащеев. Джексон молчал.
- Я серьезно, - обиделся Пивень. - Я думаю, в верхний угол ставить штамп сельсовета, а печать внизу - колхозную. Все будет законно.
- Что законно? - не понял Кащеев.
- Акт. Мы сделаем совместный акт о том что был недообмер, а с вашей стороны переобмер. А пока суть да дело и район будет разбираться, кто прав, Мальчиков обязан сидеть на берегу и судно его стоять у причала. Таков порядок.
- Федот Федотыч, - умоляюще посмотрел на него председатель колхоза, - что вы мне морочите голову? Недообмер, переобмер, - передразнивал он его, - акт, акт… А где кит? Где кит, я вас спрашиваю?
- Как где? На берегу… Вон там…
- Где там?
Пивень посмотрел. Кита не было. Только люди возились на том месте, где он был, погружали кирпичи сала на сани.
- От кита осталось одно воспоминание, - сказал Кащеев, - и еще голова. Ее увезли на свалку. Пусть поработают песцы и птицы. Можете на память взять китовое ухо, хорошие получаются пепельницы.
- Я буду сигнализировать! - твердо сказал Пивень.
- Жаловаться? - не понял Ш.Ш.
- Да. Об этих и других недостатках.
- Валяйте, - махнул рукой Кащеев, - в письменном виде.
- И вот с собакой случай, - продолжал давить Пивень. - Разве это дело? Если у нас собаки будут есть печати, так они скоро при вашем попустительстве доберутся до бумаг! До циркуляров, инструкций, планов!
- Да что с нее взять, - вступился Ш.Ш., - она ж не русская, не наша.
- Как не наша?
- Американская. С американского берега. Перебежала через пролив. Вон, смотрите, - и он показал на ошейник. На ошейнике были английские буквы.
- И вы у себя на заставе держите такую собаку?! - обмер Пивень.
- Ну и, что? - ответил Кащеев. - Собака - друг человека.
- Друг советского человека, - поправил начальник заставы. - У нас их еще две - Дружок и Серый.
- Надеюсь, они не американские? - спросил подозрительный Пивснь.
- Нет, чукотские.
- И вам не приходила в голову мысль, что собака может быть подослана? - вел свою линию Пивень. - У нее может быть в зубах аппаратура, а?
- Какая еще аппаратура? - улыбнулся Ш.Ш., полагая, что Пивень шутит.
- Откуда я знаю? - пожал плечами Пивень. - Миниатюрная. Сейчас много чего изобрели, лазеры там всякие… я знаю?
- В зубах?! - присел от неожиданного сообщения Ш.Ш.
- А где же еще? Под хвостом, что ли?
- Ну, знаете…
Кащеев начал чувствовать, что разговор идет куда-то на туда.
- Давайте договоримся, - сказал он Пивню, - я занимаюсь своим делом, лейтенант своим, вы своим, и Чарли своим тоже.
- О-кей! - сказал Чарли.
- Вот видите, даже собака понимает.
- Как понимает? - не понял Пивень.
- Очень просто. Она сказала по-английски, что согласна. Вы слышали, как она сказала по-английски?
- Нет.
- Почему же? Все слышали, а вы нет.
- Потому что собака не может говорить по-английски, - сказал Пивень.
- Но ведь это их собака…
- Все равно. Собаки - они не могут говорить по-английски.
- No, we don’t speak English, - сказал Чарли.
- А сейчас что она сказала? - в глазах Пивня мелькнул интерес.
- Вы же не слышите.
- А все же?
- Сказала, что вы правы, - перевел Ш.Ш.
- Вот видите! Теперь мне понятно, почему вы так плохо работаете. А она должна быть на замке.
- Что? Что ты говоришь? Как плохо? - уставился Ш.Ш. на Пивня.
- Так, плохо! У меня есть вещдок!
- Вещмешок?
- Вещдок!
- Что это?
- Вещественное доказательство. - И Пивень вытащил из портфеля нож. - Полюбуйтесь!
Нож пошел по рукам. Это была прекрасная финка. С чеканным "Made in USA".
- Ай, хороший нож, - вздохнул Ш.Ш.
- Видите, - обратил внимание Пивень, - на ноже стоит дата. Прошлогодняя. Его сделали на той стороне пролива в прошлом году. Значит, шпион побывал тут или в прошлом году, или в этом. Чувствуете?
Кащеев и Ш.Ш. переглянулись.
- Где вы его нашли? - спросил Кащеев.
- У кита. На разделочной площадке. Кто-то забыл.
- А если это твой нож? - в упор спросил Ш.Ш. Пивня.
- Ну, что вы, что вы… - замахал руками Пивень. - Как можно?
- Можна! - рассердился лейтенант. - Па-аслушай, дарагой! Ходишь тут, мешаешь работать председателю колхоза, товарищу сельсовету, мне мешаешь, киту мешаешь! Ходишь с американским ножом, как бандит! Ай! Покажи-ка командировку.
Пивень поспешно протянул бумагу.
- Так и знал! - торжествующе воскликнул Ш.Ш. - Так и знал!
- Что там? - как бы безразлично спросил Кащеев.
- Командировка истекла!
- Но мне телеграфом дадут продление.
- Хорошо! Дадут! - согласился Ш.Ш. - А пропуск? Пропуск тоже кончился! Кто новый даст, а?
- В центре… начальство… я думаю…
- Думай, дарагой! Думай! На таком большом расстоянии начальство не будет заниматься такими пустяками.
- Но я не знал, что непогода и я буду так долго… я не знал… туман… ничего не летает…
- Бдительность прежде всего! - торжествующе заключил Ш.Ш.
Кащеев с интересом глядел на лейтенанта. Он понял его и был ему благодарен. Ш.Ш. решил добивать Пивня его же оружием - скрупулезным выполнением инструкций, ссылками на параграфы, "порядком", так сказать.
- Вот, - обратился лейтенант к Кащееву, - теперь это не инспектор Пивень, а нарушитель Пивень. Что делать?
Здесь, в отдаленном селе, не было ни отделения милиции, ни даже участкового. Да в них и надобности не было. Сколько село стоит на берегу океана, никто не помнит случая хулиганства, пьяного дебоширства, воровства или нарушения паспортного режима. А если чего нужно, есть сельсовет или застава на крайний случай.
- Но, в конце концов, - запротестовал Пивень, - ваш сельсовет может связаться с раймилицией, выдать мне справку…
- Справку? Гм… - Ш.Ш. укоризненно покачал головой. - Такой большой и не понимаешь! Я не могу верить справке без печати! Понимаешь?!
- Ах да… - вспомнил судьбу злополучной печати Пивень, - что же делать?
- Нарушитель, сдайте ваше оружие! - приказал Ш.Ш.
- Какое оружие?
- Не притворяйтесь! В портфеле!
Пивень протянул нож.
- Сидоров!
- Я здесь! - вытянулся Сидоров.
- Отведите задержанного в гостиницу.
- Слушаюсь!
- Под домашний арест. По селу нэ ходить, в кино нэ ходить, на почту нэ ходить. Можно один раз в магазин ходить за продуктами, - напутствовал Ш.Ш. - С районом мы свяжемся сами.
- Но позвольте…
- Нэ позволю!
…Понурив голову, держа портфель под мышкой, по селу медленно шел Пивень. За ним Сидоров с Чарли на поводке.
- Твой?
Кащеев взял нож, спрятал его в карман:
- Конечно, я его сразу узнал.
- Больше нэ теряй!
- Хочешь, тебе сделаю?
- Хороший нож! - ответил Ш.Ш.
- Бери! - Кащеев вытащил находку из кармана.
- Ай спасибо! Будем шашлык делать!
В течение всего этого времени Джексон безучастно стоял рядом и смотрел в море. Он медленно переживал свою личную трагедию.
12
Четвертые сутки гудела пурга. Она, как и все весенние пурги, обещала быть недолгой, но на четвертый день люди поняли - дело зимнее, затяжное.
- Зима последние мешки вытряхивает, - вздыхал дед Пакин.
Ему недужилось. Он лежал накрытый двумя одеялами.
Таблетки не помогали. Вахты на маяке несли вдвоем - Иванов и Слава Чиж. Анастасия стала сиделкой при деде. Всем давно было ясно - деда надо отправлять в райцентр, в больницу, вот только не на чем, непогода. Вертолет не вызовешь, а морем - шторм.
"Гордый" ушел на промысел перед самой пургой, и, когда Мальчиков оценил в море обстановку, он понял, не до жиру - быть бы живу, сменил курс в направлении полярки: там уютная тихая бухта, можно отстояться.
Все эти дни радиограмм от Мельникова Кащеев не имел, соседние колхозы ничего определенного о катере тоже не могли сообщить, и одолеваемый односельчанами Кащеев оправдывался отсутствием связи.
А Мальчиков сидел с Ивановым в радиорубке, безуспешно вызывал райцентр, чтобы оттуда смогли передать в поселок Кащееву данные о "Гордом" и ближайшие его, Мельникова, планы относительно охоты.
На всякий случай связались с соседней полярной станцией. Им до колхоза ближе, полярники при случае обещали доставить радиограмму. "При случае" - это если каюр из колхоза завернет на станцию, но в такую погоду такая оказия практически исключалась.
"Дело темное - ложись в дрейф", - пробормотал Мальчиков и пошел на судно.
Иванов еще долго сидел в радиорубке, до смены вахты было много времени, и Слава Чиж, пользуясь свободным личным временем, в который раз решил его посвятить ревизии собственного гардероба. Дело в том, что накануне он получил очередную небольшую посылку с материка, ее, как мы помним, вместе с остальной почтой доставил Иванов из Полуострова, и в посылке был дакроновый костюм, неизвестно для чего нужный тут, на краю света, в пургу, при северо-восточном ветре в десять баллов, температуре воздуха минус семнадцать (влажность нормальная).
Это была его страсть. О ней говорил еще Алекс на "полярной пятиминутке". Страсть к гардеробу Алекс считал отрицательной, Слава с этим был в корне не согласен, а Иванову было все равно - лишь бы работа шла нормально.
И еще у Чижа был галстук из нерпичьей кожи производства Провиденского промкомбината (Магаданместпром). Изобрел галстук приехавший по договору хозяйственник, увидавший однажды, сколько обрезков шкурья выбрасывается в отходы. И какого шкурья - вожделенной нерпы!
Естественно, никто из северян такой галстук не носил. Он как бы специально был изготовлен для приезжих или на экспорт - для материка. Все командированные надевали галстук как свидетельство своего пребывания на севере, как орден за полярные заслуги. И пижонов было видно издалека.
Слава ничего этого не знал. Он вертелся перед зеркалом. И если какое-то представление о гармонии можно получить из русской поговорки о корове и седле, то в данной ситуации поговорка была бы как нельзя кстати. Галстук не шел к костюму, а Слава и к костюму, и к галстуку.
- Иди-ка ты… ужинать, кокетка! - посоветовала Анастасия. Она направлялась на кухню.
- А к ужину? - Слава заметил в ее руках бутылку спирта.
- Ишь, чего захотел! Забудь.
Днем эту бутылку принес капитан Мальчиков, последнюю из своих запасов.
- Вот, - протянул он ее Анастасии, - это… как его… от всего помогает… деду, значит.
Анастасия пошла приготовлять микстуру. По неизвестно кем заведенной веселой полярной традиции спирт надо разбавлять так, чтобы количество градусов соответствовало градусам широты, на которой находится полярная станция. И вот теперь вся сложность приготовления "коктейля" заключалась в том, чтобы он был слабее семидесяти градусов, но крепче шестидесяти пяти. И добавить чеснока с перцем по совету Иванова - вот тогда хворь навсегда покинет занемогшее тело Пакина.
Чиж наконец-то оставил в покое большое коридорное зеркало и пошел в свою комнату переодеваться. Одна из стен комнаты была оклеена вырезками из журналов мод, портретами кинодив, фотографиями красоток со всего земного шара. Всех девиц тащил на эту стену Слава Чиж, демонстрируя свое эстетическое кредо. Вот почему, когда приезжало начальство или гости с базы - гидрографические суда, в эту комнату никого не пускали, стеснялся Иванов такого разнузданного поведения своего подчиненного, Ночевать гостей при случае оставляли в кают-компании или в комнате Алекса - аскета и чистюли.
Но особое место в этом вернисаже занимала тумбочка. Цветные и черно-белые открытки в большом количестве веером обрамляли обложку журнала "Экран". И на обложке, и на различных открытках было одно и то же лицо - портрет молодой известной киноактрисы Натальи Ивановны (так из уважения ее величали на полярке, дабы не называть всуе ее фамилию и в то же время дать почувствовать посторонним, которые фамилию ее знали, что помимо общения с ней посредством просмотра кино коллектив полярки имеет к ней и свое, более близкое отношение, чем другие рядовые кинозрители. И это не было преувеличением. Коллектив, а особенно Слава Чиж, имел на это полное право).
Началось все в позапрошлую зимовку. Привезли на полярку новые фильмы, несколько банок с лентами. Среди них один цветной на обидную для полярников тему - знойный юг, Черное море, пальмы и загорелые молодые женщины рядом с загорелыми юношами.