Вся Россия представляла собой громадный зеленый парк, разметнувшийся от плоских полей до берега Тихого океана, где наши желтые союзники с таким же успехом производили насаждения кустарника "ХЗЩ", первые семена которого произросли в культурно-земледельческих фермах Ипатьевского Треста.
Холодной осенней ночью по тропинке среди такого орешника, направляясь к русской границе, шла женщина.
Событие это произошло еще до восстания в Лондоне, Россия жила под землей, и только юркие мыши встречали женщину на перекрестках тропинок.
Пост империалистических солдат внезапно вырос на ее дороге.
- Ваш документ!
Женщина мертвым голосом проговорила:
- Я ищу своего мужа.
Солдат в противогазовом шлеме, делавшем его похожим на несессер, насмешливо сказал ей:
- Ваш муж, наверное, в Советской России. Не насаждает ли он там этот чертов орешник, от которого скоро сдохнет весь мир.
- Я не знаю, где мой муж. Я найду его труп. Он пошел вчера искать пищу.
- Биль, слышишь, ему стало мало общественной пищи, и он пошел искать еще, как волк.
Другой солдат нетерпеливо сказал ей:
- Нам некогда с вами разговаривать, через пятнадцать минут нас ждет шоколад. Потрудитесь, сударыня, отойти в сторону. Вон туда, поглубже в орешник.
- Зачем я буду отходить?
- Вы хотите, чтоб мы вас оттащили? Биль, она не знает, зачем ей нужно отойти! Затем, что мы имеем желание немного пострелять в вас согласно распоряжения.
И солдаты скинули автоматы с плеч.
И солдат, грубо схватив ее за плечо, толкнул к орешнику.
Но вдруг его затошнило.
- Биль, противогазы! - закричал он.
Но было поздно. Веселость пришла вслед за рвотой. И взявшись за руки, на узкой тропике трое солдат и женщина начали отплясывать какой-то бессмысленный танец.
- Гип… Гип!.. - вскрикивал мрачный Биль.
- Гип! Гип! - вторили ему остальные.
Так, обрывая одежды, забыв о шоколаде, метались они с неимоверно веселыми лицами по узкой тропике, пока из-за угла не показались другие солдаты с громадными красными звездами на шлемах. Они молча и неслышно подошли к танцующим и дали им понюхать что-то из пузырька, и пост свалился на землю. Упала и женщина. Так началось наступление русских. Мы не пишем исторический роман и не будем утруждать ваше внимание на истории похода по Германии.
Это воевали не люди, это воевали химические фабрики, и люди исполняли обязанности реактива на те или иные газы. Трест Ипатьевска выпустил газ "ЗГ". Веселящий.
Через восемь дней Америка уже прислала в Европу четыреста тысяч противогазов, защищающих от "ЗГ". Ипатьевское объединение выпустило арсины минимальной концентрации. Через месяц Америка направила в Англию арсины, в точности копирующие русские, и англичане нашли их мало действующими, потому что в это время было изобретено… И только кустарник "ХЗЩ" неустанно и медленно шел вперед, покрывая своими железными корнями все шоссе, дробя, как сыр, скалы…
Женщина, упавшая во время начала наступления русских, очнулась в госпитале. Молодое лицо в стальном старомодном пенсне склонилось над ней.
- Вы пытались пройти в Россию?
- Да.
- Редкий гость, редкий! Бумаги, которые вы несли, переданы по назначению…
Больная поднялась.
- Это от Роберта, с Новой Земли.
Но врач успокоил Наташу.
- Нам все известно. Кто Роберт и кто вы. Если бы вам было лучше, вы бы могли попасть сегодня на заседание Доброхима, где читается доклад об его изобретении веществ максимальной концентрации. Куда мы идем, куда мы идем!..
И грустно покачивая головой, врач отошел от нее. Он, как и многие теперь, многого не понимал. Что ж, стыдиться тут нечего! Это случается даже теперь. Вскоре Наташа увидала подземную Москву. В громадные пещеры были перенесены все здания, не имеющие музейного характера. Надземная Москва превратилась в музей, куда по воскресеньям, охраняемые самолетами, отправлялись экскурсии. Никакая армия не могла пробиться через орешник, а постоянная охрана Москвы аэропланами стоила дороже, чем перенести ее деловую жизнь под землю, а отдых - в деревни, на которые аэропланам не было расчета нападать.
Так война разрешила вопрос о жилищах и отдыхе.
Громадный портрет в траурной рамке, наклеенный на стену подземного Метрополя, изображал инженера Роберта.
"К сегодняшнему докладу в Доброхиме", - кричала под ним красная надпись.
И девушка в теплом платке, вся залитая светом электрических солнц, рыдала у черной рамы. Что ж, слезы в России тогда встречались чаще улыбок. И никто не спросил ее, почему она плачет. Да и нужно ли было это ей…
ГЛАВА 52
О медведях, САРКОФАГАХ И МАТРОССКОЙ ЛЮБВИ
Большой аэроплан с колоссальной быстротой несся над российской равниной. В саркофаге египетского царя Тутанхамона, привязанном к аэроплану морскими канатами, храпел медведь. Английская королевская мантия небрежно свисала с его плеч. Словохотов сидел за рулем, а позади него, связанный и сгорбленный, подпрыгивал в кабинке бог Рек. Сусанна хлопала радостно в ладоши.
- Боже мой, я не знала, что в России так зелено. Словно ковер…
Словохотов не упрекнул ее за шаблонное сравнение, мало того - в иное время оно ему, наверно, понравилось бы.
- Работы за этим ковром будет тебе уйма. Вытрясай его, стерву.
Ветер между тем увеличивался, и самолет чуть заметно зыбило. Пашка пристально глядел вниз, выбирал место своего спуска.
- Ежели спуститься в Москве, то, по правде говоря, опять, как мухи на изюм, репортеры полипнут…
Он широко вздохнул.
- Мне, по правде говоря, после такой волынки отдохнуть что-то захотелось. Слышал я, давно уж, есть в России город такой - Павлодар. Там, говорят, спят медведи и просыпаются, сказывают, к чаю, да и то если есть к тому чаю горячие бублики. Закатиться разве туда нам, Сусанна? Далеко только… Поикала бы ты, тогда рвать не будет…
Вдруг Пашку самого затошнило. Он наклонился к борту и со стыдом почувствовал, что рот его наполняется чем-то мокрым.
- Чтобы да я, Пашка, матрос всех морей! Не иначе как наши братишки газу какого ни на есть напустили.
Он начал усиленно нюхать. Ничем не пахло. И Рек ничего не чувствовал. Тогда Пашка начал врать:
- Это меня рвет от радости, когда я на родину попадаю…
Сусанна протянула ему лимон. Пашка из презрения к сухопутным людям, при помощи лимона избегавшим качки, никогда не ел этих желтых плодов. Теперь он отмахнулся было, но новый приступ рвоты заставил его взять лимон. Он жевал лимон, глядя себе в ноги, и так они пролетели мимо Москвы. Вдруг он вспомнил.
- У меня ведь водолив - друг тут есть. Я его из Англии отпустил, и теперь ему всю волынку могу доказать по пунктам и докажу… Ты, говорит он мне, предатель и трус… Я, Пашка Словохотов!.. Качаем, братишки…
Тут он с замешательством посмотрел на Сусанну.
- Однако где он может быть, если сейчас вместо барж ходят по Волге подводные лодки. Наверно, в Ипатьевске или в тех местах…
Мелкий дождик моросил им в лицо. Небо было серое и пустынное. Пашке захотелось друзей.
- Или качнуть мне в Актюбинск?.. Там в милиции братишки хорошие были…
А в каталажной камере кедровых плантаций города Тайга продолжалась все еще игра в двадцать одно. На куче денег, белья и винтовок проигравшихся караульных сидел гребеночный вояжер Ганс Кюрре и, тряся замусоленными картами, кричал, возбужденно сверкая глазами:
- Тебе на сколько?
- На трубку, - отвечал немец-колонист.
- А сколько стоит трубка?
Короткое заседание оценивало трубку, и Ганс метал.
Гансу безумно везло. Он обыграл всех, раздел и разул. Все боялись проходить мимо камеры, таким азартом несло оттуда и такая скука была на плантациях, что неизменно - заглянувший в камеру входил сам туда посмотреть поближе и вскоре же присаживался сыграть по мелкой, а в результате выходил голый.
Выигрыш Ганса все увеличивался и увеличивался, и он начал подумывать, не лучше ли ему бросить вояжерство, а заняться картами. Куча выигрышей росла и росла. Появился откуда-то мешок отрубей, бочка меда, сковороды и ухваты.
- А, - стуча кулаком, кричал Ганс, - кому еще, даю…
Вдруг треск аэроплана пронесся над площадью. Один из караульных выглянул. Громадный голубой аэроплан снизился подле здания Совета.
- Англичане, что ли?
- Англичане!
Все вскочили, один Ганс, тряся картами, продолжал приглашать к банку.
Крики радостной толпы донеслись к ним в подвал.
- Словохотов!..
- Ура, ура, Словохотов!..
- Рек, Рек, бей Река!..
И тот же караульный, отталкивая от себя любопытных арестантов, старавшихся пробраться к окошечку, сказал:
- Пашка Словохотов прилетел с медведем и с Реком!..
- Словохотов, - вскричал разочарованно водолив.
- Кюрре! - завопил китаец.
И все уставились на Ганса.
- Кто же вы?
Дверь распахнулась, и показался Пашка Словохотов в сопровождении медведя и Сусанны. Позади связанного вели Река.
- Интересуюсь гражданином, выдающим себя за Пашку Словохотова, потому что морду бы бить, если пожелаю…
Он пренебрежительно поглядел на Ганса.
- Ты-ы… Желтый? Чтоб Пашка Словохотов да на лимон походил. Да я даже в настойке-то никогда не употреблял лимонных корок. А тут чистый лимон. Такого-то не только что бить, мне на него и чихать-то стыдно…
Из толпы, окружавшей Пашку, выскочила киргизка и схватила Ганса за руки.
- Ты здесь, ты здесь, - с плачем кинулась она ему на шею.
- Салям алейкум, - сказал ей приветливо Ганс, с опаской взглядывая на Кюрре.
- Я никогда не выдавал себя за Словохотова, - продолжал Ганс со слезами, - я киргиз и к Реку не имею никакого отношения.
Он опять оглянулся на Река, но тот, опасаясь, что, признавая Ганса за брата, он тем может попасть в разоблачение истории о восстании киргизов, смолчал.
- Пошли судиться, - сказал Пашка.
Народ заполнил всю площадь. Фабрики, перерабатывающие кедровый орех, остановились. Люди на когтях забрались на деревья, чтобы смотреть оттуда на происходящий суд над богом Реком. Впрочем, многие не верили, что это настоящий Рек, и думали - идет инсценировка. Очень уж все было весело.
- Товарищи, - говорил Пашка, - международная валюта потерпела течь и идет ко дну. На фунт стерлингов нельзя купить и фунт семечек, не говоря уже о кедровых орехах. Доллар не стоит и спички.
- Ври больше! - раздалось из толпы.
- Я, Пашка Словохотов, - вру! Рокамболь!
И медведь с кряхтеньем, сонно зевая, втащил на трибуну саркофаг Тутанхамона, наполненный до верху бриллиантами.
- Видите. После суда я каждому для смеху раздам по горсти, пущай ребятишки позабавятся. А самые главные в музей, как указывающие на большую технику гранильного искусства во время последней войны. Война, товарищи, окончилась, и мы судим этого военного бога, поскольку он является выразителем воли буржуазии.
- Ура, Пашка Словохотов! - раздались восторженные крики.
Суд продолжался две недели. На суде Ганс Кюрре окончательно запутался. То он выдавал себя за брата бога, то за киргиза, то за китайца. Киргизка, охваченная новым приливом страсти, соглашалась со всеми его показаниями, и выходило так, что она приехала с ним из Гамбурга. Но накануне вынесения приговора в тайгу приехала комиссия по борьбе с падением производительности на кедровых плантациях и арестовала весь суд во главе с Пашкой. Их посадили в один вагон. Тут опять начали дуться в карты, и опять безумно выигрывал Ганс. Впрочем, в перерывах он танцевал фокстрот с Сусанной, и Пашка кричал:
- Не по-матросски танцуешь, что жмешься, ты должен даму вдали от живота водить! Не жмись!
Но Сусанна на партнера не жаловалась и даже упрекала Пашку в ревности.
Медведь мечтал о запахах кедровых лесов и все норовил заснуть, а Пашка, проиграв в карты остатки английских бриллиантов, говорил ему с грустью:
- Почему нас никто не любит, Рокамболь!..
- Рррр… - отвечал ему медведь.
ГЛАВА 53
АНКЕТА ПАШКИ СЛОВОХОТОВА
Пашка положил ногу на ногу и обратился к следователю.
- У меня секретарь остался в Лондоне, негр. Хольстенов по фамилии, во-от голова. Он тебе бы на тысячу анкет такие бы ответы дал, у тебя бы голова в морковь от удивления превратилась. Здоровенный дядя и на кулак может бить - до смерти. Едва Рокамболя не кончил.
- Отвечать будете, гражданин?
- Почему не ответить.
Пашка уперся локтями в стол и взял в руки чернильницу.
- А ты варенье любишь?
Следователь отшатнулся.
- В чем дело, гражданин?!
- Очень я, знаешь, по клюквенному варенью соскучился. И по анкетам. Не поверишь. Год в Англии жил и ни одной анкеты, сволочи, не дали. Медведь да и тот без анкеты существовал.
Он с сожалением посмотрел на кусочек бумаги.
- Только и всего.
Он сунул анкету в карман.
- Куда же вы, гражданин, выдающий себя за Словохотова?..
- Я… Что-о!.. Я - выдающий себя за Словохотова?! Я и есть настоящий матрос, который…
Он резко повернулся и ушел. Все последующие дни Пашка заполнял анкету. Он подробно в течение недели объяснял, что он делал до химической войны.
Объяснение своей жизни после химической войны заняло у него еще десять суток и большую стопу бумаги. (Очень многое из его показаний легло в основу настоящего романа.) Анкета несколько страдала бессистемностью, но, положа руку на сердце, ответит ли мне кто с уверенностью, что любая из наших анкет не нуждается в некой чистке.
Не знаю, многомиллиардные ли цифры, с которыми мы так научились обращаться во время революции, или такая уж российская натура наша, но мы умеем принимать события в массе. Например, мы не очень рассуждаем, когда наше "Роста" сообщает нам, что утомленные войной английские рабочие восстали и, свергнув власть капиталистов, выбрали коммунистические советы. "Очень хорошо, - говорим мы. - Мы давно этого ждали".
Конечно, тут принимала участие коммунистическая партия Англии, различные профессиональные организации. Но разве мы будем интересоваться историей министра химической обороны профессора Монда или похитителем саркофага Тутанхамона, умчавшимся в Россию на аэроплане? За границей другое. Не успели англичане прочесть сообщение, что эшелоны солдат уже возвращаются с фронта, кто выбран в Совет Наркомов Европы и Азии, как все стали допытываться:
- Послушайте, а где же Тарзан?
- Послушайте, что с Кюрре?
- И почему в Совете Негритянских Депутатов видную роль играет негр, который не спит?
Каждая уважающая себя газета должна дать исчерпывающие объяснения на эти вопросы. Иначе кто же ее будет читать?
Неудивительно, значит, что Россия из английских источников узнала о пребывании Пашки Словохотова и его медведя в Ипатьевске. И первым в Ипатьевск прилетел всесильный американский корреспондент. Правда, позднее он оказался евреем из Минска и по-английски знал только "гут", в чем его с успехом и разоблачил Пашка, но очки в оправе, чернее угля и величиной больше блюдца, были самые настоящие, а о сером костюме и говорить не приходится.
- Полмиллиона долларов за анкету, - сказал он после второго "гут".
- А валюта разве не сковырнулась? - спросил его Пашка.
И тут-то он узнал печальную повесть о смерти Монда и старика немца Шульца, открывшего секрет золота. Тайна старика умерла вместе с ним. Все это было восстановлено по положению трупов, найденных под развалинами, компетентными учеными. Американец эти расспрашивания понял, как ловкий маневр.
- Миллион долларов за анкету! Будет полностью напечатана в подвалах "Чикаго Трибун". Самоистория похитителя английских бриллиантов и саркофага Тутанхамона…
- Нашли чему удивляться. Саркофаг - частичный случай. Я могу описать, как я из самоучек такого поста достиг. Вот это марка. Тут сам Горький позавидует…
- Полтора миллиона!
- У меня есть другая мыслишка…
И Пашка вновь наклонился над своими анкетами.
Но окончить их по-настоящему Пашке не удалось. Строгая российская пресса обратила наконец на него внимание. Представитель организации "На посту" пришел к нему и потребовал в интересах пролетарского искусства его анкеты.
Нужно прибавить, что Пашку уже давно выпустили из-под ареста, а Сусанну освободили как его невесту.
Через полчаса после разговора с напостовцем Пашка сидел с ним в пивной, а еще через полчаса почтенный его собеседник клевал носом, и Пашка говорил с пренебрежением:
- Кишка тонка…
Но длинный принципиальный разговор убедил Пашку, что ему необходимо выравнять свое классовое самосознание. Мысль нашего героя, как вы изволили убедиться на опыте, шла всегда несколько странными путями. Пашка поступил в Академию Генерального Штаба и через две недели был на третьем курсе. Толпы любопытных ходили вслед за Пашкой, расспрашивая его о похищении Река (мы всегда в истории и религии интересуемся их скандальной стороной). Но что, действительно, с Кюрре? О, с ним произошли печальные события.
Но прежде всего мы закончим наши сообщения о других менее важных героях нашего романа.
Друзья, случилась необыкновенная вещь. Мне бы нужно сказать об этом в начале главы, но тут так много народа, что не так-то трудно спутаться. А дело было так.
Водолив Евгений Сарнов, огорченный неудачной погоней за Словохотовым, пил две недели подряд. Его везде сопровождал китаец. Наконец Сарнов решил прекратить пьянство. Проснувшись в одно прекрасное утро с колоссальной головной болью, он сказал китайцу:
- Надо, брат, грехи смыть. Пойдем в баню.
Как Сарнов не настаивал, китаец отказывался идти с ним. А Сарнов привык к компании. Вот здесь-то и браните меня!
Китаец и сыщик Син-Бинь-У оказался женщиной.
Настоящее имя было У-Бинь-Син.